Обещанье правителя — дураку надежда

      Земо мастерски вскрыл машину на ближайшей парковке, первая, которая пришлась по вкусу. Хотя его больше подкупил, оставленный ноутбук под пассажирским сиденьем. Но Форды барон, правда, любил.       Стив не возмущается, когда садится в чужую машину, косо поглядывая на ноутбук. По дороге несколько манипуляций с банкоматами и вот они уже в небольшом пригородном мотельчике, совершенно легально снимают номер.       Все время капитан крайне выразительно молчит, ведь они всего лишь нарушают с десяток законом. Зудит, что-то под ребрами, конечно, но акцентировать на этом внимание было бы глупо. Вообще глупо. Все глупо, ужасно и мирно.       Гельмут мило улыбнулся пожилой хозяйке, благодаря её за халаты и чайник, но прикрыв дверь, его лицо вновь обретает привычный спокойный вид.       — Видишь. Люди любят помогать, — Земо пожимает плечами, обратившись к Роджерсу.       Полковник слишком умело и часто обращался к тому, что окружение само хотело, чтобы им пользовались.       — Чай, кофе?       — Кофе, — у Стива чуть было не вырвалось про «выпить», потом вспоминает, что обычное спиртное все равно не возьмёт.       Жизнь это не сахар, и с этим нужно смириться. Спать не хотелось, жить тоже. Стивен садится на край двуспальной кровати. Других нет — это маленький мотель у дороги, и с удобствами здесь туго. Придётся ночевать на полу.       — И ужин. Тебе нужно есть, я знаю, что в тюрьме плохо кормили, — себя Роджерс не волнует.       Гельмут внимательно смотрит на капитана, обдумывая его предложение. Впрочем, как и всегда больше витая в собственных мыслях, и раздумьях. Один вариант за другим, план от плана и предположение возможных исходов. Барон стягивает с себя куртку мёртвого человека, оставляя её на кресле у входа. Ему хотелось избавиться и от тюремной одежды, но в мотеле было не так тепло, как хотелось бы, да и сменным комплектом он пока не обладал. Зато был халат.       — Да, пожалуй, ужин, хорошая идея, — сталкивает футболку.       В отличие от своего собеседника, которому Гельмут пытался донести, что был обычным человеком, он ускоренным метаболизмом не обладал. Но был отменным военным, обладающим крайней живучестью. За годы работы ЭКО-Скорпион, чего только не случалось, порой казалось, что все-таки должно было, наконец, прекратиться, но нет. Он вновь возвращался обратно домой.       Стивен все также сидит на кровати и смотрит, куда-то в сторону, затем переводит взгляд, фокусируя его на чужой спине. Видит шрамы от пуль и порезов, буквально читает чужое прошлое: знает, что оставляет подобные отметки, может воссоздать почти каждый случай, даже сказать, с размаху ли били, какого примерно калибра была пуля. Глупый, бесполезный навык. Дедукция задним числом.       Роджерс никак не может избавиться от заезженного чувства, той самой пластинки, что крутится-крутится-крутится в голове, повторяя только бесконечное «бесполезен». И нет, он категорически не согласен с тем, что от живого больше толку.       Все бы закончилось.       Поэтому Стив рад сосредоточить свой фокус внимания на привычных попытках помочь ближнему своему, а заодно немного проинформировать, косясь в сторону ноутбука.       — Уже в курсе? Мы проиграли одному безумному титану. Половину населения галактики распылило, и… — жмёт плечами, — Все. Он восстановил вселенский баланс или его нарушил, — капитан трёт переносицу двумя пальцами, — Дум скоро станет президентом планеты. Или монархом. Думаю, ему такая должность больше нравится. А Тони, — молчит, — Старк и остальные перешли на его сторону, и если это не Апокалипсис, то я не знаю, что.       — Захват власти, пока мир ослаблен. Возможная вариация его спасения, по мнению человека о котором ты говоришь. Во всяком случае, он будет внушать именно это. Я бы поступил именно так, — Гельмут заправляет халат, складывая свою одежду в мусорный пакет.       — Но предпочитаю знакомиться с любой информацией лично. Я нисколько не сомневаюсь в твоих словах, но с твоего позволения, — вежливость, как она есть, — Если сходишь за ужином и купишь нам, новую одежду, моей благодарности не будет границ.       Земо вежлив, по настоящему, без приукрас выдавая то, что просто сам по себе является таким человеком, а не симулирует для капитана.       Гельмут спокойно смотрит на Роджерса но, не успев перебороть внезапный порыв, улыбнулся уголком губ.       — А при таком освещении, они кажутся больше с отливом изумруда. Твои глаза.       От неожиданной фразы собеседника Стив внезапно даже для себя тушуется. Замирает, не зная, то ли благодарить, то ли тактично проигнорировать, то ли что. Ему редко подобное говорят.       Комплименты Старка всегда казались не искренними, а Баки предпочитал жить легко и незатейливо. Здесь же чувствуется, какая-то… Стив не знает, не может описать, потому только кратко вздергивает уголки губ вверх, не особо уверенно имитирует улыбку.       — Дум не хочет его спасти. Спасать не от чего, Гельмут. Все уже произошло.       Стивен вытаскивает выкинутую робу, смотрит на размер и характеристики, кидает краткий взгляд на мужчину, прикидывая, не приврали ли с размером одежды. Заключённым, конечно, подбирают индивидуально, но кто их знает? Роджерс уже ни в чью ответственность не верит.       — Посмотри новость о роботах. Он обещает всем замену. Просканировать тебе голову и сделать человека как ты помнишь. Говорит, сможет через полгода-год довести до идеала, — Капитан поджимает губы и подхватывает сумку с вещами.       Стив выходит не прощаясь. Слишком занят своими мыслями, чтобы хоть пытаться быть вежливым, пусть и понимает, что стоило, хотя бы, как ответный жест. Роджерс замирает в дверях, упираясь рукой в косяк, сжимая пальцы.       — Никуда не уходи, — то ли угроза, то ли просьба. Смежные интонации.       Гел не возражает, не спорит, даёт капитану то, в чем он видимо нуждался слишком отчаянно. Возможность выговориться и быть услышанным. Понятым. Это редкость. Земо забавляло то, что даже сам Роджерс не осознавал, что хотел жить. И помимо жизни хотел, чего-то большего, и иного, насколько смел, предположить Гельмут. Того, что не смогли дать.       Он следил за Стивеном в течение года, буквально посвятив ему всего себя. Звучит странно и дико, возможно даже жутко, но барон привык исполнять все в лучшем виде, и добиваться успеха.       Знал его график, предпочтения, вкусы. Даже то, что Роджерс хотел собаку, но Старк был против и в качестве извинения, пытался завалить иными подарками. Это было забавным. Не внушало отвращения, ничуть. Напротив, вызывало лишь чувство тоски.       Гел все ещё улыбается прощальным словам Роджерса. Он и не собирался никуда уходить, его планы были чуть более масштабные, и в них уже фигурировал Стивен.       Мужчина успел побывать в душе, Земо давно об этом мечтал. Даже мотельный, показался ему весьма комфортабельным.       Гельмут сидел на кровати, подогнув одну ногу под себя, привычно растрепав мокрые волос. Ему нравилось делать наоборот, странная привычка детства.       Листая электронную страницу за страницей, запоминая и переваривая информацию, узнавая много нового о грядущем, видимо новом правителе мира. Ловя себя на мысли, что с Виктором фон Думом точно стоило наладить отношения. И что Энтони при себе правитель Латверии держит не просто так. Ручной гений лишним не будет. А ещё Старк почти на всех роликах чесал шею. Кто бы мог думать, аллергия на косметику. Мир менялся в крайне интересном русле.

