***
За пять дней до судебного заседания. Десять дней спустя после разглашения информации. — Директор-ним, с каждым днём ситуация становится всё хуже! Наши акции упали и продолжают падать! Надо срочно решать сложившуюся проблему, иначе к концу месяца от нас ничего не останется, — без умолку тараторит ведущий специалист экономического отдела. — По новой информации, — вступает в разговор главный пиар-менеджер агентства. — Полученной пару часов назад, я узнала, что развлекательные шоу байкотируют наших артистов, а рекламодатели отказываются от сотрудничества один за другим. От наших артистов отказалось десять рекламных партнёров. И это всего лишь за десять дней после случившегося, — последнее предложение будто звучит в укоризненном тоне. — В соцсетях люди продолжают отписываться от наших артистов, что вызывает огромный стресс в группах и у сольников, который сказывается негативно на их работоспособности. — Мы опускаемся в рейтинге топовых компаний индустрии развлечения. — Прошло десять дней, а мы только выпустили заявление, что начинается расследование! Которое ещё и застыло в мёртвой точке! Нужной действовать и желательно сейчас! — А я ещё после самого первого скандала четырёхгодовой давности говорил, что гнать его взашей надо. Проблемы одни от него, — Намджун после этих слов сжимает кулаки и виновато опускает голову. Он без этого в курсе, как виноват перед агентством и ними всеми. Но это же правда, так чего обижаться? Ему столько раз говорили правду в лицо, а он до сих пор не научился должно принимать её. Всё так же неприятно от неё. Только рука Сокджина, что крепко сжала его ладонь под столом, не даёт окончательно расклеиться. Если бы не он, то к нему вернулись бы все те чувства, испытываемые во времена первого скандала. Его окружает та же суматоха, то же давление со стороны работников и такое же безысходное собственное положение. В прошлый раз всё прошло немного мягче, потому что Намджун не был так широко известен и о нём не кричали каждые третьи страницы в интернете. Только это сглаживало его положение. В этот раз разрушиться окончательно не даёт Сокджин. — Может мы обсудим то, как ты привел свою девушку в одну из комнат для стаффа в здание агентства для удовлетворения своих плотских утех, а, Шиюн? — грозно останавливает гневную речь Сокджин, из-за чего на него уставились с уродливым удивлением. — Тебе вообще стоит закрыть свой рот, Сокджин-и, — слишком приторно произносит чужое имя Шиюн. У Намджуна внутри всё закипает, вытесняя грусть и чувство вины. Захотелось размазать это морщинистое лицо. — Это твоя вина, что наш Арэм-щи, — снова издевательский тон. — Нанюхался до полусмерти, предварительно потеряв свой телефон, из которого вытащили нужную для шантажа информацию. В итоге все мы из-за вас оказались в полном дерьме, — Намджун уже собирается сказать что-нибудь колкое, но Сокджин крепко и немного больно сжимает его руку, заставляя вздрогнуть и вскинуть взгляд вверх. Злой. Ужасно злой. В глазах сплошная дикость. Словно зверь захватил всё его нутро, пробуждая животные инстинкты. Сердце у Намджуна от чужого внешнего вида сжимается, по спине пробегают мурашки, вызванные страхом, ему машинально захотелось выдернуть руку из сильной хватки. Он даже пробует высвободить ладонь, но Сокджин не даёт, только сильнее сжимая. Намджун замирает в ужасе, не понимая, как можно успокоить чужого бушующего зверя, более того — он никогда не видел Сокджина таким. Его злость отрезала путь к здравому смыслу. Он попытался бы как-нибудь привести его в себя, отрезвить разум, если бы они не были на публике, которая всё ещё не знает об их отношениях, которая пытается найти решение проблемы. Когда Сокджин приоткрывает губы, искривлённые в едкой усмешке, Намджуну становится страшно за эмоциональное состояние кретина Шиюна. — Мне жаль, что твоя жена бросила тебя, Шиюн, и что ты не способен справиться со своей агрессией, трахая первую встречную и срываясь на своих подчинённых, — все разом замолкают, лица у них становятся ужасно шокированными. Намджун замирает, боясь хоть как-то пошевелиться. Что происходит с Сокджином? На лице Шиюна смешались испуг, удивление, гнев и ненависть, которые придают ему ещё более мерзкий вид. — Твоих детей отобрали из-за пьянства, но виноваты все, кроме тебя, да? — когда с губ слетает гневный рык, Сокджин издаёт ядовитый смешок. — Какой же ты жалкий. — Сука, закрой свою пасть, ты-… — Прекратить этот спектакль! — вмешивается директор, заставляя вздрогнуть даже разбушевавшегося Сокджина, которого, кажется, приводит в себя этот приказной тон. С его лица мигом сползает насмешка, оставляя место только искреннему удивлению. Будто он сам в шоке от своего поведения и не понимает, что на него нашло. Директор, выждав нужной паузы продолжает: — Если вы решили выяснить отношения между собой, то, будьте добры, выйдите и не мешайте работать, — Сокджин выпускает ладонь Намджуна и бросает на него виноватый взгляд, когда видит, как тот потирает её. — У нас проблем по горло, а вы решили здесь разборки устроить. Нет никаких идей? Прошу, на выход, — директор одаривает этих двоих осуждающим взглядом. — Продолжим, — даёт сигнал он после минутной тишины, которая была похожа на гробовую. Шум голосов вновь наполняет помещение. Намджун продолжает с беспокойством оглядывать Сокджина, ушедшего в себя. Ему страшно прикоснуться и приободрить, потому что тот Сокджин, который предстал перед всеми минутой ранее, был чем-то новым и неизведанным, отталкивающим и ужасающим. Действительно, зверь. Неужели его так задели слова Шиюна? Намджун закусывает нижнюю губу, отворачиваясь и опуская вниз голову. Этот скандал точно выжмет изо всех последние соки. Справедливо, что Шиюн во всём обвинил Намджуна, он даже прав, что его нужно было вышвырнуть после самого первого скандала. Если бы не его зависимость, не его рассеянность, не его слабость, то компания не пошла бы в такой убыток, не испытывала бы кризис из-за него, остальные артисты не были бы в постоянном напряжении из-за падающих рейтингов. Все работали бы в привычном режиме, не будь Намджуна вообще. Кого ещё обвинять, кроме как не Намджуна? Чёрт, он даже не может ничего толкового предложить. У него нет никаких идей, кто мог бы всё это затеять. Точно не Чимин, Хосок, которого пришлось опять побеспокоить, снова проверил его, но тот оказался чист, как банный лист, даже в клубе перестал появляться, всерьёз занявшись карьерой актёра. Нажился на проданном телефоне… Единственное, что интересует Намджуна — это то, почему аноним решил слить всю информацию спустя три месяца после покупки? Какой в этом смысл? Или специально дожидался камбэка, чтобы получить больше реакции? Это звучит логично и обосновано, так что он принимает это суждение за истину. Хорошо, но каким образом ему удалось разблокировать телефон? Вероятно, аноним первым делом пробовал разблокировать его самостоятельно, совершив ровно три попытки (Намджун где-то читал, что столько люди обычно и пробуют), а после этого были бы стёрты все данные. Значит, что и взломать через перепрошивку не вышло бы, точнее, это было бы бесполезно. Тогда, каким образом ему удалось узнать?.. В голове неожиданно щёлкает. Намджун вскакивает со стула, привлекая к себе внимание. Все оборачиваются к нему и демонстративно смолкают, приготовившись слушать самого не активного участника в их деле. — Вспомните, каким образом была залита информация на новостные порталы Невер, — чужие взгляды показывают, что пока не могут уловить ход чужих мыслей. — То есть, там не была никаких скриншотов из переписки, ни фотографий, ничего! Он в подробностях описал всё, что якобы видел, и это подписали, как «Информация от достоверного источника»! — расширенные глаза, всё ещё направленные на него, дают понять, что его начинают понимать. — Преступник просто положился на доверчивость людей, думая, что и без доказательств все воспримут его информацию за правду, потому что она будет опубликована не абы где, а на порталах Невер! Но никто не может утверждать, что это достоверная информация, ведь нет доказательств! — Но никто и не может утверждать, что это ложь, потому что нет доказательств, — резко обрывает ход его мыслей девушка из пиар-отдела. — Мы могли бы получить информацию об анониме от невер, — пробует предположить Намджун. — Не получится, — отрицательно качает головой мужчина из экономического. — Они даже следствию не открылись, ссылаясь на закон о личной неприкосновенности. Деньгами их точно не купишь, им доверять нельзя. Сегодня возьмут деньги, а завтра напишут статью про взяточные махинации нашего агентства. — Значит, мы снова в тупике, — логично заключает парень из айти-отдела. После этого зал погружается в тишину. Директор ходит из стороны в сторону, сцепив руки за спиной, остальные уткнулись в планшеты, лежащие перед ними, надеясь хотя бы там отыскать какую-нибудь помощь. — Почему мы просто не можем придумать очередную историю, к которой не подкопаешься? Разыграть её как спектакль и выставить всех слишком доверчивыми, — раздаётся голос Сокджина. Все задумчиво глядят на него. — Мы придумали, как оправдать долгое отсутствие Намджуна, и, посмотрите, никто даже сейчас не стал проверять эту информацию, потому что все приняли её за непоколебимую правду, ведь нет никаких фактов, опровергающих и подтверждающих это. В статье ни слова не было сказано про приступ, потому что аноним не мог знать о нём. А про употребление наркотиков, вероятно, выяснил у продавца телефона. Прочитать про типичных звёзд наркоманов не составило труда, как и вычитать расписание Намджуна. Он сложил два и два и, пожалуйста, Ким Намджун, более известный как Арэм, наркоман со стажем. Ему не нужно было знать слишком много, чтобы выпустить статью, похожую на правду. — И что ты хочешь этим сказать? — с неподдельным интересом вопрошает директор, подошедший обратно к столу. — А то, что мы можем пойти его же методом, чтобы очистить имя Намджуна и компании, — он на секунду замолкает, оглядывая всех, кроме самого Намджуна, что был сильно удивлён чужим размышлениям. — Мы можем просто не искать преступника, а создать свою историю, со своим преступником без всяких доказательств, но с хорошей актёрской игрой. Глаза у Намджуна становятся ещё больше. Выдать кого-то за преступника? Кто на это согласится? Это же полная брехня. — Где ты собираешься найти такого актёра, который захочет отсидеть реальный срок? — раздражённо цедит Шиюн. — Даже самый второсортный актёришка не согласится на тюрьму за хорошие деньги. — За ложную и вредоносную информацию не так много дают. Главное дать правильные показания и заплатить достаточную сумму судье, чтобы приговор ограничился только штрафом или условным сроком — Сокджин переводит взгляд на директора, который, кажется, заинтересовался его идей. — У нас же есть возможность помочь судье с принятием решения и возможность выплатить штраф за поддельного преступника, директор-ним? — тот ухмыляется вопросу. — Знаешь, Сокджин, это действительно толковая идея, но, как и сказал Шиюн, где мы сможем найти человека, который будет согласен на эту роль? И который будет хранить весь этот груз лжи на своих плечах. Однажды наш преступник устанет и расскажет всю правду. Ты же знаешь это. — Я попробую найти кого-нибудь, если из присутствующих не найдётся согласного на данную роль, — по чужим лицам было понятно: никто не станет рисковать своим благополучием ради Намджуна. — Тебе хватит трёх дней? Боюсь, что если мы затянем всё это, то людей будет трудно переубедить, а наш рейтинг упадёт окончательно. — Этого будет более, чем достаточно, — самоуверенностью в тоне так и хлещет. Намджун не отрывает взгляда от Сокджина, что с уверенным лицом после окончания совещания подходит к директору для обсуждения делателей, которые, видимо, будут оглашены на следующем собрании. Он не уходит, покорно дожидаясь Сокджина. Ему уж больно интересно, как тому вообще пришёл такой гениальный план в голову и где он собрался искать человека, согласного сыграть поддельного преступника перед самым настоящим судом. Этот план будет точно провальным. Это пустая трата времени и сил. Он устало кладёт голову на стол. Почему директор согласился именно на этот план? Им стоило бы начать свое самостоятельное расследование, а не играть в театр одного актёра. Безумие! Предлагали тысячу идей лучше. Да даже спокойное сидение на месте и игнорирование ситуации кажется намного адекватнее вот этого цирка. Ладно, они придумали историю, чтобы прикрыть его зависимость и приступ. Хорошо. Здесь нет вопросов, в этой истории никто ничего не должен был играть и выставляться преступником, отвечая за чужие грехи. Но в этом случае, несмотря на то, что агентство берёт на себя все денежные заботы, человек может потерпеть сильное падение по социальной лестнице. Вряд ли актёрам вообще такое нужно. Намджун усмехается своим мыслям. Получается, они поднимутся за счёт другого, кто упадёт и явно больше не встанет. Наживаются на других, вот что они сейчас делают. Он не согласен с таким решением, он не хочет, чтобы кто-то страдал за него и для его блага. Лучше уж пускай он будет с похороненной карьерой и угробленным будущим, чем с чувством вины, появившемся из-за чужой испорченной жизни. В этот момент к нему поворачивается Сокджин с испепеляющей решимостью в глазах, она заставляет дёрнуться. Намджун понимает, его не станут спрашивать. Они уже решили за него. Сокджин пугающий, чересчур резкий и по-страшному решимый. Кто это? Где тот, кого он любит? У Намджуна сердце падает вниз, даже не на дно тёмной ямы, оно просто продолжает лететь, будто застряв в невесомости. Директор задал ему пару вопросов, которые скорее были заданы больше для