-_-'
В один из повседневных дней, повседневной жизни, не совсем уж повседневного мага, стычка вновь не обошла его стороной. (Он сам не смог бы удержаться.) В коридоре у класса прорицания обычно меньше всего народа, если вообще был хоть кто-то (подавляющее большинство не верят странной Трелони, и во все её рассказы глупо основанные необоснованные на кофейной гуще), так что своё здесь присутствие Малфой вполне мог бы списать на это, что, в принципе, и сделал. В кабинете недавно провели завершающий урок, и Трелони ускакала в ясном ей одной направлении. Она, то ли по своей неосторожности, неуклюжести или пустой глупости, то ли из-за природного «третьего глаза», дверь из принципа не закрывала. Большинству это было на руку, свободное помещение как-никак, можно провернуть что-нибудь … волшебное. Вне зависимости тяжести преступлений, касательно закона, конечно же. Что здесь делал Поттер — единственное, чему он не нашёл конкретных объяснений. Факт остался фактом, а въевшаяся, не особо в общем и мешающая ему, привычка подтрунивать или совершенно не колеблясь высмеивать Поттера и его дружков так и продолжала оставаться над его головой горящей идеей лампочкой. Разгорающийся гневом Поттер был прекраснее самого ценного артефакта и очередной важной лекции крёстного. Его раздражённый, скорее даже взбешённый вид пускал на Малфоя самодовольную усмешку. Когда тот поспешил пройти мимо блондина, последний не сдержался и пустил тому вслед едкое крикливое замечание: — Что такое, Поттер? Ты уже совсем ослеп, пока шлялся ночами под звёздными кровавыми тучками, вместе со своим бешеным дядей? — он торжествующе наблюдал как спина Поттера напряглась и он остановился посредь коридора. — Я же говорил тебе, его давно нужно было усыпить, чёртов оборотень. Единственное, что полезного он нёс в себе, это, пожалуй, тёплый дом для всякой заразы. А хотя знаешь, нет. Он был ещё и замечательным удобрением для трассы, когда сдох бы где-то под кустом. — Малфой со временем шутил всё жёстче и эта его перерастающая черту жестокость могла бы волновать. Но какая, к чёрту, разница что ты скажешь, когда перед глазами будет расплываться очуменный вид яростного тупицы, которого одолел жуткий гнев. Ох чёрт, внутри всё полыхало огнём, а улыбка была всё насмешливее. Малфой чувствовал власть над любой ситуацией. — Заткнись, Малфой! Ты не смеешь и звука произносить про него! — взревел обернувшийся Поттер на чужие оскорбление. Это нравилось Малфою всё больше. Он не особо знал, когда уже доведёт оппонента до пика, но с каждым разом чувствовал остриё пропасти сильнее. О, он был уверен, и далеко не глуп, чтобы знать — у каждого есть предел. И он определённо хотел увидеть предел Поттера. Тот был готов к рукоприкладству сразу же, словно тупое животное, и, чёрт побери, у Малфоя так много всего, что он ещё не рассказал Поттеру. В его голове крутится бесконечная орава злостных высказываний на его счёт и счёт его грязнокровных друзей. Как же он обожал развлекаться. — А то чего, Поттер? Вдруг поумнеешь? Да уж, это действительно мой главный страх. — шутливо выдохнул тот. — Поттер, обрекающий себя на страдания. Знаешь, думать — это огромная ноша, не думаю, что ты сможешь её поднять. Хотя, тебе не понять, ты же, в принципе, не особо умственно одарённый. — насмешливо пожал плечами. Глаза Поттера напоминали быка — он абсолютно также смотрел на него исподлобья и пыхтел. — Твоя паршивая тявкалка, Малфой, сильно надоедает. Не думал, ммм, например, я даже не знаю, научиться молчать? Думаю, тебе бы пошло. А то когда ты раскрываешь