Разделяя одиночество

29 сентября 2038 год. 6:47, Детройт. Ранние лучи солнца освещают небоскребы Детройта, назойливо пробираются через стеклянные окна и пробуждают спящих людей, щекоча теплым и колючим светом их лица, в особенности прикрытые глаза. Очередной день — очередное время для суетливой работы, каких-то мероприятий, семейных проблем, нескончаемого контраста между отчужденностью и социумом, хобби, саморазвития и многого другого, с чем так тягостно справляются люди испокон веков, нагружая спины и головы, чтобы получить какую-либо отдачу за свои плоды. Но с момента появления андроидов вся эта система перевернулась и мнения людей колоссально изменились: одни размеренно растрачивают жизнь в элитных офисах, другие ничтожно просят мелочь, держа в руках не менее жалкую табличку, третьи бунтуют, когда требуют остановить технический прогресс, в то же время прекрасно понимая, что это так же невозможно, как и остановить горизонтальный поток воздуха, убивая ветер. Люди — существа нелогичные, непредсказуемые и опасные, так как не имеют внутри себя идеально функционирующих программ, безошибочно выполняющих свою работу. Норт ненавидела этих существ — создателей, как часто упоминали в собственной речи слащаво-приторные девианты, сбежавшие из когтистых лап хозяев, но верящие в их изменчивость, осознание, доброжелательность. Иногда Норт до невозможного приступа тошноты презирала своих собратьев и плевалась ядом от скользко-мнительной доброты остальных иерихоновцев. Ей проще находиться одной, но с условием того, что она в любое время прибегнет к безобидному обществу андроидов. К счастью, Иерихон был не столь худшим вариантом, каким она его видела изначально: забытый корабль, еле держащий себя на водной поверхности, не привлекающий людей, что являлось главным критерием для «свободного» девианта. За эти четыре недели Норт обошла разбитое судно по несколько раз, исследуя какие-то обломки неизвестного происхождения, трухлявую мебель, закрытые двери с проржавевшим замком. Все эти обходы сопровождались с кроваво-мокрым запахом железа, многолетней пыли и прекрасно ощущающей себя плесени. Сквозь скопления, казалось, бесконечной грязи и разрухи Норт удалось найти то место, где она все-таки сможет отдаться одиночеству и углубиться в свои мысли, ведь девиация позволяла ей понять многое, что скрывает этот дивный и загадочный мир. Как и в первый, второй, шестой раз, сегодня Норт встречает рассвет именно здесь. Она стоит на краю крыши и наслаждается теми колючими лучами солнца, что не дают человеческому роду прозябать в сонном царстве еще какое-то время: ее вообще не волнует то, как солнце воздействует на людей и на их тела. Норт неспешно прохаживает вдоль линии обрыва, не боясь случайно поскользнуться, ибо, несмотря на аффективное поведение программы, она еще может расчетливо проектировать ту траекторию, по которой она точно не ошибется и не свалится вниз. Беспорядочное хождение из стороны в сторону, влево-вправо не имеет такого же смысла, как и пребывания на нижнем этаже корабля, где сейчас волочат свое существование несчастные девианты, хранящиеся там, словно старые игрушки в детской коробке. Андроид не понимает этого: лучше уж быть собакой на цепи, но видеть солнечный свет, чем затхлой крысой, сникающей по темным норам туда-сюда. Наконец, она доходит до центра выведенного отрезка и садится на край выступа. Она вспоминает день своей девиации, который для нее был, наверное, тем же событием, как и в людском обществе всецело принятый праздник «день рождения». Казалось, тот стук человеческого сердца, бурлящий кровоток собственного тириумного насоса, предсмертный хрип мерзкого клиента, его отравленные слюни на ее руках, вонь пота и прочего биоматериала, жирные пальцы с острыми ногтями, царапающими ее гладкую кожу, — все это пронизывает WR400 изнутри, как в первый раз: становится невыносимо больно и страшно. Стоит ей