***
Уинстон и Луис, рабочий, подъехали на грузовике к задней двери, и все, даже дети и Ньют, пошли разгружать вещи. Сьюзен же, приняв от Уинстона первое, что он внес, — сумку-холодильник с продуктами, достала лежавший поверх всего фартук фасона восьмидесятых годов. Сьюзен надела его и начала готовить. За ужином очень много говорили о том, как же им разместиться. Ньют все предлагал поселить кого-то из мальчиков в его кабинете. Или внучку. -Может, Лили, она старшая? — говорил он.- Или Эдди, раз он младший? -Или меня, раз я средний, — завопил Рафаэль. -Не волнуйся, пап, — сказал Уинстон.- Они и дома жили в одной комнате. Привыкли. -Уж не знаю почему, — заметил Ньют, — но последние несколько лет дом вечно не того размера, а когда вы приезжаете в гости, слишком маленький. -Все будет нормально, -успокоил Уинстон. -Это вы о собаке? -спросил Том. -Собаке? -Не представляю себе двух собак на одной территории. -Что ты, Томми, они прекрасно уживутся, — заверил Ньют, — ведь Джимми просто ягненок, ты же знаешь. -Что-что? -Джимми сейчас валяется на моей кровати, -объявил Раф, — а Кнопа- на кровати Эдди. Томас перебил Рафа, возможно не поняв, что тот вообще что-то говорит: -Все, что я помню об отце, помимо того, что он стал шизом, так это то, что он был против собак в доме. Они для дома настоящая чума и дерево портят. Отец выставил бы эту парочку во двор. Ему бы и не понять, на кой-они сдались, если от них нет пользы. Взрослые слышали это уже столько раз, что не потрудились ответить, но Раф возразил: -От Кнопы есть польза! Она нас веселит. -Лучше б овец пасла, -проворчал Том. -Ой, а можно мы заведем овец, дедушка Том? -Курица превосходная, — сказал Ньют Сьюзен. -Спасибо. -Томми, правда, курица превосходная? -А то! Я уже съел два куска и подумываю о третьем. -Куда тебе три? Сплошной холестерин! В кухне зазвонил телефон. -Батюшки, кто это может быть? -всполошился Ньют. -Есть только один способ узнать, — съязвил Том. -Я не стану отвечать. Все нормальные люди знают, что сейчас время ужина, -заявил Ньют, но сам уже отодвигал стул и вставал из-за стола. Ему всегда казалось, что кто-то непременно сейчас в нем нуждается. Он бросился на кухню, по пути чуть не задвинув парочку своих внуков под стол. -Да? -услышали все.-Ой, привет, Чак! Уинстон и Томас повернули головы. Сьюзен положила горку шпината на тарелку Эдди, который скривился от отвращения. -Нет, никто не думал… Что? Ой, ну что за глупости. Никто не знал… -Что за десерт? — поинтересовался Раф у Сьюзен. Уинстон шикнул на него: -Ш-ш-ш, дедушка Ньют разговаривает. -Черничный пирог, -сказала Сьюзен. -Вкуснятина! -Да, конечно, мы бы…-бормотал Ньют. Последовала пауза.- А вот это неправда, Чак! Это попросту непра… Алло? Через секунду раздался щелчок: Ньют положил телефон и появился в дверном проеме. -Это Чак, -сообщил он всем, -он приезжает сегодня. В полпервого ночи. Говорит, чтобы мы оставили дверь незапертой, а он возьмет на вокзале такси. -Ха! Вот и пусть, -бросил Том.- Я в такое время вставать не намерен. -Возможно, тебе все-таки стоило бы его встретить. -Это еще почему? -Я встречу, -предложил Уинстон. -Нет, милый, лучше отец. Все замолчали. -Что там у него опять? — осведомился все же Том. -Опять? — повторил Ньют.- Нет, не то чтобы опять. Просто он не понимает, почему мы не попросили его пожить с нами. Даже Сьюзен посмотрела удивленно. -Почему не попросили? — изумился Томас.- А он бы что, согласился? -Говорит, что да. И все равно сейчас приедет. Ньют так и стоял в проеме, но сейчас вернулся на свое место и рухнул на стул, будто после утомительного путешествия. — Он узнал от Кэтрин, что вы переезжаете, — сказал он Уинстону, — и недоволен, что с ним не посоветовались. Якобы в доме нет на вас всех комнат и переехать следовало ему. Сьюзен принялась абсолютно бесшумно собирать тарелки и составлять их в стопку. -А что неправда? — спросил Том у Ньюта. -Что? — Ну ты говорил:"А вот это неправда, Чак» -Видишь, каков? -обратился Ньют к Уинстону.- То глух как пень, а то вдруг слышит, что происходит на кухне. -Так что неправда, Ньют? -упорствовал Томас. -Ну, -беззаботно отозвался Ньют, — сам знаешь. Обычная история. Он аккуратно положил серебряные нож и вилку поперек тарелки и отдал ее Сьюзен. -Он не понимает, почему мы позвали Уинстона, если он… ну, ты понимаешь. Повисла новая пауза. Сьюзен, все так же беззвучно, одним плавным движением поднялась и понесла тарелки на кухню.***
