Solace in Shadows / Утешение в Тени

Сириус Блэк опустил газету трясущимися руками, дрожь от ветра, кружившего вокруг острова, сотрясала его силуэт. Он никогда не ненавидел что-либо, как он ненавидел Азкабан, и он никогда бы не подумал, что умрет здесь. Несомненно, он и Д-джеймс делали порой не совсем законные вещи, к большому разочарованию Ремуса, но они никогда не делали ничего такого, за что могли бы сесть в тюрьму. Этакая шутка. Обыкновенно дела обстояли лучше, золотые дни. Он, Джеймс, Ремус и… нет. Он отказался думать о скользкой, испорченной крысе, которую он однажды назвал другом. Другом. Они были друзьями, но как он мог так взять и предать их? Они были как братья. Его кулаки сжались так, что костяшки побелели, грязные. Милые Лили и Джеймс… как же плохо он обошелся с ними, ох, как же плохо. Гарри, бедный Гарри, он видел его только младенцем, но сейчас… его глаза снова опустились к газете, он злился. Мысли были мутные из-за дементоров, серый смрад страданий, и каждая ошибка, и сожаление, и плохие воспоминания, которые когда-либо у него были, были брошены и втерты в его лицо, подобно яду. Было так легко утонуть в черных облаках отчаяния, перестать чувствовать этот мир, раствориться в свечении безумия — все было лучше, чем быть здесь! Его единственным утешением были его невиновность и то, что где-то у Гарри, возможно, была хорошая старая жизнь. Ярость неистово горела внутри. Казалось, дело не в этом. Его крестник точно не Наследник Слизерина! Он не может быть таким, Лили и Джеймс никогда бы не создали такое существо, убийцу. Это просто невозможно. Да и даже если и мог, Гарри по-прежнему его крестник. Это была единственная вещь, которая могла выдернуть его из тени безысходности, убедить подняться. Ему нужно найти способ выбраться отсюда. У Гарри были проблемы. Его мальчик влип. Он не смог спасти Джеймса, он не смог спасти Лили, Ремус, возможно, думал, что он предатель, и это разбило его сердце, но… но, может быть, он сумеет спасти Гарри. Гарри. Он должен спасти Гарри. Это обломок, оттолкнувший назад его трясину безразличия — криков всех, о ком он заботился, и горькое чувство разочарования в его семье и от смерти его маленького брата и всего — и он, дрожа, дернулся, выходя из неуклюжей кататонической позы, вызванной депрессией, и ложась на пол. Он слаб, болен и изнурен. Дементоры приближались, через несколько камер визжала и смеялась Беллатриса, ее безумие ветром доносилось до него. Он был сломлен, заключенный за то, чего он никогда не делал. Сириус Блэк теперь никто, оболочка с призраком внутри и призрак, над которым насмехались призраки его жизни. Поэтому он стал Бродягой вместо этого. И он идет к Гарри.

***

— Расскажи мне о себе. Гарри поднял глаза от книги — о защитных чарах (но он загнул обложку так, что казалось, будто он читает наисветлейшую книгу, какую только мог найти в значительно темной и довольно мрачной библиотеке) — и увидел слизеринца, с вопросительным взглядом стоящего в дверном проеме его комнаты. Этой комнаты. — Что? — Расскажи мне о себе, — повторил Том лениво, изучая его взглядом, в его бездонных глазах был едва заметен вызов. — Ты сказал, что я тебя не знаю, что мое мнение о тебе основано на предположениях и словах мисс Уизли, поэтому расскажи мне, что ты из себя представляешь. Гарри моргнул с некоторым смущением. Никого прежде это не интересовало, и он сомневался, что Реддлу было интересно, но… — Что я получу за это? — спросил он настороженно. — Зависит от того, насколько по твоему мнению твои мысли и история стоят чего-то? — ответил Том, ухмыляясь. Гарри нахмурился, не полностью уверенный, почему этот вопрос ввел его в замешательство. Он не знал, что должен сказать. Он не хотел отвечать что-то слишком незначительное, но он почувствует себя самоуверенным и высокомерным, если расскажет о чем-то слишком важном. Все же Том, несомненно, просто принизит его в таком случае? — Очевидно, довольно много, — уклонился он от ответа, стараясь понять, каков правильный ответ, как далеко он может зайти. — Ты похитил меня и выглядишь таким заинтересованным. — Он колебался, покусывая губу. — Я расскажу тебе мою историю, если ты расскажешь свою и позволишь снова выйти на улицу. Том едва вскинул брови. — Очевидно, что это будет большей выгодой для тебя, и ты это знаешь, так почему веришь, что я соглашусь? Гарри упрямо уставился в ответ. — Стокгольмский синдром, — попробовал он употребить незнакомое ему слово. — Разве это не значит, что я должен отожествлять себя с похитителем? Я не могу этого сделать, если я ничего о тебе не знаю, поэтому для тебя есть выгода рассказать мне. — Я смотрю, чтение приносит свои плоды, — пробормотал Том. — Не так безграмотно, как твои Джокские* взгляды того предполагают, как