Животный магнетизм

      Нам в равной степени приходится сталкиваться с признаниями других людей, которых мы зачастую совсем не знаем. Кажется, выслушивать чужие слова о любви уже вошло у него в привычку. Наблюдая за тем, как он неизменно засовывает ладони в недра брючных карманов, и слегка откинув голову назад, отводит взгляд, я понимаю, что сейчас этот несдержанный парень слушает тишину. Едва различимый шепот, отскакивающий от стен и потолка длинных школьных коридоров и лестничных пролетов. В такие моменты его взгляд покрывается обволакивающей пеленой цвета свежего мятного листа.       Этим хрупким девушкам можно только посочувствовать и … восхититься? Понимая, что, наверное, никогда бы не смогла пересилить себя раскрыть свои чувства, я искренне удивляюсь той смелости и безбашенности, именно безбашенности, которые зарождается в их сердцах. Бедные крошки. В очередной раз, натыкаясь на сцену признания этому парню, я вновь с перехваченным дыханием возвращаюсь за угол, который минула секундой назад. Сердце начинает стучать рвано, но мягко и этот дрожащий и непрерывно сбивающийся девичий голос сам лезет в уши. Все мысли приходят, словно в специально замедленное движение, а перед глазами, словно медовые капли. Так бы и слушала этот никогда не надоедающий спектакль. Но, как бы я не старалась, я никогда не смогу полюбить последний акт этой пьесы. Отказ. В этих диалогах, где твоя короткая и отрывистая реплика – единственные, сказанные тобой слова, действует на меня как контрастный душ. Сколько бы его не принимал, никогда не сможешь привыкнуть к такому резкому переходу. В последнее время все чаще после твоего затухающего голоса мне слышатся звон разбитого стекла и звуки приближающегося ливня.       В этом и есть наше самое большое и, наверное, главное отличие.       Я никогда не смогу привыкнуть к признаниям. Они всегда огорошивают меня в самые напряженные моменты, когда, кажется, разрушать уже нечего. И так постоянно. Стоя на очередных развалинах, я пытаюсь сохранить спокойствие. Как только тебе удается резать все жизненные нити людей так просто? Не испытывая ни малейшего укола совести и капли сочувствия?       В который раз встречаемся взглядами и я принимаю это негласное предложение поменяться роями. Знаешь, Хаято, иногда ко мне, во время очередного признания, закрадывается мысль о том, что мое выражение лица сейчас чем-то похоже на твое. Я смотрю прямо перед собой на еще совсем мальчишку, которому даже лень поднять на меня взгляд, и по всему телу растекается теплый омерзительно воняющий эфир отвращения. Действительно больших усилий мне стоит уговорить себя сдержаться и не сказать лишнего. Отказ. Только вот скрести в моей душе перестанет еще не скоро и, наверняка, еще не раз я попытаюсь вывернуть все свое содержимое наизнанку и разорвать в клочья внутренности в попытке осознать, что произошло. А ты так и останешься котом, который «ходит где вздумается, и гуляет сам по себе».       Всегда верила в существование невесомых знаков, имеющих какое-то тайное значение, но никогда не сомневалась, что в моей реальности они существуют на самом деле. Я и не надеялась, что когда ты случайно заденешь меня плечом, ты просто обернешься и едва различимо прошепчешь мне извинения. Так и есть, твой отдающий легкой хрипотцой голос разражается ругательствами, а я, сидя на холодном полу, сравниваю тебя с шипящим и распушившимся котом, боясь не сдержать смеха. Ты даже не предлагаешь помощь, но я поднимаюсь на ноги сама, отряхивая одежду. Даже не пересиливая себя, извиняюсь, и прикасаюсь к твоим жестковатым волосам, вытаскивая крупную пылинку.       Странно, но Гокудера начал разговор первым и мы, идя уже совсем рядом, начали переговоры о том, чтобы внести изменения в свои сценарии, не исключая возможности нового, единого для двоих.