ID работы: 7245332

Способен ли ты выдержать?

Слэш
NC-17
Завершён
196
Размер:
59 страниц, 17 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
196 Нравится 34 Отзывы 78 В сборник Скачать

15

Настройки текста
      Чимин продолжает распятым на мокром диване лежать, даже не двигается. Он и не слышит ничего, чувствует только, как мужчина с хлюпающим звуком из него выходит, после чего Пак медленно под себя ноги подгибает, пытается боль, что в низу живота тугим узлом скручивается, игнорировать.       В комнате, что еще минуту назад стонами боли пропитана была, тишина повисает, прерываемая лишь тяжелым дыханием альфы и едва слышными всхлипами блондина.       -Повтори, - в голосе надежда красной нитью проскальзывает, надеясь хоть за что-то зацепиться.       -Он врет,- Хосок пытается альфу в чувства привести, не позволяет и слово дрожащему омеге вставить.       -Я беремен. От тебя, - шёпотом с закрытыми глазами, обрамленными мокрыми слегка дрожащими ресницами, игнорируя слова Чона. Мину большего ничего и не надо, лишь бы эти слова, что в самое сердце пробрались, теплый уголок за доли секунды уже успели найти, да пригрелись, в другой ситуации были бы сказаны и не со слезами на глазах. Не тогда, когда он сам же своего омегу, беременного омегу изнасиловал, заставил соленые капли боли и обиды глотать, режущие уши ругательства слушать и терпеть.       -Юнги, - Хо со своего места уже поднялся, пытается ближе к ним подойти, но так и не осмеливается.       -Уйди, - грозно произносит Мин, но на друга не смотрит, его черные глаза лишь на зажатого полуголого парня смотрят, который под темным взглядом еще сильнее сжимается, будто исчезнуть пытается. Юнги бы сам исчез, себя с лица Земли стер, он не готов вот так стоять, ему бы на колени, к самому животику Чимина прижаться, о прощении молить, запах, который успокоение способен подарить, в себя с каждым новым глубоким вздохом пропускать, но альфа все стоит, с места не двигается, пытается мысли в порядок привести и сердце медленнее биться заставить, а не как сумасшедшее о грудную клетку биться и на ошметки разбиваться стоит снова на маленького омегу посмотреть. У него вся злость на Чимина будто испарилась, будто не он пару минут назад готов был весь особняк разрушить от понимания, что его собственный омега подставил, в спину по рукоять кинжал воткнул. Но сейчас это все будто смысл потеряло, легкой дымкой на периферии сознания кружит. Мин верит, что тот все объяснит, успокоит, если сам простить альфу сможет.       -Он тебя. Весь наш клан предал, - Хосок попыток не оставляет, пытается в слова уверенность вложить, он не позволит мысли Дракона запудрить и с правильного пути сбить. Мин с этим омегой два месяца знаком, а с ним большую часть жизни: вместе через боль, голод, с одной мечтой на двоих.       -А если бы на его месте Чонгук был? - прожигающий взгляд медленно на Чёрного волка поднимает, а перед глазами темная пелена все собой застилает. - Что бы ты сделал? - Хосок в растерянности застывает, понимает, его поймали, что не выкрутиться.       -Пошел вон! - кричит Мин, завидев заминку друга, голосом напряженную тишину, которая по нервам каждого уже успела не раз проехаться, разрывает.       Чон ничего в ответ не произносит, молча разворачивается и покидает особняк, оставляя их наедине, а у самого в ушах гул стоит от заданного альфой вопроса.       Юнги не решается ближе подойти, боится еще больше боли за собой принести, этого хрупкого омегу до конца разрушить, в порошок стереть, но вопроса, что на самом кончике языка с самого начала зудит, сдержать не может:       -Тогда зачем?