***

      После прощания, прошло немного больше часа. Стив снова на месте. И с парой сумок. В одной из них вещи: ничего необычного, майки, джинсы, кроссовки и толстовки нейтральных цветов. Себе ещё кепку.       Из еды. Много еды. Роджерс понимает, что голодным ходить за ужином — не лучшая идея, но у него достаточно банальный набор из пиццы, пары бутылок воды и двух порций горячей еды из соседней забегаловки. Он плохо помнит даже названия, но выглядело мясо, залитое сыром со сливками и приправами не так плохо, так что взял.       — Гельмут?       Открывает дверь локтем, оглядывается по сторонам и идёт к небольшому столику в углу, водружая на него теплый пакет.       — Можно просто, Гел.       Отзывается барон, вслед за словами, поднимая глаза к Роджерсу.       — Давно подметил, что к заданиям ты всегда подходишь основательно, — банальная наблюдательность, но в тоже время в голосе Земо звучит одобрение.       Гельмут поднимается с постели, взглядом спросив разрешения, добирается до еды. Стив был прав, в тюрьмах кормят отвратительно, но не ему на это жаловаться.       — Ко всему нужно или подходить основательно, или не подходить вовсе, — Стивен замолкает ненадолго, улыбаясь уголками губ.       Его старания редко ценили в последнее время, а все, что капитан делал, было невпопад. После поражения, глобального проигрыша все вовсе обернулось кошмаром, с которым не было сил справиться. Стив сам себе казался лишним, неправильным и несоответствующим.       — Это очень хорошее качество, — барон снова роняет краткую улыбку, даже меньше, чем предполагалось первоначально.       Устроившись обратно на постели, Земо привычно подобрав одну ногу под себя, не забыв прихватить блокнот и импровизированный провиант, полковник, наконец, принялся за поздний, судя по времени на настенных часах, ужину.       — Буду честен. Я не хочу тебя убивать, — негромко выдыхает Гельмут, сжимая ручку в пальцах.       — Это я уже заметил. Если бы ты хотел это сделать — сделал бы сразу, — жмёт плечами Роджерс, открывая бутылку с водой.       Пару глотков, отставить в сторону, и деятельный капитан начинает разбирать вещи, раскладывая их на кровати рядом с сидящим. Все его размера, точно подогнанное, но достаточно неказисто: бюджет у них ограничен.       — Вообще-то никогда и не хотел убивать. Отобрать то, что дорого, да. Но не убивать, слишком легко, — замечает Гел как бы между делом, уже исписывал третью страницу к ряду, неосознанно шевеля губами в немом шепоте, не забывая временами отвлекаться на еду, — Иначе бы открыл Старку другой твой секрет.       Роджерс дрогнул, слишком очевидно, хоть его собеседник и предпочел сделать вид, что ничего не заметил.       Отношения, никогда не будут держаться на лжи, но. Иногда она действительно бывает во благо.       Опять заело, чтоб его. Подобные мысли нужно попросту выкинуть. Все кончено. Он сам прогнал его. Отрезал любые пути к точке возврата. Нужно просто избавиться от них, забыть и утилизировать как нечто ненужное. Раз Стив взялся, раз уж он все ещё жив, и раз уж… раз уж не знает, что делать, то будет делать, что получается.       — Нас будут искать. Я не особо скрывался, когда был там, так что теперь я не просто в бегах, но и преступник, а ты и так, — Стив рассуждает вслух, на ходу берёт из коробки с пиццей кусок, проверяя пустой уже пакет.       Пропустив усталый выдох, Роджерс садится на стул напротив.       — Мои бывшие друзья положат все силы на то, чтобы добраться. Думу это будет просто удобно, — Стив почему-то явно уверен, что весь мир против него, — Тебя могут не искать. Могут подумать, что ты мертв. Сменишь имя… — кажется, изначальный дух моралиста в Роджерсе на последнем издыхании.       Он и впрямь склонен отпустить Земо, не подвергать опасности очередного человека.       Нет, на самом деле Стив просто не знает, что делать. Запутался настолько, что просто не видит смысла, пытаться выбираться.       Откладывает кусок, потому как аппетита нет.       —…смотрел новости? — капитан переключает тему быстрей, чем собеседник успеет хоть, что-то сказать.       Наверняка, все новости уже полны сообщениями о том, что Мстители окончательно себя опозорили и были задействованы во взломе тюрьмы.       Интересно, Тони зол? Рад? Так и знал?       — Да. Смотрел. Старк защищает тебя, чрезвычайно самоотверженно. Хотя его упрямство мне симпатизирует. Ты тоже упрям, как черт. Неудивительно, что вам было тяжело вместе, — Гельмут не отрывается от блокнота, бросив на Стива только быстрый взгляд, будто, что-то хотел уточнить.       Он быстро водит ручкой в блокноте, уже расправившись с едой, не забыв поблагодарить Стивена за ужин, упомянув, что он оказался прав, действительно было лучше, чем в тюрьме.       — И, во-первых. Они не твои бывшие друзья, хоть для себя ты уже все решил. И у фон Дума предположу, планы куда грандиозней, чем фокусироваться на такой мелочи, как ты. Думаю, слепая вера Старка в тебя, ему только на руку. Люди клюнут, захотят поверить, что это саботаж. Вы герои маленьких детей, в такие времена это ценят, как никогда.       — Мало ли, что Тони скажет. Все знают, что «герои маленьких детей» проиграли войну. Именно из-за нас половина мертва, а вторая страдает, так что какая разница? Они будут только рады меня порвать. Саботаж или нет, но это поможет не слишком.       Стив способен лишь на хриплый смешок.       — Хотя да, он все ещё попытается вывернуть ситуацию в благое русло, — Стивен молчит, — Тони хороший человек, но верить ему нельзя. Особенно сейчас, когда он с… с этим. Нельзя, Гел.       — Я понял, нельзя верить Старку. И тем более фон Думу, — понимающе кивает Земо, продолжая ещё какое-то время смотреть на капитана.       Он намеренно оставил большую часть реплик Роджерса без комментариев, но делая про себя определенные выводы. Стивен его умилял.       Своим протестом против всего мира, буквально подросток, которого не пустили на желанную дискотеку. И сейчас вымещал злость на всем мире, в частности родителях, которые, разумеется, ничего не понимали в этой дерьмовой жизни. Злиться и дерзит, видя только чёрное. Чернее, чем даже могло быть, винит себя во всех смертных грехах и упивается этим, любую жалость, к себе воспринимая, как очередной удар в спину.       Гел вдоль и поперек изучил биографию Капитана Америка и все, что только можно было. Земо предполагал, что знал о Стиве, куда больше, чем он сам, да и куда лучше его полюбовников то точно. Гельмут протянул рисунок, быстрый набросок самого Роджерса с куском пиццы, растрепанный, где он был обычным парнем, а не великим героем нации.       — Не смотря на дату рождения, ты всегда был самым молодым членом команды. Было немного опрометчивым делать тебя главным в современных реалиях. Без обид, — пожимает плечами, — Можешь, пожалуйста, подать воды? И когда-нибудь было грустно, что не закончил, художественный институт? Видел твои работы сороковых, весьма не дурно. Красиво женщин рисовал.       Роджерс недоверчиво смотрит на сидящего на кровати. Кратко вздергивает плечи, будто пожимая ими, и меняет бутылку воды на листик с рисунком, вглядываясь в быстрый, но от того не менее красивый набросок.       