If he said ‘help me kill the president’ i’d say he needs medicine sick of screaming ‘let us in’ the wires got the best of him all that he invested in goes straight to hell
Райан слышит, как Даллон прибавляет громкость на магнитофоне и подпевает, и только улыбается, так и застыв с двумя кружками чая, не рискуя обернуться, потому что тогда парень замолчит и сделает вид, что ничего не было. Райан безумно влюблен в его голос. В него самого целиком. Но обернуться все-таки приходится, потому что пальцы, держащие горячие кружки, уже начинают болеть, и Симан протягивает другу чай. Тот кивает, берет кружку в руки, делает глоток, прикрывая глаза, и только после всего этого Райан садится — кажется, все в порядке. — Тебе нравится эта песня? — кивает на магнитофон. Старший пожимает плечами. — Она довольно жизненная. Ну, знаешь, — стучит костяшками по своей голове. Симан морщится от звука. — Ты же не просил помочь тебе убить президента. — Но мне и так нужны лекарства, — Даллон усмехается, выключая музыку. — Разве нет? — Но это другое. — Другое? Метафора про провода довольно верная, ты, знаешь, никогда не чувствовал, будто они тебя душат? Как по мне, это наиболее точное описание. Они меня душат. А убивать президента, — смешок, — не надо. Гнить в тюрьме не очень, да я и не планирую жи… — резко замолкает на полуслове, поймав печальный взгляд младшего. — Извини. — Ничего, — вздыхает Симан. — Я бы и не помог. — Вот и молодец, — пауза в несколько секунд кажется бесконечной, — слушай, почему ты тот же самый чай готовишь в миллион раз лучше, чем я? Это несправедливо! — Извини, — улыбается Райан, отпивая свой чай. Даллон улыбается в ответ вымученно и бесконечно устало, то же самое выражение в его глазах. Они оба себя ненавидят. Сегодня они ложатся рано — Симан настаивает, потому что режим, потому что это важно для здоровья, потому что восстановление, потому что Даллона все равно вырубает от таблеток, усталости и чая со снотворным, и он буквально цепляется за парня, ведущего его к кровати: — Райан, я хочу спать, — зевает, — почему ты вообще вытащил меня из кресла? — Чтобы ты лег в кровать, — открывает дверь в комнату, продолжая вести парня, держа его за талию, и его сердце определенно точно (не) бьется в спокойном ритме. — Почему я не мог остаться там? — Вредно для организма. — Ну Райан, — Уикса ссаживают на кровать, он заваливается на спину и зевает снова, — какая разница, если… — Ты не умрешь скоро. — Почему-у-у… — Потому что я так сказал, — парень накрывает его одеялом, тяжко вздыхая. — Этого мало? — Нет. Прости. — Все в порядке, — Райан наклоняется вперед, целует его в лоб со странной нежностью, к которой Даллон, кажется, никогда не привыкнет, и причины которой, кажется, никогда не поймет. — Спокойной ночи. — Мы же не разобрали тебе диван… — Я разберу, — улыбается, — спи. — Ладно, — сонно кивает в ответ, — спокойной ночи, Райан. Прикрывая дверь в его комнату и идя в гостиную, Симан все еще видит перед собой слабую улыбку Даллона, и это напоминает о том, для чего он здесь. Для чего они до сих пор стараются. Райан уверен, что все получится, что все наладится, отчаянно пытается убедить в этом друга, но получается так себе. Вернее, не получается вообще никак, думает Симан, бросая взгляд на пыльные гитары на подставке, но хотя бы получается не дать ему убить себя. Честно, если бы Даллон попросил помочь убить президента, Райан согласился бы, не раздумывая. Какая-то идиотская песня. Нет никаких проводов. Есть только один несчастный человек.***