галочки, чем для того, чтобы действительно услышать его личное мнение. Поэтому Намджун ответил путано и неоднозначно, особо не заморачиваясь над смыслом и логикой. На лице Сокджина какая-то непонятная улыбка, от которой совершенно не теплеет внутри. Их двоих отпускают. Они идут по коридорам агентства, не произнося ни слова. Намджуну совсем не хочется говорить, а Сокджин что-то активно набирает в телефоне. Видимо, уже занялся поисками. Какой амбициозный… Они входят в лифт и спускаются на первый этаж, чтобы выйти через чёрный ход. Возле главного круглосуточно дежурят журналисты и фанаты с непонятно какой целью. Будто они получат больше информации, если разобьют палаточный лагерь рядом с агентством. К сожалению, возле чёрного выхода они тоже стоят, но в значительно меньшем количестве. Здание полностью окружили, и это наводит ужас и заставляет пребывать в постоянном стрессе абсолютно всех, даже работников. Они все как крысы в мышеловке. За Намджуном по пятам следуют папарацци. Эти объективы камер уже от одного своего вида заставляют выворачиваться наизнанку, настолько они надоели. Где бы он ни находился, там уже поджидают журналисты, даже парочка разузнали адрес его местожительства, из-за чего пришлось покупать другую квартиру в другом комплексе. Намджун думал, что его личное пространство давно перестало существовать, а оказалось, что оно прекратило своё существование только сейчас. Из-за десятидневной погони за ним у него началась непонятная боязнь большого скопления людей. При виде толпы конечности сразу сковывает, а в животе неприятно сжимается. Если бы не Сокджин, который всегда уверенно ведёт его, заслоняя собой от людей, он уже давно был бы раздавлен и затоптан до смерти. На выходе Намджун натягивает чёрную маску и тёмную шапку, которую сильнее опускает на глаза. Он оглядывает Сокджина, что сменил свою деловую одежду на простую футболку и обтягивающие джинсы, из-за необходимости быть готовым прикрыть собой в случае чего. В рубашке и брюках это не очень удобно делать. Сокджин прячет телефон в карман куртки, которую накидывает на себя, протягивает Намджуну его рюкзак и кивает охраннику в знак готовности выходить. Им открывают дверь и недолго ведут по тёмному коридору. Сейчас ему хочется нащупать руку Сокджина и крепко схватить её, но что-то отталкивающее в нём не даёт этого сделать, поэтому он только крепче сжимает свою ладонь в кулак. На улице к ним встают ещё двое охранников и окольцовывают их, Сокджин сбоку заслоняет собой, не давая прикоснуться. До ушей доносятся громкие щелчки камер, до глаз яркие, белые вспышки, неприятно слепящие глаза. Намджун прикладывает ладонь в попытках спастись от бесконечного и резкого свечения. Голоса продолжают навязчиво говорить, все они слились в единый большой гам, который невозможно разобрать и который ужасно сильно давит на черепную коробку. Жадные, оголодавшие руки тянутся к нему в надежде прикоснуться или урвать себе кусочек растоптанной знаменитости, что всё бежит и бежит от них. Иногда удаётся понять слова, сказанные в этот общий шум, но лучше бы не удавалось. Они только сильнее давят, показывают, где его место, сколько на нём ответственности и как ему удалось за считанные секунду всё уничтожить. Например, у него часто спрашивают, каково быть зависимым или как так хорошо удавалось скрывать её. Реже бывает: «А что говорит семья?» или «Не стыдно врать своим фанатам о своём состоянии?». Но больше всего его унижает этот вопрос: «Чего вам не хватало, чтобы опуститься так низко?» И вправду, чего? — Вы как? Не пострадали? — с беспокойством в голосе интересуется Юнги, как только дверь машины хлопает за Сокджином. Они синхронно в утверждение кивают ему. — Мне вот интересно, их самих ещё не заебало находится в постоянной вонючей толпе. Неужели нет других скандальных звёзд, — Юнги выруливает, оставляя позади безумных журналистов. Намджун бросает взгляд на щелкающие объективы, которые направлены на удаляющуюся машину, и опять вздрагивает. — К сожалению, мы самые обсуждаемые среди айдолов. Редко, когда людям удаётся пронюхать, что кто-то из их обожествленных идолов — зависимый от психотропных веществ. — Обсуждали бы они так заслуги. — Всем нравится акцентировать внимание на чужом нижнем белье больше, чем на парадном костюме. — Идиоты. Салон машины погружается в безмолвную тишину, слышатся только голоса из радио, что поставлено на минимальную громкость, и кондиционер, обдувающий прохладой. Сегодня на улице невыносимая жара, совсем не подходящая ко внутреннему состоянию Намджуна. Он просит Юнги увеличить мощность кондиционера и после спиной падает на сидение. Намджун поднимает взгляд на Сокджина, который сидит рядом с ним (Юнги обо всём знает, так что нет смысла разыгрывать театр и быть по отдельности друг от друга, когда в этом нет необходимости. Как забавно, вся его жизнь — сплошной спектакль). Сокджин убирает телефон и собирается отвернуться к окну, но замечает на себе пристальный взгляд, поэтому поворачивается к нему. Намджун видит в глазах привычное спокойствие, никакой решимости, злости и готовности пойти на любое действие ради достижения цели. Он тянет руку с цепочкой к руке Сокджина, обтянутой таким же серебром. Они переплетают пальцы и кладут руки на сидение. Намджун успокаивающе поглаживает большим пальцем тыльную сторону чужой ладони, боясь снова почувствовать неприятную боль от сильной хватки. Сокджин замечает настороженность и нерешительность по отношению к себе, поэтому двигается настолько близко, насколько это позволяет ремень безопасности, и в знак извинения чмокает в щёку. Намджун как-то неопределённо смотрит на него, пытаясь сосредоточиться на своих мыслях. — Что с тобой произошло на совещании? — тихо заговаривает он, посматривая в сторону Юнги, чтобы убедиться, что тот не слушает их. — Я просто близко к сердцу принял его слова. — Потому что они правда? — взгляд напротив отчего-то сверкает. Сокджин не отрывает от него глаз. — С каких пор мы так остро реагируем на правду? — Я всегда был вспыльчивым. Ты просто не знал, а я хорошо держал себя в руках, — с толикой непонятной тоски доносится в ответ. — Ты действительно думаешь, что это моя вина в том, что ты чуть не умер, — Намджун удивлённо моргает. — Не умер же. Виноваты мы оба, но первым делом виноват я. Слушай, это не так важно сейчас, — Сокджин молчит. — Почему ты предложил именно такой план? — Это лучшее, что можно сделать в данной ситуации. — Испортить кому-то жизнь, заставив сыграть поддельного преступника? — Мы никому не будем портить жизнь. — А как ты хочешь назвать это? Наш актёр после настоящего суда буквально потеряет большую часть возможностей, — Намджун снова начинает закипать. Он всё ещё не согласен с решением и не будет согласен никогда. — Мы связаны по рукам и ногам, Намджун. Это наилучшее решение, которое спасёт всех нас, — в чужом голосе тоже слышится раздражение. — У нас нет ни улик, ни телефона, ни подозреваемого. Как ты собрался действовать по-другому в этом положении? — Этот план будет провальным. Никто не согласится на такое. — Я найду того, кто согласится. Если есть большие деньги, то люди готовы пойти на многое, — Сокджин оглядывает Намджуна, у которого поубавилось уверенности в своём убеждении. — Чего ты так боишься? — Я просто не хочу портить жизнь человеку, который не заслужил этого. — Тем не менее ты позволяешь другим людям портить свою. Иногда стоит побыть эгоистом. Намджун ошарашенно смотрит на Сокджина. Он выдёргивает руку и отодвигается. — Побыть эгоистом? Да я все прошлые два года был им, пичкая себя наркотиками и ругаясь со всем, с кем только можно. А ты просишь меня быть эгоистом? — голос становится немного громче шёпота. — Разве не ты сказал мне побольше думать о других людях? И в итоге сейчас ты просишь забить на них. Отличная техника, нечего сказать. Неужели ты такой же двуличный, как и все вокруг? — Ты просто не понимаешь. Это другая ситуация, когда себя стоит ставить важнее. На кону стоит твоё будущее, за которое я в ответе. Прекрати строить из себя отважного героя и просто сделай то, что от тебя требуют. Здесь у тебя нет выбора. — У меня никогда не было его. Думал, что ты мне дашь хотя бы право на него, но ошибался. — Знаешь, я тебе не идол, от которого требуют быть идеальным во всём. Иногда я не оправдываю надежды, и это нормально. Ненормально всегда соответствовать ожиданиям. — Ты такой же, как и твой отец, Сокджин. Такой же меркантильный, — гневно ставит точку в их разговоре Намджун, отворачиваясь к окну и сжимая ладони в кулаки. — Я всего лишь хочу спасти тебя от этого ужаса. Намджун делает вид, что не слышал этих слов и упорно наблюдает за пейзажем в окне, который слишком быстро мелькает, чтобы поистине наслаждаться им. Спасти его? А зачем? Который раз он уже чуть не опускался, не переходил край благополучной жизни? Может тогда наконец стоит дать ему свалиться вниз? Потерять всё? Если столько раз он подвергался этому, то, значит, оно было неслучайно. То значит действительно пора прекратить спасать его и дать утонуть. Намджун чувствует себя отчаявшимся. Не таким, каким он ощущал себя во времена первого скандала. То отчаяние, скорее, было криком, мол, посмотрите, я здесь и мне плохо, поэтому он попробовал наркотики, чтобы забыть о своём отчаяние. Здесь ему лишь хочется всё отпустить и позволить идти своим чередом, потому что считает такой вариант самым верным и самым правильным. Выхода здесь нет. У него было слишком много возможностей вернуться назад и начать всё сначала, слишком много точек респауна, слишком много тех, кто отрывал от себя последнее и отдавал ему. Почему-то сейчас для себя он видит только один конец, который не предвещает ничего хорошего и счастливого, ничего светлого и беззаботного, только темнота. Чёрт, а ведь всё было так близко, новая жизнь была рядом. Этот скандал всё испортил, абсолютно всё. Иностранное агентство предложило пока отложить подписание контракта до выяснения всех деталей, они сделали это за день до закрытого собрания. Он понимает их, но всё равно почему-то испытывает обиду. Для людей это лишь неподтверждённая информация, которую приняли за безоговорочную правду, так почему тогда нужно останавливаться и откладывать важное событие. Хотя, наверно, это вызвало бы ещё больше негодования и внимания со стороны общества. Намджун встряхивает головой, прогоняя мысль согласиться с решением остальных и дать себе ещё один шанс. Никаких сторонних жертв. Хватит.***
— Намджун, погоди, — Юнги хватает его за руку и останавливает от выхода из машины. — Вы поругались с Сокджином? — он вздыхает. — Можно и так сказать. Ничего серьёзного, не беспокойся, — на него смотря то ли с беспокойством, то ли с недоверием. В любом случае Намджуну сейчас совсем не до взглядов Юнги, тот, видимо, это понимает, как-то меняясь в лице. — Тогда мы могли бы посидеть вдвоём как раньше. Взяли бы по банке соджу и включили бы какую-нибудь дораму. Намджун задумывается. С одной стороны, когда они в последний раз проводили время вдвоём за просмотром дорам или за разговорами, что стали немного раскрепощённее из-за лёгкой опьянённости. Это было так давно, он даже толком и не припомнит. Конечно, совместное времяпровождение в больнице не считается, потому что Намджун тогда больше работал и приводил своё состояние в хорошую форму, нежели расслаблялся за разговорами. Но с другой… Ему так не хочется сейчас с кем-то разговаривать, хочется просто лечь, обнять Муни и смотреть в тёмный потолок, накручивая и накручивая себе, пока сон не начнёт пробиваться сквозь пелену неприятных мыслей и медленно убаюкивать. Он лежал бы и гневался на Сокджина, который оказался… оказался каким? Беспокоящимся о его благополучии и делающим всё, чтобы спасти его бренное существование? Или предпринимающим хоть что-то в отличие от него самого? Сокджин как может выкручивает их всех из ситуации. Осознание собственной глупости начинает накатывать. Из-за чего он устроил истерию? Не из-за чего, верно. Они все просто устали от постоянного напряжения, вот и поругались на ровном месте, вот поэтому Сокджин такой раздражительный последнее время, поэтому Намджун слишком апатичный, если брать в расчёт только последний месяц. Это всего лишь усталость. Ему и в самом деле не помешало бы развеяться. Но план Сокджина ему по-прежнему не нравится. Также не нравится, как и глупая ссора. Намджун опускает взгляд. Хотя, может ссора и не глупая. Как Сокджин так холодно может рассуждать о чужой судьбе? Неужели ему так просто подставить незнакомого человека и перечеркнуть всю жизнь? У него ничего не сжимается, в голове не всплывает множество вопросов, не окаменевают конечности от собственных мыслей? Как он вообще может быть психологом, если для него ничего не стоит будущее другого человека? Сокджин действительно оказался не таким идеальным, каким Намджун его себе представлял. Чёрт, он запутался. Снова. — Я не против, — наконец подаёт голос Намджун. Юнги слегка улыбается чужому ответу. — Мне нужен твой совет, потому что я без понятия, что делать, — глаза напротив отчего-то расширяются в удивлении, заставляя немного вздрогнуть и удивиться самому. — Ты чего?.. — Всё нормально, — торопливое покачивание головой из стороны в сторону, которое совсем не убеждает. Намджун выгибает в непонимании бровь. Снова покачивание. — Я просто рад, что ты захотел спросить совета именно у меня. — А… Ну… ты же мой друг. К кому мне идти, если не к тебе? Юнги, не проронив ни слова, поворачивает ключ в замке, машина глохнет, рука вытаскивает ключ, и дверь со стороны водительского сидения открывается. Намджун спешит быстрее отстегнуться и последовать за ним. Где-то сзади раздаётся короткий писк сигнализации. В