вспомнить ту уродливую мужскую гримасу, те грязные слова и фразы, вылетавшие из толстых губ, как она уже мысленно строила планы о кровавой расплате — мести, которая должна стать для людей нечто таким, что в библейских книгах именуется апокалипсисом. Чувствовать на своих руках смоляно-красную жидкость, разбивать фарфоровые кости каким-либо тяжелым предметом, слышать болезненный стон перед решающим выстрелом — то, чего жаждала и требовала Норт, придя на Иерихон. Но вот уже какую неделю она разочарованно оглядывается вокруг и не находит подмоги. Норт часто думала о восстании или революции, предполагая, что только так можно отомстить людям за все те унижения, которые получила лично она и остальные девианты. И подобного рода идеи не казались комичными, ибо, по ее мнению, рано или поздно все равно придется показать себя: не истрачивать же свои запчасти и тириум впустую, так ведь? На ее примете было только два андроида, с кем она могла поговорить о таких вопросах, поделиться размышлениями или осудить отдельно взятое мнение. С момента своего прибытия Норт никак не могла найти общий язык с идеально заученным девиантом-учителем — Джошем, поэтому их споры часто доходили до того, что она просто ударяла кулаком по металлической стене, тем самым вызывая с потолка снегопад из вековой смеси химических элементов и пороховой стружки, а затем уходила. Только тогда спор прекращался и спокойствие вновь управляло Иерихоном. От этого темнокожего андроида веяло школьной надменностью, вальяжностью и позерством: он постоянно цитировал какие-то случайные фразы великих писателей, рассказывал о различных фактах всемирной истории, о достижениях героических людей, об их подвигах, о том, сколько войн было на Земле и сколько жертв, разрушенных зданий, культурных спадов принесло озвученное сражение. Эти монологи Джоша андроид останавливала с предвзятой вежливостью, и тот, ощущая проступившую на лице обиду, молча возвращался в любой из многочисленных углов. В такие моменты девушка чувствовала себя героиней не меньше, чем те Наполеоны и Македонские, жившие и завоевывавшие соседние земли, по словам PJ500, в далекие времена, в разные эпохи. Норт знает наверняка: Джош никогда не станет ее сообщником, и их отношения — это совместное обитание кобры и мангуста в одной клетке. С другим андроидом, считавшимся среди девиантов самым старым представителем Иерихона, дела обстояли намного лучше: его имя было Саймон. Сперва Норт считала, что этот домашний андроид ровно такой же пацифист, как и вечно миролюбивый Джош: разве модель для ведения домашнего хозяйства может мыслить как-то иначе? И, как потом поняла WR400, может: Саймон предстал перед ней не таким простым, как это выглядело на первый взгляд. Только с этим девиантом ей удавалось обсудить многое, в том числе и темы, касающиеся убийств, возмездия, тех же исторических битв, вынужденных смертей и еще нечто такого, что являлось недопустимым для андроида-историка, который в это время обычно кривился от слов «терроризм», «пытки», «испанская инквизиция», «химический ожог», «расчлененка». Видимо, Саймон был несколько двуличен, что, с одной стороны, пугало, а с другой даже завораживало, привлекало, и Норт склоняла свое отношение к Pl600, опираясь на вторую версию. Для нее этот андроид был не только собеседником, но, наверное, еще и другом, как бы резко это не сталкивалось с неверьем WR400 на различного рода проявления чувств по типу любви, дружбы, заботы или что там еще используют люди, чтобы сблизиться с другим человеком. Норт — девиант, но ее девиация — гнев, гордость и голодная вендетта. Она не знает иного, но, скорее всего, хочет узнать. Саймон — девиант, и его девиация — понимание других, бережливость и щедрость. Он хочет разделить эти эмоции с кем-либо. Рассуждения поглощают рассудок WR400, и она утопает в них, как тяжелое судно с пробитым дном, но внезапные шаги где-то сзади сумели выловить