just lovers pt.3

yg       Переться куда-то, а особенно на работу и рано утром — дело не очень привлекательное, но Юнги не жалуется, он даже старается быть оптимистом, что выходит у него, как правило, не очень. Он подмечает, что тело болит гораздо меньше, и следы на коже потускнели — уже супер. Что, наверное, не очень понравится Чону, но что он может сделать? Парень усмехнулся. Теперь он (!) ощущал какую-то власть, если это можно так назвать, ведь, по правде, ему тоже хотелось.       На автомате выполнив всю утреннюю рутину, Юнги пришел на работу, где почти сразу же столкнулся с Чонгуком в коридоре — вот так удача. Они формально поприветствовали друг друга, выдавая себя лишь взглядами — дольше всего на пару секунд. Вроде ничего особенного, но Чон, похоже, решил весь остаток рабочего дня отсиживаться в своем кабинете, потому что Юнги его больше не видел. Старшего это не устраивало. Парню надоело, что Чон Чонгук постоянно в его голове, что он постоянно вспоминает его горячие прикосновения, его взгляды, слова и поцелуи.       Оказывается, тело обладает прекрасной памятью: стоит Чонгуку просто пройти мимо, Юнги словно автоматически представляет его тело под строгим костюмом (а он успел его [тело] довольно тщательно изучить), весь непроизвольно поджимается и будто чувствует его касания снова. Блять. Вот куда этот мелкий такой сексуальный? Юнги определенно хочется, и очень. Интересно, а Чонгук то же самое ощущает? Может, поэтому и отсиживается у себя в кабинете.       Все торопливо покинули офис, спеша на обед, и Юнги сделал вид, что тоже собирается, однако незаметно свернул к кабинету босса и без стука зашел, закрывая за собой дверь. Чон посмотрел вопросительно, и Юнги, наверно, нужно было что-то сказать, как-то оправдать свой визит, и… да, старший это и собирался сделать, но немного иначе. Это понравится Чонгуку даже больше. Юнги обошел стол (ох, тот самый стол), приближаясь к компьютерному креслу, на котором парень и сидел, наблюдая с интересом. Старший чуть отодвинул кресло и сразу же забрался на колени парня, лицом к нему. К сожалению, перерыв не резиновый, через мину 30-40 коллеги начнут потихоньку стекаться в офис, а тогда это грозит неловкой ситуацией. Но пока это время полностью в их распоряжении.       — Мистер Чон, я сегодня крайне непродуктивен, — серьезно начал Мин и приблизился к уху младшего, — потому что я не могу перестать представлять, как вы вытрахиваете из меня всю душу во всех позах. Но я, кажется, нашел решение этой проблемки, — пошло усмехнулся парень и заерзал бедрами, потираясь о пах Чона.       Он толком не дал Чонгуку ответить хоть что-то — поговорить они всегда успеют в любом случае, и прильнул всем телом, сминая губы младшего в нетерпеливом поцелуе, словно окончательно обозначая свои намерения (куда уж четче). jk       Чонгук и вправду зарылся в бумаги и старался не высовываться из просторного кабинета, внезапно ставшего слишком душным. Сказывалось всё и вместе: неудовлетворённое желание — да, пусть они неплохо развлеклись в пятницу вечером, однако после этого произошло столько всего, внезапного и суматошного, но и интимного, что напряжение скопилось и отчётливо ощущалось во всём теле, натянутом, как струна; неспокойный сон, потому что думать о ком-то или о чём-то другом не получалось от слова «совсем»; и, разумеется, когда облокачиваешься на поразительно качественный, устойчивый стол, как не представлять раскинувшегося на нём Мин Юнги, открытого Мин Юнги, ласкающего себя Мин Юнги?       Он, кажется, немного поехал. В смысле, это действительно убого, Чонгук, так сильно кого-то желать, иметь возможность получить — он ведь уже принуждал, но отказываться это делать надежды ради на что-то большее, чем просто секс; а ведь хён вчера просто свинтил, ничего толком не объяснив, и Чон даже не знает, что по этому поводу думать. Может, Юнги просто всё для себя решил? Младший ведь обещал, что тот может уйти в любой момент, как только этого захочет. Возможно, он и захотел.       