квартире они спешно разуваются, будто за ними кто-то гонится, пытаясь помешать, и, если не поторопиться, им не дадут осуществить задуманное. Юнги валится на диван, включая телевизор и выбирая в каталоге подходящую дораму, Муни на радостях запрыгивает ему на колени, отчего по гостиной разносится приглушённое «ой». Намджун направляется на кухню, чтобы достать из мини-бара несколько бутылок соджу, по пути предварительно споткнувшись о коробки с вещами, что ещё не были разобраны после внепланового переезда. Намджун пару минут раздумывает над тем, сколько взять бутылок, и, недовольно цокнув, вытаскивает пять, если Юнги будет мало, то там остались последние две. Однажды он планировал распить их с Сокджином, но, сами знаете, некоторым вещам не суждено сбыться. Пожалуй, единственный алкоголь, который Намджун может переносить спокойно — это соджу. Так что сегодня им не грех побаловаться. На обратном пути он снова запинается о ту же коробку, в которой лежит бесполезный пластиковый декор. Он раздражённо пинает её дальше в тёмный угол к выходу на лоджию, надеясь больше никогда не увидеться с злосчастной коробкой. Намджун ни капли не удивляется, когда видит Юнги, который лежит на боку и подпёр голову одной рукой, а другой перелистывает с помощью беспроводной клавиатуры огромное количество дорам. Рядом расположился Муни. В полной темноте (свет так никто и не удосужился включить, а шторы плотно задвинуты) он ставит бутылки на пол рядом с диваном и открывает первые две. Юнги предлагает посмотреть комедию, на что ему пожимают плечами, тот принимает это за знак согласия и нажимает плей. По правде говоря, Намджуну абсолютно всё равно, что сейчас смотреть, хочется достаточно выпить, чтобы погундеть насчёт Сокджина и его меркантильности. Они перекидываются короткими фразами, обсуждают актёров и их игру, Намджун даже узнаёт несколько из них (когда-то давно сталкивались на награждении). После второй бутылки, он теряет всякую нужду сосредотачиваться на сюжете. Перед глазами всплывает Сокджин, который активно размывается вместе с героями на экране. Намджуну приходится потереть глаза, чтобы навязчивый образ исчез из леса, в котором главная героиня пыталась залезть на одно из деревьев. Спустя двадцать минут, когда в руках оказывается полупустая четвёртая бутылка, он откидывается назад на диван, запрокидывает голову и вздыхает. Юнги кладёт голову ему на плечо, не отрывая глаза от телевизора, сбоку посапывает Муни. Атмосфера, полная уюта, начинает немного успокаивать и расслаблять. Хотелось бы ему всегда проводить вечера вот так. — А ведь знаешь, — как-то растянуто и задумчиво начинает Намджун. — Врач давно бы надавал по голове за четыре бутылки соджу… — Юнги издаёт непонятный смешок. — Сначала ему пришлось бы иметь дело со мной. Один раз можно, — Намджун задумывается, представляет, как его лечащий врач и Юнги противостоят друг другу в суровой схватке. Он мотает головой. Что за дурные мысли. — Прости, но при всей твоей непробиваемости… У тебя нет шансов против него. — Пф-ф, ладно. Тогда я просто постою в сторонке и посмотрю, как ты огребаешь по первое число, — Намджун щипает того за оголённую руку. — Чего творишь-то? — недовольно восклицают ему. — Ты сам решил меня споить сегодня. Юнги несколько секунд смотрит на него, после кладя голову обратно на чужое плечо и делая глоток. Действия на экране снова приковывают чужое внимание. Намджун глупо моргает и отворачивается к телевизору. Суть дорамы он потерял ещё на середине первой серии, а вникнуть заново уже не получится, голова слишком расслабилась. Он поднимает взгляд к тёмному потолку, надеясь найти хотя бы там ответы на все его вопросы, но всё, что удаётся увидеть — это Сокджина, что как-то по-садистски выплёвывает гадости в сторону Шиюна. Он снова встряхивает головой, прогоняя нежеланные мысли. Сокджин очень, очень хороший, он добрый, смешной, когда забывает о своих умных мыслях, волнуясь за Намджуна, а ещё необычайно красивый. Сокджин понимает его так, как никто другой не способен. Но почему-то сегодня Сокджин совсем не был таким. «Иногда я не оправдываю надежды, и это — нормально». А разве он их не оправдывает? По-моему для Намджун он сделал всё и даже больше. Это он, дурак, принял на свой счёт, обвинив Сокджина в меркантильности, эгоизме и, бог знает, в чём ещё. Ему, наверное, так же неприятно, как и Намджуну. Интересно, Сокджин расстроен? Или, как взрослый, забыл о ситуации и занимается поисками человека, который сыграет преступника? Чёрт, вот, опять в голове эта ситуация. Намджун задумчиво разглядывает прозрачную жидкость в бутылке, которая из-за плавных покачиваний плещет от одной стеклянной стенки к другой. Неожиданно отразившийся от телевизора блик принимает форму объектива фотоаппарат. Он сначала недоумевающе моргает на этот эффект, но после вздрагивает, резко выпрямляясь и почти роняя бутылку, благо Юнги успевает перехватить и взять в свои ладони. Намджун смотрит на скрючившиеся пальцы перед собой и на шрамы, которые вдруг получается хорошо разглядеть почти в полной темноте. По бокам растёт ощущение давки, вдруг становится душно и перед глазами картина: огромная толпа людей с ненавистными ему камерами, все кричат, не дают собственным мыслям проникнуть в голову, волнение растёт вместе с беспокойством и растерянностью, дыхание учащается, чувство незащищённости усиливается, духота, как плотная верёвка, стягивается на шее, не позволяя свежему воздуху проникнуть в лёгкие. Намджун становится вмиг беспомощным, теряется в толпе, у него не получается в ней нащупать руку Сокджина и вцепиться в неё. Где-то вдалеке ему удаётся разглядеть широкие плечи, которые обтянуты чёрной тканью футболки. Он рывком кидается в ту сторону, но коварные журналисты преграждают путь, тыча прямо в лицо своими объективами и микрофонами. Намджун ладонями пытается отодвинуть от себя всех и вся, но они, словно зыбучие пески, вновь соединяются вместе, заполняя открывшееся пространство. Когда на плечо ложится рука, он оборачивается, ожидая встреть в этой суматохе лицо с коварной и злобной усмешкой и услышать задевающие за живое слова. Однако перед ним обеспокоенное и немного опьянённое выражение лица Юнги. Намджун снова вздрагивает. Как же он теперь ненавидит камеры и толпы людей. Какая трагедия для знаменитости. — Юнги, — зовёт он. Ему настороженно кивают. — Я… — Намджун пытается отбросить видение огромной толпы и увести разговор в другое русло. Он бросает торопливый взгляд на Муни, который расположился на коленях Юнги. — Почему ты не хочешь завести себе домашнего питомца? — чуточку покосившейся от алкоголя взгляд напротив искажается в недоумении. — Ну, — со всеми силами пытается собрать мысли в кучу Юнги. — Когда ты работаешь водителем корейского айдола, не бывает много времени, чтобы за кем-то приглядывать. К тому же у меня с тобой много забот, — в голосе слышится ни капли раздражения или негодования. — Да, и я как-то сам не задумывался над этим. — Знаешь, а ты задумайся. Когда я уеду, времени станет больше. Тебя очень любят животные. Особенно собаки… Теперь они оба смотрят на Муни. Намджун забирает обратно бутылку и залпом опустошает её. Юнги ставит свою на пол и как-то задумчиво потирает свой подбородок. Происходящее на экране уже никого не интересует, каждый погрузился в свои размышления. — Я почему-то думал, что никогда не влюблюсь, — неожиданно заговаривает Намджун, привлекая к себе внимание. Юнги незаметно убавляет громкости на телевизоре, оставляя её на единице. — Не то, что бы я специально вбивал себе в голову, мне просто никогда не было до этого дела… Всегда был чем-то занят, к чему-то стремился и куда-то бежал сломя голову, — он порывается сделать глоток из бутылки в руках, но на полпути вспоминает, что опустошил её минутой раннее. — Помнишь тот мой первый скандал? — утвердительный кивок. — Даже тогда я не верил во влюблённость и любовь. В школьное время тоже ничего не испытывал, в клубе менял всех как перчатки, не успевал задуматься над ощущениями. Хочешь скажу правду? Намджун не смотрит на Юнги, словно он спрашивает не у него, а у самого себя, боясь озвучить страшную истину. Он смотрит на экран, а на деле — сквозь него. — Я и сейчас не знаю, что такое любовь. Губы спешно облизываются. — Но во мне есть чёткая уверенность, какой-то знак, что происходящее сейчас — нечто большее, чем было до. Тоскливый взгляд брошен на серебряную цепочку на запястье. Юнги улавливает тоску, поэтому обратно придвигается ближе, слабо стукнув своим плечом чужое плечо. Один уголок губ Намджуна слабо ползёт вверх. — Я никогда не ругался с человеком, которого люблю совсем не братской любовью или любовью сына, поэтому я не знаю, как мне всё исправить. Я запутался, — они погружаются в молчание. Намджун всё порывается откупорить ещё одну бутылку соджу, но что-то не даёт ему этого сделать. Юнги отстранёно поглаживает Муни за ухом. — Значит вы всё-таки поссорились. — Ты слышал? — он отрицательно мотает головой. — Не вдавался в подробности, но ваш негатив сильно просачивался через голоса. Да и Сокджина ты не обнял на прощанье как обычно. — Я слишком очевидный. — Все мы такие, когда дело доходит до любви, — Намджун улавливает слабый смешок и иронию в голосе. Он поворачивает голову к Юнги и замечает какую-то ностальгическую улыбку на губах. — Ты… У тебя кто-то есть? — Раньше, не сейчас. Когда-то я тоже был до смерти влюблён, но сейчас — нет. Думаю, я из тех однолюбов, которые влюбляются однажды раз и навсегда только в одного человека. Не уверен, что смогу полюбить кого-то ещё, — он качает головой из стороны в сторону. — Не обо мне. Хочешь рассказать, что произошло между вами? Намджун не уверен. Не уверен, что хочет рассказывать о собственной глупости. Он с удовольствием послушал бы историю Юнги, историю о его любви. Честно сказать, Намджун почему-то никогда не предполагал, что у того могла быть вторая половинка или он мог испытывать к кому-то высокие чувства. Вероятно, Юнги больше осведомлён в любовных вопросах, чем сам Намджун, и смог бы посоветовать что-то дельное. Но… его терзают сильные сомнения. Дело даже не в страхе, что Юнги посмеётся над ним, это же Юнги, ну. Ему просто стыдно рассказывать такого рода вещи, стыдно просить совета, чтобы помириться со своей парой, стыдно из-за глупой ссоры. Намджун никогда ни с кем не был откровенным на эту тему. Когда Юнги обо всём узнал, они ни разу не разговаривали об их отношениях с Сокджином. Ладно, Намджун — трус, он не знает, с чего начать. Не знает, рассказывать ли своё видение или говорить со стороны нейтралитета. Он даже думает, что проще было рассказывать о том, как из жизни пропал свет, как было ужасно одиноко и тоскливо, чем рассказать о своей любви или чем бы оно ни было. Только ли в ссоре дело? Что ещё ему хочется услышать? Намджун понимает — он хочет услышать осуждение Сокджина со стороны Юнги. Ему нужно, чтобы поддержали его и его мнение, которое упорно отстаивалось в диалоге с Сокджином. Возможно, если бы тот услышал неодобрение Юнги, то поменял бы свой план на более безобидный или хотя бы прислушался к его словам. Но у них слишком мало времени… стоит ли вообще что-то менять? Нет, глупости, абсурд. Он расскажет всё как есть, и если не услышит от Юнги осуждения, то хотя бы совета, как помириться и мысленно не умирать из-за чувства вины и глупых мыслей. — Ты же не знаешь, как они хотят выкрутиться из всей этой заварухи? — всё-таки решается Намджун, открывая новую бутылку с соджу и сразу же делая глоток. — Они хотят найти человека, который сыграет роль преступника, заплатив деньги, — продолжает он, не дождавшись ответа. Затуманенный взгляд Юнги окрашивается в удивление. — Потому что ни у нас, ни у полиции нет никаких зацепок и улик, чтобы найти настоящего преступника и заставить его предстать перед судом. Они хотят оклеветать неповинного человека, думая откупиться деньгами от чужих проблем, которые возникнут после суда, — глоток. Прогнивший мир, в котором всё можно купить за деньги, ни о чём не беспокоясь. Раздражает. Больше всего Намджун ценит правосудие и равноправие. — А знаешь, кто предложил этот план? Никогда не угадаешь. Сокджин. Это был он, да. Я сказал, что это слишком. Слишком лишать человека нормальной жизни, думая, что деньги всё покроют. На почве этого мы и поругались. Он не был согласен с тем, чтобы найти другой выход из ситуации. Предлагали множество идей! А директор-ниму понравилась эта! Неужели для всех моя жизнь — это какой-то спектакль. И самое главное: Сокджин даже носом не повёл, когда предлагал свой план, словно его вообще не беспокоила чужая жизнь. Это так на него не похоже. Он всегда волновался за меня, а когда дело дошло до чужой жизни, его словно переклинило. На удивление Намджуна Юнги не начинает восклицать и активно соглашаться с его мнением. Он вообще, кажется, застыл всё с тем же удивлением в глазах. Юнги поджимает губы, над чем-то размышляя и что-то взвешивая в своей голове. Очень интересно, что же тот всё-таки выдаст. Раз уж сразу не высказал своего негодования, значит, для него это ситуация спорная. Неужто они действительно допускают вариант пожертвовать кем-то ради будущего Намджуна? Ну что за глупости! Никто помимо него самого не виноват в том, что случилось, и единственный, кто должен расплачиваться за свои ошибки — он сам. Но у остальных, по всей видимости, другое мнение. — Ну и придумали вы конечно, — неоднозначно проговаривает Юнги. — Но всё ли так плохо, как ты думаешь? — Что? Только и ты не начинай, что иногда можно побыть эгоистом, — в ответ доносится хриплый смех. — Это тебе Сокджин сказал? — Именно он. Эти слова конкретно вывели меня из себя, — снова смех. — Это в его стиле, — сквозь