Двадцать шагов по красному

Дагна обещала все уладить. То есть предупредить солдат, что они оглохли, ослепли, сунули головы в задницы и ничего не заметили. И кухарку, как напомнил Самсон, потому что об этом она не подумала. Правда, Самсон был уверен, что это не поможет, и госпожа тайный канцлер все равно все узнает. Так что когда назавтра за ним явились, он даже не удивился. Он полночи не спал — думал, что делать. Ничего не придумывалось: в голову лезло только хватать Мэддокса и валить отсюда, пока не вернулся Резерфорд, но именно этого делать было никак нельзя. Мэддокс не выживет один, нужно, чтобы рядом кто-то был, а без лириума Самсон очень быстро закончится. И это о нем придется заботиться, а не ему. Никуда не валить, остаться и стать полезными. Мэддокс умница, он уже стал им нужен, он помогает Дагне. Быть может, они научатся растворять лириум и даже уничтожать его в живом теле. Или исцелять лириумную зависимость. После этого Мэддокс нужен не будет. Самсон перестанет быть нужен еще раньше — если опыты с лириумом его все-таки убьют, если Корифея быстро победят… Сделать так, чтобы к ним привязались. Дружба и привязанность — это очень много. Объекты убирают, а друзьям помогают, даже если они наделали какой-то хрени — тот же пресловутый Гаррет Хоук прихватил своего друга-подрывника и смылся с ним, а не сдал страже. Дагна уже им сочувствует, но решает здесь не она. Резерфорд, который зовет в таверну и ставит по пиву после службы, как-то не представлялся. Тайный канцлер, дружески хлопающая по заднице, — тоже не очень. Инквизитор… Самсон вспоминал холодный синий взгляд, и думать сразу хотелось о чем-нибудь другом. Простые солдаты, приставленные караулить, вели себя совсем не враждебно. Разговаривали, отвечали на вопросы, не пытались задеть. Но они все любили Резерфорда, очень любили, а тот, скорее всего, велел не трогать. Он отчего-то очень серьезно отнесся к своему “кураторству”. Но это не дружба, на этом не выпросить себе защиту. Без Мэддокса было проще. Было все равно, что будет, только не хотелось умирать назло победителям. А теперь — совсем не все равно. Из-за этого приходилось думать. Госпожа тайный канцлер не казалась ни злой, ни расстроенной. Она выставила конвой погулять за дверью, предложила Самсону сесть на ящики, смахнув оттуда какие-то книги, и зажгла свечи. В ее башне жили вороны и было довольно темно, но темнота, видимо, ее ничуть не смущала. В Клоаке было куда хуже, а Самсон прожил там несколько лет, так что осуждать ее за ворон было бы глупо. Тут, по крайней мере, не воняло и не валялись незнакомые мертвые люди. — Итак, теперь ты знаешь, что Мэддокс тоже у нас. Я должна сказать тебе, что он не сможет выжить один. После обращения Усмирения… он не сломался, ему очень трудно справляться с тем, что он чувствует. У него очень долго была отрезана половина его сути. Ему нужно заново учиться с этим жить. Мы не можем его отпустить. Я хочу, чтобы ты это понял. — Я понял еще вчера. Мы же разговаривали. Она кивнула. — Хорошо. Выгонять его и бросать на произвол судьбы мы не будем. Ему ничего не угрожает. Он помогает нам, хотя есть трудности: Дагна с самого начала рассказала ему о тебе, и начались требования тебя спасать. Нам действительно нужны его знания, он очень помогает Дагне, а она обещает, что мы найдем способ уничтожать лириум и помогать храмовникам, у которых трансформация только начинается. Тех, кого ты превратил в живые кристаллы, уже не спасти. Но мы можем что-то сделать и мы сделаем. Я говорю тебе это, чтобы ты понимал: Мэддокс не заложник, он здесь не потому, что кто-то решил шантажировать им тебя. Это его выбор и его вклад в нашу общую победу. Тебе все равно деваться некуда. Без лириума ты умрешь, с лириумом ты умрешь, но сначала превратишься в чудовище. То, что Коль решил тебе помогать — его выбор и желание, а не чей-то приказ. Он чувствует, как тебе плохо без лириума, и хочет, чтобы не было больно. — Зачем все это мне сейчас рассказывать? Я, по-вашему, идиот и не понимаю, в каком положении? — Нет, — она подалась вперед и посмотрела ему в глаза. У нее был очень холодный и спокойный взгляд. — По-моему, ты не идиот. Именно поэтому с тобой разговариваю я, а не тюремщик. Ты