won't tell me to stop thinks that i should be a little cautious but i can tell the wires pulled (i just pray the wires aren’t coming)
Райан снова и снова печатает сообщения. даллон где ты даллон пожалуйста позвони мне даллон пожалуйста я очень переживаю пожалуйста скажи что ты жив почему ты сбежал где ты господи мне очень страшно скажи что ты в порядке даллон пожалуйста пожалуйста будь дома сегодня я иду к тебе где. ты. пожалуйста. Прошла неделя. Райан кричит и швыряет телефон в стену, сползая на пол, закрыв лицо руками и сотрясаясь от рыданий. В доме Уикса тихо. Пусто. Никого нет. Он заходил домой — Райан заметил, что его кролика нет — и почему, черт возьми, не остался? Какой Брендон? Нет никакого Брендона. Никто, господи, абсолютно никто не видел никакого Брендона. Хотелось умереть. Он утешает себя бесконечной надеждой, что что-то изменится, что Даллон объявится, что Даллон жив, что все будет в порядке, но вспоминая события последних трех недель (и нескольких лет до этого), понимает, что нет. Нихрена подобного не случится. Уикс наверняка довел дело до конца и гниет в какой-нибудь канаве. Симан яростно трет глаза с тихим «блять» и пытается подняться с пола. Это нельзя оставлять так, и… даже если Даллона уже нет. Пока его не похоронят, в таком случае. Лучше бы, пока его не вернут домой живым, но… Навязчивые мысли, верно? Да и Райан помнит, о ком речь. Ему опять звонят с работы — нет, я не приду, нет, не могу сказать, да, увольняйте, что, ну, мой друг пытался покончить с собой и сбежал из психушки, вам тоже хорошего дня. От того, в какое дерьмо превратилась его жизнь, Райану уже давно хочется нервно смеяться.***
Он не помнит, что происходит, не помнит, как и где они оказываются. Он просыпается на самолете, рядом сидит Брендон, которого он тут же резко пихает. Тот зевает, оглядываясь. — Постоянная смена часовых поясов… верните меня назад, — бормочет он. Даллон вздыхает. — Где мы? — В самолете. — Куда? — Не знаю, в Лондон, наверное. Может, спросить? — фыркает. — Не волнуйся, не потеряемся. — Я ничего не помню. — Ты был под таблетками. Даллон выдает тихое «блять» и прячет лицо в ладонях. — Я хочу домой. — Мы летим к тебе домой, твой дом — весь мир, да? Солнышко, — касается его лица, — все в порядке. Дыши. Здесь лучше, чем там. — Ты уверен? — Ты не больная дворняга, перестань вести себя так. Мы летим веселиться. Поспи еще. — Точно уверен? — Брендон берет его за руку и смотрит серьезно. — Райан… — Напишешь ему, когда сядем. Все хорошо, — это звучит искренне. Уикс кивает. Вздыхает. Улыбается. — Веришь? — Верю, верю. — Если что-то не так… — Все хорошо. — И умереть не хочется? — Не хочется. Брендон кивает с улыбкой и прикрывает глаза. — Еще долго. Спи. В окне только облака.***
Даллон влюбляется в улыбку этого парня, когда ему удается раздобыть еще больше чая, в его серьезный понимающий взгляд, когда Уикс рассказывает свою историю, в его мягкие теплые руки, которым он греет ледяные ладони старшего. Слова. Брендон любит поговорить, на самом деле: он увлекается музыкой, потрясающе, наверное, играет и великолепно, это точно, поет (укол вины? Даллону некомфортно), и был влюблен в кого-то, чье имя кажется знакомым, как и имя Симана (выяснив, что это разные люди, оба смеются), и он рассказывает миллион историй о своих друзьях. Как-то раз он находит в телефоне одну песню и включает ее. — Вот, — кивает на источник звука, — это мои друзья. — Это же про наркотики? — Частично, — смеется Ури (смешная фамилия, думает Даллон) и подпевает. Его голос звучал бы здесь прекрасно. — Я хотел петь в этой песне. — Почему не вышло? — Попал сюда. Но голос Патрика… ладно, может, это и к лучшему. — А от чего он хочет отдохнуть? — От жизни, наверное. За тем и таблетки. — Как твои? — Как мои. — То есть ты… — Да, я жру непонятные таблетки, потому что хочу отдохнуть от жизни, и я не знаю, почему меня до сих пор не спалили здесь, доволен? — фыркает парень, закатывая глаза. — Вот тебе чистосердечное признание. Тоже попробуй, ты как загнанный зверь. Это поможет. — Я не могу, это же… — Будто ты не попробуешь убить себя снова, как только выйдешь отсюда. — Может, и не попробую? — А сразу доведешь до конца? Логично, чувак, логично. Тогда тем более попробуй. Надо как-то скрасить деньки, — Брендон позволяет себе слабую попытку утащить этого зануду на свое дно, жалеет об этом тут же, напоминая себе, почему он к нему привязался. — Так что? — Я подумаю. — Ну думай. Тоже мне, мыслитель хренов. — Разве не поэтому мы все здесь? — То есть? — Все хотим умереть, потому что слишком много