Молчит.       Молчит дольше, чем следовало бы, затем поднимает взгляд и кратко, не особо весело улыбается.       — Спасибо. Не жалел. Что бы я делал, стань художником? Было бы куда меньше пользы, а человеческая жизнь измеряется именно ею, — Стив хмыкает и смотрит на рисунок ещё раз, затем складывает несколько раз и прячет в карман.       — И я уже все продумал, не беспокойся об этом. Если ты, разумеется, не против, мой план рассчитан на двоих, — Гел улыбается, но только глазами, — Обещаю без жертв.       Развернутого ответа Земо давать пока не хотел. Тем более Роджерс был неадекватен для восприятия тяжёлой информации.       Его было жалко. Запутавшихся людей всегда жалко.       Гельмут протягивает Стиву свой блокнот на чистой странице и карандаш.       — Нарисуй, что-нибудь для меня, пожалуйста, — барон продолжает достаточно внимательно смотреть на Роджерса, чуть склонив голову.       — Когда тебе плохо, просто нарисуй это и отдай тому, кто по твоему сможет с этим справится. Или тому, кто есть рядом, — Земо вновь улыбнулся, но в этот раз по иному, теплее и с ощутимой тоской, — Так говорил Микаэль. Мой сын. Отец подрабатывал сторожем в музее, при котором была школа искусств, водил туда сына. Там его этому и научили. Он всегда отдавал мне свои рисунки, и я их сжигал. Попробуй. Может хоть чуть легче станет, — Земо мягко смеётся, все еще, будучи достаточно искренним, сознаваясь, — И мне просто хочется посмотреть, какой ты, когда рисуешь.       Стивен принимает блокнот и смотрит на страницы. Во взгляде Роджерса ничего, кроме мечущейся тоски, будто зверь в клетке. Это не то, с чем он может справиться сам, но его группа поддержки осталась в сороковых.       Баки. Тони. Стив предпочитал прятаться в катакомбах своей души, даже от них. Исключительно из-за желания, уберечь их.       «Я всегда тебя поймаю», не уставал шептать Тони, целуя его руку.       «Прорвёмся», вечно улыбался Барнс, сжимая ладонями его лицо.       «Моё плечо всегда к твоим услугам, капитан, даже за химчистку не возьму»       Лучше бы его не находили. В айсберге было намного спокойней.       Стив смотрит на карандаш в руках. Сглатывает, на секунду фокусируя взгляд на Земо. Все сложно, и невнятно, и… человек, собиравшийся умереть, теперь точно не видит ориентир. Напоминает себе потерпевшего кораблекрушение. Снова. Один посреди океана, а в руках только почти прогнившая, мокрая доска. Скользкая. Того и гляди сорвешься, а плыть сил нет. И желания. Наверное.       Стучит кончиком карандаша по бумаге и долго пытается понять, что рисовать. Не может сообразить, но в итоге самым простым кажется ответный жест. Тоже портрет. Краткий набросок, но не тут, а тогда, когда Земо был в бункере. Взгляд через стекло. Эти глаза сложно было стереть из памяти.       Стив минут пять сидит, молча, выводя каждую черту, умудряясь из наброска вывести почти, что точеные линии. Отдает блокнот и выдыхает.       — Это не нужно сжигать. Считай подарком, — Роджерс улыбается уголком губ, — Какой-нибудь коллекционер, может, купит за пару тысяч. Я слышал, что есть люди, собирающие мои вещи. Музеи, — вздергивает плечами.       Стив смотрит в глаза напротив.       — А со всем я сам справлюсь. Кто, если не я? — капитан даже слегка оживает.       Тихо смеётся и встаёт с места, затем замолкает на пару секунд, не зная, ляпнуть ли, или повременить. Чем, черт не шутит.       — У тебя была прекрасная семья, и ты счастливей многих. Она все же была, — скорее себе, скорее про тех, кого уже рядом нет, но это не важно.       Бесконечно не важно.       