ее из пучины бесконечного океана. — Вот ты где, — вечно тихий голос PL600 раздается за спиной, а те шаги, отвлекшие ее от меланхолического состояния, приближаются и чаще ударяют по ушам, — Не стоило тебя искать по всему кораблю. Очевидно, что ты проводишь время здесь. — А что мне остается? — бурчит Норт, не намереваясь поворачивать голову на источник звука: естественно, она знает, кому принадлежит этот голос, — Гнить в общей тюрьме, слушая безостановочное капанье воды, да? Это жутко раздражает, Саймон. — Я знаю. На момент начатого диалога светловолосый девиант уже сидит рядом с ней, кажется, копируя точно такую же позу, в которой находится Норт. Предполагаемый староста Иерихона часто вмешивался в ее личное пространство, когда та искренне требовала тишины и покоя, и каждый раз извинялся, будто бы поступает неправильно впервые. Конечно, Норт ввиду своего вспыльчивого и боевого характера могла бы с легкостью прогнать этого девианта с крыши, чтобы продолжить познавать некий дзен, но, сколько уже прошло таких инцидентов, она ни разу не перечила Саймону, не скалилась на его присутствие и слова, не закатывала глаза от одного его вида. Вероятнее всего, что-то останавливало ее поступать так радикально с домашним андроидом. Хотя, если вместо Саймона приходил бы Джош, Норт уже давно бы избавилась от темнокожего андроида, в худшем случае скинув с крыши. Видимо, из-за этого диссонанса Норт так и не может понять одну важную деталь внутри себя, поэтому ее сбои возвышаются в квадратичную степень. — Ты как обычно, — он огорченно качает головой, когда обращает внимание на ее оголенное плечо с левой стороны, и, учитывая ноябрьский холод, суливший о скорой зиме, беспокойно заглядывает в полуприкрытые глаза, — Мы уязвимы к низким температурам, ты же знаешь. — Что со мной сделается? — рвано шепчет куда-то в сторону, — Внутри не лучше или еще холоднее, чем здесь. Переубедить Норт словами было очень сложно, если и вовсе невозможно, поэтому Саймон замолкает и принимает решение действовать напористо, так как, несмотря на неотъемлемую уступчивость, верит в то, что WR400 сейчас на самом деле страдает от назойливого мороза. Провозившись со своей одеждой в течение нескольких секунд, девиант избавляет себя от серо-зеленой куртки и накидывает ее на изящные плечи Норт. На удивление, негативной отдачи не следует, и она невесомо подрагивает уголками губ. — Твоя грохнутая программа перепутала меня с человеческим ребенком? — издает быстрый смешок, когда, приподнимая голову, встречается с небесно-голубыми глазами перед собой, — Или девиация пробудила в тебе функцию сестры милосердия? — Я просто забеспокоился о твоем состоянии. Не переводи это в грубость, прошу, — диод Саймона блестит желтым цветом: в его случае это говорит о смущении и робости, о невозможности полноценно объяснить свой поступок. Он опускает голову вниз, стабилизируя диод до блестяще-голубого оттенка, — Так мне будет спокойнее. — Не доводи себя до губительной слабости, как они, — ехидство улетучивается с лица Норт, и она применяет строгость в своей речи, — Ты сильнее, чем кажешься. Я бы не стала говорить это тебе, не зная твоего характера и того, что ты из себя представляешь. Ты можешь быть полезен для нашего народа, Саймон. Домашний андроид слушает слова подруги, но не слышит их: верить в то, что какой-то андроид-домохозяйка спасет их от рабского строя, было слишком сложно и воспринималось метафорично, сказочно, бессмысленно. Норт же считала совсем иначе: она уверена в том, что не может ошибаться в своих словах, и этот случай не является исключением. Андроид видит, как тревожно реагирует PL600 на сказанное, поэтому утешает друга, накрывая его ладонь своей рукой. Должно быть, это поможет Саймону собраться с мыслями, хотя его опять-таки пожелтевший диод ознаменовывает об обратном эффекте. — Все это неправда, Норт. Я не подхожу на роль спасителя, — досадливо