***
Коридоры Северной больницы Тампы не отличались особым шиком, в отличие от той, куда поместили Блейка. Здесь все было максимально скромно и просто. В отделении интенсивной терапии не стояло даже банкеток для посетителей — только голые выбеленные стены и такой же белый пол, ходить по которому разрешалось лишь в бахилах. Этот факт особенно раздражал Нигана. Он снял бахилы, как только они повернули за угол, и теперь за ним тянулась вереница едва заметных пыльных следов. — Попка, цветы, — Ниган протянул Рику букет, когда тот замер у двери палаты. — Что за богомерзкий веник ты выбрал. — Ну, мы не проведывать его пришли. Усмехнувшись, Ниган открыл перед Риком дверь. Естественно, не удержавшись, чтобы взглянуть на его зад еще разок. Его не смутило даже присутствие врача, что-то сосредоточенно пишущего на планшетке. Внезапно пейджер на поясе доктора затрезвонил, и он, отложив планшетку и шепнув на ухо Рику пару слов, спешно пожал протянутые руки, а после покинул палату. Из-за полумрака комната казалась еще меньше, чем была на самом деле. Приборы занимали добрую часть стены, а шкафчик с экстренными медикаментами и принадлежностями для естественных нужд вытеснял собой крошечную тумбочку, на которой уже не было места для еще одного букета. Семейная фотография четы Мартинесов и та опасно балансировала на краю. Детский рисунок с каракулями «Ponte bien!»[1] пришлось приколоть к обоям иголкой. — Никогда не доверю тебе барбекю, — протянул Ниган, рассматривая лежащего на койке Цезаря. — Интересно, это «блю» или все-таки «вел дан»[2]? Любая часть тела, выглядывающая из-под одеяла, была перебинтована. Взгляду представало лишь лицо, к которому было подведено множество трубок: они, как змеи, выглядывали из носа и распахнутого рта. Лицо напоминало черную маску с мясистыми распухшими губами. Лоснящееся от мази и проступившей сукровицы, оно блестело в свете лампочек работающих приборов жизнеобеспечения. Ни волос, ни бровей, ни даже ресниц не осталось на этом лице. Казалось, что и самого лица уже не было вовсе — гротескный слепок, лишь отдаленно копирующий человеческие черты. — Он потерял много крови, больше восьмидесяти процентов его тела обожжено, — Рик подошел к койке и бросил букет Цезарю в ноги. — Врачи ввели его в искусственную кому, но возникли осложнения. Он все еще не приходил в сознание. Реаниматологи не уверены, что это вообще произойдет. — Ставлю сотню, ему уже подыскивают замену. — Его заместитель занял кабинет этим утром. Передавали в новостях. — Ну, по крайней мере, новая продажная задница не заинтересована в ком-то из нас. Смотри, — Ниган с улыбкой ткнул указательным пальцем прямо в налившийся на лице Цезаря пузырь, а спустя мгновение засунул палец в рот и с тихим «чмоком» гордо показал Рику. — Ниган! — Попался! Черт возьми, видел бы ты свое лицо. — Что ты вытворяешь?! Рик не знал наверняка, ужаснулся ли он или изумился, как изумляются в цирке при виде распиленного надвое трюкача. Никогда еще не было столь явственным чувство, будто он играл не с человеком, а с огромной, куда больше него самого, собакой. Такой, у которой растянутый от уха до уха рот с тонкими черными губами. Собаку, при взгляде на вытянутую морду которой не сможешь понять: улыбается она или демонстрирует зубы. — Ой, да брось. Всегда ведешься на этот трюк. Вот, — он ткнул Рику под нос средний палец, блестящий от слюны. — Зачем мне облизывать этого жалкого ублюдка, если есть ты. — Пошли отсюда. Выйдя из палаты, они миновали целый пролет, как Рик поймал себя крепко вцепившимся в чужой локоть. Их бедра соприкасались, настолько близко они друг к другу шли. Оглянувшись по сторонам и не обнаружив ни одной живой души, Рик осторожно соскользнул ладонью с локтя до кисти — Ниган легко сжал его руку в своей. Все это было похоже на их встречу в галерее, когда один из них точно так же преступил закон ради другого. — Ты когда-нибудь убивал человека? — внезапно спросил Рик. — Ты слишком легко относишься к подобным вещам. — Ммм, ты спрашиваешь как мой адвокат или как мой не в меру любопытный супруг? — Второе. — Да, тогда мой ответ да. — И… Каково это? — Чертовски быстро привыкаешь, — ответил Ниган, встав перед лифтом. — Но это не значит, что и ты должен.***