Земо вновь хранил молчание, обдумывая то, что только, что услышал от Роджерса. Пытаясь понять, Стив, в самом деле, не понимает, насколько хорошо читаем или…       Вряд ли капитан был способен в таком состояние, на настолько прекрасную игру эмоций. Значит, можно было лишь немного направить в нужном русле, собрать то, что почти было уничтожено и слепить требуемое.       Слабая улыбка вновь касается губ барона, чистая русская речь, без единого намека на акцент.       — До свиданья, друг мой, до свиданья. Милый мой, ты у меня в груди. Предназначенное расставанье, обещает встречу впереди*, — негромко, с интонацией, почти, как песню.       — Вы неправы, капитан, — Гельмут вновь возвращается к английскому на краткий миг, неторопливо поднимаясь, продолжая вещать.       Стив отвлекается от своих мыслей, внезапно слыша русскую речь. Он её не понимает, но узнает. Достаточно, чтобы безошибочно определить и чуть посветлеть взглядом. Это стихотворение. Какое-то достаточно старое, судя по рифмам и ритму — сейчас то, все слишком обрывистое и дерганное.       Снова некстати вспыхивает перед глазами ассоциативный ряд, а под ребрами тянет так, что Роджерс молча, сглатывает, продолжая смотреть в чужие глаза. Долго-долго, пока это не станет совсем неприличным, а капитан не осознает всю неловкость своего и чужого положения.       Они выглядели странно. Вообще сейчас весь мир выглядел странным так что, почему бы, не поддаться этому порыву? Что в этом может быть плохого и пагубного, раз спускаться ниже уже и так некуда.       — Я несчастный человек, такой же, как и ты, — пожимает плечами Земо, возвращаясь к русскому стихотворению.       — До свиданья, друг мой, без руки, без слова, не грусти и не печаль бровей, в этой жизни умирать не ново, но и жить, конечно, не новей.       Земо осторожно притягивает Стивена к себе, во время того, пока читает прозу наизусть, просто внимательно смотря на него.       — Я… — Роджерс не находит нужного слова, борясь со спонтанным желанием честно признаться, как устал и молча, бессовестно уткнуться тяжёлым лбом в чужое плечо.       Тони он всегда пытался от этого ограждать. Барнса тоже. Всех. Их.       Стив всегда силен, непоколебим и символичен. Знает, что ему позволено, а что нет, и иногда это в разы сильнее него. А тут.       — Ты выглядишь, как человек, которому нужно читать стихи и целовать.       Какое-то время Гел просто смотрит на солдата, выпуская его руку, отходя в другую сторону, чтобы сменить халат, на одежду которую принес Стивен.       — Можно просто читать стихи, — улыбается уголками губ солдат, тактично спуская на тормозах сомнительную фразу.       Стив выдыхает и смотрит на Земо, пытаясь понять, правда ли именно этот человек чуть было не устроил сущий кошмар. Хотя нет, он и устроил. Это было странным. Непривычным.       — Они очень красивые, — улыбается Роджерс, глядя в чужую спину, но тактично отворачивается к пицце, проводя ладонью по лицу, чтобы справиться с собственной неопределенностью.       — Хоть я ничего и не понял. О чем они? — тихо смеётся.       — О том, что нужно прощаться даже, если это причиняет слишком много боли, — неопределенно передергивает плечами Гельмут, расправляя на себе одежду.       Обычная одежда, ничего такого, что смогло бы выделить его в толпе, идеально. Хотя и без того Земо обладал особенностью сливаться и пропадать, один из профессиональных талантов, скажем так. Быть неприметным.       — Есенин. Может, слышал. Пить, любить, наслаждаться жизнью и покончить с ней… Хотя я склонен верить, что его убили, — Гел вновь обратил свой взгляд к капитану.       