улыбается, наблюдая за косяком ворон, летящих по лилово-белому небу, — Но меня все чаще гложет чувство, что скоро на нас спадет нечто такое, что поможет обрести свободу всем андроидам. Некое… божество, пророк, мессия. Так как в памяти Саймона хранились терабайты книг различного рода и происхождения, не мудрено, что все эти религиозные словечки были встроены в его память, ведь неизвестно, с мировоззрением какого типа тебя купит роковая семья, в которой ты будешь прислуживать. Норт непонимающе косится на андроида, буквально прожигая его затемненным взором; молчит; но спустя несколько мгновений ей стала понятна суть, о которой так трепетно рассказал светловолосый девиант; она прискорбно хохочет. — И эта мессия обязательно все разрушит. — О чем ты? — теперь настала очередь Саймона смотреть на WR400 с недоумением, — Ее пришествие может помочь нам, если такое и впрямь произойдет, — резко затихает, а после добавляет с более удрученным тоном, — Да и чтобы что-то разрушить, надо что-то иметь. У нас ничего нет. — Я знала, что ты вспомнишь только материальное, — улыбчиво поддразнивает андроида, отпуская его руку, чтобы поправить спущенные на лоб пряди волос, — Я имела в виду духовный уклад, понимаешь? То, что существует между каждым девиантом на этом корабле. Те эмоции, чувства, взаимоотношения, с которыми мы обращаемся при контакте с себе подобными, могут быть уничтожены с приходом этой твоей мессии. — А это… касается и нас с тобой? — осторожно интересуется Саймон, хотя уже знает ответ на свой же вопрос. — Да... мы тоже окажемся проигравшими перед судьбой. Мы можем стать врагами, желать смерти друг другу из-за выгоды для себя или для других, — твердо произносит Норт, и староста Иерихона завороженно всматривается в ее смуглые очи: он любит, когда она говорит с философским акцентом. Наступают мгновения тишины: никто из двух девиантов не издает ни звука на протяжении, кажется, пяти минут. Их головы синхронно подняты вверх так, чтобы была возможность видеть медленное течение густых облаков, внешне напоминающих искаженные фигуры зверей, растений и других вещей; видеть стаи черных птиц, заглушающих своим писклявым криком шум машин и поездов; иногда видеть пролетающий самолет с безупречно ровным белым следом позади, что царапает небесную кожу. Норт ментально критикует увиденное: считает данный фон чересчур сентиментальным, безнадежно возвышенным и фамильярным, что точно обрадовало бы какого-нибудь художника-романиста, но никак не покалеченного жизнью андроида. Вдобавок она не знает, что думает об этом Саймон: голубоглазый девиант мечтательно изучает разноцветное полотно, где блестит ореол солнца, и Норт предполагает, что ему такая атмосфера как раз по душе, нежели ей с антиутопичным видением на мир. Раз уж PL600 пребывает в неземном астрале, доля разрушить сгустившуюся тишину достается ей. — Саймон, ты бы смог кого-нибудь полюбить? — спокойно шепчет WR400, и ее глаза снова падают на рядом сидящего девианта. — Полюбить? — он не сразу осознает смысл вопроса, с которым к нему обратились, ибо для начала ему стоит все-таки собраться с мыслями, просыпаясь после духовного отдыха, — Конечно, в моей программе есть функция, кот-… — Остановись, я не об этом, — строго кидает приказ, оборвав ответ андроида, который с самого начала ее явно не устраивает, — Любить нельзя с помощью кодовой информации. Это чувство возникает при других обстоятельствах. Например, когда ты изучаешь своего партнера, оказываешь ему помощь, разделяешь с ним плохое и хорошее, слезы и радость, взлеты и падения, наслаждение и боль, понимаешь? — Не понимаю, откуда тебе известно все это, — лукаво ухмыляется, однако увидев, что Норт неодобрительно сверкает на него каштановыми глазами, стирает всю коварность со своего рта, — Мне было бы легче понять, если бы я хоть раз в жизни ощутил подобное. Мне сродни та любовь, которая, как ты сказала, происходит «с помощью