пошел за Корифеем, потому что кроме него, никто не верил тебе и не был готов дать возможность. Сейчас ее дает Инквизиция. Тебе не нравится, что Дагна ставит на тебе опыты, ты ничего не хочешь, а жить с тем, что это именно ты дал своим храмовникам красный лириум, тебе невмоготу. Ты не хочешь видеть для себя выхода. Я хочу, чтобы ты работал на Инквизицию так, как ты служил Корифею, а не так, как ты служил Мередит. Мэддокс жив и что-то делает. И ты тоже можешь. Даже если кажется, что все кончено, — она горько усмехнулась, — все равно можно встать и продолжить жить дальше. Я это знаю точно. — Я и так помогаю, — сказал Самсон. — Спроси Дагну. И Резерфорда, когда он вернется. Я все вам рассказал. И ставьте свои опыты. Если ребят получится спасти от… от лириума, я буду рад. Канцлер чуть заметно дернула щекой. — Ладно. У тебя будет время подумать над тем, что я сказала. Я не святая мать, я так не умею… В конце концов, дело твое. Нам от тебя нужна информация, ее ты даешь, вот этим мы и займемся. Ты рассказывал Каллену об Имшэле, теперь расскажи мне. Как ведет себя демон, как понять, что это не человек, не маг крови, не одержимый с голосом в голове… Можно ли отличить, если не знал близко. У Каллена… некоторые сложности с демонами, и он слишком остро воспринимает все, что с ними связано. Поэтому расскажи все мне. Еще раз. — Один вопрос. Можно увидеться с Мэддоксом? — Можно. Я распоряжусь. Хороший крючок, ничего не скажешь. Когда знаешь, как сильно кому-то нужен, придется делать так, чтобы он тебя не потерял. Рассказывать про Имшэля второй раз оказалось проще. Резерфорд слушал хуже — он слишком близко все воспринимал, в своей голове он уже отправился на битву, а вот канцлер слушала. Не припоминала каждый раз, из кого вырос карьер и кто в этом виноват — Резерфорд все не мог слушать про Сарнию спокойно. Спрашивала — как лириум реагирует на демонов и как демон вообще сближался с чуждой старой магией того же Корифея. — А Корифей при мне с ним не разговаривал, — вспомнил Самсон. — У нас были посланники. А у меня потом была задача — растить лириум и увеличивать армию. Что делали Корифей и Имшэль, я не знаю, я передал карьер лейтенантам. Корифей не говорил, что именно мы должны делать, он хотел результат. — Вот об этом я и говорю, когда предлагаю работать на Инквизицию так, как ты работал на Корифея. Значит, про Имшэля это все? — Все. — Тогда свободен. Зачем канцлеру понадобился этот разговор, Самсон не понял. Он мог бы решить, что его попросту вербуют, но зачем — он и так никуда не денется. Точно не теперь, зная, что Мэддокс у них, как канцлер любезно напомнила. Ничего нового про Имшэля он вспомнить не смог, просто повторял — нет, не страшно, да, очень видно, что не человек, но это древний демон, Корифей же был человеком, а сейчас и не скажешь… По крайней мере, его хотя бы услышали. Мэддокс жил в башне магов. На самом деле это была такая же надстройка, как резерфордовские покои, а не настоящая башня, разве что побольше. И ей попытались придать уюта — раздобыли где-то вышитые подушки на казенные койки, разложили книги, выскоблили пол и кинули на него какой-то гобелен, слишком вытертый, чтобы висеть на стене. Ширмами разделили каменный зал на небольшие комнаты. На тюрьму, как те же Казематы, похоже не было, даже на казармы храмовников — не было. Наверное, магам очень хотелось дом, а Инквизитор просто запустил их сюда и решил — да пусть делают, что хотят, пока приносят пользу. У Мэддокса была койка в углу, а у койки — башня из книг с закладками. Одну из них он читал и что-то отмечал на полях, но услышав шаги, поднял голову и расцвел в улыбке. От его улыбок Самсон отвык. Очень сильно отвык. — Тебя отпустили! Как здорово, иди сюда! Койка горестно скрипнула, но выдержала. Самсон подобрал под себя ноги — так было удобнее — и взял верхнюю книгу. — Тевинтерский любовный роман? Серьезно? — Это перевод, и он довольно старый. Я тут ищу про древних магистров. — В любовном романе? Мэддокс смущенно улыбнулся. Огонек свечи дрожал и освещал только страницы, клеймо на лбу было почти незаметно. Вдобавок Мэддокс начал растить челку. — На самом деле мне просто хочется читать. Это как… я читаю о чужих чувствах и вспоминаю, как