С целовать, возможно, он немного преувеличил, конечно. Просто судил по своему опыту. Элизе, его покойной жене, нужно было, чтобы её целовали. Она сопоставляла этот жест с признаниями в чувствах, которые ей были слишком необходимы, когда муж вновь пропадал, и никто из них не был уверен, что они увидятся снова.       Выдыхает, вновь переходя к русской прозе.       — О, как убийственно мы любим, как в буйной слепоте страстей. Мы то всего вернее губим, что сердцу нашему милей*.       Гел неторопливо подходит к Стивену, внимательно смотря на мужчину.       Стив согласен молчать, просто слушая. Это как-то странно, но те эмоции, что вызывает речь передать невозможно.       — Ты помнишь ли, при вашей встрече, при первой встрече роковой, её волшебный взор, и речи, и смех младенчески живой?       Замолкает. Просто внимательно смотрит на Стивена, слабо хмыкнув, притягивает его к себе. Без осторожности и опасения быть отвергнутым. Они и так оба отвергнуты, всем, чем только можно. А удара Земо тоже не боялся, в конце концов, наказание за вторжение в личное пространство тоже никто не отменял.       Рука уверенно ложится за шею, чуть приподнимаясь к затылку. Капитан выше, чуть непривычно и это выдают движение барона, ему просто неудобно с такой разницей. Но все равно целует, если вообще это касание можно считать поцелуем. Земо не отстраняется, просто тихо, но все с той же интонацией заканчивает читать.       — И что ж от долгого мученья. Как пепел, сберечь ей удалось? Боль, злую боль ожесточенья, боль без отрады и без слез.       Так же, как невозможно передать те, что вызывает касание губ. Стив на секунду замирает, пытаясь осознать, что вообще произошло, почему произошло, какого черта, как, зачем… вопросы в голове сливаются в одну головокружительную карусель, а вся расслабленность, тихое спокойствие куда-то уходит.       Будто рывком опускается железная заслонка, Роджерс вздергивает подбородок, поджимая бледные до белизны губы. Слышит пару ударов собственного сердца в ушах и смотрит в глаза человека, что все ещё продолжает говорить на русском и держать ладонь на его загривке. Ладонь-то теплая, а вот под диафрагмой, кажется, застрял кусок льда. Капитан втягивает носом воздух, бросает взгляд в сторону, пытаясь хоть взглядом избежать продолжения. Он не знает, что говорить, что делать, но все же отреагировать должен.       Зрачки диаметром с точку, и бледность, идущая розовыми пятнами от ушей к скулам.       — Зачем ты это делаешь? — силовые методы это плохо, это вредно, это нельзя.       Вообще с людьми нужно быть хорошим, но думает Роджерс об этом уже тогда, когда обе ладони аккуратно и жёстко очерчивают хваткой контуры чужого лица. Большие пальцы на скулах, фиксация. В сторону не пошевелиться, разве что взгляд отвести, и то не особо.       Стив сводит брови на переносице, давит чуть сильнее нужного, пытаясь поймать ускользающий самоконтроль.       —…зачем. Ты. Это. Делаешь? — шепчет, пытаясь понять что-то, что собеседник ему все равно не скажет. Плевать.       Земо и не желает отводить взгляд, не высказывая ни единой попытки, просто смотрит. Все так же внимательно и совершенно спокойно, казалось, что его спокойствие вообще редко, когда исчезает. Гельмут редко даже интонацию повышал. Не видел в этом смысла. Говори тише и даже против своей воли, люди все равно будут к тебе прислушиваться.       — Потому что могу, — тихо вторит своим мыслям.       Чтобы Роджерс, сильнее хмурился, прислушиваясь, вникая, осознавая. Не нужно было быть гением, чтобы понять, как сильно капитан мучил себя, находя это правильным.       — Потому что ты рядом. Мы оба живы. И ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя снова, потому что сам этого сделать не можешь, даже если хочешь.       