Я плохо влияю на брата своего бывшего

      Весь день мы с ним не пересекались. Уже в сумерках все постепенно стягивались в гостиную главного дома. Когда пришел я, Саймон опирался на спинку кресла, на котором сидела Кэра, и крутил кубик Рубика. Не успел я сесть на диван, как огромные светильники за окном, стоявшие вдоль троп, погасли, а чуть позже свет вырубился и в домах. После пары секунд тишины послышался щелчок карманного фонарика. Норт ввалилась в комнату с улицы и, звеня связкой ключей, попросила ей посветить. Достав большой фонарь из кладовки, она скомандовала всем сидеть и ушла. В гостиной был мрак, кто-то опустился рядом со мной на диван, и я услышал беспокойное дыхание. Ребята разговорились о постоянных проблемах со светом, а я шепотом спросил, в порядке ли этот человек. — Да, — этот безжизненный голос принадлежал Саймону. — Испугался? Ты, оказывается, трусишка. — Не говори так!       Я придвинулся и неловко попытался обнять его, посчитав, что самое время для этой шалости. Он не дернулся, а остался сидеть на месте. Я убрал руки, когда Норт вернулась и констатировала: —Всё! —Что всё? —Вообще всё! Кранты. Никогда такого не было и вот опять! Телефон не работает, поэтому я в любом случае поеду в ближайший бар вызвать мастера на завтра. Зачем вам тут скучать? Поехали со мной, — все одобрительно заулюлюкали, — а первогодки останутся здесь. Нечего шляться по барам ночью.       Я решил не ехать. Это был неплохой шанс, хотя я сомневался в том, что Саймон действительно нравится мне. Кэре, пусть она и была первогодкой, Норт разрешила поехать с ними. Очевидно зачем. Не менее очевидно, чем моя причина.       Коннор, которого посадили за руль и который, видимо, и капли в рот не возьмёт, недовольно ворчал, пока ребята запрыгивали в кузов. — Выпорю всех, кто не успеет протрезветь до завтрашнего вечера! Как только приедут дети, мы белые и пушистые: не пьем, не курим, при словах «нездоровый образ жизни» падаем в обморок! — назидательно проговорила Норт, и мотор завелся.       Остались мы с ним и две девушки, которые взяли один из фонарей и ушли в свою комнату. Саймон не мог отойти, потому что последний фонарь был у меня. Он ждал, пока я пойду, а я решил снова обнять его. На этот раз он вывернулся и прошелестел что-то похожее на «не надо». — Почему? С Кэрой ты обнимаешься. — Мы дружим! — Можешь и со мной дружить. — По-настоящему не могу! Не принято у нас с альфами дружить. —Вот как. Между собой там против нас козни строите, а? Признавайся! — я хотел разрядить обстановку шуткой, и в кои-то веки все пошло по плану. — Скоро сами все узнаете! — Саймон расхохотался, — Проводи меня, пожалуйста. — А куда я денусь?       В конце июня жара на удивление не стояла, температура не поднималась выше семидесяти фаренгейтов. Я глубоко втянул носом воздух, и омега замер и попятился. — Чего ты? Боишься, что таблетки не подействовали? — Откуда ты знаешь! — Вы все одинаковые, — я пожал плечами, — Угадал. — Мог не говорить. Обидно же.       По траве зашуршали маленькие лапки. Саймон растерянно выпалил: — Зверушка… —Опоссум, наверное. Их тут ночью пруд пруди: лезут через небольшие дырки под забором. —Никогда их не видел, — он подошёл к краю тропинки и присел на корточки, вглядываясь в темноту.       Я подсветил. — Уже убежал, — сказал блондин, неуклюже поднимаясь на ноги.       Мы оказались на крыльце дома. У них было гораздо опрятнее и симпатичнее, чем у нас, но менее уютно. Саймон толкнул одну из дверей в коридоре и сел на кровать у окна. — Ты хочешь, чтобы я остался? — в лоб спросил я. — Ненадолго.       Я закрыл за собой дверь и стало очень тихо. Пятно света от фонаря проплыло по полу и скользнуло на колени Саймону. Занавески задернуты, окно не открыто. В комнате было прохладно, но он стянул с себя кофту с рукавами, оставшись в футболке. — Приятно, когда немного прохладно, ага?       Я кивнул, подходя к нему, только не подумал, что он не мог увидеть это.       Кто ты? Мое наказание или долгожданный покой? Я смотрю на тебя и вспоминаю его лицо. Это порой происходит со мной до сих пор. И самое ужасное, что я не знаю, как подарить то счастье, за которым гонюсь уже год, тебе. И должен ли это сделать я.       Холодные ладони на шее, мягкие и мокрые губы. Где-то это уже было. Я опомнился, когда услышал его тихие постанывания. Саймон поцеловал меня. Эта мысль окатила, как ушат холодной воды. — Эй!        Как только я отстранил его, он закрыл рот рукой и опустил голову. — Твой парень?... — Ненавижу его! — блондин плаксиво проскулил. — Все ясно, — припечатал, — Прости меня, я тоже виноват. Мы не сделали ничего плохого. Все будет хорошо, — я просто начал перебирать классические фразы, беспомощно наблюдая, как он начинает рыдать.