Никогда еще Филипу не доводилось ездить в настолько раздолбанной машине. Но он не жаловался. В конце концов, даже протертое тысячами задниц сидение такси было лучше больничной койки. Хотя на особо крутых поворотах, когда машину опасно вело вбок, он все-таки жалел, что сел сзади. Его выписка затянулась до позднего вечера. Пресс-конференция с узким кругом журналистов «съела» еще пару часов. К тому моменту, как он вызвал машину и бросил в багажник больничный пакет со своими вещами, на часах было около десяти ночи. Но ему нравилось это время. Особенно, в пригороде. Пускай центр Тампы и Даунтаун сверкали огнями до утра, пускай шумели музыкой и грохотом разбивающихся о волнорезы прибоев, в его пригородном районе всегда было темно и тихо. Их маленькое элитное сообщество приняло это правило еще в далеком 2011 году. Никакого яркого света и никакого шума после шести вечера. Именно это отличало их фешенебельный район от всех остальных — у него был класс. Здесь не случались эксцессы или прилюдные драмы. Детские дни рождения проходили без поглотителей огня, барбекю — без многолюдного размаха, а пасхальное посещение церкви — без давки на узком тротуаре. В общем, ничего такого, что могло потревожить засевшего в прокуренном кабинете полуночника. По этой причине Филип искренне удивился, когда на одном из поворотов, аккурат под билбордом с его плакатом, их подрезал грохочущий подвеской фургон. Он понесся вперед по улице, миновал коттедж Филипа и замер от него за четыре дома с оглушительным скрипом тормозов. — Мистер Блейк? — окликнул его водитель. — Мы на месте. Помочь вам с сумкой? Может быть, подержать двери? — Все в порядке, спасибо, — Филип бегло улыбнулся и протянул деньги. — Оставьте сдачу себе. — Как скажете. — Доброй ночи. Выбравшись из машины и схватив пакет, Филип с явным облегчением размял плечи. Вдохнул свежий воздух, осмотрелся вокруг. Какая-то часть него малодушно страшилась, что с утратой глаза мир кругом будет выглядеть иначе. Возможно, исказится перспектива или появятся слепые пятна. Однако, все было по-прежнему. В окнах его коттеджа горел свет. Мягкий и приглушенный, какой предпочитал Рик. Мысль о том, что этот упрямый человек наконец-то подчинился всем требованиям, была самым приятным, что случилось с Филипом с момента выписки. Если не считать того, как хорошо сказалось заявление Граймса на рейтингах. Рик был прав, чтобы поскорее замять историю с Торном. Как и прав был в подаче своих слов. Сухость, краткость, без истерики — это было высоко оценено прессой и населением. Никакой спекуляции на травме, никаких попыток повысить уровень сочувствия. Смешно, но в отсутствии искренности все углядели именно ее. Более того, рейтинги самого Рика тоже пошли в гору. Это было его первое официальное заявление в роли самого близкого к Филипу человека. Ведь, если не будущий супруг должен говорить вместо кандидата в губернаторы, то кто? С одной стороны, Филипу не нравилось, что их с Риком рейтинги симпатий практически сравнялись. Но с другой, он был доволен тем, насколько прозорлив оказался. Доволен, что сделал Рику предложение. Что сделал на него ставку. Ведь где еще он бы смог получить своего личного ручного республиканца, которого обожают спонсоры. Размышляя об этом, Филип неторопливо