рот, единственное, что хочется сделать — заткнуть его обратно. О, иногда Поттер мог даже сказать целое предложение, это удивляло и поражало Малфоя больше всего. Животное, умеющее говорить на человеческом языке. Удивительно. Кому скажи — не поверят. — Ого, Поттер, неужели ты умеешь говорить связными предложениями? — преувеличенно удивился тот. — Я думал, животные не умеют общаться на человеческом языке. Это достаточно поразительно, что ты смог обучиться этому сложному языку. Сердечно тебя поздравляю. — и даже кивнул для убедительности. Ох, что сейчас будет. Малфой думал о том, что Поттер сейчас накинется на него с кулаками и, вот сюрприз, не прогадал. Тот полез на него, дыша злобно, через раз. На удачу Малфоя (не соврать, если сказать, что действительно на удачу. Пусть Поттер выглядит более жалко, но удар держит хорошо. Это пришлось узнать на личном опыте, проверить достоверную информацию, так сказать) дверь кабинета Трелони оказалась под боком и тот незамедлительно нырнул за неё. Как только он успел хоть как отбежать, хотя бы от удара открывающейся двери, в кабинет ворвался злостный обида. Малфой забежал на верхние лестницы, где находился не каменный пол замка, а вполне себе мягкие сиденья, сливающиеся в один большой мягкий остров. Здесь упасть было не так больно, как головой треснуться об камень. Он уверен в этом. Тоже, кстати, на личном опыте убедился. Пока Малфой добежал до мягкой обивки, тем или иным образом спасающую его голову, да и тело в целом, от серьёзных повреждений, Поттер невообразимо быстро добрался и до него самого. Гневный уронил его на перину, нависая и придавливая собственным весом, и уже занёс кулак для удара, другой задерживая чужую руку над белобрысой головой, как его остановил насмешливый голос: — Ты прочитал, да? Прочитал те воспоминая о своём отце? Увидел, какой он был, а, Поттер? Ну же, чего застыл? — самодовольно, щуря один глаз в удовольствии, поддел Малфой. — Ты увидел, Поттер, насколько твой собственный отец был ужасен? — чуть повысив интонацию, и с каждым новым вопросом опускаясь ещё ниже, тише и тише выговаривая слова. Но он был уверен, Поттер отлично его слышал. — Видел, как он прогнил? Как издевался, как унижал? Видел это? О-о-о, я знаю — видел. Твой папаша не знал ничего интереснее, чем насилие над другими, а. Ничего смешнее, чем унизить одногодку с другого, противоположного, факультета. Он был ходячим куском плоти, прогнившим изнутри. — продолжая, он спустился в шёпот, давя на своего соперника, всё ещё восседающего на нём сверху. — И ты такой же. Такой же пустой прогнивший мусор. Единственное, что от тебя нужно другим — это рассказанные чужими сказки о хорошей жизни и великом герое. Но ты не такой. Ты прожжённый, как тлеющий табак, и внутри тебя, ровным счётом, ничего нет. Там пусто, и ты такой же пустой, как новый выпущенный тираж «Тчинь Пао», беря в расчёт то, что он давным-давно изжил себя с этого света. Но ты же даже не понимаешь о чём я, да, Поттер? Ты слишком глуп и скуден на наличие информации в своей черепной коробке. Всё, что там копошиться — мысли о квиддиче, тупом геройстве и неизмеримая глупость. Всё, что есть у тебя внутри — это тлеющее ничто, не оставляющее после себя ничего, не задавающее вопросы «почему». Понимаешь, Поттер? Ты просто пуст. Малфой любил философию, он интересовался историей, любил читать и перечитывать старые архивные залежи их библиотеки в поместье, каждый раз находя любопытное и новое, нечитанное прежде. Он любил самосовершенствоваться. Именно это делают люди на факультете склизких — учатся, можно сказать, всему. И он оказался как никогда прав. Он снова знал, знал то, что одержал победу. Ох, чёрт, единственное, что спасало от нудных однокурсников — этот бешеный придурок, раззадоривающий его к обоюдным оскорблениям. Это также давало мотивацию поглощать новую информацию, чтобы конкретно раздавить его душевное равновесие. Он абсолютно точно знал куда целиться и на что бить. Как задеть сильнее, как удавить лучше, как показать на неуместную необразованность и правильно преподнести своё умственное превосходство. О, он как никто другой это знал. Знал, и отлично пользовался, кроша чужую уверенность, разбивая самомнение и стараясь втоптать в собственную подошву, оставляя это доказательством главенства в их недоперепалках. Он хорошо чувствовал мозоли на чужой, его сжимающей, руке и не произнёс и слова поперёк этого, мягко говоря, неуважительного жеста в его сторону. Он лишь надеялся, что синяки, которые проявятся чуть позже, получиться скрыть или замаскировать лёгким заклятием. Поттер, как ошалелый, слез с него, будто сейчас XIX век и спелая куртизанка сама затащила его заниматься бескультурьем. Или сейчас 551—580 года и они в Египетском ложе. Ну или же, более понятно, он болен какой-либо венерической инфекцией, а они действительно собирались что-то да провернуть. Он также быстро спустился с каменной лестницы верхних этажей, опустив голову, собирался быстро покинуть класс. Как жалко, что Малфою этого было недостаточно. — Что же такое, Поттер? — приподнялся на локтях, насмешливо смотря. — Уже убегаешь? Насколько я знаю, это был последний урок. Или ты уже спешишь принять новую дозировку дегра-друзей, а? А может тебе просто стыдно за то, что ты так похож на отца, тебя не воспитывавшего? Может тебе стыдно за своё скудоумие? За необразованность? За твою вечную тупую рожу? Может, ты думаешь о том, как я достал тебя, но, Поттер, признай, тебе же это нравится. Не то чтобы Малфой любил Поттера. О, нет. Он всего лишь обожал его несдерживаемую природную грубость, его вечный такой же природный тупизм над которым можно было смеяться бесконечно долго, его угловатый туповатый вид, когда он, словно животное, собирался накинуться на него. Зачастую, в те моменты, когда они могли встретиться одни, без его тупых дружков, как сегодня в коридоре, Поттер мог даже проявить намёк на оскорбление. Но как же печально, что все его попытки были тщетны. Так же он мог и просто избить, когда его «дружеская опора» не была рядом. Малфой каждый раз наслаждался этим, как в первый. Это чувство можно было бы назвать ощущением первого поцелуя, но первый поцелуй он, увы и ах, подарил полу, когда этот безумец вмазал ему. Пол был грязным и холодным. Но остановить Малфоя это не могло. Он всего лишь обожал, когда этот безмозглый кретин выходил из себя. Он всего лишь был влюблен в чужую ненависть к самому себе. Он всего лишь хотел поддеть его, но поддеть так, чтобы тот либо обозлился и вмазал ему, либо обозлился и вмазал себе. И оба варианта его как никогда прельщали. Они ненавидели друг друга и это вполне можно было назвать взаимной/обоюдной/ответной/реципрокной ненавистью. Лютой ненавистью со стороны Малфоя и таким же лютым обожанием этой самой ненависти. — Заткни варежку, Малфой. — глухо отозвался Поттер, исподлобья стреляя в приподнятые наверх перины. Малфою нравилось такое положение, так он мог ясно ощутить кто здесь главный. И главный обычно всегда находился выше. — Мне плевать, ясно? Мой отец был замечательным человеком — так сказал Мистер Блэк. И ему я верю гораздо больше