приятно, но в конце концов, мы оба знаем, что ты не такой простой и обычный, каким ты себя показывал основной части учеников Хогвартса. Он вообще не знал, что на это ответить. Губы Тома еще сильнее изогнулись в ухмылке, он наклонил голову. — Очень хорошо, — сказал слизеринец. — Ты первый. Во рту Гарри пересохло. Он не был наверняка уверен, что и теперь сказать; ему никогда ранее не приходилось описывать себя, ведь предполагалось, что все и так его знают, он никогда не должен был рассказывать о себе что-то еще. Внезапно он почувствовал себя уязвимым. Том зашел в комнату, грациозно присаживаясь на противоположный конец кровати, терпеливо наблюдая за ним с блеском в глазах. — Эм, ладно, я, э-э, — он запнулся. — Я обычный. Думаю, хороший ловец. Люди говорят, что я смелый, но я не уверен, правда это или нет. Я делаю то, что должен. Э-э… Я не герой. Я просто Гарри. Обычный. Да. Такое жалкое описание вышло. Он почувствовал, как краснеют щеки. Том некоторое время молчал, смотря на его лицо, потом шевельнулся, элегантно складывая руки. — Хочешь узнать, что я думаю, Гарри? — И, не став дожидаться ответа, продолжил: — Я думаю, что ты и сам не знаешь, кто ты есть, а то, что ты знаешь, ты не можешь точно понять. — Что ж, тогда кем меня видишь ты? — спросил Гарри, ему было неловко, но внезапно и так любопытно. Что Реддл имел в виду? Конечно, он хорошо понимал, кто он, он лучше всех знал себя самого! — А что я получу за это? — сказал Том, его глаза только сильнее заблестели. Гарри задался вопросом, передразнил ли тот его собственные фразы, и сжал челюсти, мотая головой. — Ничего, забудь, что я спрашивал, — отказался он от своих слов, смущенный, раздраженный. — Выполняй свою часть сделки. Том снова мгновение наблюдал за ним, прежде чем ответить. — Я психопат, я сильный, очень умный и, так или иначе, я всегда получаю то, что хочу. — А ты не шибко скромный, — пробормотал Гарри. — Психопат? — У меня очень низкое чувство эмпатии к людям, и я редко чувствую угрызения совести за свои действия, — ответил Том беспечно. — Другими словами, ты злой мерзавец, — сказал Гарри. Тот не выглядел веселым, некий холод появился во взгляде. — Добро и Зло — это просто стереотипы, созданные обществом, чтобы ты вел себя так, как этого хотят они, чтобы контролировать тебя. Люди создали мораль, чтобы сдерживать то, чего они боятся, — констатировал Том. — Мир не черно-белый, Гарри, и это оскорбительно по отношению к пышности и цветам жизни и ее тонкостям — утверждать, что мир черно-белый. Гарри вскинул бровь. — Нет, я вполне уверен, что убивать — это всегда плохо, — ответил он, начиная чувствовать раздражение, не зная, что делать с которым. — Так это будет плохим поступком — убить друга, если он сильно мучается и просит тебя прекратить его мучения, избавить от них? — ответил Том. Гарри уставился на него. — Что ж, да… нет… я не знаю! Определенно, это только убийство, если другой человек не хочет умирать? — То есть убивать из самозащиты плохо? А что насчет войн? — Это разное! — огрызнулся Гарри. — Как это? — ответил Том. — Ты все еще совершаешь совершенно то же самое, если это объективно и действительно неправильно, конечно, это будет неправильным при любых обстоятельствах, не только когда это не устраивает тебя или взгляды общества? Мораль субъективна, она создана, как и хорошо и плохо, добро и зло. Они не существуют вне рамок человеческих приязни и неприязни. Вот что есть мораль — эмоциональный отклик на действие. Если оно тебе не нравится, оно плохое, если нравится — хорошее. Точно так же и для добра и зла. Голова Гарри закружилась. Когда это превратилось в моральную лекцию? — Так что, ты просто не веришь в мораль или что? — спросил он в замешательстве. — Проще говоря, да, — сказал Том. — Мораль существует только как психологическая конструкция, ограничение, но не в физическом мире. — Однако все же существует, — настаивал он, уверенный, что в его словах есть смысл. — Я едва ли считаю, что это достойно чествования, — ответил Том. — Мораль приносит столько же вреда, сколько и пользы. Они являются слабостями и недостатками в пределах обычного человеческого состояния, то есть неидеального. Мы были бы лучше без них. — Тогда мы бы не были людьми, — сказал Гарри смущенно. — И это не было бы упущением, — растягивая слова, саркастически произнес Том. — Люди — жалкие создания. — Ты и сам человек, — раздраженно указал он. — Это спорно, — констатировал тот, потом, казалось, хотел отказаться от своих слов, тщательно изучая его, что уже становилось таким привычным. — Ты удивительный. — Что ты имеешь в виду, говоря, что то, что ты человек, спорно… дневник? — спросил Гарри. — Ты сказал, что ты воспоминание, заключенное в дневнике на пятьдесят лет… Как это? — Он