улыбку соглашается Юнги. — Но, нет. Я не буду так говорить, хотя и согласен с ним, — сегодня у Намджуна сплошной день открытий. — Погоди, то есть и ты можешь позволить себе быть эгоистом? — В определённых вещах — да. — Это в каких таких вещах? — Ну-у… Например, когда я не очень хорошо себя чувствовал, я часто отказывал тебе в том, чтобы прогуляться по городу или выгулять вдвоём Муни, хотя знал, что тебе будет одиноко. О. Ого. Так вот оно что. — Но это другое! Ты не должен был садиться в тюрьму ради меня. — Да уж прям в тюрьму, — как-то слишком безразлично кидает Юнги. — Ты уверен, что агентство допустит всё до тюрьмы? Там не идиоты работают. А ведь действительно. С чего Намджун вообще взял, что человеку грозит тюрьма и строгий приговор? Они ведь разыгрывают театр, в котором всё должно быть не обязательно так, как в жизни. К тому же, он даже деталей плана не знает. — Ну, думаю, ты прав. Они вроде говорили про то, что все финансовые расходы возьмут на себя… Да и щедро вознаградят чужой труд… — Во-о-о-т, — он поднимает бутылку с пола и делает глоток. — Ты снова себе слишком много накрутил. Я уверен, всё разрулится, а ты, как и планировалось, окажешься в Америке. Всё будет в порядке, — Юнги ободряюще стукает кулаком по чужому плечу. — А с Сокджином лучше помирись. Позвони ему сейчас. Время не позднее. Он будет рад слышать, что всё в норме. К тому же если он ставит тебя превыше чужой судьбы, то не должно ли говорить это о его уровне любви к тебе? Сердце замирает от сказанных слов, пока осознание огромной волной накатывает на мозг. Сокджин действительно ставит его превыше всего на свете. Он так его любит, а Намджун всё неправильно принял. Сердце заходится в ускоренном темпе, по телу разливается жар. Он позволяет побыть себе эгоистом и насладиться чужой любовью. — Да… Он из кожи вон лезет, чтобы я смог жить хорошей жизнью… Я такой идиот, — в ответ ему мягко улыбаются. — Всё нормально. Ошибаться — нормально. Я подожду, пока ты поговоришь с ним, а потом, — вдруг он переходит на заговорщический шёпот. — Включим твои старые клипы и будем смотреть. — О, не-е-т, Юнги я ненавижу пить с тобой вне стенах бара. Ты всегда начинаешь этим заниматься, при этом приговаривая, каким милым и смешным я был в дебютное время, — Намджун в недовольстве кривит лицо, вызывая смех. — Но я правда люблю тебя-я! Сейчас ты слишком огромный, чтобы называть тебя милым и смешным, — притворно начинает хныкать Юнги, резко наскакивая на Намджуна и обнимая его. — Помнишь, как ты вечно раздражал меня своим бесящим поведением? — Прекрати, — он пытается скинуть с себя чужие руки. — Ты всегда такой тактильный, когда выпьешь. А ещё у тебя язык развязывается, как у балаболки. — Только не ври, что тебе это не нравится-я-я, — Намджун выпутывается из чужой хватки, подскакивает и быстро хватает телефон, чтобы убежать в комнату со словами: «Я пошёл всё налаживать, а ты жди и не усни без меня!» — И ещё, — Юнги внезапно становится серьёзным. — Рад, что ты после очередного препятствия не сдаёшься, — Намджун оборачивается и смотрит на него по-смешному с широко распахнутыми глазами. Юнги довольно смеётся и откидывается на диван, делая звук на телевизоре громче, чтобы ненароком не подслушать чужой разговор. Он шагает по тёмному коридору, но уже не запинается о злосчастные коробки, которые наставлены в каждом углу. Объятие и поведение Юнги вызывают тёплую улыбку, которую никак не получается сдержать. Как же Намджун любит такие вечера. Прям до боли. По телу раскатывается приятная и успокаивающая нега. Намджун поворачивает налево, где находится единственная спальная комната в квартире. Он не стал покупать квартиру с планировкой как в старой, потому что всё-таки рассчитывает на переезд в другую страну. Теперь нет отдельной кухни, так как она совмещена с гостиной. Конечно, цена у квартиры намного ниже прошлой. Комната так же уставлена коробками с вещами, некоторые из которых даже не распечатаны. В связи с сложившимися обстоятельствами было не так много времени, чтобы заняться этим. Ладонь пытается нащупать выключатель, но всё, что удаётся сделать — это столкнуть маленькую коробку, стоявшую на другой большой. После неудачи Намджун машет рукой на попытки включить свет. Он направляется к окну, однако поскальзывается на бумажках, которые валяются на полу, и почти падает. Впервые в своей жизни он так сильно ненавидит свою лирику. — У тебя всё в порядке? — слышится крик из гостиной. Вместо ответа наставленные друг на друга коробки, за которые ухватился Намджун, падают в кучу, создавая ужасный шум. После грохота наступает тишина, Юнги, видимо, выключил звук, чтобы прислушаться. — Намджун? — снова крик. — Да… Да! — он пинает упавшую коробку, в которой что-то звякает. — Я в норме! — секунда, и по квартире снова разносится смех из дорамы. Намджун перешагивает через новоявленную кучу и наконец добирается до окна во всю стену (раньше такое украшало зал в старой квартире). Этаж ниже, чем был раньше, теперь не получится разглядеть весь любимый и в то же время ненавистный Сеул и взять его в свою ладонь, но зато в этом жилом комплексе безопаснее. Тут намного тише, и не доносится шум машин и людских голосов с главных улиц района. Здесь можно немного расслабиться и выйти прогуляться вдоль пешеходных дорожек, пока где-то не очень далеко ходит охрана, приставленная на случай всяких нештатных ситуаций. Ощущение непонятной духоты начинает чувствоваться не только телом, но и головой, отчего становится немного не по себе. Мысли вяло рассыпаются, оставляя лёгкое головокружение. В таком состоянии нормальный разговор точно не получится. Намджун порывается найти пульт от кондиционера, но вспоминает свои недавние попытки включить свет. Поэтому решение снять толстовку становится самым оптимальным. Одежда летит на незаправленную кровать, которая оставалась в расправленном состоянии уже около пяти дней. Одна из подушек давно лежит на полу, будто там ей самое место, другая грозится улететь вслед за ней. Одеяло скомканной кучей валяется в конце кровати, простыня сползла вбок, открывая взор на белый матрас. Одним словом, его кровать — это полный хаос. Хотя и хаос — слово не очень уместное, тут что-то посерьёзнее… Намджун не приверженец творческих беспорядков. В старой квартире его кровать всегда была аккуратно заправлена и редко, когда находилась в таком не очень благополучном состояние. Однако этому сопутствовали целых два условия. Первое: Намджун редко ночевал дома; второе: у Намджуна в распоряжении был целый отряд клининговой компании. Сейчас же он на постоянной основе живёт дома, и у него имеется строгий запрет на использование сторонних услуг, которые хоть как-то да могут повредить его и без того настрадавшейся имидж. Так что, ему остаётся куковать в ужаснейшем беспорядке. Как только Намджун освобождается из оков плотной ткани, телу становится в разы легче, а в голове все шестерёнки приходят в норму, позволяя мыслям наконец собраться в кучу, однако выпитый алкоголь всё ещё продолжает дурманить разум. Он зачёсывает ладонью волосы назад, опирается оголённой спиной на стекло и сползает на пол, массируя веки в надежде, что это поможет окончательно придти в себя. Рука нащупывает телефон в кармане спортивных штанов и достаёт его. Перед лицом ярко загорается экран, заставляя до боли зажмурить глаза. Намджун вслепую уменьшает яркость. Как только глаза привыкают к свету, он заходит в скудный список контактов и нажимает на самый первый. Гудки. Намджун ждёт. Гудки всё не прекращаются. Трубку, видимо, никто не спешит брать. Неужели Сокджин всерьёз обиделся? Включается голосовая почта, которая просит оставить сообщение после сигнала, так как абонент не отвечает неизвестно по какой причине. Намджун набирает снова, не желая сдаваться. Ему нужно срочно извиниться перед Сокджином. Если он этого не сделает, то произойдёт что-то очень ужасное, чего он совершенно не хочет. — Намджун? — спустя минуту доносится из телефона. — Всё нормально? — голос приобретает взволнованный оттенок. — Да. Я хотел извиниться за то, что наговорил тебе в машине. Извини, ты этого не заслуживаешь… Мне правда жаль. На том конце наступает полная тишина, даже чужого дыхания не слышно. Намджун тоже старается дышать как можно тише, сердце учащает свой ритм от волнения, которое подпитывается молчанием с другой стороны. Он нервно теребит резинку домашних штанов, вдруг стало неприятно прохладно, отчего появились мурашки на теле, заставляющие немного содрогаться, однако надевать толстовку слишком поздно и долго, поэтому он позволяет себе продолжать замерзать. Левая рука потирает правое плечо в надежде помочь согреться. Сокджин продолжает молчать. Может быть, он занят, и ему некогда разговаривать с ним о каких-то пустяковых ссорах? Намджун поджимает нижнюю губу. Точно. И зачем он только позвонил? Дурак, дурак. Опьянённый разум продолжает насмехаться над ним, заставляя мёрзнуть всё сильнее и сильнее. — Я не злюсь, Намджун, — раздаётся долгожданный голос. — Пожалуйста, не волнуйся об этом ладно? — Намджун зачем-то кивает в темноту. — Мне тоже есть за что извиниться перед тобой, — через динамик слышится непонятный звук. Наверное, Сокджин спешно провёл языком по губам, как он делает это всегда, когда готовится начать говорить что-то очень важное и долгое. — В последнее время я сам не свой, сильно раздражительный и беспокойный… На этой неделе я повысил на тебя голос три раза, — после этих слов он удивлённо хлопает глазами. Неужели Сокджин об этом помнит? — Мне очень жаль, знал бы ты, как я себя за это ругал. Я никогда не хотел на тебя кричать. И на сегодняшнем совещании я не контролировал свои слова и действия, даже после него. Это всё из-за случившегося. Слишком большое давление и… — здесь чужой голос резко прерывается, из динамика доносится только рваный вздох. Намджун хмурит брови. — Я слишком волнуюсь за тебя, потому что очень люблю. Намджун слышит в голосе Сокджина непонятную тоску, ошибочно списывая её на усталость и переутомление. Только от его слов и прерывистого дыхания всё равно не по себе. — Ты в порядке? — искреннее волнение в голосе. — Я устал, но после твоего звонка мне станет лучше, — смешок. Намджун позволяет себе несильную улыбку. — Как ты? Конечно, Намджун сказал, что всё в порядке, сказал, что сейчас чувствует себя немного получше, чем все прошлые дни. И это чистой воды ложь. Он ужасно обеспокоен состоянием Сокджина и его словами. Намджун изгрыз все ногти, которые так старательно приводили в порядок лучшие нейл-мастера Кореи, потому что ужасно волнуется за Сокджина. Но не сказать лжи просто нельзя, ему не хочется волновать его ещё больше. Сейчас не самое подходящее время для разговоров и для выяснения чужого эмоционального состояния. В конце концов Сокджин мог на самом деле серьёзно стрессовать, верно? По крайней мере, Намджуну хочется верить в это. Непонятное чувство беспокойство это не убеждает. Он старательно отгоняет своё волнение, чтобы оно не мешало разговору, повторяя, что всё это из-за стресса. Оказалось, что сегодня вечером было внеплановое совещание, на котором они уже серьёзно обсудили план Сокджина и на котором ввели в курс дела всех сотрудников, работающих с Намджуном, их тоже привлекли к поискам актёра. Что же, он не доволен планом, но, действительно, есть ли другой выход? Когда вся эта афера будет совершаться, Намджун будет показывать своё недовольство как можно сильнее. На его вопрос по поводу кандидата на роль преступника, Сокджин ответил невнятно и неоднозначно, сказав, что поиски ещё ведутся. Этот ответ и эта неуверенность в голосе смутили Намджуна, однако комментировать он не стал. План всё-таки провальный, да? После этого они перешли к более лёгким и отдалённым темам. Сокджин сказал, что собирается съесть на ужин пигоди, которые готовились до звонка Намджуна. Именно в этот момент желудок заурчал сильнее, а желание находиться прямо сейчас рядом с Сокджином усилилось многократно. Господи, его пигоди — самое лучшее, что может существовать в мире (если не брать в счёт поцелуи). Намджун сейчас отдал бы всё, чтобы разделить ужин вместе и поесть божественной пищи, что даровали боги с небес через прекрасные руки искусного мастера готовки. Когда у Намджуна появится больше времени, то он обязательно первым делом попросит Сокджина научить его готовить. Он будет самым послушным учеником, честно, пречестно. Сокджин был не очень доволен, что они с Юнги решили побаловаться соджу, однако высказал несказанную радость за дружеские посиделки. Намджун убедил, что насчёт алкоголя волноваться не стоит, он не переносит его в большом количестве, поэтому пятая бутылка соджу была последней. Они обсудили совместную поездку к родителям Намджуна перед его переездом (который точно состоится, в чём есть твёрдая уверенность). Конечно, Сокджин будет представлен в качестве друга. Родители, а особенно мама, сильно полюбили его за хорошую заботу об их сыне. Кто знает, где бы был сейчас Намджун, если бы Сокджина не было рядом. В общем, семья Ким всегда будет рада присутствию Сокджина в их доме. А что касается отца второго… то Сокджин пока не готов знакомить их, пускай и под предлогом близких друзей. Для отца это будет очень странно и неестественно. О какой дружбе может быть речь с разницей в десять лет? Намджун на это сильно нахмурился, но согласился с чужим решением. Пока ещё не время. Но тогда, когда будет? Будет ли вообще? Не скрываться же им всю жизнь. Решив приложить телефон к другому уху, Намджун замечает на загоревшемся экране: их разговор длится более двадцати минут. С Сокджином время действительно летит незаметно. Внезапно одурманенный алкоголем и приятными ощущениями разум вспоминает