Они не усыновляли Уинстона. Он был сыном работника Томаса, который умер от инфаркта на рабочем месте, пока сын терпеливо ждал его в кабинете начальника. Тем же днем, после полудня 2037 года Томас позвонил Ньюту из офиса и спросил: -Ты помнишь Лоренса МакКинли? Ну который приводит с собой сына? -Конечно, помню. -Тут такое дело… Он умер, Ньют. Инфаркт. Прям на рабочем месте. Как думаешь, ты мог бы приехать и забрать мальчика? -Что? -Я не знаю, что с ним делать. Он сидит в моем кабинете. -Ну… -Слушай, я не могу так долго говорить, у меня встреча с клиентом. Ты приедешь? -Хорошо. Он поспешно затолкал Чака в машину (ему тогда было два, и он ходил в детский сад только полдня) и поехал в контору Томаса- хибарку за границей округа. Остановился на гравиевой площадке, и тут же из двери вышел Том с маленьким мальчиком на руках. Ребенок явно нервничал и держался очень прямо, не касаясь Томаса. Ньют видел малыша не впервые, он часто приходил к Томми на работу и играл с мальчиком. -Эй, привет! — весело произнес он, когда Том стал усаживать Дугласа на заднее сидение.- Как поживаешь, милый? Это Чак. Дуглас вжался в сиденье и упорно смотрел на колени. Чак, слева от него, наклонился и с любопытством заглянул ему в глаза, но Дуглас, казалось, не замечал его. -Мы отлично проведем время, правда? — обратился Ньют к Дугласу. Тот продолжал рассматривать свои колени. Том захлопнул дверцу и выпрямился неподвижно, подняв руку, прощаясь, а Ньют поехал прочь с двумя мальчиками, притихшими на заднем сидении. Дома он вызволил Дугласа из куртки, на скорую руку нарезал им бананы и дал печенье в форме зверушек. Мальчики сели за детский столик в углу кухни- Чак деловито жевал, а Дуглас брал зверей по одному и внимательно изучал, переворачивал, рассматривал с разных ракурсов, а потом аккуратно откусывал голову или ногу. К бананам он не прикоснулся. Ньют спросил: -Дуглас, хочешь сока? Помолчав, он помотал головой. Пока от него не слышали ни единого слова. Ньют разрешил им обоим посмотреть послеобеденную детскую программу, хотя обычно это категорически запрещал. И впустил со двора Джимми- он был еще щенок, и в доме его одного не оставляли. Джимми кинулся на веранду, вскарабкался на диван и принялся лизать мальчиков в щеки. Дуглас сначала отпрянул, но глядел с интересом, хоть опасливо, поэтому Ньют не вмешивался. К ужину Томас приехал с бумажным пакетом из-под продуктов. -Одежда и еще кое-что для Дугласа, — объяснил он Ньюту, поставив пакет на кухне. За ужином Дуглас сидел на энциклопедическом словаре, который Том положил под стул. Он съел в общей сложности семь горошин, брал одну за другой пальчиками. Разговор за столом будто бы летал вокруг него и над ним, но все явственно ощущали, что выступают весьма внимательной аудиторией, что все говорится специально для него. Ньют подготовил малыша ко сну: заставил пописать, почистить зубы и одел старую пижаму Алби. Ткань, конечно, через чур легкая для того времени года, но выбирать не приходилось. Он уложил Дугласа на вторую кровать в комнате Чака, укрыл одеялом и, поколебавшись секунду, поцеловал в лоб- теплый и чуть влажный, словно мальчик совершил нечто, потребовавшее огромных усилий. -Ну, все, спи сладко-сладко, — сказал Ньют.