Гел слабо улыбается, вопреки хватке Стивена продолжает вести себя мягко, но уверенно, не ослабляя хватку в ответ. Просто перемещает руку чуть выше, зарываясь в светлые волосы, массируя у корней.       — Я уже говорил. Читать стихотворения и целовать. В моих действиях нет ничего непредсказуемого, Стив.       Земо кратко облизывается. Просто, так вышло. Адреналин сам по себе бушует от предвкушения опасности и возможно получения увечий, или смерти. Что стоит патриоту сломать ему шею? Да ничего. И почему-то именно сейчас тело ведёт себя весьма разрозненно с мозгом. Забавно. Гельмут по-прежнему находил всю ситуацию забавной и странной.       — Они любили друг друга так долго и нежно, с тоской глубокой и страстью безумно-мятежной*…       — Потому что… — вторит ему Роджерс, пытаясь увидеть в чужих глазах хоть какой-то отблеск осознания. Это провокация? Это глупость? Это может ему помочь.       Земо, к сожалению, прав во многом, а еще тянет на темную сторону так отчаянно, что Стивену хочется сдаться. Раньше он никогда в жизни не позволил бы себе, чего-то подобного, не пал бы так низко, чтобы с первым встречным, бывшим врагом, тем, кто в одиночку уничтожил Мстителей. С ним и в дешёвом мотеле на окраине. Оба в розыске. Впрочем, жизнь коротка, будущее туманно.       Плевать.       —…ты никому об этом не скажешь, — говорит не шепотом, но тихо.       Почему-то это важно. Почему-то эта мелочь, знание, сейчас на чаше весов, оказывается, тяжелей основного. Мораль, искренность, верность. Предательство. Роджерс успел предать каждого. Какая разница?       Ему плохо, и он подаётся вперёд в очередной раз, затыкая Гела поцелуем, где-то на середине стихотворной фразы. Держит все также крепко, зато целует мягко. Как умеет.       Сейчас не о человеке, сейчас о чувствах, которые отчаянно нужно, куда-то девать. Хоть как-то, и Капитан ищет любую из возможных лазеек. Должно хоть что-то помочь, спасти. Любой ценой, и он, правда, готов хоть душу продать за то, чтобы стало спокойней. Ему всего то и нужно, что пару часов тишины, без жутких мыслей и предположений.       Теплые ладони гладят чужие скулы, затем к плечам и ниже. Секундные заминки барона выдают его с головой. Не ожидал. Удивлён. Очень удивлён. Приятно или нет, будет думать утром. Сейчас лишь чужие руки и поцелуи.       Ласково. Осторожно. У Роджерса вид, что тот вот-вот разрыдается. Земо не знает, кого тот видит сейчас, закрывая глаза вновь и вновь, скалясь и срываясь на очередные поцелуи к скулам.       Руки вверх, синхронно, футболки летят в стороны, снова теплые ладони Стива сжимает чужие скулы. Много кратких поцелуев с горькой улыбкой. Он хочет, что-то сказать, но Земо ему не даёт, мягко потягивая «тшш», опуская руки к бёдрам. Штаны лишние. Одежда, да и весь мир, кажется тусклой иллюзией старых книжных страниц. Смазанные касания, неуверенные синяки, просто потому что это надо, немного жестокости никому не вредило. Кровать предательски скрипит, заставляя их застыть и одуматься на краткий миг. Или нет.       Взаимные ласки по чужим шрамам. Звон ремня о пол громок, но это уже никого не волнует. Они полностью обнажены и в этот раз, скрип постели не вызывает абсолютно ничего. Предварительные ласки, все это, слишком долго, слишком ласково, что сами военные поражаются своей выносливости и терпению. Неоправданная трепетность. Сдавленные выдохи, прерывистые стоны. Колени в матрас. Спина к груди. Слишком крепко, даже толкаться сложно, навстречу податливому телу, но Стиву это нужно. Безумно нужно. Крепко обнимать Гельмута, забывая обо всём на свете, как хотел.       Это благодарность. Сегодня Стив его не отпустит. Не сможет отпустить. И никому, ни за что об этом не скажет.