о Юнги, который, наверняка, уже спит. Намджун поджимает губы. Ему так не хочется прощаться с Сокджином, потому что за пять часов он уже успел соскучиться настолько, что готов наплевать на все запреты и сбежать к нему. Если бы не ссора, то они могли бы сейчас быть вместе и есть вкусные пигоди. Но всё-таки Намджун обещал провести вечер с Юнги, с которым они не собирались вместе целую вечность. Что же, пришло время прощаться. Намджун с жадным интересом дослушивает рассказ о Тэхёне, который решил преподнести приятный и очень неожиданный сюрприз своему дядюшке в виде какого-то иностранного блюда, приготовленного своими руками. Ну, оно оказалось весьма… неплохим… да… определённо… Когда Сокджин описывал удивлённое лицо Тэхёна, который не понимал, почему мама и дядя без энтузиазма прожевывали кусочки еды, Намджун сильно засмеялся. Парень двадцати лет, а ощущение, будто ему недавно десять исполнилось. Но Сокджин очень любит его и его особенности. Как только он заканчивает смеяться, то отсчитывает про себя как можно медленнее двадцать секунды, а потом произносит: — Хэй, мне пора. Наверное, Юнги уже уснул, пока меня не было. Сокджин издаёт смешок. — Когда мы вместе выпивали, мне всегда приходилось тащить его до дома, потому что он быстро засыпал из-за алкоголя. Прошло столько лет, а он совсем не изменился в этом плане. — Всё время забываю, что вы были знакомы до меня. Так странно слышать рассказы о вашем совместном времяпровождение, — в ответ доносится «ага», после которого они смолкают. Прощаться первым никто не собирается. Намджуну думается, что лучше сидеть в тишине, но вместе, чем снова расставаться. — Думаю, уже нужно отключаться, — наконец решается Сокджин. — Если Юнги уснул в положение сидя, то тебе стоит поторопиться, чтобы уложить его, иначе он будет жаловаться на больную спину. — Ты прав, но я так хочу ещё поговорить. — Я тоже. — Может, приедешь? Слишком неожиданно даже для самого себя. Он зажимает губу. — Прости, но правда не могу. Я ещё не всех людей проверил, — кажется, Сокджину удаётся распознать чужую грусть даже через телефон. — Чем быстрее мы с этим разберёмся, тем быстрее мы сможем проводить много времени вместе. А ты лучше повеселись. Тебе будет полезно. — Тебе тоже стоило бы отдохнуть. Может быть, ты всё-таки… Ладно, извини, это глупо. Потом проблем не оберёшься, если ты приедешь, — Намджун трёт ладонью слегка раскрасневшееся лицо. — Я уже скучаю. — Я тоже. Буду надеяться, что мы завтра вообще созвонимся. — Пока? — Пока. Намджун отрывает телефон от уха, крепко сжимает в руке и смотрит на завершённый вызов. Вставать он не спешит, вместо этого ближе жмётся спиной к прохладному стеклу, откидывая назад голову и смотря в тёмный потолок. На душе отчего-то становится тоскливо и неприятно. Сил встряхиваться уже не осталось. Груз скандала снова ложится на его плечи, заставляя припасть к земле без возможности подняться. Отсутствие рядом Сокджина только усиливает это ощущение. В таком положение он остаётся ровно три минуты, после чего наконец поднимается и направляется к кровати, где валяется снятая толстовка. Он медленно натягивает её на себя, немного путаясь в рукавах. Намджун смотрит на кровать и разрывается между тем, чтобы упасть на неё и уснуть, и тем, чтобы всё-таки проверить Юнги. Конечно, он выбирает второе. Раньше выбор пал бы в пользу первого варианта, но сейчас — нет. Сейчас всё по-другому. Листки с несвязанными друг с другом словами всё так же остаются лежать на полу. Кулак сонно потирает глаз, пока босые ноги лениво шаркают по полу, пиная прозрачную плёнку, которой были накрыты коробки. Перед тем, как повернуть в гостиную, он заглядывает в ванную, не удосужившись включить основной свет, оставляя гореть только настенный меленький светильник, и быстро ополаскивает лицо холодной водой, чтобы хотя бы чуточку взбодриться. Достаточно просторная ванная комната выглядит дорого и сдержано: средних размеров прозрачная, с чёрным акрилом раковина прикреплена к стене, серебряного оттенка смеситель, что отражает в себе комнату, вставлен посередине раковины, ванна такая же прозрачная, как и раковина. На полках стоит всего три флакончика, один — гель для душа со вкусом кофе, другой — мятный шампунь, а третий — специальный шампунь для собачий шерсти. Два полотенца тёмных оттенков висят на вешалке. На полке вдоль зеркала лежат зубная щетка, почти заканчивающаяся зубная паста, пена и бритва для бритья, а также лосьон против раздражения. Ванная комната выглядит пустоватой, если сравнивать со старой, в которой полки были заставлены разными бутыльками с пеной и солью для ванн, на бортике стояли маленькие резиновые уточки, а в шкафчике всегда были припрятаны ароматизирующие свечи и всевозможные губки для тела. Уж стоит ли говорить про большой выбор шампуней для Муни? Перед переездом пришлось почти от всего избавиться. Намджун поднимает голову, с кончиков волос капает вода, взгляд перемещается к зубной щётке. Нет, зубы чистить сейчас точно не стоит, вдруг Юнги ещё не уснул. Вместо этого он капает на ладонь лосьона и потирает ею красное пятнышко на левой стороне щеки. Снова сыпь пошла из-за гадкого обеда в виде дешёвого кимбапа из ближайшего ресторана, нужно выпить противоаллергенный препарат. Главное не забыть. Ладонь выключает светильник, и он выходит из ванной комнаты, прикрывая за собой дверь. Холодная вода возвращает Намджуна в реальность, поэтому громкий звук телевизора слишком резко режет уши, отчего он морщится. Торопливым шагом Намджун направляется в гостиную. На удивление Юнги совсем не спит, даже наоборот, бодрствует в самом разгаре сил, фотографируя с самых разных ракурсов Муни, на которого он надел кепку хозяина. Намджун сначала почти неслышно вздыхает, а потом улыбается краешком губ. — Я думал ты спишь, — он направляется к кухне, которая расположена сзади дивана, и достаёт последние бутылки соджу для Юнги. — Прекрати мучить мою собаку. — Слишком мало алкоголя для моего организма, чтобы засыпать в разгар веселья, — из рук Намджуна принимают бутылки. — Больше не будешь? — ему отрицательно качают головой. — Смотрю на тебя, и глаз радуется. За столь короткое время избавиться от своих вредных привычек, — последнее слово Юнги выделяет как-то по-особенному сильно. — Даже спортом начал заниматься. Ты ведь спорт терпеть не мог! — То, что помогает не сойти с ума, быстро начинает приходить по вкусу. — Бесспорно, — Юнги делает маленький глоток, когда крышка щёлкнула, открывая доступ к манящей жидкости. — А выпить я никогда особо и не любил. Ты же помнишь, что у во время наших посиделок сильно напивался только ты. — Ай-щ, ладно, ладно, я люблю выпить. Так думается проще, — Намджун беззлобно усмехается, снимая с Муни кепку и почёсывая его за ухом, на что тот довольно ведёт носом. — Помирились? — Да. В голове всплывает чужой приятный голос. Намджун задумчиво поджимает губу, медленно улетая мыслями куда-то на другую планету, где есть только он и Сокджин. — Снова будете любовно щебетать в машине и спать друг на друге? — на лице Юнги расплывается хитрая усмешка. Намджун за неё несильно стукает по плечу. — Ну, чего ты так стесняешься своей любви, а? Мой любимый малыш Джун-и так вырос, что влюбился, — снова стук по плечу, но уже посильнее. — Прекрати, — хорошо, что в комнате темно, потому что так не видно его совсем не по-алкогольному поалевших щёк. — Ещё слово, и кататься ты будешь один. Я перейду к Сокджину. — Ладно, ладно. Убедил. Но вы и впрямь мило смотритесь. Я думал, что ваша разница в возрасте будет ужасно сильно смущать меня, но, нет, — он недолго молчит, после добавляя уже радостным голосом: — Я так всех вас люблю-ю! Иди ко мне, — Юнги сверху наваливается на Намджуна и Муни. Последний спросонья улавливает весёлую атмосферу, выкарабкивается из-под двух тел и начинает скакать по дивану, по-счастливому гавкая. Намджун с широкой улыбкой смеётся и шутливо отталкивает Юнги, умоляя прекратить обнимать, потому что очень щекотно. Муни принимается облизывать голую стопу, заставляя заливаться смехом сильнее и громче. С дивана валятся маленькие подушки, даже накидка сползает и свисает на пол, пустые бутылки, которые стояли на полу, с грохотом падают. Кто-то из них троих случайно нажимает на пульт, из-за чего на телевизоре громкость увеличивается. В гостиной воцаряется настоящее безумие, но им настолько всё равно, что они продолжают смеяться, свешивая свои конечности с дивана и издавая звуки уже далёкие от смеха. Но, какая разница, если сейчас так хорошо? Если существуют такие моменты, то стоит ли придавать огромное значение какой-то жалкой грусти, не сравнимой с происходящим сейчас? Самое важное, что Намджун понял за время своей жизни, что не стоит смотреть только на плохое. Когда всё так достало, когда ты хочешь уничтожить себя так, чтобы ничего не осталось: ни единой молекулы или частицы, ни единого атома — нужно всего лишь оглянуться вокруг себя и посмотреть на своих друзей и близких, на тех, кто отдавал всего себя ради твоего благополучия. Он слишком мало рассматривал вещи, окружающие его, потому что уткнулся в сжирающую всё темноту. Почему Намджун ни разу не предложил Юнги прогуляться или устроить небольшую вечеринку только для них двоих? Это ведь оказалось таким весёлым и приятным занятием. Возможно, сделай он это раньше, то всё не дошло бы до наркотиков, ведь Юнги был тем, кто мог зарядить своей активностью. Но не дойди всё до наркотик, он так бы и не встретил Сокджин. Эти два года были просто огромным и трудным испытанием, из которого нужно извлечь урок на всю оставшуюся жизнь. Не нужно об этом сожалеть. Намджун больше не сожалеет. И никогда не будет. Не произошло бы многих вещей, что произошли. Они не научили бы его ценить жизнь, близких и настоящее, они не помогли бы вырасти ему как личности. Намджун никогда бы не стал тем, кем является сейчас, а себя настоящего он очень любит и уважает. Нынешние мы — это всё те же мы, но немного мудрее, немного опытнее и немного сильнее. Да, прошлые мы много ошибались, часто делали не тот выбор, говорили не те слова, однако именно они помогли настоящим нам стать более лучшей версией нас, поэтому не стоит корить нас за ошибки прошлого. Так же и теперешние мы помогают будущим нам стать чуточку умнее. Вся жизнь сплошной опыт, а опыт не бывает плохим или лишним. Намджун, отдышавшись от смеха, с улыбкой на губах поворачивает голову в сторону Юнги, у которого глаза от счастья сверкают сквозь маленькие щёлочки. Он рад иметь возможность вот так вот просто дурачиться и смеяться с совершенной глупости, просто рад быть здесь и сейчас, несмотря ни на какие трудности и сложности, потому что помимо них есть ещё столько прекрасного. Намджун отворачивает голову к потолку и смотрит на блики, отражающиеся в нём от экрана телевизора. Отчего-то у его улыбки нет никакого предела и улыбаться хочется ещё шире. — Знаешь, — с одышкой начинает Юнги. — Мы же всё равно посмотрим твои старые клипы и шоу. Намджун кричит слишком эмоциональное и безумное «нет», но внутри себя признаётся, что с удовольствием посмотрел бы на прошлого себя с новым взглядом. Только Юнги он об этом ни за что не признается.***
Наутро Намджуну всё возвращается сполна. Он с громким хлопком двери провожает Юнги, который перед своим уходом позавтракал двухдневным сирягтямури, приготовленным Сокджином. Намджун всё не мог расправиться с ним, потому что блюдо рассчитано на две персоны, на него и Сокджина, но второй не бывал у него дома все эти два дня. Хорошо, что Юнги наконец смог его доесть, иначе было бы очень жалко избавляться от прокисшего блюда. Отсутствие Сокджина объясняется рядом причин, одна из них — запрет на частые визиты (это может вызвать лишние вопросы, кто совершенно не должен их задавать). Поэтому нужно ждать ещё два долгих дня, чтобы Сокджин смог к нему приехать. Намджун со вздохом падает на мягкое кресло, которое стоит рядом с диваном, подбирает под себя ноги и кладёт руку под голову. Юнги никогда не страдал сильным похмельем после ночной вечеринки, зато Намджуну доставалось сразу за десятерых, и неважно, что было их только двое. Самая основная причина, из-за которой Намджун не любит алкоголь (даже некрепкий соджу) — это головная боль наутро и слабость во всём теле. Когда он употреблял наркотики, то похмелье было мелочью на фоне, поэтому так остро не ощущалось. Ну, теперь Намджун может вспомнить какого-то это пить без сильных психотропных веществ. Глаза медленно закрываются, а мозг почти отключается, предлагая ещё немного вздремнуть, ведь сегодня никуда не надо, а на часах всего лишь одиннадцать утра. Ему почти удаётся уснуть и насладиться воображаемой поездкой на море вместе с Сокджином, но внезапно Муни требовательным лаем напоминает о себе, указывая носом на поводок. Конечно, гулять. Всё-таки стоило отдать его маме, пока всё не утихнет. Намджун надеется на то, чтобы совсем чуточку полежать с закрытыми глазами, однако, как только глаза снова закрываются, по квартире снова разносится лай. Он со вздохом встаёт и направляется в ванну, чтобы принять душ и привести себя в порядок. Под тёплыми струями воды в голову намертво впивается вчерашний разговор по телефону. Сегодня нужно позвонить Сокджину, и сделать это надо сразу после душа. Вдруг он будет ещё более уставшим и с отсутствием всякой силы, а Намджуна не будет рядом. Он до чёртиков ненавидит все эти ограничения, потому что приходится находиться в постоянном волнении и в постоянных догадках о чужом состояние. Расстояние действительно страшная штука. Намджун намыливает тело, всё ещё блуждая по воспоминаниям вчерашнего разговора, будто пытается разыскать какие-то детали, незамеченные тогда. Неожиданно из рук