зашагал по гравийной дорожке к дому. Входная дверь была приоткрыта. В гостиной — пусто, разве что в коридоре появилось несколько чемоданов. Со стороны кухни тянуло жареным цыпленком. — Рик? — позвал Филип, снимая пиджак. Тот вышел с кухни, задумчиво тасуя в руках бумаги. Поначалу Филип не смог уловить, что изменилось в привычном образе. Утомленный долгим днем, он рассеянно осмотрел Рика с головы до ног. Во-первых, Граймс был в очках. Что еще привлекало внимание, так это домашняя одежда. И штаны, и футболка не подходили по размеру. Брючины были слишком длинными, футболка топорщилась на спине. Филип бы сказал, что размер подошел бы скорее ему, чем Рику, но будь он проклят, если бы кто-нибудь заставил его надеть вещь с надписью «Яхт-клуб Сомали[3]». — Как самочувствие? — спросил Рик, по-прежнему не отрываясь от своего чтения. — Во мне столько анестетиков, что я почти ничего не чувствую. — Наверное, у тебя все еще шок. — Возможно. Кстати, рад, что ты принял правильное решение и переехал. Наконец-то, — подойдя к маленькому зеркалу, Филип поправил повязку на глазу. — Андреа должна была привезти кое-что. Видел? — Ты о кольце? — Да. Внезапно со стороны кухни послышался грохот, словно кто-то бросил в раковину кастрюлю. Спустя секунду в проеме показался Ниган. Он вальяжно оперся на арочный косяк, а вытерев руки о болтающийся на бедрах фартук, лучезарно улыбнулся. — Какого дьявола он тут забыл? — гневно нахмурился Филип. — Убирайся из моего дома, Торн. — Только после тебя. Еще мгновение, и они бы сцепились намертво, однако Рик быстро пришел в себя и встал между ними. Ниган понял предупреждение без слов: навалившись на спину Рика, он обвился руками вокруг талии, тем не менее, продолжая следить за Блейком. Когда тот сделал еще один шаг, Ниган уверенно толкнул его в грудь, заставив отступить. — Думаю, пришло время все обсудить, — нарушил Рик напряженное молчание. Филип скользнул взглядом по длинным пальцам Торна, отстукивающим на животе Рика, прямо под задранной разношенной футболкой, какой-то простенький ритм. Этот жест показался ему слишком интимным даже для того, чтобы демонстрировать его на зло. — Мне нечего обсуждать ни с ним, ни с тобой, Граймс. Он уходит. Ты остаешься. — Он не уйдет, пока мы не поговорим. Ты в меньшинстве. И сцены тебе ни к чему. Нехотя Филип подчинился. Удобного места для беседы не было, поэтому он двинулся на кухню. По правде говоря, ему было немного любопытно, что происходило там в его отсутствие. Андреа заезжала утром, оставила цветы и коробочку с кольцом на столе. А значит, Ниган принялся хозяйничать в его доме не раньше вечера. Хотя даже этого времени оказалось достаточно, чтобы превратить лаконичную, свободную от безделок и нагромождения вещей кухню в нечто совершенно противоположное. Удивительно, как за столь короткий срок Ниган сделал это место своим собственным. Вместо выглаженных декоративных полотенец он повесил на крючки фартуки. Черные, из плотной матовой ткани, они были похожи на фартуки мясника. Из шкафов он вытащил всю посуду, и теперь она в беспорядке громоздилась на столешницах, сплошь испачканная жиром. Но что покоробило больше всего, так это холодильник: не закрывающийся от обилия впихнутых в него продуктов, он был превращен в натуральный парник, куда были пристроены ящики с живой зеленью из эко-магазина. Брикеты с зерновым хлебом Филипа были небрежно сброшены в раковину, точно так же, как были выброшены в мусорный пакет все его гигиенические принадлежности, которые он держал на отдельной полочке. На длинной столешнице, отделяющей кухню от гостиной, высилось блюдо с жареными цыплятами. Там же покоились папки с бумагами. На некоторых красовалась эмблема фирмы Торна, на некоторых — порядковые номера