той чёрной пиявки. — Даже зная, что воспоминания нельзя подделать? — интригующе, почти шёпотом спросил Малфой, ликующе всматриваясь в обречённую боль. Он знал, что собственные слова лживы, но внизу стоящий выглядел слишком огорчённым, чтобы задуматься над задевающей фразой. — Даже зная, наблюдая это самому, ты всё ещё веришь его дружкам? — Он мог измениться! — крикнул тот наверх, прямо смотря в чужие глаза. Малфой чувствовал его обречённость кожей. — Люди не меняются! — также крикнул ему в ответ Малфой. — А что, по-твоему, ты сейчас делал, а? Вот, что ты делал! — тот поднял правую руку вверх, которую Поттер недавно сильно сжал, в попытках оставить жертву на месте. — Ты только что, буквально минуту назад, сжал её так сильно, что я молился лишь бы ты её не сломал! — Но ты же ничего мне не сказал! Ты не издал ни звука! — в оправдание крикнул он, надеясь на иллюзорное. — Ты такой же, как твой отец, Поттер. — с ядовитой усмешкой отозвался тот в ответ. В ушах Поттера пронеслась знакомая презираемая фраза: «Вы такой же, как ваш отец, Поттер!». Малфой видел, как его лицо дёрнулось в сожалении, но быстро опущенная вниз голова не дала Малфою насладиться бо́льшим. — Это ничего не значит. — сухим, грубым тоном сказал тот. Снейп мог ликовать, если бы был здесь. Поттер даже не высказал своё привычное: «не смейте говорить на моего отца» или что он там обычно говорил в своё оправдание. — И даже если он и делал нечто подобное, я уверен, этот сноб сам нарвался. «О-о-о, нет, Поттер, я ещё не закончил»: — А что он должен был сделать? Знаешь, твоё привычное «спровоцировал» не будет действовать. — он дождался пока Поттер снова поднимет на него голову и только тогда тихо, томно, продолжил. — Спровоцировать можно только животное, Поттер, а мы — люди, улавливаешь разницу? — он знал, что говорит правильные вещи, и был почему-то уверен — Поттер тоже понимает это. Но всё равно продолжающий заталкивать голос разума куда подальше, поражая своей твердолобостью Малфоя. Поттер не нашёл что ответить и тихо вышел из кабинета прорицания. Малфой снова одержал победу.-_-'
Единственный предмет, который Поттер ненавидел всей душой — это зельеварение. Малфой знал его, как свои десять пальцев рук и десять пальцев ног. Поттера имеется в виду, а не зельеварение. Хотя и зельеварение тоже, отчасти. Ему в принципе нравился этот предмет, хотя бы из-за знакомого лица на преподавательском месте. Когда он собирал портфель, и когда на чужую удачу Северус покинул свой кабинет, Поттер нагло обратился к нему: — Эй, Малфой! — не все ещё вышли из класса, и некоторые из них остались невольными (или вольными, это как посмотреть) слушателями беседы. — Я тут недавно прочитал… Малфой его перебил: — Вау, Поттер, ты умеешь читать? Поздравляю тебя. — чуть скучно отозвался собеседник, обращая внимание к Поттеру. — … — тот приспустил веки, и не выглядел удивлённым сия перебиванием. — Ага, прикинь, я ещё и писа́ть умею. — поддержал неуместную про себя шутку. Малфой оторвался от собирания учебников и удивлённо приподнял брови: — Ого. Поттер, да ещё немного и тебя за человека можно принять. Ты же поаккуратнее, а то ещё нормальные люди подумают, что с тобой разговаривать можно. — Ага, ага, очень остроумно, Малфой. Так вот, я недавно прочитал… Тот его снова перебил: — Почему тебя принимают за мужчину? О, мне придётся тебя огорчить Поттер, та, хм, тычинка у тебя между ног, ещё не делает тебя мужчиной. — с притворной печалью развёл руки в стороны. — Сожалею. Поттер уже выглядел утомлённым сия разговором. Но всё равно