думаем. Слишком много понимаем. Брендон пожимает плечами, игнорируя пробежавший по спине холодок. Он-то для себя уже все знает заранее. — Я же говорю, зануда. Пойдем в шахматы сыграем? Их первый поцелуй ни капли не романтичен, но никто не выступает против. Брендон шатается под своими таблетками (дурак, господи, идиот, да, Уикс переживает, хоть за что-то переживает, это успех) и, кажется, не ведает, что творит; Даллон смотрит на его губы очень долго, думая, что это все равно единственное хорошее, что может произойти здесь — да он бы от такого и в обычной жизни не отказался, если честно, — так что не возражает, когда его прижимают к стене. — Не пускай доктора, — шепчет Брендон, целует жадно, кусая чужие губы и залезая под толстовку, — я хочу отдохнуть. — Хорошо, — незамедлительно отзывается тот и, не рискуя спорить, закрывает дверь на ключ. Он, блять, даже не знает, откуда здесь ключ. Их убьют за это. Он хочет умереть. Брендон — весьма красивая смерть. — Пиздец хочу тебя, — заявляет упомянутый, и от этих слов кислорода катастрофически не хватает, — ты, должно быть, выглядишь просто охуенно, когда теряешь контроль. — Я не доверю себя наркоману, — усмехается через силу. Брендон смеется. Блять. — Хочешь таблетку? — Давай. Его победа. Им же конец, верно? Даллон старается не думать.***
— Я до сих пор не уверен, что хоть что-то из этой истории было правдой. Я не видел Брендона ни разу, никаких доказательств того, что он вообще… реален. Мой друг сошел с ума, — Райан открывает газировку, делает глоток. Вкус навевает ощущение дома. Их дома. В данной ситуации немного тошноты. — И я виноват в этом, наверное. Кажется, что я, потому что позволил всему этому произойти. Иллюзия контроля. Простите, — шмыгает носом, глубоко вздыхая. — Даллон говорил о Лондоне. — Он был в Лондоне. — Да? Правда? Это неплохо. Это хорошо, наверное? Что он не совсем соврал. — Он был там один? — Я не знаю? Пауза. — У него на шее следы были, когда вернулся. Засосы. Снова пауза. Райану снова хочется смеяться.***
— Как тебе? — Прекрасно! — Уикс смеется, берет его за руки, тащит вверх по улице. Они собираются выпить кофе в какой-то круглосуточной дешевой хипстерской кофейне, ходить всю ночь по городу и встретить рассвет на какой-нибудь крыше или «во-о-он том» мосту, будто бы здесь бывают яркие рассветы, будто бы все будет так легко, но, кажется, им без разницы. После произошедшего что угодно кажется легким. — Боже, тут красиво. И безопасно, знаешь? Жить хочется. — Хочется жить? — Хочется жить! На них косятся люди. Брендон смеется, зовет дураком и целует. На нем пальто — дешевое и совсем не греет, еще и карманы дырявые, но они нашли его в секонде и оно выглядит достойно, а денег у них безумно мало, так что не жалуются. Так что красиво. Даллону нравится, а даже если не нравится, то он никогда не признается. Сейчас расстраиваться совсем нельзя. Они избавляются от таблеток. Становится легче дышать. У их комнаты в отеле номер пятьсот пять, и оба клянутся, что где-то это уже слышали, но упорно не могут вспомнить, где, да и черт с ним, наверное. Зато там уютно и тепло. И иногда работает телевизор. Для разнообразия, может, стоит съесть не фастфуд и не мороженое, говорит Уикс. Для разнообразия, отвечает Ури, он сегодня возьмет два маленьких кофе, а не один большой. Звучит логично. Его телефон звонит снова. — Ответь, — тихо говорит Брендон. — Это же он, верно? Ты хотел написать ему, еще когда мы приземлились. — Теперь не хочу. Только почему-то чувствует укол вины, глядя на имя на экране. Почему-то носит этого кролика в рюкзаке. Почему-то поет их песни на дешевой раздолбанной гитаре, которую они купили здесь вчера. Почему-то мучительно долго выбирает ему открытку и думает, что писать на ней: «Прости» или «Люблю тебя». Уиксу не хочется думать об этом, и он знает, что Брендон прав, и почти наверняка знает, каково сейчас Райану, но никак не наберется храбрости даже произнести это имя вслух, поэтому… — Даллон, это же не шутки. Он волнуется. Все еще звонящий телефон летит в Темзу. Парень закрывает глаза с тяжелым вздохом. — Даллон, ты идиот. — Пойдем купим кофе? — пауза. — Я слишком виноват. Брендон вздыхает. — Идем. Они вернутся в номер под утро, целуясь и на ходу сбрасывая одежду друг с друга, проспят очень долго, и Уикс не будет уверен, хочет ли он просыпаться, пока самый милый парень напротив не откроет глаза и не посмотрит на него с улыбкой. Здесь лучше. Можно не думать о последствиях, да? Даллон влюблен безумно. Даллон любит его, Даллон уверен, что любит. Душа кричит. Сердце бешено бьется. — Пойдем в парк? — и Брендон кивает, зевая и садясь на кровати, чтобы потом наклониться и снова оказаться утянутым в поцелуй, рискуя никуда не пойти. Опасно? Опасно. Он против? Да ни за что. Кажется, что они здесь вечно. Уикс смотрит на календарь — пять дней. Он должен рассказать.***