дел. Ваза с цветами и коробочка с кольцом были небрежно отодвинуты в самый конец стойки. — Тебе придется прибрать за собой, когда будешь уходить, — сказал Филип, сбросив со стула прихватку, прежде чем сесть. — Вопрос в том, буду ли я уходить, — с усмешкой ответил Ниган. Любые протесты Филипа были бы заглушены сигналом духовки. На его памяти, этим агрегатом здесь пользовались впервые. Ниган деловито полез доставать оттуда запакованное в фольгу блюдо — кухня наполнилась ароматом печеного батата. Теперь этот запах будет вызывать у Филипа лишь стойкую ассоциацию со словом «абсурд». — Сядь, — Рик мягко подтолкнул Нигана к стулу напротив Блейка. Ниган послушно устроился и закурил. Ощущение, что Рик стоит за его спиной, было чем-то новым. Словно это Ниган — тот, кто требовал защиты, а не наоборот. — Мартинес не очнется. А если и очнется, не сможет вернуться на старое место, — ровным голосом начал Рик. — Я понимаю, что подбросить Карлу наркотики сможет любой коп, который вызовется тебе помочь. Но это не может длиться вечно, Филип. Поэтому мы должны договориться. — Ты знаешь мои условия. Кольцо все еще ждет. — Брака не будет. Ни политического, ни какого-либо еще. — Почему же? — Мой мальчик уже замужем, — усмехнулся Ниган, мягко ущипнув Рика за бедро. — Угадай, за кем? Филип бегло взглянул на левую руку Граймса. Естественно, кольца там не оказалось. Тогда он перевел взгляд на брошенный ему документ: ксерокопия лицензии о браке, выданная штатом Кентукки. Оттиск был слишком четким и правдоподобным, чтобы оказаться подделкой. Номер лицензии, название округа, города — Блейк был уверен, что документ выдержит проверку. К его сожалению. — Если откроешь общественности свой брак с Торном и угробишь мою кампанию, я выдвину ему обвинения в нападении и причинении особо тяжких, — Филип рефлекторно коснулся перевязки на лице. — Сначала я отправлю в тюрьму его, а потом твоего сына. Пойдем ко дну вместе, я гарант… — Я закопаю тебя. Ты посмотришь в сторону Карла, и я закопаю тебя в этом дворе. Обещаю. — Ты не в с… — Более того, я предам огласке свое расследование о «выходном клубе». От этого ты никогда не отмоешься. И именно так ты сядешь сам. Рик без всякого выражения наблюдал, как Филип ударил по столешнице кулаком, как рывком разбил стакан о пол. Осколки разлетелись в разные стороны, а теплое пиво растеклось по полу. Но Филип не замечал: его дом и так уже выглядел разворованным и погромленным. А главный виновник этого стоял прямо перед ним, да так близко, что можно было дотянуться рукой. Он действительно попытался схватить Рика за запястье, но Ниган, слушающий разговор как бессловесный рефери, предупреждающе прокрутил нож, которым уже с минуту терзал жаренного цыпленка. Это был маленький нож для птицы с лезвием не больше четырех дюймов. Однако Филип не успел забыть, каково это иметь дело с одним из таких безобидных, на первый взгляд, ножей. — Итак, новая сделка, — Рик скрестил на груди руки, не обращая внимания на развернувшуюся перед ним сцену. — Я веду тебя до конца кампании. Забуду и о «выходном клубе», и обо всем остальном, что ты сделал. Ты оставляешь в покое меня и мою семью, как только садишься в губернаторское кресло. У тебя будет четыре года до выборов в сенат, чтобы провести мой законопроект об отмене казней. Ты сам пообещал это на праймеризе, помнишь? — Я? Скорее, ты вложил свои слова в мой рот. — Для публики мы единое целое. Констатация этого факта была пирогом, прилетевшим Филипу в лицо. Дернув желваками, он бегло взглянул на вонзившийся в цыпленка нож — единственное препятствие, отделяющее его от того, чтобы повалить Рика на лопатки, а после заставить вновь быть покорным. Хотя бы на несколько бесценных минут, когда он наконец-то сжимал зубы и просто