выпадает бутылочка с гелем, веки распахиваются, руки начинают дрожать, а сердце в страхе почти перестает биться. Намджун неверяще округляет глаза. Горячая вода теперь не согревает, а до боли обжигает, будто бы оставляя красные отметины в виде капель. Он спиной опирается на стену и скользит по ней вниз на дно, оставляя за собой мыльную дорожку. Пена смывается с него и утекает в сток. Намджун хватается за голову, впиваясь в выбеленные волосы. Взгляд направлен в одну точку. Перед глазами обрывки воспоминаний, которые может видеть только он. Шум воды становится неслышным. А в голове только одно: «Я уже скучаю», — с ужасной, всепоглощающей грустью говорит Намджун в телефонный динамик. «Буду надеяться, что мы завтра вообще созвонимся», — отвечает Сокджин, в голосе которого нет ни единой эмоции. Надеяться, что они вообще созвонятся? Что это должно значить? Намджун лихорадочными движениями смывает с себя остатки пены, выключает воду и срывается прямиком голым к телефону, что покоится в комнате на кровати. Он чудом не поскальзывается на скользких нога и не сбивает ни единой коробки. Вода капает с тела, из-за чего намокают бумаги, валяющиеся в хаотичной россыпи на полу. Намджун кидает одеяло, пытаясь отыскать телефон. Как только он оказывается у него в руках, то он садится на кровать судорожно набирая номер Сокджина. Он ожидает очередных долгих гудков, но не проходит и первого, как его вызов сбрасывают. Намджун закусывает изнутри щёку и уже хочет набрать повторно, как в какао приходит сообщение от Сокджина, согласно которому тот сейчас находится на совещание и перезвонит чуть позже. «Если у тебя что-то срочное, то напиши», — значится в самом конце текста. Чуть погодя приходит красное сердечко, которое абсолютно точно успокаивает Намджуна. — Боже, я идиот. Сокджин надеялся, что у него будет время, чтобы позвонить. Он не хотел этими словами намекнуть на расставание. Точно, идиот. Намджун падает спиной на кровать и откидывает телефон куда-то в сторону, ладонь устало потирает лицо. Холодное серебро касается щеки, заставляя приоткрыть глаза. Он смотрит на цепочку, которая почти не висит на запястье, а плотно обтягивает его. Это отрезвляет до конца. Неужели он действительно подумал, что Сокджин бросит его таким образом? Нет. Неужели у него могла зародиться мысль о том, что тот вообще решит его оставить? После всего пройденного он в самом деле думает, что Сокджин бросит его? Какая непозволительная глупость. Совершенно точно идиот. Сокджин поклялся оставаться с ним, несмотря ни на что, так почему его мозг всё ещё думает о таких ужасных для него вещах? Неужто так трудно наконец поверить и довериться чужим словам, приняв их как данное? Почему у Намджуна совсем не получается не думать о плохом, когда это так необходимо? Пальцами другой руки он спешно оглаживает цепочку, пытаясь успокоиться и хотя бы мысленно почувствовать рядом с собой Сокджина. Как только очередной лай доносится из гостиной, Намджун отпускает цепочку, отправляет короткое «всё в порядке, случайно набрал» и поднимается, чтобы продолжить свои утренние водные процедуры. Ванная встречает клубками пара и духотой, он выключает льющуюся из душа вода, ладонь проводит по зеркалу над раковиной (теперь Намджун может разглядеть своё чёткое отражение), выключает воду уже в кране и, намочив щётку водой, мажет на неё зубной пастой со вкусом зелёной мяты. Когда во рту воцаряется приятная и бодрящая свежесть, Намджун наносит на лицо пену для бритья и начинает аккуратно проводит лезвием, сбривая наращённые за несколько дней волосы. После в ход идёт тот самой лосьон против раздражения. Лицо напоследок ополаскивается холодной водой. И вот, перед ним снова тот самый Ким Намджун, который всегда выглядит бесподобно и неотразимо. Ни грамма лишнего волоска на лице. Никаких красных пятен на лице. Девственная чистота, к которой он постоянно стремится. Тёмное полотенце оборачивается вокруг бёдер, и Намджун направляется в комнату, чтобы одеться. Его типичной выходной одеждой является серая неприметная толстовка без единой надписи, чёрные заношенные джинсы и кепка, натянутая на большую часть лица. Намджун выходит в коридор, встречая Муни, который от утомительного ожидания почти уснул, но стоило ему увидеть хозяина, как вся его бодрость мигом возвращается. Он снов хватает в зубы поводок и несётся прямиком на Намджуна. Тот складывает губы в улыбке, легко уворачивается, попутно перехватывая поводок, и сверху наваливается на собаку, застёгивая на ошейнике поводок. Нос зарывается в рыжую шерсть, а руки крепче перехватывают сильную шею. Как только он позволяет закончиться утренним нежностям, то звонит охраннику, что всё это время наблюдал за входом в комплекс (мало ли какие случатся непредвиденные обстоятельства), и сообщает о своей прогулке. Тот отвечает ему коротким «Буду ждать вас на входе, Намджун-щи» и отключается. К сожалению, в нынешней ситуации понятия одиночества и личного пространства для него не существует вне стенах собственной квартиры, поэтому в любом месте его или их вместе с Сокджином сопровождает охрана. Они не ходят прямо за спиной и не наступают на пятки, да что уж говорить, эти люди мастера своего дела и не приносят лишнего дискомфорта. Охрана мешается с толпой и всегда находится в режиме готовности в случае чего, даже если попробуешь найти взглядом кого-то из них в толпе, то все попытки будут безуспешными. В общем, одним слово — профессионалы. Но, конечно, хотелось бы жить без угрозы для жизни и без знания того, что за тобой постоянно наблюдают, пускай и знакомые люди. Намджун придерживает одной рукой поводок, а другой обувает кеды. Обуваться с одной рукой очень проблематично, потому что ложечка для обуви то и дело выпадает, вслед за ней — поводок. На морде у Муни нарисовано слишком несобачье утомление от ожидания копотливого хозяина, что не в силах быть быстрее. Наконец спустя долгих две минуты Намджун выпрямляется и тянется за телефоном, что лежал на небольшом пуфике в прихожей. Недолго думая, он фотографирует Муни, у которого лицо снова обрело счастье, и отправляет фото Сокджину с подписью «иду выгуливать, своего мальчика. надеюсь, в скором времени сможем выгуливать его вместе. охрана со мной». Телефон отправляется в передний карман (не в зданий, урок усвоен), и Намджун выходит, дверь автоматически закрывается на замок с глухим писком.***
Сегодня в качестве основного сопровождающего будет Чан Джухён. Наверняка, где-то скрывается ещё парочка ребят, но если они не показались сразу, то и не покажутся до самого конца, а концом для них будет нападение сасэнов на Намджуна. Он кланяется Джухёну в знак приветствия, тот сообщает, что будет идти по противоположной стороне дороги и просит подать специальный знак, если в этом будет необходимость. Намджун кивает и кланяется, но уже в благодарности. Как только Джунхён переходит дорогу, он начинает своё движение до небольшого парка окрестности Чагок, в котором есть специальная зона для выгула собак. На улицах почти пусто, всего лишь несколько прохожих проходят мимо него, никак не реагируя. Конечно, это не центр Каннама, где через каждые десять сантиметров люди. Решение переехать из Нонхёна в Чагок достаточно благоразумное. Чагок — окрестность Каннама, только начинающая развиваться. Здесь нет большого скопления людей, на улицах ночью очень тихо по сравнению с Нонхёном, тут отсутствует риск, что за ним начнут слежку сасэны, репортёры, журналисты и прочие прислуги жёлтой прессы. Здесь есть очень милая пекарня, которую Намджун присмотрел в самый первый день. Была бы у него возможность, он посещал бы её каждый день. Там совершенно никого не волнует его репутация и личность (хотя давайте будем откровенны, он там в принципе никого не волнует). Добрая аджума с радостью продала ему большой пакет выпечки, искренняя улыбка не сползала с её лица даже при присутствии хмурого и большого Кюхёна, что тогда сопровождал его. Ещё здесь непозволительно большое количество деревьев. В центре Каннама природы совсем мало, ей даже не налюбоваться. В Чагоке Намджун может сделать это сполна. Здесь есть замечательный безымянный парк, в котором людей не так много, как в парке Хакдонг (однако зона выгула собак в Хакдонге значительно больше). Одним словом окрестность Чагок — это рай для таких, как он, у которых совсем не осталось личного пространства в шумных центрах. Чагок — это словно возвращение в деревню к бабушке Ю, которая всегда трепала за щёки и готовила прекрасные хоттоки, поэтому Намджун так любит эти сладости Действительно приятно находиться здесь. Но если есть плюсы, то где-то обязательно найдутся минусы. Намджун скучает по Нонхёну, по этим безумным улицам района Каннамы, по шумным студентам, по постоянным пряткам от прессы (да, да, как бы странно это не звучало, но ему не хватает адреналина, получаемого от этих самых пряток), по ночным незаконным гонкам, которые проходили где-то по полупустым загородным трассам, скорость была настолько большой, что скрип колёс доносился даже до его ушей. Ему не хватает людского потока, в котором можно было забыться и потеряться мыслями. Здесь, в Чагоке, ты наедине с самим собой, здесь настолько спокойно, что от себя убежать не получается, не на что отвлечься. Это тишина одновременно, и радует, и убивает. Сколько раз Намджун за десять дней подумал о том, что этот скандал был последней каплей и он никогда не сможет оправиться после него? Раз десять точно. Если бы была возможность, Намджун с удовольствием вернулся бы в Нонхён. Оказалось, что тихая жизнь совсем не для него. Прожив долгое время в суматохе и суете, ты уже никогда не сможешь забыть её. Хотя будь с ним рядом Сокджин, он, наверное, не чувствовал бы такого беспокойства из-за окружающей его тишины. Без него действительно совсем не то. Намджун поджимает губу. На повороте к парку его встречают аккуратные деревья, только начинающие расцветать. Он взглядом находит Джухёна, тот кивает, и он поворачивает, выходя на широкий квартал, что встретил многоэтажками и встроенными в них витринами. Где-то за ними идёт стройка нового торгового центра, чуть дальше расположена начальная школа, а почти сразу за ней безымянный парк. Намджун поглядывает на Муни, уверенно идущего по уже знакомой дороге. Слабая улыбка трогает лицо. Хорошо, если получается быстро привыкнуть к новому месту. Перед входом с деревянным мостиком и маленьким ручейком Намджун сильнее натягивает кепку и закрывает лицо чёрной маской, которая была спущена на подбородок. Ну, вот, теперь он точно похож на ничем непримечательного студента. Они переходят мостик и идут по волнистой каменной дорожке, перед небольшим перекрёстком установлена карта, он, не глядя на неё, сворачивает налево. Намджун отцепляет с Муни поводка и позволяет ему свободно бегать по территории зоны выгула. Он присаживается на скамейку, быстро оглядывает двух присутствующих здесь, складывает пополам поводок и достает телефон. Сокджин всё ещё не прочитал сообщение. Наверное, они нашли того, кто сыграет преступника, и вводят его в курс дела. Намджун выходит из диалога, открывает камеру и делает снимок своего спрятанного лица, сразу же отправляя Сокджину, подписав кратким «Скучаю». Правда скучает. Очень сильно. Просверлив взглядом свою фотографию, он блокирует экран и кладёт телефон в карман. Краем глаза можно заметить Джухёна, который присел не слишком далеко, но и не слишком близко, чтобы не нарушать личного пространства и вовремя подоспеть на помощь. Намджун смотрит на Муни, который весело гавкает с чьим-то лабрадором. Мужчина и женщина безразлично и лениво о чём-то переговариваются. Взгляд поднимается к небу, на котором сильнее сгущаются тучи. Эта пасмурность только добавляет непонятной мёртвой атмосферы. Намджун нервно ёрзает на месте и потирает руки. В голове снова телефонный разговор с Сокджином. Его не отпускает чужой подавленный голос, который совсем не убеждает в том, что с чужим эмоциональным состоянием всё в порядке. Это всё стресс, вновь повторяет он, всё из-за давящей атмосферы, верно. Но только почему-то чувство, что дело вовсе не в этом не отпускает. Намджун уже и рад бы поверить самому себе да только не может. Остаётся только ждать, пока Сокджин сам расскажет. Если вообще расскажет… Чёрт, да какая разница? Если он после этого с ним всё будет в порядке, то нужно ли возвращаться к этому, лишь для того чтобы утолить свой собственный интерес и своё волнение. Не нужно, верно. Но Намджуну кажется, что его разорвёт, если не будет знать. Нет, нет. Он встряхивает головой. В этой ситуации совершенно точно не надо быть эгоистом. Сокджин не захочет об этом говорить? Ладно, главное, чтобы ему стало лучше. Намджун старательно продолжает запихивать свой интерес глубже в себя, он не должен испытывать таких эгоистичных желаний по отношению к Сокджину. Тот этого совершенно не заслужил. Никто не заслужил. Однако гадкий голос, подначивает разузнать. Намджун игнорирует. Совершенно не к месту вспоминаются слова Сокджина, из-за которых началась утренняя паника. От мыслей отвлекает сообщение, пришедшее на телефон. Прежде чем достать его из кармана, он зачем-то оглядывается по сторонам, будто бы кому-то нужно обязательно подглядеть в его переписку. Волнение беспочвенно, это ясно, но этот факт ничуть не успокаивает. Намджун прикладывает палец и экран загорается, на обоих стоит фотография сцепленных друг с другом ладоней, на запястьях которых красуются парные серебряные цепочки. Сообщение оказалось от Сокджина. По телу мигом разливается радость, окутывающая приятной пеленой чувств.sk♡: И я. Мы закончили только сейчас. Нашли того, кто сыграет поддельного преступника.
Ого. Ну… это хорошо?..nj: уже? так быстро?