- едва слышно и с надрывом. Блондин понимает, о чем его спрашивают, но не уверен, стоит ли сейчас оправдываться, стоит ли сейчас тому, кто его наизнанку будто вывернул, жизнь в своих руках держал, душу открыть. Пак прекрасно осознает, здесь вся вина лишь на нем дамокловым мечом висит, отчего сердце в очередном приступе боли сжимается. Мин решает пока что не давить на парня, поэтому медленно к нему подходит, будто разрешения спрашивает, и , не заметив никаких возражений, аккуратно, как самую ценную ношу, на руки поднимает, уходя с ним в сторону ванны.       Все время, что они до ванной комнаты шли, Юнги мраморную ванну наполнял, а затем бережно остатки одежды снимал с них обоих и также бережно блондина в теплую воду усаживал, проходит в тишине. Никто не решается первым разговор начать, молча сидят в наполненной ванне, к друг другу прижимаясь, пытаются в единое слиться, прогнать тот холод боли, что все внутренности сквозняками продувает.       -Ли Мин Су - мой отец,- Чим первый не выдерживает, чувствует, будто сейчас эти белые стены его своим весом придавят, а тишина ушные перепонки разорвет. - Точнее был моим отцом ,-сам себя поправляет, но настолько тихо, что Юнги прислушиваться приходится. Мин сидит позади Пака, он только баночку с гелем для тела открыл, как тут же от услышанных слов замер.       -Он все мое детство был недоволен тем, что я омега, но я был всего лишь ребенком, что я мог сделать?! А мама и поперек отцу сказать ничего не могла, лишь крепче меня к себе прижимала и говорила, что любит. Несмотря на все обидные слова, сказанные отцом, я продолжал к нему тянуться, продолжал его любить той детской и наивной любовью. Я помню, однажды у нас в садике было что-то по типу творческого задания, нужно было нарисовать то, что любишь больше всего в этой жизни. Кто-то нарисовал любимую игрушку, кто-то мороженное,- омега чувствует, как соленая жидкость вновь к глазам подступает, но он голову к потолку поднимает, каплям не позволяя по щекам скатиться, слишком много слез он уже выплакал, не позволит воспоминаниям себя снова сломить. Юнги замечает, как Паку тяжело все это говорить, поэтому он молча начинает массирующими движениями растирать фруктовый гель по нежной коже омеги, пот и эфемерную грязь, оставленную его руками, смывает, при этом успокоить пытается, показать, что он сейчас здесь, рядом.       -А я нарисовал свою семью: маму, отца и себя, ну что-то похожее на нее, знаешь, палочки и кружочки, слабо напоминающие людей,- истеричный смешок сам с искусанных губ срывается, но блондин продолжает, коленки руками сжимая, и еще ближе спиной к торсу альфы прижимается, чтобы успокоиться.- Но когда я радостный забежал в кабинет отца, тот просто на моих глазах разорвал рисунок, сказав, что я бесполезный и ни на что не способный. Мне было пять, Юнги!!Всего лишь пять! - глаза сильнее щипать начинают, и Чимин их мокрыми руками трет.-А потом будто из воздуха, когда мне было семь, появился ты, а меня отец просто вышвырнул из дома, отдал в детский дом, отказался, напоследок сказав, что наконец-то нашел достойного сына,- блондин прерывается, с мыслями собирается. Ему слишком сложно говорить о том, что он годами забыть пытался, пытался забыть то ощущение ненужности, одиночества, когда всем было на него глубоко плевать, приберегая в своем сердце лишь слизкое и противное чувство ненависти. Альфа оставляет легкий поцелуй на светлой макушке парня, не торопит рассказ продолжить, бережно руками по теплой коже плеч проводит, а в голове будто вакуум, пустота. Он никогда людей поддерживать не мог, даже Чонгука, всегда нес какую-то чушь и просто обнимал, поэтому все, на что он способен сейчас - показать, что он рядом с ним, что он слушает и слышит.       -Я тебя во всем винил, ненавидел, а ненависть еще тогда, будучи ребенком, меня всего затопила, я хотел отомстить, хотел боль тебе причинить за то, что семью мою отнял. Я все пятнадцать лет только и жил с мыслью, что наступит день, когда я смогу тебя в порошок стереть, в глазах клана на дно опустить. А в итоге сам себя уничтожил, болью в который раз пропитался, а ненависть эта только мое сердце сожгла,- омега перестает говорить, глаза закрывает, вновь дыхание выровнять пытается, ему бы сейчас в постель теплую, чтобы Юнги к себе прижал, чтобы целовал нежно, чтобы простил. – Я понимаю теперь, это не твоя вина, что мой отец ублюдком был, но…       -Я не знал, что у Ли Мин Су был сын,-перебивает его Мин и своим лбом в макушку утыкается, сладкий запах вдыхает, у него во рту сухо, а на душе гадко от того, что он является причиной всех бед этого парня, может,и не специально, но он виноват. - Я смутно помню маленького мальчика, которого однажды дома у него увидел, но он сказал, что это сын прислуги. А в документах, которые я просматривал после его смерти, о детях ничего сказано не было.       -Хахахах,отец всегда всем так говорил, кто меня не знал. А насчет документов, он хорошо все подчистил, поэтому не удивительно.       Комната снова в тишину погружается, каждый в своих мыслях находится, пытается понять, что дальше делать, как жить, что говорить. Чувства - не то, в чем силен Юнги, стрельба, холодное оружие, расчетливость, острый ум и еще десятки других подобных вещей – да, но не выражение своих чувств. Поэтому он сейчас словно потерянный мальчишка сидит, но его из мыслей тоненький голосок вновь выдергивает:       -Истинных не выбирают. Прости,- и снова парень голову вниз опускает, медленно руками по воде проводит, мыльные разводы оставляя, надеется, что предательски потекших слез Юнги не увидит.       -Я бы все равно влюбился. Мимо бы пройти не смог, - альфа очередной глубокий вздох делает, легкие до краев запахом персика наполняет, но теперь еще и едва заметный оттенок мелиссы улавливает, а уголки губ от этого приподнимаются.- В твою силу, храбрость, красоту, немного глупость. Но ты же омега, - Чимин на это лишь смешок издаёт, голову на плечо мужчины опрокидывает, а Юнги соленые дорожки с покрасневших щёк вытирает. -В твои прелестные щёчки, глаза, что полумесяцы напоминают, красивую улыбку с неровным передним зубом, маленькие нежные ладошки, - альфа все перечислять продолжает, после каждого слова оставляя лёгкие поцелуи на мокрой сладко пахнущей шее, - в то, что ты этими ладошками творить умеешь, в твои стоны, которые все мои триггеры одним разом сбивают, - шатен все это говорит, а на губах улыбка сама собой расплывается, в то время как у Пака щеки розоватый оттенок принимают, уже не по вине слез, а то ли из-за горячей воды, то ли из-за откровений Мина. -Я не жалею, что моё сердце тебя выбрало, что я тебя выбрал.       -Я люблю тебя, - у омеги снова слезы течь начинают, грозясь бедного парня обезвожить, у него будто тонны непосильного груза с плеч сняли, позволили свежий воздух вдохнуть, что запахом любимого и уже ставшим родным карамельного макиато пропитан.       -Мои, - руки вокруг живота оборачивает, неспешно поглаживая, а блондин сразу же их своими маленькими ладошками накрывает.       -Только твои.       Чимин верит альфе, потому что все сказанные слова настолько искренни, что невольно сердце щемить начинает, а страхи потихоньку уходят. Пак волновался, что Мин ребёнка не захочет, тем более, после того, как узнает, кто всю информацию касательно клана слил, или, наоборот, воспользуется омегой лишь как сосудом для вынашивания наследника, а потом просто выкинет, как выкинул блондина до этого отец. Но сидя так близко к мужчине, быть окутанным его руками и сильной аурой, все переживания омеги одно за другим уничтожают, заставляют поверить, что все можно исправить, ведь ошибки свойственно всем допускать, даже такие подлые и ужасные. Пак не пытался себя оправдать ненавистью, что разум поглатила, не пытался вызвать жалость, он хотел, чтобы его поняли, чтобы согрели и помогли.       