Райан кутается в черный свитер на несколько размеров больше, зарываясь в мягкую ткань носом и вдыхая родной запах. Становится почти не страшно — а могло бы быть совсем не страшно, если бы здесь был Даллон. Все равно прогресс. Приносят газировку. Доктор Пеппер. У Уикса таких целый холодильник. — Спасибо, — Райан не притрагивается к ней, только вздыхает, поднимая на полицейских взгляд. — Так вот… — они включают запись, — провода уничтожили его. — Вот как? — Да, это… это из песни. Извините, — он долго молчит. — Я так люблю его. Он велел не говорить эти слова… не тому человеку и не в то время. Не говорить ему. Я пообещал, что не буду, я, — его голос ломается, — был напуган. До сих пор напуган, и я так жалею, что не сказал. Не то, чтобы это тайна для него, но… эти слова должны были быть сказаны, понимаете? И я понимаю, а тогда не понимал, слишком долго не понимал. — Можно ближе к сути? С чего это началось? Райан проводит ладонью по ужасно тусклым синим волосам и закрывает глаза.***
*** Даллон просыпается от того, что солнце светит прямо в глаза, и с тяжелым вздохом отворачивается. Он официально ненавидит вселенную, придумавшую рассветы летом в четыре утра, и сильнее ненавидит только себя. Руки болят. Голова тоже. Над ним белый потолок, вокруг идиотские белые стены, как и последние восемь дней, и так безумно тихо. Очень. Тишина будто мертвая, как и он сам… как и он сам почти был. Только вот одна деталь изменилась. Напротив сидит какой-то парень и внимательно за ним наблюдает. — Привет, — медленно произносит он, садясь на кровати. У какого-то парня невероятно красивые глаза и улыбка. — Пока, — хмыкает он. — Блин, чувак, у тебя такие синяки под глазами, откуда? Ты спишь, как убитый, серьезно, я всю ночь наблюдаю. Как это вообще работает? — Жизнь несправедлива, — он пожимает плечами. — Откуда ты здесь? — кивает на бинты на его руках. Даллон морщится, отворачиваясь. Очередной отбитый. — Ну хэй! Я знаю, что ты пытался покончить с собой, чувак, поэтому я с тобой и разговариваю. Тут все отделение такое. Повернись, ну. Пожалуйста. Он переворачивается на кровати и с тяжелым вздохом поднимает взгляд на незнакомца. — А ты? — Привет, — тот мило улыбается. Серьезно? — Привет. Я устал. Ты не ответил на вопрос. — Можно сказать, я тоже устал, просто… менее очевидным способом, — усмехается парень. — Я Брендон, кстати. — Даллон. — Приятно познакомиться. Будешь чай? Я стащил немного пакетиков, правда, если у тебя здесь есть чайник… — рассеянно оглядывает комнату и довольно хлопает. — Вот! Есть. Хочешь чай? — Нет. — А что хочешь? -… — А, ну да. Действительно. Может, лучше чаю? — Ты не отстанешь? — Неа. — Давай чай, — смиренно вздыхает. — Только осторожнее с ним, — тянется вперед и удерживает собравшегося включить чайник Брендона за запястье. — Подними и поставь снова, может током ударить, — отпускает его руку и поднимает на парня взгляд, и его самого будто ударяет электричеством. Брендон с максимально ответственным видом кивает и посылает его за «кружками или еще чем-то таким». Приходится идти, потом выпрашивать разрешение использовать чайник (а то нехорошо как-то), потом стаканы, и уже знакомец (у него лоб размером с эго) дико извиняется за это, вручая чай Даллону. Тот сочувствующе кивает. — Спасибо. — Да не за что. Почему ты хочешь умереть? Даллон опускает взгляд. — Некорректно. — Брось, будь ты так травмирован, ты бы не стал со мной разговаривать, да и мы здесь все такие, говорю же. У тебя на руках бинты. Почему? — Может, это личное? — Мы в психушке. Все, что на тебе осталось личного — это белье, и то не факт. И бинты. — Ладно, — пауза. — Это… ну, из-за учебы. Меня выгнали. Такие дела. — Отстойно. — А ты? — тот вскидывает брови. — Почему хочешь умереть? — Потому что хочу домой. Даллон кивает. Пиздец. Этот чувак точно псих. Впрочем, кажется, о нем думают то же самое.***
*** — Ты такой бледный. — Что? — Даллон вздрагивает, будто выходя из транса, и поднимает на Брендона взгляд. Тот пожимает плечами, отпивая чай. — Ты очень бледный, чувак. Надо чаще бывать на солнце. — Не выпускают. — А ты не спрашивай. — Я не могу просто так уйти отсюда. — Тебе помогают здесь? Иногда Уиксу кажется, что он говорит со стеной. — Нет? — Тогда зачем? — парень хмыкает, кладя голову ему на плечо. — Из-за Райана? Он же должен понимать, если это не помогает тебе, да? Он хочет, как лучше. — Поэтому я и должен быть здесь. — Чтобы он был спокоен? В ущерб себе? Ты не пробовал просто поговорить с ним? Он