sk♡: Сами удивились, что кандидат нашёлся так быстро. Один знакомый парня из айти-отдела. У него нет семьи, окончил технологический колледж, безработный. Можешь не беспокоиться, его роль сыграет ему только на руку
Они всё предусмотрели и выбрали того, кто совсем не пострадает от их небольшого спектакля. Почему Намджун думал, что они станут поганить жизнь состоявшемуся человеку?.. Ох уж эта привычка надеяться всегда на худшее. Когда-нибудь она доведёт.nj: ну хорошо. может быть ты рискнёшь. приедешь.? или я к тебе…
Что за глупости. Рисковать никто не будет, это очевидно. Намджун ожидает очередного небольшого текста, в котором Сокджин объясняет нужду в отсутствие частых визитов и любых ненужных поездок, но в ответ приходит только «был в сети только что». Слабая обида неприятно давит на грудь. Он действительно занят. Они созвонятся вечером, когда Сокджин будет дома. Намджун пытается унять обиду этими словами, повторяя их раз за разом, но ладонь только крепче сжимает телефон. Челюсти плотно стиснуты, в глазах волнами плещет гадкая обида. Он часто моргает глазами, желая сфокусировать только на Муни, который с высунутым языком носится по лужайке. Просто надо дождаться вечера.***
Но вечером они так и не созвонились. Как и на следующий день. Их диалог в какако был непривычно пустым. Сокджин по-долгому не отвечал на сообщения, а иногда и вообще не отвечал. На просьбы созвониться отвечал единственным «позже». Намджун не идиот, понимает, тот занят. Однако всё это неприятно давит на сердце и разум, заставляя погрузиться в сплошную тоску. Непрекращающиеся дожди только усугубляют состояние. В какой-то момент ему позвонил кто-то из агентства (даже не Сокджин!) и попросил никуда не выезжать и по возможности не выходить на улицу, поэтому Муни всё-таки пришлось отдать маме. Отсутствия хотя бы двадцатиминутных прогулок совсем не облегчают положения. Полное одиночество без возможности выбраться сводит с ума, его мозг медленно начал превращаться в бесформенную массу из всевозможных мыслей. Намджун пытался писать, но это оказалось бесполезным, отсутствие свежего воздуха негативно сказывалось на мыслительном процессе. Он перелистал все двести пятьдесят каналов на телевизоре, перпрошёл любимую игру в жанре интерактивное кино на консоли, перечитал горячо любимого Мураками и даже аккуратно составил коробки с вещами, чтобы не запинаться о них. Только всё это никак не помогло избавиться от чувства одиночества и от апатии, поглотившей его разум, который застрял в четырёх стенах на неизвестный промежуток времени. Где-то к вечеру ему начинает казаться, что стены медленно сдвигаются, пытаясь раздавить его, тогда он принимает решение выбраться на лоджию. Двадцатый этаж, прохладный воздух и нескончаемый поток капель дождя, который скатываются по крыше и падают вниз, немного попадая на белые волосы. Фонари начинают медленно загораться, в домах напротив зажигается свет, а количество машин на дороге уменьшается. Чагок готовится к ночи, полностью погружаясь в спокойствие и тишину, нарушаемую лишь едва-слышным громом откуда-то издалека. Запах леса, усилившийся из-за дождя, помогает придти в себя и избавляет от давления на стенки черепа. Дремота пропадает, мысли начинают приобретать форму. Только сейчас он вспоминает, что не писал Сокджину весь день, что не слышал его голоса уже два дня. Тоска наваливается сильнее. Но что он может сделать? Только перетерпеть. После трудностей всегда наступает что-то хорошее и расслабляющее. Он знает. И чем труднее, тем приятнее вознаграждение за терпение. Только терпеть Намджун устаёт, поэтому всё-таки достаёт мобильный и начинает сверлить тёмный экран взглядом. Сердце изнывает и просит сделать хоть что-нибудь, чтобы облегчить страдания, но разум твёрдо говорит, что лучше не мешать. Как только Сокджин освободиться, он сам позвонит. Намджун знает. Но, чёрт возьми, без него так одиноко! Ужасно невыносимо. Хочется на стену лезть, лишь бы увидеть чужое прекрасное лицо. Намджун вспоминает широкую улыбку, которая так редко появляется на лице Сокджина, вспоминает, как тот обнимает его, как он слегка тянется вверх за поцелуем, ведь Намджун не на шутку подрос. Картинка в голове вызывает тепло, совсем неприятно давящее на сердце, словно это какая-то немыслимая грусть, весящая больше трёх тонн. Неужели счастье тоже может вызывать тоску? Неужели из-за приятных моментов тоже может быть плохо? Точно, ещё как может. Намджун совсем забыл, как страдала из-за прошлого в своём мрачном настоящем. Как же хочется хотя бы услышать чужой приятный голос. Ладно, один звонок никак не помешает Сокджину. Намджун разблокировывает телефон и заходит в список контактов. Даже, если они поговорят всего лишь три минуты (невозмутимо мало для них!), он будет рад и такому короткому мгновению. Всё же лучше, чем не слышать Сокджина третий день. Как только он собирается пальцем нажать на значок «вызов», мелодия звонка раздаётся слишком резко и неожиданно. Намджун вздрагивает, почти роняя телефон из рук. Сердце заходится в быстром темпе, когда взгляд проходится по имени контакта звонящего. Сокджин. Он решил сам позвонить. Не может быть. Неужели всё закончилось? Сокджин хочет сказать, что счастливый конец близко, поэтому звонит? Наверное, хочет сообщить, что они справились, вместе прошли через это и что совсем скоро Намджун окажется на другой части света, чтобы начать новую жизнь, конечно же, вместе с ним, с Сокджином. Улыбка ползёт по лицу, а руки дрожат от предвкушения. В голове вдруг пропали абсолютно все мысли, внутри черепной коробки белая пустота, которая не позволяет зародиться ни единой думе. От волнения в животе скручивается тугой узел, тело в быстром темпе начинает замерзать, пуская первую волну дрожи. Мелодия звонка ужасно режет по ушам, умоляя наконец ответить на входящий звонок. Намджун трясущимся пальцем тыкает на зелёную кнопочку с поднятой трубкой, губы поджимаются в ожидании. Этого звонка он ждал весь день. Весь день он мечтал услышать радостный голос Сокджина, который сообщает, что он собирается приехать к нему и отметить окончание всего того, не позволявшего Намджуну жить с широко вздымающейся грудью, в которую проникает свежий запах свободы и победы. — Привет, — со счастливым голосом проговаривает он. — Как ты? Уже закончили? Не представляешь, я сам только что хотел тебе позвонить, а тут ты… Опередил. Я очень сильно соскучился, — как же Намджуну хочется высказать все свои эмоции, накопившиеся в течение эти трёх дней нескончаемой занятости Сокджина. Ему до ужаса хочется окунуть того в свою любовь, чтобы позволить расслабиться. — Завтра, наверное, надо будет ехать в агентство, да? — но, когда вместо ответа Намджун получает тяжёлое дыхание, радость медленно начинает сходить на нет. Что-то не так. — Сокджин? Ты пугаешь меня своим молчанием, — неужели ему так и не стало легче после их последнего разговора, когда Намджун ещё заметил огромное количество апатичности в чужом голосе. Ну, точно, когда тому станет легче, если работа отбирает все нервы. Дурак ты, Намджун. — Хэй, ну, скажи хоть что-нибудь. — Я… И тут у Намджуна внутри всё обрывается. Ему было достаточно услышать это злосчастное «я», чтобы понять, что всё абсолютно не хорошо, всё очень и очень хуёво. Голос Сокджина резко оборвался, будто он совсем не в состояние говорить, будто у него порвались голосовые связки или ещё что похуже. Намджун чувствует себя идиотом, потому что посмел подумать о том, что всё закончилось и что всё позади. У него никогда всё так быстро не заканчивалось. Звонок Сокджина был подозрительным, но на радостях из головы совсем вылетело то, что у него на пути трудности следуют друг за другом через каждый метр, об которые он спотыкается, будто бы о камни. Идиот ли Намджун? Конечно же, нет. Порой всем нам счастье сносит голову так, что забываешь о реальности, в которой присутствует не только веселье и бесконечное тепло. Жаль, что он вместе с собой утягивает и близких людей. Сердце продолжает всё так же бешено биться, но уже не из-за предвкушения чего-то приятного, а узел в животе скручивается от страха. — Что?.. Что случилось? Сокджин? — у самого голос дрожит, он то и дело заикается на каждом слоге. — Намджун, послушай, — всё-таки берёт себя в руки Сокджин, но тяжёлое дыхание в секунды молчания даёт понять, что собранность даётся с трудом. — Завтра состоится суд. Тебе нужно быть в агентстве в восемь утра. Они скажут, что говорить и что делать, — так всё-таки всё действительно закончилось, но почему у него никакой радости в голосе? — Ладно, хорошо… Но что с тобой? Ты не рад? Мы же так долго этого ждали. Что-то случилось, верно? — Сейчас это не так важно. — Нет, подожди, ты важен. Расска-… — Намджун, я сказал — нет. Сосредоточься на себе, пожалуйста… — последнее звучит как мольба, которая убивает всю решимость Намджуна. Он клянется, что с ума сойдёт из-за всех этих тайн и загадок. Что в конце концов произошло? — Я должен кое-что тебе сказать, не перебивай. Голова кружится от этого потерянного, несобранного и разбитого Сокджина. Что за фразы из фильмов, где главные герои в финале навсегда прощаются друг с другом? Неужели он прямо не может сказать Намджуну, что произошло? С каких пор Сокджин стал падок на загадки и недомолвки? Сколько вопросов и совсем никакого намёка хотя бы на один ответ. Намджун себя понять не может. Ему кажется, что он потерялся так же, как и Сокджин. В нём бушует не то раздражение от странности чужого поведения, не то замешательство, не то волнение, не то печаль. Что чувствовать? Даже Сокджин не скажет. Он остался один на один со своими эмоциями. — Х-хорошо… Я слушаю, — с огромным трудом выдавливает из себя Намджун. На том конце вздыхают, собираясь с мыслями. — Завтрашний день изменит абсолютно всё в твоей жизни. Сегодня, через тридцать минут, агентство выпустит заявление о завершении расследования, в котором будет сказано, что преступника поймали, — на последнем слове Сокджин как-то странно обрывается. — Я рад, что ты наконец сможешь зажить той жизнью, которой заслужил, — Намджун хмурится. Разве он один? — Мы, — он чувствует в тишине вопрос. — Мы заслужи, и мы заживём, — Сокджин молчит. У Намджуна нервы на пределе. — Мне жаль, что мы выбрались из этой ситуации именно так… Ты до последнего не хотел идти по этому плану. Жаль что уже ничего нельзя исправить… — последняя фраз звучит с каким-то неведомым отчаянием, а потом снова тишина. Сокджин рвано вбирает ртом воздух. Неожиданно для Намджуна становится всё слишком очевидным и до невозможности простым. Сокджин плачет. У Намджуна напрочь спирает дыхание в горле. — Я бы очень хотел иного исхода. — Сокджин… ты плачешь?.. В ответ доносится сначала всхлип, а спустя секунду странный и непонятный тихий смех, из-за него всё тело передёргивает. — Ты прав. Я действительно плачу… — у Намджуна сжимается сердце, когда он слышит очередной всхлип и очередной нервный смешок. — Сокджин, всё нормально, главное, что мы выбрались, верно? Пускай и таким способом, но выбрались, — Намджун старается говорить ровно, уверенно и внятно, так, как делал это Сокджин, чтобы успокоить его. — Это не лучший вариант, но всё же вариант. Главное — всё позади. Мы вместе отправимся в Америку. Ты, я и Муни. Мои родители будут к нам приезжать, Юнги тоже. Мы все втроём сходим в самый лучший парк Калифорнии! Верно же? — всхлип. Он жмурится. — Всё ведь только начинается, ну же. Давай… А давай мы пойдём в аквапарк? Представляешь, как весело будет? Я забрызгаю тебя, спорим, проиграешь, мой старый дедуля? — Намджун строит наигранный весёлый голос, пытаясь сделать его максимально правдоподобным, чтобы отвлечь Сокджина. Голова ужасно кружится и невыносимо болит, он готов свалиться прямо на лоджии, но не позволяет. Нужно держаться ради него. — Куплю нам ещё что-нибудь парное. Например, подвески. Они будут от самого лучшего ювелира, вот увидишь. Мы… мы с тобой молодцы. Я очень горжусь нами. Намджун после своей речи покорно выжидает, когда всхлипы прекратятся. Губа нервно зажата между зубами, на языке чувствуется привкус крови, пальцы сильнее обхватывают телефон. Если бы была возможность, он обнял бы его прямо сейчас. Это всегда выходило эффективнее слов. Как только слышится менее тяжёлый вздох, похожий на тот, когда вновь пытаешься собраться после небольшой запинки, Намджун позволяет себе разомкнуть зубы и выпустить истерзанную губу. — Я так давно не плакал, — Сокджин шмыгает носом. — Последний раз это было, когда я… — он не договаривает, но Намджун додумывает за него: «Когда я расстался с Сынхе». Внезапно его сковывает некий страх. Неужели он собирается бросить его?.. Вот к чему были все эти псевдо прощальные речи, вот почему Сокджин и словом не обмолвился об их будущем, потому что в его сознание никаких «мы» нет. Нет, нет. Намджун не поверит в это. — Извини, мне так жаль, — снова повторяет он. — Не извиняйся. Почему ты вообще это делаешь? Ты ведь такой замечательный и прекрасный, где ещё таких можно найти? — Намджун старается выкинуть из головы непрошеные мысли. Он откидывает голову назад и позволяет холодным каплям упасть прямо на лицо. Вместо ерунды о расставании, он старается представить, как обнимает Сокджина и как медленно поглаживает по волосам. До ушей вместе с тяжёлым и беспорядочным дыханием продолжают доноситься сдержанные и почти неслышные всхлипы, это всё словно ножом по сердцу. У Намджуна от собственной бесполезности всё тело сжимается до болезненных ощущений. Ну почему они сейчас так далеко друг от друга? — Хэй, ты как, мой самый лучший на свете взрослый мальчик? — Сокджин отвечает только спустя минуту, его голос немного охрип и слабо подрагивает: — Спасибо… мне лучше… Губы Намджуна трогает тёплая маленькая улыбка. — Я рад. Не расскажешь, что тебя расстроило? — снова тишина. Он понимает, тот совсем не хочет об этом говорить. — Ладно, я не буду тебя заставлять рассказывать. Но, просто, если тебе снова захочется плакать, говори мне. Мы поплачем вместе. — Намджун, — он вздрагивает от голоса, который мгновенно стал серьёзным и твёрдым, будто и не было никакой минутной слабости. — Пожалуйста, я прошу тебя, помни, что я тебя люблю. Не забывай об этом, хорошо? Пообещай мне. Снова это непонятное прощание. — Конечно, не забуду. — Пообещай, — Сокджин будто вцепился в это слово и не сможет успокоиться, пока не услышит обещания. — Обещаю… Обещаю, что не забуду твоей любви ко мне. Никогда, — он немного медлит, но всё-таки добавляет: — Я тоже тебя люблю. — Пожалуйста, несмотря ни на что, сделай завтра то, что тебе скажут. Не пытайся как-то исправить ситуацию или повлиять на что-то, — Намджун снова загорается. Опять эти странности. — Помни, такое решение было исключительно моим. Хорошо? Помни об этом. Мы встретимся завтра на суде. Только не волнуйся. — Сокджин… Я совсем ничего не по-… — Намджуна прерывают крики с той стороны. Глаза округляются в удивление. — Прости, мне надо идти. Я рад, что повстречал тебя. Ты открыл мне глаза на многие вещи и не дал уничтожить себя воспоминаниями о Сынхе окончательно. Пожалуйста, ни в чём не вини себя и ни о чём не жалей, — снов крики. — Извини. — Подож-… Вызов завершён. Намджун остаётся в смешанных чувствах до самого утра. До того момент, когда он приезжает в агентство ровно к восьми. Стоит ли поведать о чувствах и эмоциях Намджуна, когда он узнал, что их подставным преступником будет сам Сокджин? Каким же глупцом был Намджун. Теперь эти прощальные слова становятся совсем к месту, эти слёзы, это отсутствие всякой надежды, отсутствие «мы». Всё становится до ужаса понятным. Таким