подходил к этой теме с большей осторожностью, нежели к другим, боясь быстрой смены личности и настроения Тома. — Магия, — сухо ответил Том, в его тоне слышался намек на предупреждение. — Какая магия? — Темная магия, — сказал Реддл с неприкрытой насмешкой в голосе. Его настроение определенно поменялось, внезапно. — Подобно проклятию? Но… Волан-де-Морт все еще поблизости? Вас двое… это заклинание сработало не так или что? — Я могу показать тебе, если уж тебе так интересно, — вкрадчиво сказал Реддл, улыбнувшись. Гарри слегка отпрянул при виде, как пальцы того потянулись к палочке в кармане мантии. Он прикусил язык, не уверенный, понравился ли ему то, как это прозвучало, отводя взгляд, вниз на одеяло. — Учитывая неприятности, в которые попал ты из-за этого, я бы предпочел, чтобы ты этого не делал, — ответил он безрассудно, коротко. Реддл снова убрал свои пальцы с его палочки, и, кажется, Том снова вернулся. И, возможно, это нездорово, что он делил Наследника Слизерина надвое — на половину Тома, когда тот был немного приятным и вежливым, хотя и все еще темным, и на половину Реддла, когда он вел себя очень похоже на Темного Лорда, и обыкновенно бывал озлобленным. Фактически, выражение его лица было едва ли постоянным, почти безучастным — он просто уставился на Гарри. Он поборол желание проверить, какое у того выражение лица, и был почти в шоке, когда слизеринец резко бросился к нему, хватая за волосы и поворачивая его голову вверх, изучая его еще ближе. Было больно, и он поморщился, но Том не придал этому значения, его рука поднялась, почти проводя по шраму на лбу, но не совсем. — Нет… нет… но… Салазар. В следующую секунду его потащили с кровати, и он чуть не споткнулся, но хватка, сместившаяся с его волос на предплечье, удержала его и вытащила из комнаты. — Том? — спросил он нерешительно. — Что случилось? Что я сделал? Том? Гарри толкнули, безжалостно, к кабинету и потом на стул, который Реддл повернул к массивным книжным полкам, доставая книгу, лихорадочно просматривая ее. Гарри еще никогда не чувствовал такое замешательство. — Том? — спросил он снова почти шепотом. — Запомни эту мысль, Поттер… запомни эту мысль, — ответил Реддл рассеянно, с огромной скоростью перелистывая страницы. Гарри поразился, что Том не порезался о бумагу, его взгляд метался по странице. Он вытянул шею, чтобы прочитать заголовок. Тайны наитемнейшего искусства. Он сильнее нахмурился. — Том, что происходит? Том снова повернулся к нему, со стуком бросая книгу на стол, потом приблизился к нему еще, с виду маниакальный. Гарри машинально отступил, Реддл свирепо уставился на него. — Я не собираюсь делать тебе больно, — сказал тот. — Сейчас это не шибко успокаивает, — не смог не огрызнуться Гарри, напряженный. Что это, что нашел Реддл? Или о чем думает? — Что происходит? — ответил он снова. Том пронзил взглядом его глаза, устанавливая контакт, и, как ни странно, он, казалось, успокаивался. — Твой шрам… расскажи мне о нем. В этот раз это была не просьба. Гарри уставился нерешительно в ответ, потом сложил руки. — Что я получу, если расскажу? — спросил он упрямо. Глаза Тома блестели опасно, угрожающе. Его это не волновало. У него было что-то, что хотел Реддл, кажется, важная информация. — Твои чувства останутся при тебе, — рыкнул Том безжалостно. А теперь Гарри вернулся с небес на землю. Это, возможно, и сработало бы лучше, не будь он узником. Все же, он узник, похищенный и все в этом духе, он не понимал, почему ему следует облегчить это и для его надзирателя. Страданье любит компанию. -…что ж, я не смогу рассказать тебе, что знаю, если у меня не будет чувств, не так ли? — ответил он. Том сжал кулаки и продолжил медленно подходить к нему. Гарри приложил все усилия, чтобы не отступить еще, сердце колотилось. Том наклонился перед ним, слишком близко, несвойственно нежное выражение его лица противоречило жестокости в его глазах. — Расскажи мне, герой, или я пойду убью людей, и их кровь будет на твоих руках. Гарри уставился на него, шокированный, ужаснувшийся. Он опустил взгляд, яростно кусая губу, его собственные руки сжались. Реддл такой ублюдок. Как он вообще мог подумать, что тот может быть сносным? Или что он может быть достаточно долгое время вежливым, чтобы попытаться заслужить его доверие? Он ненавидел того, так очень, очень сильно. -…я получил его от срикошетившего убивающего проклятия, — сказал он тихо, отказываясь смотреть на Тома. — Я не так много об этом знаю. — Что-нибудь еще? Он что-нибудь делает? — ответил Том, сильно сжимая его плечо. Гарри не попытался вырвать его. — Он болит, когда я рядом с ним. Почему? Пальцы Тома ослабили хватку, но не отпустили его. — Я думаю, мы можем быть куда более похожи, чем я предполагал сначала, Гарри.