G-man

Как мы представляем себе торжество? Пышный банкет, официанты, звон бокалов, шампанское и изысканные десерты, дамы в красивых платьях, галантные джентльмены в смокингах, роскошный бальный зал, где все танцуют, освещаемый огромной хрустальной люстрой. Она озаряет всех присутствующих белым светом, как солнце — ярко и чисто. Она замечает, как заиграли лучики в хрустале, как на свету переливаются алмазы и сапфиры, как начинают сиять порой алчные и жадные глаза. Все слетаются на этот свет, словно мотыльки на огонь, и пляшут, не боясь обжечь крылья. Может, от того и мир светский, что его свет увидеть не каждому суждено? А может, наоборот, стоит взглянуть в тень и увидеть то, что невидимо при свете? Увидеть то, что даже не суждено понять? Окунуться в мир тайн и хитрых планов. В мир где свои законы и правила. Мир который так близко и так, по-своему, далеко. Я не хотел узнавать этот мир, но меня заставили, втянули, бесповоротно и навсегда. Вряд ли захочется жить там, где насилие в порядке вещей, а пуля порой — словно божье милосердие. И ничего не остаётся кроме того, чтобы стать в этом мире лучшим. Ибо если не станешь таковым — вряд ли тут выживешь. Как тихо играет музыка: спокойно и неспешно. Ей некуда торопиться. Как её порой заглушают голоса и смех, пусть и неискренний. Как все лицемерят друг перед другом, какие красивые, но фальшивые маски. Знаете, в такие моменты хочется иметь способность читать мысли. Вот например: вон тому мужчине действительно приятно пожимать руку своему «товарищу»? Готов дать сто баксов, что, будь его воля, он бы отдернул руку, как от раскалённого утюга. Или, вон та женщина, действительно ли так рада своей собеседнице? Это мир пусть и красив, но он буквально погряз во лжи. Вряд ли его ещё можно спасти. Я ни в коем случае себя не выгораживаю и не выделяю среди всех. Даже наоборот. Я с большим мастерством научился примерять на себе различные маски и врать людям в глаза. И это далеко не повод для гордости. Стоять тут, жаловаться на то, во что превратились люди и в тоже время быть среди себе подобных. Ужасное чувство. — Мистер Блейк! Вот вы где, голубчик! — А, миссис Бенсон, — я натянул улыбку. — Я хочу вас кое с кем познакомить. Это очень уважаемые люди, — последнюю фразу она едва прошептала мне на ухо, следом светила меня за край рукава и потянула в глубь зала, — идёмте же! Я уже был готов завести новое знакомство, хотя скорей всего не самое выгодное и не весьма приятное. Но вдруг меня резко что-то остановило, пригвоздило к полу. Это чувство. Знаете, чувство, когда по спине ледяным холодком пробегает табун мурашек, и ты буквально чувствуешь как кто-то просверливает тебя взглядом. Я обернулся, и наткнулся на пару пристально смотрящих на меня глаз. Сомнений не было. Меня засекли. — Простите мою бестактность, миссис Бенсон, но мне нужно отойти на пару минут. — Конечно, — она широко улыбнулась, — я буду ждать вас тут, голубчик. Я улыбнулся в ответ и направился в другой конец бального зала. Кто-то предлагал шампанское, девушки просили составить компанию в танце, ещё кто-то просил поддержать весьма яростную политическую беседу. Я лишь отнекивался, ссылаясь на что угодно. Я не мог сейчас думать ни о чём другом, кроме нашего задания. Проходя мимо, я встретился взглядом с Чарльзом и подал ему сигнал. Секунда замешательства на его лице превратилась в весьма серьёзное выражение. Он коротко кивнул мне в ответ. Что ж, мы начинаем.