понятным, что Намджун пробил кулаком стену из гипсокартона. Сокджин сыграет преступника? Из всех людей на планете это сделает именно он? Что за бред?! Сокджин совсем не заслужил такой участи, он совсем не заслужил представать перед судом за настоящего преступника. Намджун рвал и метал во всех смыслах этого выражения. В своей студии он свалил награды с полки, порвал листки с лирикой. Охрана и Юнги пытались остановить его, слабо хлопали по щекам, при этом пытаясь не испортить его внешнего вида. Намджун что-то кричал о несправедливости, о судьбе, которая уже в какой раз встаёт на противоположную от него сторону, заставляя страдать и страдать. Он не чувствовал ни печали, ни сожаления, ни тоски, только беспросветную злобу, которая целиком захватила его податливый на искушения разум. На самом деле состояние Намджуна просто невозможно описать. Каково ему было, когда ему сообщили, что Сокджин, тот самый Ким Сокджин, его менеджер, сыграет преступника, попадёт под настоящий суд и будет расплачиваться за чужие грехи? Каково ему было, когда он осознал, что вчерашний разговор был последним, а когда до него дошёл смысл слов, сказанных Сокджином? Ему было невыносимо, ему некуда было себя деть, даже в собственном теле было отвратительно. А потом его поглотила мысль, что именно из-за него Сокджин попал в такое положение, что именно его глупость и слабость затащили на дно того, кого не нужно было втягивать во всё это. Вы хоть когда-нибудь чувствовали столько всего уничтожающего? Если да, то, вероятно, вам знакомы чувства Намджуна. Он остался без него. Без Сокджина, благодаря которому его жизнь приобрела смысл. Это так опустошает и убивает. Что же это такое? Что за несправедливость окружает его? После часа гневного разрушения собственной студии, Намджун обессиленно опускается на диван, почти что падает. Злость постепенно отступает, уступая место тоске и полному осознанию происходящего. Началась стадия отрицания, с которой Намджун не способен справиться самостоятельно. У него просто не получается принять тот факт, что Сокджин действительно вынужден испортить свою жизнь из-за него. «А вынужден ли?» — вопрошает Юнги, пристроившийся рядом на диване. Намджун вспоминает чужие слова. Это было решение исключительно Сокджина, только он принял его без всякого принуждения. Изначально, как он и писал, роль должен был сыграть знакомый Тэёна — парня из айти-отдела — но тот кинул их за два дня до суда, просто оборвал связи и испарился. Оставалось два чёртовых дня, и все был в полном беспорядке, никто не имел понятия, что делать. Заявление было подготовлено, поддельное расследование тоже, судья куплен, а их нагло бросили. Сокджин был в панике, по словам Юнги. Тот принял всё слишком близко к сердцу, в итоге взяв удар на себя. Его пытались отговорить от решения сыграть преступника, но это было бесполезно. Сокджин был непробиваем. Всё будет намного сложнее, если преступником окажется человек из агентства, но выбора у них особого не было, угодить всем не получится, поэтому все согласились отдать роль Сокджину. Да, на них уже посыпались гневные комментарии, мол как они смогли допустить преступника к должности менеджера или вдруг у них целый стафф из обманщиков и негодяев, только подумать! Сокджину больше всех досталось. Намджун не читал мнение людей о нём, но уверен, что там будет написана всякая похабщина, начиная с того, какой он мерзкий, и заканчивая тем, что Сокджин самый настоящий аморал. В любом случае со стороны агентства потери оказались минимальными, чем если бы они снова затянули с официальным заявлением, дабы выиграть время на разработку нового плана. Спустя пятьдесят минут тридцать две секунду Намджун вместе с Юнги и человеком из стаффа направляется в зал суда. Все близкие были проинформированы и получили указания о том, что нужно говорить, чтобы всё было максимально правдоподобно, ведь на суде будет парочка репортёров. Однако Намджуна это не волнует. Все его заботы заканчиваются исключительно на Сокджине, которого он увидит впервые за три с половиной дня.***
Десять часов, тридцать семь минут, сорок три секунды. Полтора часа спустя после начала судебного заседания, пять дней спустя после разработки плана. Не удержав себя (не первый раз за заседание), он бросает взгляд на Сокджина, который находится по противоположную сторону от него, который стоит рядом со своим адвокатом, словно мёртвый. Он весь бледный и зажатый, под глазами синие мешки. Такого Сокджина Намджун видел лишь раз, после комы, случившейся из-за приступа. Такой Сокджин заставляет испытывать ужасную тоску и неприятное волнение. Его костюм выглядит помятым, вероятно, Наён привезла из дома, не успев погладить. Совсем не тот Сокджин, который всегда выглядел дорого и сдержанно. Он похож на среднестатистического клерка из офиса, который за неуплату долгов получил повестку в суд. Сокджин разбит и подавлен. Намджун виновато опускает голову, поджимая губу. Ещё чуть-чуть и собственные ноги не выдержат, и он упадёт вниз прямо посреди заседания. Он приметил ещё в начале большое красное пятно на чужой щеке, словно от удара, но когда на глаза попался ужасно злой и раздражённый отец Сокджина, то стало понятно, что и в самом деле от удара. Наверное, они встретились перед всем этим в специальной комнате для свиданий с заключёнными. Тогда Сокджин и получил эту ссадину. Спрашивается, за что? За что получает человек, совсем не виноватый во всей этой ситуации? Ответа он не знает, ровно как и другие. Никто не поведует, почему Сокджин сам решил втянуть себя во всю эту игру, одному ему известна правда, один он в курсе своих планах и мыслей. С самого начала Намджун чувствовал, что план окажется провальным, но он и представить не мог, что настолько. Он не думал, что ради своей свободы потеряет Сокджина, самого дорогого и самого любимого человека на свете. И это цена хорошей жизни? Серьёзно? Тогда даром она не сдалась Намджуну. Какая хорошая жизнь без Сокджина, если с его приходом она только началась. Значит, его уходом и закончится. Неужели действительно правда? Неужели не сон? Он не проснётся на чужом плече в машине Юнги, пока они едут на очередные поздние съёмки? Нет? Намджун окидывает неверящим взглядом помещение. У людей серьёзные, непробиваемые лица, судья что-то обговаривает с прокурором (к сожалению, разум Намджуна занят совсем другим, и он не способен разобрать чужой речи), яркие лучи противно попадают в глаза, как же они не к стати, Сокджин угрюмо уткнулся в точку на столе, не обращая никого внимания на происходящее вокруг него. Зачем же ты тогда вызвался на эту роль, если так страдаешь? Ради чего весь этот спектакль? Он впервые за долгое время впивается пальцами в ладони, проходясь по заросшим шрамам. Ради чего? Ответ приходит сразу же. Ради него, ради самого Намджуна. Сокджин не шутил, когда говорил, что сделает что угодно для его благополучия. Действительно, если виноват не Намджун, то кто? Кто виноват в том, что Сокджина сейчас упекут за решётку? Его слабость обошлась ему так дорога, его жизнь стоила потери невероятных размеров, за всё и впрямь надо платить. За все ошибки приходиться рассчитываться, и чем они серьёзнее, тем выше плата. Сердце разрывается на части, в голове наступает полный штиль после сильной бури, снёсшей абсолютно всё, руки от дрожи безвольно повисают по бокам, кулаки разжимаются, он стискивает челюсти, глаза наполняются слезами, которые упорно смаргиваются. Не хватало ему расплакаться и тут, чтобы быть ещё более униженным. Все жалостливые взгляды, все якобы ободряющие хлопки по плечу настолько остервенели, что уже невозможно отвечать на них благодарной, коряво натянутой на лицо улыбкой. Уже каждый выразил своё сочувствие, даже придурок Шиюн без всякой язвительности, характерной для него, пожелал удачи на суде ещё в агентстве. Даром ему не сдались эти подачки, всё, чего ему хочется — это объятия Сокджина, которые заживляют абсолютно любую рану. Пыль маленькими кусочками летает по залу, хорошо освещённая солнечным светом, судья едва жмурится, сводя свои густые тёмные брови к переносице, из-за чего образовывается толстая складка между, корейский флаг, стоящий недалеко от стола судьи, приобретает желтоватый оттенок из-за ярких лучей, деревянные стойки бликуют, отражая в себе свет, на стенах весело прыгают солнечные зайчики, а тени, то и дело дрожат, как и сам Намджун, люди позади не издают ни единого звука, покорно ожидая конца, позади слышатся редкие щелчки камер, Сокджин и его адвокат лишь переглядываются нечитаемыми взглядами, бог знает, что означающие. Намджун закрывает глаза, не в силах слышать стук молотка и слов, которые следуют после: — Приговор будет оглашён на завтрашнем заседание после решения суда присяжных. Прошу всех встать, — люди как заводные и ненастоящие синхронно поднимаются. — Заседание по рассмотрению дела Ким Намджуна закончено. Все могут быть свободны. И Намджуну кажется, что он кричит. Никто не обращает на него внимания, обходя стороной. Все остальные шумы на фоне становятся абсолютно ничем по сравнению с его криком, который способен лопнуть перепонки и стеклянные стаканы, а стены заставить дрожать. Он будто бы задыхается от крика, что звучит исключительно в его голове, что ухудшает состояние в разы. Разум медленно, но верно начинает покидать. Шорох, гам голосов, скрип дверей начинают доноситься только тогда, когда его нежно хватают за руку и слабо дёргают на выход, другой рукой обхватывая плечи. — Пойдём, милый, — мама направляет его в сторону массивных дверей, где ждёт отец. Намджун бросает последний взгляд на Сокджина, которого уводят через другой выход. Господи, он даже не дома будет спать. Какой день подряд? — Всё будет хорошо, — не будет. Намджун знает. Выйдя из зала на ватных ногах и пройдя несколько метров, он сталкивается с Юнги, который с сочувствием смотрит на его поникшую и угасшую физиономию. Вот он, тот единственный, кто в курсе о нём и Сокджине. А Намджун клянется, что начнёт убивать, если ещё раз получит от кого-то это безмолвную жалость, потому что и так тошно. Намджун сглатывает тяжёлый, густой ком в горле, прокашливается и старается выдавить из себя слово без всякой надломленности, но выходит это отвратительно, ему кажется, что так он выглядит ещё жальче: — Юнги, я сегодня… к родителям, — дома всё напоминает о нём, про себя добавляет Намджун. — Я знаю, мне нужно кое-что сказать тебе, — Юнги бросает виноватый взгляд на недовольную маму и отрешённого отца Намджуна. — Наедине, пожалуйста, — он устало выдыхает и отходит вместе с ним к противоположной стене. — Я знаю, что сейчас тебе не до меня, но это очень важно… — Давай ближе к делу. — Возьми, — Юнги протягивает белый конверт. Если бы у Намджуна были силы, он определённо выразил бы своё недоумение, но всё, на что его хватает — это поднять опустошённый взгляд. — Письмо. От Сокджина. Он просил передать после первого заседания. Большего говорить не нужно. Намджун вырывает конверт и принимается остервенело разворачивать бумажку, предварительно вынув её. Весь шум в коридоре стихает для него, будто ничего не существует, кроме бумаги, крепко зажатой в руках, и его самого. Намджун всё же не выдерживает, слёзы медленно текут из глаз. Сокджин отправил ему письмо. И, наверняка, прощальное. — Привет, Джун-и, — от одного обращения начинает морозить. Он никогда не называл его так. — К сожалению, единственный способ связаться с тобой — это письмо на бумаге. Я передал его Юнги, когда он пришёл ко мне после моего заключения под стражу, — заключения под стражу… Как же это? — Прости, что не уделял тебе должного внимания в течение трёх прошлых дней. Я думаю, ты уже наслышан о ситуации, сам понимаешь, времени не было даже на сон. Хочу сказать, что, да, ты был прав… План действительно оказался провальным, — следующая строчка полностью перечёркнута, разобрать невозможно, после неё идёт корявый почерк, отличающийся от того, с которого началось письмо. — Я буду скучать по тебе. Через неделю ты подпишешь контракт, а потом уже уедешь, начав новую жизнь. Что касается меня… Моё «наказание» мне известено ещё до оглашения приговора. Два года условно и штраф, за который агентство рассчитается. Что значит мои два условных года? Я… — снова перечёркнутое слово и неразборчивый почерк. — Извини за мазню, не могу собраться… Я на два года лишён возможности передвигаться. Из Сеула выезжать нельзя, а значит за границу страны тоже, мне наденут отслеживающий браслет, а ещё я потеряю своё место в клинике. Более того я не имею возможности контактировать с тобой. Запрещено законодательством. Два года в этих ограничениях, а значит… — А значит целых два года вдалеке друг от друга, — договаривает Намджун, даже не посмотрев на следующую строчку, которая точь в точь совпадает с его словами. — Я буду скучать… Уже начал. Но мы встретимся, обещаю. Два года — не десять лет. Намджун, не забывай об обещании. Извини, что не послушал тебя, когда стоило… Я люблю тебя, спасибо, что появился в моей жизни. Проживи эти два года так, как ты всегда хотел. Напиши песни, в которых не мог рассказать чего-то раньше, искупайся в океане, сходи в заповедник, купи дом у океана, чтобы по вечерам слушать шум волн, а потом мы сделаем это всё вместе, даже не сомневайся в этом. Обещаю подтянуть английский за эти два года, чтобы устроиться хотя бы на кассу в фастфудной. В общем, будь счастлив и не думай слишком много обо мне, — слёзы каплями падают на бумагу, размазывая чернила и оставляя мокрый след. — До встречи. Конец. Всему конец. Намджун роняет листок из рук, опирается ладонью о стену и медленно скатывается, прикрывая другой рукой рот и впиваясь в неё зубами, слёзы текут по глазам. Юнги, стоявший чуть поодаль от него, мигом подбегает и пытается поставить на ноги, крепко обнимая и что-то шепча на ухо. Слёзы подобно воде, прорвавшей дамбу с ужасающей и всеразрушающей мощью, хлынули из глаз. Ноги при любой попытке встать подкашиваются, не позволяя взять контроль над телом. Намджун действительно кричит, но не громко, его не слышит даже Юнги, находящий совсем близко, не слышат и родители, подбежавшие на помощь сыну, лишь он один способен услышать и понять собственный одинокий вой. Это глухой крик отчаяния, направленный в гулкую пустоту, которая сжирает любой шум. Намджун роняет голову на плечо Юнги, сил настолько мало, что шея не способно удержать её. Рот приоткрыт, ткань куртки попадает в рот, отчего та становится мокрой, слёзы оставляют тёмные следы. К нему подбегает стафф и помогает дойти до врача, где в него заливают дозу успокоительного. Если бы рядом был Сокджин, то эти таблетки не потребовались бы, он научил успокаивать своей любовью. Только теперь Сокджина рядом не будет очень долго, Сокджин пропадёт из его жизни полностью. И всё из-за собственной безалаберности. Рыдания возобновляются с новой силой, перед глазами рябеет происходящее. Мама отсчитывает Юнги, что без возражений выслушивает её негодование, отец успокаивает её, стафф мельтешит вокруг, а врач пытается уложить его на кушетку. Намджуну совершенно нет дело до всего происходят. Он мёртвыми глазами, наполненными слезами, смотрит в окно, прямо на солнце, что ужасно слепит, и пытается переварить то, что совершенно невозможно усвоить. Теперь Намджун навсегда выучит главный для себя урок, теперь он поймёт всё раз и навсегда. Всё, что существовало раньше в его сознание сотрётся, оставив девственную чистоту, на которой он напишет нового себя. Где-то в коридоре затерялось чужое письмо, наверняка, уже порванное и растоптанное или вовсе выброшенное в мусорку.