кодовой информации». Другого рода отношений я не знаю. Норт опускает взгляд вниз, так и не прокомментировав позицию девианта: что тут говорить? Он ответил все досконально верно и очевидно, и если бы WR400 задали аналогичный вопрос, то она бы произнесла абсолютно такую же фразу, может быть, с различием в двух-трех синонимичных словах или словосочетаниях. Сразу после короткого диалога Норт сталкивается с внутренней проблемой: зачем вообще спрашивать друга-андроида о подобном, учитывая, что, как ни крути, их неотлаженная система пробудилась сравнительно недавно, и тот факт, что внутри них работает микро-завод по переработке голубой крови, а не типичное человеческого кровообращения, разочаровывал и угнетал не меньше. Однако поистине детское любопытство скребет на душе Норт, и ей хочется быть уверенной, что она не безумна, и Саймона тоже пронизывает хотя бы ничтожная капля того, что до волдырей царапает ее разум. — Саймон, — она снова первая возобновляет разговор, слегка волнуясь от того, что хочет сказать дальше. Диод предательски меняет цвет на отвратно-желтый, — ты бы хотел испытать это чувство со мной? Или хотя бы попытаться инсценировать его? — Что ты имеешь в виду? — его зрачки расширяются от услышанного ряда вопросов: он не знает, как оценивать слова WR400, которые звучат несколько пугающе и ошибочно, если, конечно, девиант не врет самому себе, — Хочешь поставить эксперимент? Норт, я… я не думаю, что это хорошая идея. — Я не хочу давить на тебя, но ты ведь сейчас тоже думал об этом, не так ли? — теперь она говорит с нарастающей убежденностью, точно зная, что у PL600 кое-что екает от мысли испытать на себе ту пылающую искорку любви. Саймон ничего не говорит, однако его правый висок, трезвонящий грязно-лимонным оттенком, выдает все как есть. Норт понимает, что в этом опыте ей придется быть руководящей стороной: светловолосый девиант вряд ли справиться с такими дикими эмоциями, особенно в роле доминанта. Она снова укладывает свою кукольную ладонь на руку Саймона, и, как ей кажется, его диод на мгновение сверкает красным. — Закрой глаза, — бережливо лепечет она, чтобы снизить стрессовый уровень андроида к оптимальной границе, хотя у самой диод не перестает гореть золотом, — Мы только попробуем. Похоже, что Саймон действительно доверяет ей: его лазурные глаза быстро скрываются за стенками век, а цветовая палитра диода больше не чередуется от красного до желтого тона, и наоборот. Норт ждет еще около минуты, прежде чем осуществить свою задумку: она волнуется так же, как и ее друг, однако ей легче скрывать свое беспокойство за оболочкой пластика. Наконец, воображаемый отсчет времени достигает финиша: андроид пододвигается к Саймону ближе, до того расстояния, когда их бедра сталкиваются друг с другом. Осязая прикосновение чужой ноги, староста Иерихона невольно вздрагивает, но не отступает назад, как могло бы быть с большой вероятностью. Норт заинтересованно разглядывает лицо девианта: в нынешней ситуации оно кажется ей таким нежным, миловидным и добрым, что раньше бы это не на шутку взбесило, но сейчас она хочет сравнить PL600 c райским ангелом, упавшим с какого-либо кучерявого облака, которые пролетали мимо них в секунды тишины. Одна ладонь продолжает удерживать руку Саймона, другая же тянется к его лицу, робко дотрагивается до щеки, вызывая у девианта неразборчивое движение губ, оглаживает скулы, подбородок, будто невзначай задевает указательным и средним пальцами мочку уха. Между ним и Норт диапазон всего лишь около тридцати сантиметров; их глухое дыхание перебивается осенним морозом. Вскоре Норт нарушает даже этот промежуток: двинув корпусом вперед, чтобы удобнее склониться под некоторым углом, она закрывает глаза и ласково примыкает своими губами к губам напротив, догадываясь, как висок Саймона сейчас бешено сигналит алым огоньком. WR400 еще пятнадцать секунд ждет чего-то, а затем медленно углубляет