это. Как надо. Я все забыл. Я понимаю, что я чувствую к тебе, а все остальное не понимаю. Никаких приличных слов Самсону в голову в ответ на это не пришло, так что он просто положил Мэддоксу руку на плечо, а тот в ответ прижался. Слишком сильно и чересчур, но он сам сказал, что разучился. Не отпихивать же. — Я просто хотел тебя повидать. Убедиться, что… — Что меня не наказали за то, что я с тобой говорил? Не наказали. Инквизиция не Казематы. Я помогаю Дагне и не считаюсь пленником. Мне сказали, что если мы сумеем найти способ лечить обращенных, то я буду совсем свободен. И ты тоже, если на тебе будут пробовать. Так что меня не накажут. И тебя тоже. У него все выходило очень просто. Самсон, пожалуй, верил, что способ найдется: он достаточно видел Мэддокса за работой и знал, каким тот умеет быть упорным. Даже если задача непростая. А Дагна, конечно, со странностями, но все ученые, слишком сильно зарывшиеся в свои исследования, наверное, такие и есть. — Ты веришь в то, что лириумную ломку можно лечить? — Вообще-то да. Просто Церкви не надо было, чтоб об этом знали. С Усмирением ведь так же: если все будут знать, что это обратимо, а тем более узнают, как, то усмиренных будут спасать. Всегда будет обратная дорога. Если храмовник всегда сможет порвать с Церковью и уйти не в почетную отставку, а просто потому, что больше не может, не согласен — он спокойно уйдет, не боясь, что теперь ему только к контрабандистам, потому что без лириума нельзя. Нас всех держали на поводке. — Да, я ведь именно поэтому… Он осекся. Сейчас, рядом с Мэддоксом, с его живым голосом, как-то не выходило то, что всегда выговаривалось очень легко. Именно поэтому давал красный лириум. Именно поэтому загорелся местью. Именно поэтому поверил Корифею, ведь он хотел свалить Церковь, а мы все были ему нужны. Мэддокс понял и без слов. Кивнул. — Мы порвем поводок. И сделаем так, что у нас еще будет пик славы. И даже уходить не придется. Самсон даже в лучшие дни так в себя не верил. За ним пришли через час — они успели поговорить только обо всякой ерунде. Мэддоксу было трудно сосредоточиться — то он хватал Самсона за руку и вспоминал Киркволл, то снова и снова повторял, что они с Дагной найдут лекарство. Свою Элис Мэддокс почему-то за этот час так и не вспомнил, а Самсон не спросил, искал он ее или нет. Самому ходить по крепости ему так и не разрешили; Самсон подозревал, что защищают не только от него — что он может сделать, лишенный лириума и оружия, все еще не оправившийся от ран, — но и его от тех, кто мог не простить красный лириум. В боях с красными храмовниками гибли солдаты Инквизиции, красные храмовники атаковали Убежище, и хотя главным пугалом оставался Корифей, про его ближних командиров тоже не забывали. Самсон своими глазами видел, как на мишени, с которой тренировались лучники-новобранцы, кто-то очень похоже изобразил Эримонда. Наверное, штурм Адаманта дался особенно тяжело. Эримонда Самсон не видел. Вряд ли Инквизитору удалось бы так уж легко перетащить его на свою сторону: Эримонд не просто пошел добровольно, а почитал Корифея как бога. Наверное, так и сидел в камере — Самсон подумывал, не попросить ли разрешения навестить его, но подозревал, что даже без Резерфорда ему запретят. Видеться с Мэддоксом Самсону разрешили раз в два дня: конвой отводил его в башню к магам, а потом забирал. Может, не будь Мэддокс так занят с Дагной, получилось бы чаще, но они работали очень много. Мы готовим, объяснял он каждый раз, когда Самсон приходил, как только будет с чем пробовать — попробуем. Крепко стискивал самсоновы пальцы и повторял: все будет хорошо. Самсон кивал в ответ. Тайный канцлер навестила его сама через неделю. Вместе с Колем, и это было кстати: без лириума каждый день переносился все паршивее. Самсон бы уже мог рассказывать новичкам целую лекцию, почему не надо принимать лириум и что он потом сделает с твоим телом. Странно — он почему-то думал, что со временем станет полегче. Не становилось: на шестой день его снова бросало то в жар, то в холод, и он отказался вставать и куда-то идти. Может, потому канцлер и пришла. Самсон не стал подниматься с койки даже чтоб поприветствовать ее. Шевелиться не хотелось вообще. Коль