терпел. — А если я откажусь от сделки? — Твоя кампания завершится в тот же момент, как я свяжусь с Федеральным бюро расследований. Если из-за тебя сядет Ниган или мой сын, ты сядешь вместе с ними. У Блейка было время на размышление: это ему ясно дали понять, стоило Рику переключить свое внимание на Нигана. Для Филипа было нечто унизительное в том, чтобы наблюдать, как Ниган со смешливой улыбкой подтолкнул к Рику ломтик батата, как едва слышно шепнул какие-то слова. Последней каплей было легкое прикосновение губ к мочке уха — Филип хрустнул костяшками пальцев. — А в чем его роль? — процедил он сквозь зубы, дернув подбородком в сторону Нигана. — Кстати, Торн, как продвигается аудит? Слышал, ваша фирма получила большой штраф в прошлом месяце. — Мне насрать на аудит. Это не моя фирма, только один отдел. — У тебя и фирмы своей нет? Прискорбно. — О, я ценю мобильность. Поэтому, — Ниган щелкнул пальцами в сторону окна, — буду работать из дома. Видишь тот грузовик? Мои вещи приехали прямо на крылечко. Теперь мы соседи. — Как ты…? — Что? Как я выселил ту очаровательную семью на пару месяцев? Это не такая уж и гребанная задача, если ты юрист нескольких картелей, пардон, легальных финансовых синдикатов. Я никуда не уйду. Буду присматривать за тобой каждый божий день. После этого заявления Филип буквально лишился слов. Он встал, походил туда-сюда по кухне, помассировал виски. Действие анестетиков начало постепенно сходить на нет, и теперь его голову медленно сковывало ощущение тупой боли. Ему нужно было принять решение. Сейчас. Бросив взгляд в сторону дивана, он дернул головой, отгоняя от себя образ ночующих здесь Нигана и Рика. Нет, он нуждался в пространстве. Поэтому спустя несколько минут раздумий, он уверенно кивнул и указал непрошенным гостям на дверь. Скреплять свою сделку рукопожатием они, естественно, не стали. Но даже когда его коттедж опустел, а свет в соседних домах погас, Филип все никак не мог найти себе места. В темноте он бродил по комнатам, которые раньше казались ему просторным, а теперь — затхлыми и душными. В полумраке разгромленная кухня напоминала пещеру, где горы посуды были зловещими уродливыми сталагмитами, тянущимися едва ли не к потолку. «Что за чушь», — одернул себя Филип и босой вышел на улицу. Раньше прохладный ветерок с залива и покалывающий ступни газон успокаивали. Однако теперь, глядя на темный грузовик и такой же темный недружелюбный дом, Филип едва ли чувствовал себя спокойно. Оглянувшись, он неслышно ступил с травы на теплый асфальт. Всего тридцать шагов, и он оказался напротив высоких панорамных окон, отделяющих его от причины мучительной бессонницы. Он всматривался в темноту чужого дома так пристально, что глаз начал ныть и слезиться. Его взгляд нащупал очертания пустой спальни без мебели. Несколько нераспакованных коробок высилось под окном. Светлое пятно, которое он сначала принял за ковер, оказалось матрасом, что лежал прямо на полу. И снова Филип нашел чем-то унизительным смотреть на два загорелых тела, запутавшихся друг в друге на сбитой простыне. Это было ночью. А утром Филип, стоя в саду с чашкой кофе, наблюдал, как у дома Торна припарковалась незнакомая ему машина. Черный, блестящий глянцем автомобиль с прилизанным на пробор шофером-афроамериканцем. Дверца распахнулась — Ниган легко сбежал по крыльцу и пожал усыпанную золотыми кольцами руку Тито Ортиза. На памяти Филипа это было впервые, когда Ниган, встретившись с ним взглядом, не улыбнулся. ______________________________ 1. Ponte bien — выздоравливай (исп). 2. Степени прожарки мяса — «блю» - название для сырого стейка, «вел дан» - для пережаренного мяса с корочкой. 3. Сомали — восточноафриканское государство с процветающим на его берегах пиратством.