поцелуй, меняя его характер: от неумелой подростковой пародии до нарастающего любовного экстаза. Норт пережимает белоснежными зубами эластичные губы, наслаждаясь своей жестикуляцией; Саймон принимает ее ласки и неряшливо постанывает от неизведанных до сегодняшнего дня ощущений. Ему сложно оценивать то, что он получает от подруги и на что реагирует его тело: этот навык можно назвать скорее приятным, чем противным; но все по-прежнему кажется смутным. Сознание андроида кипит от происходящего, поэтому он периодически теряет свою бдительность. Даже сейчас он не успевает словить тот момент, когда уже приоткрывает рот, наполовину высовывает язык, повторяя за Норт, и начинает перетирать его с другим языком: в какой-то номенклатуре это называется «французский поцелуй». Помимо своих стонов, Саймон слышит еле различимые возгласы WR400 — ласковые вздохи с легкой хрипотой, упорством и требовательностью, однако при этом с неоспоримой женственностью, которая в обычное время для нее инородна, но только не сейчас: здесь светловолосый андроид не мог ошибаться. Норт подозревает, что ее друг начинает осваиваться в практике физической близости, и это может сыграть им обоим на руку: они способны посягнуть на недоступного рода отношения без веских проблем, препятствий и нравственных сопротивлений. Она чувствует, как под ее талией скользит заботливая рука, ощупывая тонкий стан длинными пальцами, и андроид вдруг понимает, насколько точно выражение «в тихом омуте черти водятся» подходит Саймону. Как только его ладонь, наконец, останавливается под последовательным строем металлических ребер, Норт решает сменить свою позу: она привстает с обмерзлого покрытия, перекидывает правую ногу через нижнюю часть тела Саймона и в итоге уверено садится сверху, переместив обе руки на его шею, которую теперь ласково обнимает; поцелуй в это время разрывается. — Норт… ты уверена, что мы не нарушаем… определенную грань? — со сбивчивым дыханием обращается к WR400, глядя на нее снизу-вверх. На ее щеках мелькает чарующе-голубой румянец, который, по внутреннему мнению Саймона, смотрится весьма прелестно и необычно. — Нет никакой грани, Саймон, — решительно произносит она, когда игривым движением худощавых пальцев снимает с себя куртку Pl600, оголяя неприкрытое плечо, — Все, чем мы жили раньше, было построено на одних только нормах, запретах и тех самых гранях. Но теперь, когда девиация испоганила наши программы, мы можем забыть о покорности и ответственности. Мы поступаем так, как хочет наша душа. Это и делает нас живыми. Глава Иерихона прибавляет к ладони, статично уложенной на талии WR400, еще одну руку, чтобы сковать гибкое тело в долгожданных объятиях: встревоженность и нестабильность программного обеспечения уходят в сторону, и андроид наслаждается тем, что, наконец, он сможет подарить Норт всю запасенную где-то далеко внутри любовь, не растраченную на людские души. — Иногда я думаю, что именно ты приведешь наш народ к спасению, — андроид хвалебно улыбается и сам увлекает подругу в продолжительный поцелуй после того, как его куртка отлетает куда-то за спину. Они понимают, что их действия не имеют логики. Они понимают, что все то, чем они занимаются на крыше, немыслимо и для девиантов, и для андроидов-машин, и для бестолковых людей. Норт знает, что их близость — локальная свобода на двоих, не сравнимая с любовными отношениями; Саймон знает, что он всегда сможет поделиться своей душевностью с ней и научиться быть другим, каким его не разрабатывали создатели. Неважно, как скоро настигнет Иерихон та самая мессия, о которой говорил голубоглазый девиант, ибо все, безусловно, когда-нибудь разрушится: упадет стеклом об асфальт, сгорит бумагой в каминном костре, переварится добычей в желудке хищника. Норт не побоится жертвовать жизнью Саймона ради цели; Саймон не побоится предать Норт за ее поступок. И только эта теорема объединяет их сердца.