продолжил: — …прочитал, что в чистокровных семейках вы там этим увлекаетесь. — на слове «этим» он быстро приподнял брови вверх и опустил. — Инцест там, гомофилия, изнасилование. Ты поэтому так любишь своего папочку? — его голос был преисполнен насмешкой, когда он сделал особенный акцент на последнем «папочку». Лицо Малфоя без скрытности сменилось брезгливостью: — Не знаю, где происходят такие практики, но точно не у нас, Поттер. Вон, может, твой друг тебе ответит? Кто знает, насколько сильно он любит своих старших братьев. — ухмылка легко окрасила его лицо. Уизли побагровел и бессвязно, но отчётливо зло попытался оправдаться: — Да я не… Мы даже не… Они вообще не… — Вот видишь, с кем ты связался, Поттер? — вновь обращая внимание к Поттеру. — Он даже отмазку придумать не может. Возможно, где-то у грязнокровных аморальных имбицилов и да, бывает нечто подобное, но мы себя за таких не считаем. — улыбка слезла с губ и он снова вернулся к сумке. — Смотри, Поттер, а то сначала выйдешь за грязнуху Джиневру, а позже окажется, что вышел за всю её семью. И проснёшься однажды не с ней, а с ним, — он быстро кивнул в сторону рыжего головой. — в обнимку. Кстати, мне кажется, — он снова поднял сумку на плечо, надменно смотря на него. — что правильно не «гомофилия», а гомосексуальность. Если и взялся что-то запоминать, запомни хотя бы одно слово правильно, тупица. Хотя, о чём я? Ты же такой же тупоголовый, как и твои друзья. — Гермиона долго не хотела признавать, что Малфой обошёл её в зельеварении. Она упорно говорила, что профе́ссора подкупили и он отдался за родственные связи. — Единственное, что делает тебя «Гарри Поттером» — это шрам на твоей тупой голове. Единственное, что делает тебя хоть чем-то — это лживые сказки про доброго героя. — его голос полон желчи, и отчётливо виделось, что ему крайне неприятно. Он ближе подошёл к Поттеру и с силой ткнул в его открытые ключицы пальцем. — Только жалко, что герой так и остаётся на словах, а на деле, — тот показательно осмотрел его с головы до ног. — ты всего лишь очередная пустышка. Поттер быстрым движением достал палочку, и, быстро отскочивший в сторону, Малфой так же вооружился. — Какого чёрта, Малфой?! — зло спросил Поттер, сильнее сжимая палочку в руке. — Какого чёрта ты снова пристал ко мне! — Ты первый начал! — словно в детской отговорке поспорил тот. Его рука так же крепко удерживала палочку. Ситуация набрала неприятный оборот. — Ты сам виновен в том, что ничего из себя не представляешь! Твоё имя сделал Дамблдор, а ты всего лишь пришёл в школу и тебя сразу же окружили заботой и теплом! Посмотрите-ка, как хорошо устроился, ничего не скажешь! Ты чёртово порождение идиотизма и слабоумия, твоих оценок просто не существует, настолько они низкие! Ты сам даже одеться нормально не в состоянии! Единственное, что ты можешь делать, это встревать в очередные неприятности! «Почему?», ты спрашиваешь «Почему?»?! Да потому, что ты гриффиндурак, всего лишь стереотип, всего лишь выдумка идеального героя, ты — ничто, никто, нигде и никогда! Ты всего можешь добиться по связям чёртового Дамблдора! Только сиди у него на шее да ножками там себе болтай! Чёртов тупица Поттер! — Это ты сейчас про себя говорил? Я уверен, что про себя! Это тебе можно сидеть, свесив ножки, на шее у своего папочки! Это тебе нигде ничего не надо делать, он тебя протолкнёт куда хочешь! Только и делаешь, что унижаешь всех! Считаешь себя лучше всех! Да ты всего лишь хочешь внимания! — ЭТО ТВОЙ ДРУЖОК ХОЧЕТ ВНИМАНИЯ! — Малфой не мог отрицать. Он точно, абсолютно верно,