склонился к нему, положил руку на лоб и вытащил Песню, но желанное облегчение так и не пришло. То есть легче, конечно, стало, по крайней мере, отпустил холод и перестало выворачивать от каждого движения — но Песня в Самсоне не отозвалась. Мир остался пустым и глухим. — Угли совсем погасли, — сказал Коль, таращась своими невозможными глазищами. — Пепел осыпался, больше не теплый, холодно и мокро. Нужно греть, а не поливать, или ты утонешь, увязнешь, больше не встанешь. — То есть твоя магия не будет мне помогать? — Это не магия. Я беру это в тебе, а в тебе больше ее нет, есть совсем другое, и оно не поможет. Тебе нужно тепло, у меня нет тепла. — Коль хочет сказать, что Песня без лириума больше не может тебя обмануть, — объяснила канцлер и присела рядом. Она казалась очень уставшей, хуже, чем во время последнего разговора. — Он попробует снимать симптомы, но вот дальше — уже только ты сам. Каллен вернется и поговорит с тобой, он через это уже прошел, Дагна и Мэддокс найдут лекарство, но ты сам должен поверить, что можешь жить без лириума. Без этого ничего не выйдет. — Ну значит не выйдет, — Самсон сел. — От меня опять что-то нужно? — Нужно. У нас есть к тебе просьба. — Правда просьба? Мне даже можно послушать и отказаться? — Правда просьба. Я прошу тебя позаниматься с нашими рекрутами, пока Каллена нет. Видишь ли, Блэкволл учился как орлейский шевалье, а им сейчас нужно другое. Им не нужно учиться дуэлям и поединкам, им нужно учиться стоять в строю и выживать в бою. Каллен написал мне, что в Киркволле ты с рекрутами занимался. А я думаю, что эти навыки ты вспомнил у Корифея. Так? Занимался, потому что Мередит набирала много новичков, и им выдавали наставников. Было больше похоже на подготовку личной армии. Только недолго, потому что его поймали с письмами Мэддокса, а заодно впихнули и обвинение в подстрекательстве. Это потому что он наорал на кого-то, что нехрен пугать детей, и так запуганы. — Так. Вы серьезно готовы доверить мне рекрутов? — Там будет Блэкволл. Я уже говорила тебе: необязательно думать, что все кончено. Кроме того, Дагна говорила про физические нагрузки. Она считает, что это важно. Дагна правда что-то такое говорила, а Мэддокс говорил про пик славы, про возможности... Он доверчивый, как ребенок, уж не канцлер ли его подговорила? И зачем ей это? Чего они от него хотят? Вопросов было слишком много. Вопросы тянули за собой страх, не за себя, а за Мэддокса. И все снова возвращалось к одним и тем же вопросам: что с ними будет потом и зачем они нужны? Хотя, может, Инквизиции просто требовалась сильная боеспособная армия, и у них есть уйма новичков, которыми надо срочно заняться, а некому, потому что Резерфорд и Пентагаст на войне. В милосердие и всепрощение Самсон не очень верил: в этом мире есть мальчик Коль, а есть все остальные. — Я не собираюсь прыгать со стены, уж точно нет, пока жив Корифей. Вы там не думали, что ваши рекруты не очень мне обрадуются? — Думали. Считай, что это их испытание: насколько они способны исполнять приказы. — Тогда — хорошо. Я все сделаю. Надо будет вставать и куда-то тащиться, надо будет разговаривать, учить, объяснять, выставлять стойку, потому что если они понабрали рекрутов из деревень, то те спасибо если знают, с какого конца меч держать, а какой втыкать во врага. Может быть, так будет легче не думать о том, что внутри нет лириума, а может, станет только хуже. Может, Дагна хотела проверить именно это, а практичная госпожа канцлер придумала, как заодно приспособить Самсона к делу, чтобы разом решить два вопроса. Последнее, пожалуй, даже было похоже на правду, и Самсон немного успокоился. Хрень куда проще пережить, если объяснить ее себе похоже на правду. Канцлер улыбнулась. Улыбка у нее была мягкая, как и слова, а вот глаза остались холодно-стальными, неприятно напомнив Мередит. — Очень хорошо. Мы запомним. Завтра я сама тебя заберу, и... — Канцлер! Окликнули снизу. Она вскочила и одним движением оказалась у лестницы. — Хардинг? В чем дело? — Мне сказали, вы здесь, у… у него. У нас новости. Поймали агента венатори. Мы сумели его оглушить и привезли сюда. Канцлер обернулась к нему. — Завтра тебя заберет Дагна. Я, кажется, буду немного занята.