- А когда проснешься, будет уже завтра. Дуглас молчал, и выражение его лица не изменилось, но все-таки оно стало чуть мягче, спокойнее. И ребенок уже не казался таким некрасивым. Наутро Ньют отправил Алби в школу с соседями, а Чака в детский сад с Томасом. Оставшись с Дугласом вдвоем, он усадил его на полу веранды собирать пазл, который принес из комнаты Чака. Мальчик не сложил его, хотя тот состоял всего из восьми или десяти частей, но целый час тихо передвигал детали, подбираю одну, потом другую и внимательно рассматривал, а щенок сидел рядом и пристально следил за каждым движением. Потом, закончив все свои утренние дела, Ньют сел вместе с ним на диване и стал читать ему книжки с картинками. Малышу нравились те, где есть животные: время от времени, когда Ньют собирался перевернуть страницу, он клал руку на книгу, чтобы получше рассмотреть рисунок. Услышав, что к задней двери подъехала машина, Ньют подумал, что это Тереза привезла Чака из сада. Он поспешил на кухню: в заднюю дверь входил Том. — Ну что? — Лоренса похоронили. Что-то заставило Ньюта повернуть голову- в дверях кухни стоял Дуглас и напряженно вглядывался в лицо Томаса. Ньют проговорил: -Ой, маленький ты мой… Они с мужем посмотрели друг на друга. Понял ли ребенок? Может, и нет; он весь светился надеждой. Том начал: -Сынок… -Он ничего не поймет, — остановил Ньют. -Но мы не можем от него скрывать. -Он совсем еще крошка.-И Ньют спросил Дугласа: — Сколько тебе лет, малыш? Ни Ньют, ни Том не ждали ответа, но Дуглас, помедлив, поднял три пальца. -Три! — вскрикнул Ньют и повернулся к Тому: — я думал, четыре, а ему всего три. Томас тяжело опустился на кухонный стул. -И что теперь? — проговорил он. -Не знаю, — отозвался Ньют. И сел напротив. Дуглас по-прежнему внимательно наблюдал за ними обоими. -У тебя ведь есть ключи, да? — спросил он Томми.- Надо будет сходить на квартиру, поискать документы, узнать, кто его ближайший родственник. Томас кивнул и, как послушный ребенок, опять встал. Тут за дверью посигналили и Ньют пошел встречать Чака. В тот вечер, когда он укладывал Дугласа спать в комнате своего сына, Чак позвал: -Пап. -Что? -Когда этот маленький мальчик уедет домой? -Очень скоро, — ответил Ньют. Чак ревниво следовал за Ньютом по пятам, прямо как приклеенный. Он был одет- еще не пришло его время ложиться спать. -Попроси Алби поиграть с тобой- велел Ньют. -Завтра он уедет? -Наверное. Ньют подождал, пока Чаки уйдет к Алби и снова занялся Дугласом. Тот сидел на краю кровати в пижаме, аккуратненький и чистенький. Его искупали, хотя вчера вечером разрешили не принимать ванну. Ньют сел рядом с ним. -Знаю, я говорил, что сегодня ты увидишь своего папу, но я ошибся. Он не смог прийти Дуглас смотрел куда-то в одну точку. Казалось, он не дышит. -Он хотел, очень-очень-очень. Хотел тебя повидать, но не смог. Не может. Вот, собственно, и все. И двухлетний ребенок понял бы. Он замолчал и робко обнял мальчика, но он не прижался к нему. Сидел, отстранившись, очень прямо, весь окостеневший. Ньют убрал руку, но продолжал смотреть на мальчика. Наконец, он лег. Ньют укрыл его, поцеловал в лоб и выключил свет. На кухне Чак играл в йо-йо, а Алби, едва Ньют вошел, оторвался от домашней работы и поинтересовался: -Ты сказал ему? Ему было почти семь и он ходил в начальную школу, он больше других понимал, что происходит. -Как смог, — ответил Ньют. -А он что? -Ничего. -Может, он не умеет говорить? -Да нет, должен уметь. Просто сейчас он очень расстроен. -А может, он умственно отсталый. -Нет, видно, что он все понимает. -Пап! — вмешался Чак.- Я игрушку сломал. Задняя дверь открылась, и вошел Томас с еще одним бумажным пакетом. По телефону он лишь попросил ужинать без него, поэтому сейчас Ньют немедленно спросил: -Что ты узнал? Он поставил пакет на стол. -Его няня- какая-то древняя старушенция. Ее номер оказался приклеен скотчем к телефону. Судя по голосу, она слишком дряхлая, чтобы ухаживать за ребенком. И она понятия не имеет, есть ли у Дугласа родня, а также не знает и знать не желает, где его мать. Мальчику, говорит, без нее лучше. -А еще какие-нибудь телефоны там были? -Врач, дантист и наша контора. -А номера матери нет? Казалось бы, Лоренс на крайний случай должен знать, как с ней связаться. -Но, Ньют, если она путешествует… -Ха! Путешествует она. Томас вывалил на стол содержимое пакета: одежду, два пластмассовых грузовичка, небольшую стопку документов. -Документы на машину, — он взял одну из бумаг, — выписка с банковского счета, — взял другую, -свидетельство о рождении Дугласа. Ньют протянул руку за свидетельством и прочел вслух: -Дуглас Джеймс МакКинли. Отец: Лоренс Алан МакКинли, мать: Моника О’Брайан.