Если хотите познакомиться поближе

На настоящий момент сорок пять лет. Сангвиник, амбиверт. ПТСР, эпизоды реактивного психоза, застревающая акцентуация характера. Рос в детдоме городка Линвуд, штат Вашингтон, своей семьи не помнил. Был активным, открытым, доверчивым и дружелюбным ребёнком, любил читать, особенно ему нравились истории о славных и доблестных рыцарях. Данный образ он взял за ролевую модель, вместе с тем стали проявляться и его лидерские качества. Когда до их города дошла волна закрытия детских домов и направления сирот в фостерные семьи*, ему было уже пятнадцать. С семьями ему не слишком везло, и за два года он сменил не один дом. К тому времени он уже перестал питать надежды на появление родителей, твёрдо решив, что каждый сам творец своего счастья, потому к неприятностям в каждой новой семье относился философски, ко временным родителям не слишком привязывался и об очередном переселении не слишком горевал. В семнадцать лет добровольно записался в ряды армии США, в сухопутные войска, видя в военном деле своё призвание. Показывал образцовые результаты в физической и теоретической подготовках. Также отличался высокой дисциплинированностью. За всё это и дружбу с товарищами по роте благополучно получил капрала. Закончил сержантскую школу и за наработанные в поте лица баллы, ярко выраженные лидерские качества и прочие заслуги удостоился уже сержанта. Желая быть поближе к местам потенциальных боевых действий, перевёлся в другое подразделение, где познакомился и со временем сдружился с Гансом. Вот только то, что их представления о дружбе сильно отличались, выяснил гораздо позже. Со своим подразделением прошёл не одно боевое задание в зоне военных конфликтов, заслужив отличную репутацию как у начальства, так и у сослуживцев. Поначалу был крайне поражён видом реальной войны, но тем не менее уходить со службы по окончании контракта не стал, посчитав, что ко всему можно привыкнуть, к тому же в мирной жизни на тот момент перспектив для себя уже не видел. Мысль о том, чтобы отказаться от военного братства в пользу неизвестности, пугала. Романтичная и очарованная натура полагала, что это самое братство нерушимо в отличие от малодушных, хрупких, преследующих исключительно шкурную выгоду взаимоотношений «гражданских». Таким образом, предательство Гансом его просто сломало, лишив веры во все свои прежние убеждения. Через два года, проведённых им в тюрьме, состоялось повторное слушание, пожизненное заключение отозвали, обвинения сняли, его самого реабилитировали. Если бы не бывшие боевые товарищи, Манфреди и Джонсон, в прямом смысле поставившие его на ноги, неизвестно, чем бы закончилась его глубокая уже на тот момент депрессия. С их подачи отправился в военную академию сухопутных войск в Вест Пойнт и через несколько лет снова выходил на боевые операции, но теперь в роли командующего офицера собственной роты. Там же числились и вернувшиеся к контрактной службе Манфреди и Джонсон. Недолеченная депрессия периодически напоминала о себе рецидивами, которые он купировал краткими курсами антидепрессантов. Самый яркий на его памяти рецидив случился в период длительного пребывания его группы в глуши одной из бунтующих стран Латинской Америки. Операция по подавлению повстанческого движения под его командованием провалилась с треском, он потерял всех людей, однако тел Манфреди и Джонсона среди полёгших в засаде не обнаружил. Через несколько дней после того, как оставшиеся на базе солдаты сообщили о потере связи с командиром, на точку эвакуации прибыл вертолёт, но поиски пропавших без вести успехом не увенчались. Почти через год он был случайно обнаружен и опознан базирующимися в провинциальном районе Мексики солдатами армии США. Правда опознан с трудом, так как выглядел крайне неопрятно и изъяснялся частично на испанском, частично на английском языке. По возвращении в родную часть был осмотрен психиатром, который диагностировал затяжной реактивный параноидный психоз, сопровождающийся бредовыми идеями и психогенной амнезией. Больной не уставал повторять, что Манфреди и Джонсон погибли по своей вине, каждый раз упоминая новую причину их смерти. При этом он не мог сказать, кем были эти Манфреди и Джонсон и как он с ними связан. После лечения добровольно ушёл в отставку. Спустя некоторое время его нашёл старый сослуживец, с которым они в своё время боролись за получение сержантского звания, а ныне профайлер Негосударственного Милитаризированного Агентства. Порядком изведённый бытностью мирным городским обывателем, Шкипер согласился работать на них, однако наотрез отказался от оперативной службы, взяв на себя тренировку кадетов, а заодно вербовку. На то время Шкипер всё ещё был обязан проходить регулярные обследования у психиатров военного госпиталя. И хотя после того криза паранойяльная симптоматика всегда бледной тенью скользила за ним, дожидаясь любого сильного потрясения, Шкипер умел её определять, вовремя купировать, а потом и благополучно скрывать. Именно благодаря тесному общению с психиатрами произошла первая встреча с Рико. Шкипер взвалил на себя непосильную ношу по его реабилитации, так как даже после многих сеансов психотерапии его преследовала уверенность, что он очень задолжал жизни. Тогда он нашёл в одиноком безымянном солдате отражение себя много лет назад: такого же брошенного, беспомощного, преданного, без единого родного человека, без слов поддержки и надежды на спасение. Провидением, ангелами с небес для него тогда оказались старые армейские друзья, которым он мало того что не отдал должок, так ещё и не уберёг от гибели. Он видел в безымянном сержанте своё искупление, спасение от ночных кошмаров и снедающей тоски, которая не заставляла себя долго ждать, стоило ему только оказаться наедине с собой. Естественно, на момент принятия решения он не был готов к тому, какие сложности ему предстоят, но, глядя через много лет назад, он понимал, что не жалеет ни о чём, кроме малодушных мыслей сдаться, отправить Рико обратно и забыть об этом как о страшном сне. Кроме того, необходимость подыскивать и вербовать интересные для Агентства кадры познакомила его сначала с Ковальски, а потом и с Рядовым. Именно появление в его жизни этих людей послужило мотивацией вернуться к оперативной службе, взяв под своё руководство новую команду. За долгую и не слишком любезную с ним жизнь, нарастил панцирь, закалил характер, залатал почти все свои слабые места. Что осталось, так это подсознательный комплекс героя: он делит мир на тех, кого нужно защищать — маленьких, глупых и наивных существ, — и на тех, кто успешно защищает себя сам. Только к таким людям способен испытывать чувства более глубокие и разносторонние, чем патронажные и отеческие. К мужчинам относится заведомо настороженно и враждебно, к женщинам — с азартом и увлечением. Крайне консервативен и сдержан, но в некоторых случаях позволяет себе сентиментальность по отношению к самым неожиданным вещам. В том числе имеет очень специфическое представление о прекрасном, морщась при виде котят и щенят, но умилённо называя собственного сержанта прирождённой машиной массового уничтожения.