должен понять? Придумать что-то? Даллон? — вздыхает. — Ты делаешь это для себя? — Я ненавижу себя. Брендон морщится. — Что ты сделал, чтобы стать тем, кого будешь любить? Я не про таблетки и врачей, а… что ты сделал сам? — Пытался убить себя. — Даллон, это так не работает. — Я заметил это, когда очнулся. — Райан был бы рад, если бы ты соизволил сам распорядиться своим восстановлением и подумать о своей жизни, ты в курсе? Если ты себя ненавидишь, сделай себя лучше. Сделай себя живым. Уикс поднимает на него взгляд, в голубых глазах слезы, и они похожи на разбитое стекло; младший обнимает его, встав на носочки, гладит по волосам и спине. — Обещаешь, Далл? — тот кивает. — Хорошо, ну, тише, тише, — прижимает его ближе к себе. — Не плачь. Я постараюсь помочь, ладно? Мне только это и осталось. — О ч-чем т-ты? — глубоко вздыхает. Брендон пожимает плечами. — Да так. С чего начнем? — молчание. — Ох, все приходится делать самому, — отстраняется и протягивает ему руку. — Бежим. — Куда? — Ну, отсюда. — Но куда? — За моими вещами? Потом к тебе, потому что у тебя здесь вещей наверняка нет. Потом в аэропорт, — улыбается, видя, как тот снова собирается спросить, — куда угодно. — У меня нет денег. — У меня есть, — все еще держит руку. — Так что, пробежимся? Сердце Даллона бьется, как бешеное, когда он смотрит на протянутую ладонь человека, которого он знает буквально пару дней, который предлагает совершенно безумные вещи, поцелуй которого до сих пор горит на его губах. Сердце Даллона бьется так, что он его явно слышит, так, что он чувствует себя живым. И он не уверен, что понимает причину, по которой ему так хочется согласиться, но какая, в самом деле, разница? И он берет руку Брендона. И тот счастливо улыбается и бежит на второй этаж, Уикс едва поспевает за ним; они оказываются в какой-то комнате, поиск вещей младшего занимает у него две минуты (Даллон постоянно испуганно оглядывается на дверь). Парень кидает их в Даллона, тот ловит, и они бегут назад, врезаются в санитара, бегут быстрее, рука крепко держит чужую, кто-то уже несется за ними, и Брендон смеется, смеется, смеется, и Даллон почему-то улыбается в ответ, когда они выбегают за ограду, когда воздуха в легких не остается, бок колет, но останавливаться нельзя, нельзя, нельзя… Они тормозят, когда ноги уже отваливаются, и Брендон садится на землю со смехом, и Даллон смеется тоже, наклоняясь к нему, и их глаза сталкиваются, и они резко замолкают, с улыбкой глядя друг на друга. Сердце почти выпрыгивает из груди. — Далеко отсюда твой дом? — Минут тридцать. Можем на автобусе. — Лучше такси, — кивает на его наряд, — выглядишь, будто сбежал из психушки. — Так я и… — смеется, держась за бок. — Боже. — Вот именно! На самом деле… у меня нет телефона. И деньги только на карте, здесь мелочь одна. — Мы не пойдем пешком, у меня ноги отвалятся! — Значит, мы едем на автобусе, — трясет монетками. — Давай-давай, я в жизни столько не бегал, а ты расселся. — Это ты сидишь. — Ну тебя. Даллон никогда не видел столько странных взглядов на себе, как в треклятом автобусе, но, то есть, без разницы. Ему без разницы. А дома тихо, как в гробу, но он почему-то осторожничает, боясь наткнуться на Райана, но, к счастью, не находит его; быстро переодевается и берет гигантскую рубашку для Брендона (тот выглядит еще хуже), кидает в рюкзак деньги и бутылку воды, уже собирается идти назад к парню, но… На разложенном диване в гостиной рядом со старой подушкой лежит маленький плюшевый кролик. Уикс поднимает игрушку, вертит в руках и кладет в рюкзак, забирая с собой часть своего лучшего друга. Даллон надеется, что тот не будет злиться. — Ты здесь! — радостно восклицает Брендон, поднимаясь с лестницы. Парень протягивает ему рубашку. — Это мне? Твоя одежда? Спасибо, — тут же кутается в нее и улыбается. — Бежим? — протягивает руку. И Даллон кивает, беря его ладонь в свою. — А, кстати, Даллон, знаешь, что? — Что? — Пробежаться ты все-таки смог, — Уикс на это лишь усмехается. — Ай-да.