Из некого подобия уныния вывела забава, которую себе на обеденное время удумал Чонгук: распечатанное резюме умостилось поверх документов, и чёрной ручкой под строкой «профессиональные навыки» выводится недвусмысленное «отличное владение языком». К дополнительной информации парень хочет приписать что-то вроде «шикарная задница», но сомневается, потому что Юнги в его глазах шикарный весь. От размышлений отвлекает открывающаяся дверь — Гук сразу запихивает бумаги в самый низ и только сейчас обращает внимание на посетителя.       Утренние сомнения исчезают сами собой, стоит только увидеть взгляд Мина, направленный исключительно на «начальника» — сейчас в кавычках, как, впрочем, уже и давно. Опустевшая с появлением старшего голова наполняется мыслями, когда бёдра седлают, и мысли эти недобрые — Гук отчётливо представляет план действий на ближайшее время: как только этот поцелуй (дьявол, губы Юнги такие горячие, а его язык — это непередаваемо, как из резюме — и плевать, что характеристика Чонгуку и принадлежит) будет прерван, Чон усадит старшего на свой стул; за излюбленными поцелуями в шею последует растяжка, потому что они оба уже чертовски возбуждены лишь собственными мыслями, и большее, в принципе, не требуется — поскорее бы почувствовать жар, ощутить, как Юнги прижимается, цепляется, как нуждается в его внимании и ласке, в нём — Чонгуке — внутри себя.       Но план рушится, когда приходит осознание, что где-то Чон проебался. Ему отказывали два дня ради быстрого, суетливого перепихона на работе? Нет, скорее по прихоти Юнги. И это всё, конечно, просто замечательно, но так не пойдёт.       — Неужели? — как только туман в голове рассеивается, поцелуй заканчивается, а старший, забавы ради, съезжает с паха Гука на колени, приоритеты сменяются. Теперь Чонгуку хочется потянуть время, заставить мучиться старшего так же, как мучился он сам (откуда ему знать, что Юнги хотел его не меньше?). — Думаю, я должен приложить все усилия, испробовать разные способы, чтобы поднять твою продуктивность. Ты ведь новенький, положение неустойчивое — нужно постараться.       Чонгук гордится своей выдержкой. Он сначала притягивает сотрудника ближе, заставляя в очередной раз хорошенько прочувствовать то, что ждёт его впереди — ещё, правда, нескоро; вместе с тем, отстранив чужие руки на долю секунды, стягивает свободную белую футболку. Хааах, он видел это прошлой ночью, но восхищаться не прекращает: на бледной коже, пусть и не так чётко, его метки выделяются беспорядочными разводами. Грех не дополнить — на шее, на видном месте, так, чтобы никто в офисе даже не поглядывал в сторону этого холодного красавчика (Чон полагает, что, раз хён такой в его глазах, значит и остальные видят то же самое).       Младший пересаживает Юнги на край стола — знакомое положение, но насколько отличные ситуации! Теперь хён не сопротивляется, теперь он принимает поцелуи, и даже шею подставляет — Гук не упускает возможности и прикусывает нежную кожу, посасывает, оставляя отчётливый след. Один, другой, перемежая с поцелуями; а целует он везде, куда может дотянуться. И медленно, плавно спускается к животу, поглаживая бёдра и колени, на которые облокачивается.       А после делает то, чего, он готов поспорить, Юнги от него и ожидать не мог: опускается на колени — чёрт, даже это безумно непривычно — и ведёт ладонями от колен и выше, к паху. Поглаживает через плотную ткань, но старается не тянуть, потому скорее расстёгивает брюки и приспускает, когда Мин слегка приподнимается на руках. Нет, одежда кажется теперь неуместной совсем, поэтому ещё пару секунд младший тратит на то, чтобы оставить Юнги нагим.       — Да, определённо, так лучше, — бормочет больше себе под нос, целуя правую коленку и сдвигая ногу ещё немного, заставляя раскрыться больше; ведёт языком по внутренней стороне бедра, улавливая едва ощутимую дрожь, а после целует и головку. Дразнит, раздразнивает, лишь обводя языком и надрачивая у основания, но говорит внезапное, и делает то же самое.       — Ты особенный, Юнги, — на выдохе, вновь едва слышно; обхватывая губами плотно и медленно вбирая, работая языком и двигая головой, с каждым разом заглатывая чуть больше.       Чонгук хочет извести? Да, конечно. Ещё он хочет довести до предела, завести по максимуму, но главное — заставить пожалеть о том, сколько времени было упущено. yg       Младший охотно подыгрывает, и Юнги довольно ухмыляется — он и не сомневался в Чонгуке. Хотя, парень бы не отказался, если бы Чон слетел с тормозов и хорошенько отымел его. Юнги даже интересно стало, что нужно сделать, чтобы довести Чонгука? Где эта его грань? Нутро подсказывало, возможно, что-то связанное с настоящей, безумной ревностью, потому что один взгляд на Чонгука, и все ясно — он вполне себе на такое способен. Собственник. Еще и жуть какой, тут и гадать не надо.       — Чонгук… ты чего, все же заметят, — немного мнется Мин, почувствовав, как поцелуи в шею обернулись новыми и новыми засосами там же.       Это приятно, очень. Чонгук дорвался, он не остановится теперь, и Юнги того не хочется совсем. Он вдруг понял — в этом и смысл, чтобы все заметили (к пунктику про собственника-Гука, ага). Но с Чонгуком это не вызывает противоречивых чувств, наоборот, Юнги льстит, что парень так сумасшедше и самозабвенно хочет им обладать.       А Мин отдается без остатка. Слишком изголодались они оба: сталкиваются телами снова и снова, в паузах остервенело сдергивая одежду, и с каждом разом все ближе, плотнее… жадно цепляясь за тела друг друга, будто в первый и последний раз.       Хочется просто невыносимо, возбуждение прокатывается томными волнами аж до кончиков пальцев, а Чонгук неожиданно решил продемонстрировать свои навыки самоконтроля. И еще кое-какие. Юнги вынужден приубавить свой пыл и позволить младшему вести. Чонгук вдруг опускается вниз и… старшему такого точно ожидать не приходилось. Ни слов, ни действа.       Но блять, как же Чонгук, оказывается, охуенно сосет. Юнги опирается на руку позади и автоматом запускает пальцы в его волосы, мягко теребит, любуется, и не известно, что ему приносит больше удовольствия. Если кто-то решит сюда заглянуть сейчас, то застанет весьма красочную картинку. Юнги был бы не против и сам посмотреть на это со стороны. Может, стоит предложить Чонгуку заснять хоум-видео в следующий раз?       Еще пара минут и Юнги чувствует, что долго не продержится. Он мягко отстраняет партнера и делает ход на опережение — толкает его в плечи, чтобы тот сел на пол, и прижимается с очередным глубоким и долгим поцелуем, попутно вновь седлая его бедра. jk       Чонгук на секунду хмурится: окей, да, на самом деле он очень хотел его Юнги — выделим это словосочетание как только можем — довести до предела, заставить кончить одним языком или что-то в этом духе, но… такой расклад тоже довольно, ладно, нет, пиздец как устраивает. Полностью обнажённый, открытый, немного раскрасневшийся и страстный до безумия, не отлипающий от него, Чона, и, к тому же, на его бёдрах. В голове проносится глупейшее «ты такой охуенный наездник», и, будь Чонгук дома, где он расслабленный и совсем другой характером, спизданул бы и, наверняка, пожалел бы об этом, но они сейчас в его кабинете, всё идёт к тому, чего он с таким нетерпением ждал, так что… промолчать и насладиться. Разве что, с трудом дотянувшись до ящичка, где ещё с прошлого раза валяется наполовину использованный тюбик:       — Приподними бёдра, детка, мне нужно тебя растянуть, — и, не особенно дожидаясь, сам тянет старшего на себя, заваливая немного грубовато и неловко на собственную грудь, а бёдра приподнимая и стараясь через костлявое — эстетичное и прекрасное в его глазах — плечо увидеть: охуенно наблюдать, как длинные пальцы исчезают в худой, не такой уж и тугой после из пятничных приключений попке. Получается так себе, но Чонгук не тормозит, чтобы выбрать позу поудобнее — выдержка хорошая, но он не железный. Поэтому, обильно смазанные, уже два пальца проникают внутрь, раздвигая эластичные стеночки, подготавливая Юнги.       