Райан чувствует, будто вся его жизнь — бесконечная череда переживаний за Даллона. Сейчас кошмар только начался, он надеется, что, может, тут же и закончится, что это сон, что это не по-настоящему, что Уикс возьмет трубку и Так невозможно дышать. Боже. Концентрация. Слезы бегут по щекам, Симан звонит по всем его номерам, звонит в полицию, звонит во все морги и больницы по несколько раз, звонит, звонит, звонит, надеясь узнать хоть что-то, и ему так страшно. Сейчас бы никто не успокоил его лучше Даллона, который… который черт знает где. Который ушел утром до того, как младший проснулся, и он себя безумно теперь ненавидит. Уикс — идиот. Что угодно могло случиться. Об этом невозможно так долго думать, но у Райана нет выбора. Он ходит туда-сюда, нервно грызет ногти, ждет хоть чего-нибудь — прекратил плакать уже давно. Прошло несколько часов. Тишина. В голове организуются похороны. Симан чувствует, что сходит с ума. Тревога. Тревогатревогатревога. Бесконечная тревога. Звонок заставляет вздрогнуть и выводит из транса, парень вскакивает с пола, чуть не падая назад, дрожащими пальцами нажимает кнопку. — Д-да? — стекает назад по стене. — Боже, что? Как? Где? Жив?! Снова слезы. Он обречен. — Да-д-да-да, я сейчас приеду. Почему-то вскрывается Уикс, а сердце тормозит у Райана. Хотелось верить, что он мог помочь. Мог остановить. Видимо, нет. Парень умывается, смотрит на себя в зеркало: красные заплаканные глаза с полопавшимися капиллярами. Черт?.. И что он скажет? В голове крутятся лишь признание в любви и их недавний разговор про президента. Честно — Райан бы все отдал, если бы Даллон попытался убить его, а не себя. Только отдавать ему уже нечего. Может, в этом и проблема.***
Они собираются провести здесь еще немного счастливых дней, наверное, перед тем как вернуться назад. Вопрос о том, так ли необходимо возвращение, даже не стоит: Брендон говорит надо. Значит надо. У Даллона почему-то нет желания задавать вопросы. Кофе становится невкусным, денег становится мало, сигарет становится много. Ури курит постоянно, нервно затягивается, смотрит на старшего с нахальной улыбочкой, выдыхая дым ему в лицо, а тот перехватывает за запястье и целует. И докуривает за ним. Как-то в шутку говорят, что это отвратительно. Уиксу почему-то кажется, что потом ничего такого не будет, то есть, ничего хорошего. Вот он вернется в объятия Райана, и конец, и не выйдет никогда из них. Слабак потому что. Никогда не отрицал. Беда в том, что депрессия никому несимпатична. Зато симпатичен Брендон. — Я люблю тебя, — говорит ему, наблюдая Ури, проскакавшего по лужам, а теперь пытающегося привести в порядок под дождем прическу и одновременно курить. Получается, к слову, так себе и выглядит смешно, но именно этот момент Даллон выбирает. Не жалеет. Брендон тормозит на мгновение, останавливается, поднимает взгляд на него. Улыбается. — И я тебя. Уикс кивает. — Идем назад, пока ты не простыл. Посмотрим сериалы. — Наша остановка через дорогу? — кивок в ответ. Брендон делает первый шаг.***
— Что я сделал не так, — Райан горько усмехается, — что происходит все это? Кровь на моих руках. Этого выдуманного парня. Его. Моя собственная. Я не уследил. Если бы он попросил убить президента, я бы согласился, не раздумывая, но он попросил об этом Брендона, а тот… понимаете, провода? Господи, я ненавижу эту песню. Я не могу нормально пользоваться электричеством, я смотрю на провода и… я бы на них повесился. Но не могу, пока не узнаю всю правду. Это надолго, наверное, мне кажется, я никогда не пойму произошедшее. Он же просто хотел работу. Хотел что-то делать. Быть нужным. Я хотел, чтобы он знал, что он уже нужен, но как мы это теперь проверим?***
— Мы слишком молоды, чтобы умирать, Даллон. Подумай над этим как-нибудь. — Тогда один поцелуй? — подходит ближе с усмешкой. — Последний. Пока мы слишком молоды. Потом станем не слишком и я смогу хотеть умереть снова. — Глупый ты, — грустно улыбается Брендон, качая головой и делая второй шаг. — Правда, подумай, я сколько раз говорю… про твои ошибки и… мне только это и осталось ведь. — Во второй раз не понимаю, о чем ты гово… Брендон делает третий шаг и в следующее мгновение его отшвыривает в сторону. Черный джип без номера уносится в пустоту. На асфальте много крови и кто-то где-то кричит.