-Он посмотрел на Томаса: — Они не были женаты? -Может, просто не меняла фамилию. Что нам делать дальше? -Понятия не имею. -Звонить в соц.службу? -Ты что, боже упаси! Ньют деловито встал, давая понять, что разговор окончен и пошел разогревать ужин. Назавтра была суббота. Дуглас спал дольше всех, включая Алби, который любил дрыхнуть допоздна. -Пусть отдохнет, бедняжка, -решил Ньют. Он накормил семью завтраком, но сам даже не присел. Сновал от плиты к столу и, едва дети поели, предложил: -Может, оденетесь и погуляете с Джимми? --О’кей, -отозвался Алби. Остался Том, он за второй чашкой кофе читал спортивный раздел газеты. Когда Ньют сел напротив, он настороженно глянул на него и вновь спрятался за газетой. -Я считаю, что мы должны оставить его у себя, -объявил Ньют. Томас кинул газету на стол: -Господи! Ньют. -Ясно же, что, кроме нас, у него никого нет. Эта его мамаша! Даже если мы ее разыщем, сомневаюсь, чтобы она захотела взять малыша. А если даже и захочет? По-твоему, она будет о нем как следует заботиться? Не бросит в первую же трудную минуту? -Но мы не можем усыновлять всех детей, которые попались на пути, Ньют. У нас уже двое, а больше мы и позволить себе не в состоянии! Двоих то с трудом! Плюс ко всему, у нас нет на него прав. Ни один суд в нашей стране не разрешит нам оставить ребенка у себя при живой матери. -А мы в суд не пойдем- сказал Ньют. -Совсем с ума сошел? -Скажем, что присматриваем за ним, пока мать в отъезде. В сущности, так оно и будет. -И потом, -продолжал Том, — откуда нам знать, что он нормальный? -Конечно, нормальный! -А разговаривать он умеет? -Он стесняется! Нервничает! Мы ему чужие! -Но он реагирует на слова? -Да! И ровно так, как реагировал бы любой ребенок, чей мир внезапно перевернулся с ног на голову. -Но все же вдруг с ним что-то не так? — не унимался Томас. -Допустим, он не Эйнштейн! И что? Скормим его волкам? -Но сумеет ли он освоиться в нашей семье? Поладит ли с нашими детьми? Подходит ли он нам? Мы ровным счетом ничего о нем не знаем! Его не знаем. Не любим! -Том, -укорил Ньют. И встал. Он был полностью одет, причем весьма тщательно-в половине десятого утра в субботу! Это, если задуматься, не входило в его привычки. -Вчера вечером он сидел на краю кровати в пижаме, -заговорил он, — и я увидел сзади его шею-такую хрупкую, тоненькую, как стебелек! И меня вдруг как будто ударило в самое сердце. Я подумал: ведь нигде на всей нашей планете не найдется человек, который посмотрит на эту его шейку и не захочет его обнять. Знаешь, как это бывает? Тебя так и тянет коснуться собственного ребенка? Ты прямо обмираешь, глядя на него, и можешь часами не отрываться, и все удивляешься, до чего же он трогательный и невероятно, непостижимо прекрасный. Но ничего такого никогда не будет у Дугласа. Потому что на всем белом белом свете не осталось никого, кто считал бы его особенным. -Черт возьми, Ньют… -Не смей мне тут чертыхаться, Томас Эдисон! Мне это нужно! Я обязан! Я не могу, глядя на эту шейку, этот стебелек, спокойно бросить ребенка одного в бескрайнем страшном мире. Я не могу! Я скорее умру! Алби и Чак появились в дверях кухни. Томас и Ньют одновременно это почувствовали. Дети еще не переоделись и одинаково распахнув глаза, тревожно смотрели на родителей. Потом кто-то тихо зашлепал в коридоре. Дети, обернувшись, расступились, и Дуглас встал посреди них. -Описался, -сообщил он Ньюту.***