Они сами друг друга разрушили, боль причинили, что под кожей затаилась и сидит, будто своего часа выжидая. У них у обоих кости в порошок, а сердце гарью покрыто от мысли, что они-причина страданий друг друга. Они выжгли друг друга, до дна испили, но на этом прахе заново свой мир построят, заново учиться доверять будут, любить и уважать. У них обуглившиеся сердца вновь биться начинают сквозь застывший слой черной гари, стоит в глаза друг друга посмотреть. И неважно, что они знают друг друга не так давно, но они за это время прошли через слишком многое и сдаваться не намерены, тем более, когда им двоим теперь есть ради кого жить.       Они в тишине сидят, альфа все слегка округлый животик продолжает поглаживать, поверить никак не может, но оба себе и друг другу клятвы дают, что своему ребенку лучшее детство подарят, в любовь с головой окунут, заботой пропитают, подарят все то, чего сами лишены были.

***

      Хосок на педаль газа своего Lamborghini Huracán до предела давит, на красный едет, ловко редко проезжающие машины обгоняет, потому что понимает, если остановится, позволит ненужным мыслям в голову пробраться, то себя сразу же заживо в этой машине и спалит. Он сам не понимает, почему его беспокойство в плотный кокон окутало, выбраться не позволяет, но Черный Волк своей интуиции доверять привык, поэтому сильнее педаль газа в пол вдавливает, проносясь по ночному городу. Спустя десять минут Чон уже на парковку небоскреба заезжает и, не теряя ни минуты, оставив машину, к лифту бежит, у него от нервов руки слегка подрагивают, а сердце неспокойно бьется, будто его внутренние демоны подгоняют, нашептывая, что ему быстрее домой попасть нужно. Время в замкнутом пространстве словно замедляется, а надоедливая тихая музыка лишь сильнее нервы раздражает, и когда металлические дверцы лифта с характерным звонком разъезжаются, альфа с места срывается и к входной двери квартиры подбегает, за ручку ту дергает и ругается, что омега опять ее не запер на замок.       -Вишенка,- на ходу выкрикивает, заглядывая сначала в темную кухню, а потом в гостиную. Никого не обнаружив и не получив ответа, мужчина в спальню омеги направляется, чуть деревянную дверь с петель не срывая.       -Чего ты разорался, альфа? - приглушённо бурчит в подушку лежащий на постели брюнет. Паренек в красное одеяло укутался, что лишь темную макушку видно, а Чон глаза прикрывает, думает, что уже успокоиться может, но сердце все еще неспокойно свой ритм продолжает отбивать.       -Вишенка,- Хосок к нему подбегает, сразу в объятья недовольного парня заключая, расслабленно выдыхая.- С тобой все хорошо,- нежные поцелуи на щечках оставляет, затем на пухлые губки переходит.       -Что бы со мной могло случиться в квартире брата?- надувается Гук, приоткрыв сонные глаза, и отстраняется от мужчины. Он чувствует, что его альфа будто на взводе, потный и взвинченный, поэтому улыбается и вновь бурчит, слабо пиная руками в грудь Чона,- иди в душ, а потом в качестве извинений за потревоженный сон жду твоих долгих и теплых объятий.       -Слушаюсь, мой маленький Олененок,- смеется Хо, оставляет еще один легкий чмок на сладких губах парня, с кровати уже поднимается,но сразу замолкает, услышав, как входная дверь в квартиру приоткрывается.       -Сиди здесь,- шепчет, доставая из-под пиджака пистолет.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.