***

— Куда дальше, Гроувер? Я двигался по бесконечному лабиринту коридоров, поворотов и лестничных пролетов. Тут обычному человеку под стать и заблудиться. Спустя несколько минут, я наконец-то отыскал вход в подвал здания, а в таких ситуациях принято, что минуты тянутся словно часы. — Прямо по коридору, а потом резкий поворот налево, — я слышал мимолетное клацанье клавиатуры в наушнике и тихое чертыхание Ундервуда, когда ему что-то не нравится, — о черт, Перси, вниз! Я немедленно присел и пуля просвистела у меня над головой. На долю секунды задумался, как все быстро завершилось бы, помедлив бы я хоть на мгновение. Как внезапно может оборваться человеческая жизнь. Я резко, с разворота ударил парня рукоятью пистолета в висок. Он глухо упал на пол, издав характерный звук. Скорее всего просто потерял сознание. Очень глупо было с его стороны идти на меня в одиночку. Да, порой самоотверженность не оправдывает себя. — Отлично, братишка, — выдохнул он, и я представил как смешно дернулась его козлиная бородка. — Судя по планам здания, идти осталось ещё немного. Впереди все чисто. Я выглянул из-за поворота с пистолетом наготове и двинулся дальше, едва слышно ступая по каменному полу. — К тебе приближаются спереди. Двое. Но они так не успели ничего понять, как для них резко всё закончилось. Пуля в лоб не худшая из смертей. Ещё несколько поворотов, и передо мной открывается вид на железную, но весьма изящную дверь. — Удачи, чувак. Резко толкнул дверь от себя, и она с громким хлопком ударилась о стену. Это была огромная комната с высокими потолками, с старинными картинами, наверняка краденными, зеркалами, широким письменным столом и кожаным крестом, освещаемая лишь приглушённым светом настенных бра. Пожилой человек, сидящий в ней, завидев меня расплылся в ехидной ухмылке. Его глаза-бусинки засверкали, а морщинистые пальцы сложились в замысловатый узор. Я держал его на мушке, но, судя по всему, это его ни капельки не беспокоило, а наоборот, даже позабавило. Старый безумец. — А-а-а, знаменитый Перси Джексон! Слова ужасающим эхом разлетелись по помещению, и я сильнее сжал рукоять пистолета. Видимо, этот жест не укрылся от его взгляда, и старик хрипло засмеялся, поднимаясь с кресла. — Неужто ты боишься меня? — сквозь надрывный смех выдавил он, слегка приподнимая седую бровь. Мужчина, прихрамывая, направился к широкому деревянному комоду и извлёк оттуда граненую бутылку дорого виски с парой позолоченных бокалов. — Может, составишь мне компанию? Я иронично выгнул левую бровь и ухмыльнулся. Неужели я настолько глуп? — Как пожелаешь. Он с характерным звуком отворил бутылку и налил в бокал янтарную жидкость, затем слегка раскачал напиток по бокалу, высвобождая пары, и вдохнул терпкий аромат алкоголя. — М-м-м, "Glenfiddich" 1937 года, — с немыслимым наслаждением произнёс мужчина, — грех отказываться вкусить столь исключительный виски. Он с легкой улыбкой кивнул мне и пригубил из бокала. Мужчина ещё раз окинул меня взглядом маленьких глаз и принял сердитое выражение лица. — Опусти пистолет, солдат, - слегка хрипло произнес старик, — он тебе здесь не понадобится. — Где они?! — не опустив оружия и, скорее всего, чересчур громко, произнёс я. — Не понимаю о чем ты, — со своей присущей ухмылкой парировал мужчина. Но я увидел его глаза и проскользнувшее в них понимание. Он прекрасно понимал о чем идёт речь. — Я прекрасно знаю что вы, мистер Гринн, возглавляете перевозку тяжелых наркотиков от севера до юга страны, - я сильнее сжал пистолет, - а ещё вы незаконно перевозите оружие и продаёте его террористам и боевикам. Мистер Гринн широко улыбнулся и взглянул на меня из-под густых седых бровей. Он прекрасно осознавал, что продолжать весь этот цирк и отнекиваться более не имеет смысла. — Каждый зарабатывает в этом мире как может, юный Перси Джексон, и я не… Вдруг он громко и надрывно закашлял, хватаясь за горло и резко завалившись на стол. С новым приступом кашля, он сплюнул бардовую, едва ли не чёрную кровь на гладкую поверхность, а вскоре и вовсе завалился на пол. Его глаза бусинки широко раскрылись в осознании чего-то, рот застыл в немом крике, по морщинистой щеке стекала багровая струйка крови, а сердце больше не билось. Я рвано выдохнул опустил пистолет. Всё-таки в чём-то старик был прав. Здесь он действительно не понадобился. — Гроувер, нас опередили, - мой взгляд скользнул по начатой бутылке виски. Значит яд. — Черт, Перси, уходи оттуда, к тебе гости, - вдруг дверь резко распахнулась и тишину разрезали свистящие звуки выстрелов, — беги налево, там есть выход на лестничную клетку. — Где Чарли? — Можжевелка направит его к тебе. — Отлично. В следующем перелёте мне встретились двое, которые тут же приняли смерть от пули и сломанной шеи. — Оу, Джексон, к тебе компания. На семь часов. Резко развернувшись, я выстрелил парню в предплечье, а следующего ударил рукоятью в висок. Третий попытался ударить меня в лицо, но я успел увернуться и зарядил ему коленом в живот. Парень согнулся на пополам и, в итоге, получил свой контрольный прямо в затылок. — Хорошо сработано, Перси. — Фанфары позже, дружище. Куда дальше? — Поднимайся на крышу, у Гринна там вертолёт. Я побежал вверх по лестничной клетке, и путь на удивление был чистым. Толкнув металлическую дверь, я вышел на вертолётную площадку. — Маленькая проблемка, Гроувер. У меня нет ключа. — Панель управления слева от штурвала. Заводится без ключа. Через несколько секунд на площадку выбежал Чарльз. — Гроувер, мы возвращаемся. Он залез в вертолёт и одарил меня своей белозубой улыбкой. — Полетели домой, друг. Я улыбнулся в ответ и оторвал вертолёт от земли - к нашей свободе и спасению. Или мне только так казалось. Ибо как написано в законе Вселенной: самые страшные вещи случаются в самые счастливые моменты облегчения и радости. Как резко все может поменяться, как быстро это происходит? Когда понимаешь, что уже ничего не будет как прежде. — Н-е-е-т! Пожалуй, со скоростью полёта пули. — Чарли! Я видел, как в его темных глазах промелькнуло осознание, как белоснежная ткань рубашки окрасилась в алый где-то в районе сердца, как резко все достигло точки невозврата. Трясущейся рукой он снял с безымянного пальца кольцо, вложил в мою окровавленную ладонь и едва слышно произнёс. — Передай ей, что я люблю её. И Чарльз Бенкендорф нашёл в себе силы улыбнуться. В последний раз.

***

Как быстро все может измениться? Неисправимо и навсегда. Сколько для этого требуется. День? Час? Минута? Как меньше секунды хватило на то, что бы мы лишились прекрасного товарища, великолепного бойца и верного друга, что бы овдовела юная Селена Богард, и осиротел их ещё не родившийся малыш, так и не увидев счастливое лицо папы. Хватило лишь доли секунды, чтобы все изменилось навсегда и безвозвратно. Этого вполне достаточно чтобы разрушить чью-то судьбу. И это полностью моя вина.