Они не усыновили его. Не сообщили в соцопеку. И даже ничего не сказали своим друзьям. Все шло как и прежде. Дуглас по-прежнему был МакКинли, но у него появилось другое имя- Ньют взял привычку называть его «мой маленький Уинсти». Иногда и соседи говорили:"Уинстон Эдисон», но исключительно по рассеянности, не подумав. У посторонних складывалось впечатление, что ребенок гостит в доме, пока его мать разбирается со своими делами. Однако прошло время какое-то время, и почти все стали считать мальчика сыном Эдисоных. Через год он начал звать Тома и Ньюта папами, но не потому что ему так велели. Просто он подражал другим детям и точно также подражал Ньюту, даже к взрослым обращаясь «солнышко», пока не подрос и не разобрался, что к чему. Уинстон делалася все разговорчивей, правда, очень постепенно-никто не мог бы точно указать день, когда он вдруг превратился в обыкновенного общительного мальчишку. Одежду он теперь носил по размеру и жил в отдельной комнате, поскольку Уинстона, нельзя было оставить с Чаком, невзлюбившим новоявленого брата. И в конце концов все устроились благополучно. Над кроватью Уинстона висела черно-белая фотография в рамке-его отец со стаканом виски в руках. Снял его один из коллег. Ньют горячо верил, что Уинстона нужно поощрять чаще и с любовью вспоминать отца. И мать тоже-хоть и не похоже, что он ее помнит. Мама ушла, потому что страдала, убеждал ребенка Ньют, а вовсе не потому, что не любила его. Нет, она очень его любила, и он обязательно это поймет, если она вернется. Ньют показывал Уинстону страницу в телефонной книге, где год за годом рядом с номером Эдисоных печаталось его имя: «МаКинли, Дуглас Д.», для того чтобы мама с легкостью могла его найти. Уинстон слушал внимательно, но молчал. А со временем стало казаться, что и отца он забыл. В десятый день рождения Уинстона Ньют спросил, вспоминает ли он о папе, и Уинстон ответил: -Голос вроде бы помню. -Голос! — воскликнул Ньют.- Он что-то говорит? -Нет, кажется, он мне пел, когда укладывал спать. Какой-то дядя пел. -О, Уинсти, как замечательно! Колыбельную? -Нет, песню о козлике. -Вот как… И все? А лицо ты помнишь? Вы вместе что-то делали? -Кажется, нет, — сказал Уинстон без особых эмоций. Мудрый не по годам, говорил о нем Ньют знакомым. Это человек, который умеет приспособиться к трудным обстоятельствам и жить дальше. В школе он отучился без особых потрясений, средненько, зато всегда выполнял все задания. И казалось бы, просто не мог служить мишенью для всяких хулиганов, ибо поначалу был слишком маленьким для своих лет, однако нет, ничего подобного. Спасибо то ли его исключительному дружелюбию, то ли редкой невозмутимости, то ли склонности видеть в людях одно хорошее. Так или иначе, он все одолел. А окончив школу, сразу пошел помогать Ньюту, где работал неполный день, пока не достиг совершеннолетия; он утверждал, что колледж ему не нужен. Женился на той единственной девушке, в которую по-настоящему влюбился, и у них один за другим родилось трое детей. Уинстон никогда не смотрел на сторону, не искал чего-то получше и в этом куда сильнее других походил на Томаса. Даже походка такая же — размашистый шаг, прямая спина. Уинстон казался Эдисоным, выбеленным на солнце: волосы не черные, а светло-каштановые, глаза не голубые, а карие. Больше Эдисон, чем я» — так сказал Чак, услышав, что Уинстон теперь трудится в семейной фирме. Правда, раньше, еще подростком, когда жил дома, Чак как-то спросил у Ньюта: -Что этот типчик у нас делает? Ты его к нам пристроил, а чем вообще думал? Почему нашего разрешения не спросил? -Разрешения! — воскликнул Ньют.- Он же твой брат! Но Чак отрезал: -Никакой не брат. Даже близко не родственник. А ты говоришь, как… как… недоделанный либерал! Из тех, знаешь, которые якобы в упор не видят, какого цвета кожа у человека. У них что, глаз нет? А у тебя? Думаешь, сотворил вселенское добро? Может, и да, только тебе наплевать, хорошо это для твоих детей или плохо! Ньют лишь пролепетал: -Ох, Чакки. Ох, Чакки.