Хочется — сил нет, по взгляду понятно; хочется, чтобы старший уже сейчас, оттолкнув его руки, облокачиваясь о грудь младшего одной, второй помогая себе, опустился на член и так — через боль и неудобства, медленно, постепенно привыкая, только бы уже сейчас, только бы почувствовать, как горячо и плотно обволакивает член; только бы уже сейчас увидеть, как Мин испытывает то же, что и Чонгук, только бы услышать его хрипловатый, гнусавый немного голос.       Чон откидывает голову назад и прикрывает глаза, чтобы этого заметно не было. Пальцы по-прежнему внутри, вторая рука оглаживает нежно так полюбившиеся изгибы, и Чонгук сглатывает.       А действительно, где тот предел, который заставит его, наконец, сорваться? yg       От Чонгука — от его тела, голоса, прикосновений и ласк, от него всего Юнги кружит голову до одурения. Сейчас, будучи максимально возбужденным (и явно далеким от здравомыслия, но это уже неважно), парень не понимает, как мог взять и отказаться от этого. Где-то глубоко в душе знает, конечно, зачем это было и почему он так старался избежать… К черту! Здесь и сейчас гораздо интереснее каких-либо рассуждений о прошедшем, которые никому не сдались. Здесь и сейчас Юнги льнет к Чонгуку, ложась грудью на него, но попку поднимает выше, чтобы младшему было удобнее трахать его пальчиками. Здесь и сейчас старший томно дышит, беспорядочно расцеловывает скулы и шею Чона и прикусывает мочку, срываясь на тихий стон. Разве нужно что-то еще?       — Блять, как же этого не хватало, — лепечет он где-то над ухом, тыкаясь лицом в чуть взмокшие волосы парня. — Я так хочу тебя, безумно хочу почувствовать твой большой толстый член внутри, м-м… — Юнги не дал Чону как-либо среагировать, только вновь накрыл его губы своими, вовлекая в глубокий и жадный поцелуй, и, толкнувшись еще пару раз на чужие пальцы, разорвал его, растянув губы в хитрой улыбке-ухмылке: — Устраивайся на кресле, я сделаю это сам.       Нет, Юнги не умеет читать мысли, просто так вышло, что некоторые (большинство?) грязных фантазий этих двоих пересекаются.       Чонгуку повторять не нужно, у него член колом и глаза горят. Он сразу же уселся и стал пожирать взглядом парня напротив. А Юнги присбавил обороты, не торопясь наклонился, провел рукой по мощному бедру, выдержав напряжение во взгляде и полюбопытствовав, выдержит ли Чонгук. Точно безумец — с огнем играет.       Было бы любопытно понаблюдать за Чоном в другой обстановке, когда его возможности строго ограниченны, например, Чонгук привязан к стулу, а Юнги исполняет произвольный приватный танец в красивом белье. Вот это была бы забавная картина.       У них есть куча времени (и желания) на эксперименты, но это все подождет, а пока — Юнги седлает младшего и просит немного приспуститься. Чонгук такой разгоряченный, дышит тяжело прямо в шею парня, но сидит послушно, не вмешиваясь. Это даже льстит. Юнги обхватил одной рукой плечи парня, а другой его член, и, направив его в себя, стал медленно, но уверенно опускаться. Юнги полностью сосредоточился, стиснул зубы и даже прикрыл глаза, чтобы не отвлекаться от ощущений. С протяжным стоном приняв член полностью, парень ощутимо покрутил бедрами и напряг мышцы внутри, слизывая ответный стон с губ Чонгука.       — Скучал по этому, м? — пылко шепчет на ухо старший, путая пальцы в волосах Чонгука. — Смотри не кончи раньше времени, малыш, — ухмыляется с издевкой, хотя знает, что, возможно, за это придется поплатиться (натурой, ага), еще раз влажно целует парня и откидывается назад, начиная двигаться на члене, остервенело насаживаясь до основания снова и снова. jk       Чонгуку и правда невтерпёж, внутри он буквально безумствует от того, насколько дико-сексуальный и пошлый сейчас Юнги: его действия, слова, его самоотдача. От этого мысли путаются, мешаются, голову кружат; нет, последнее, вероятнее всего, от открывающегося вида, но всё же.       Конечно, сказать, что прежде Мин таким не был — нагло, бессовестно соврать, однако в оба их прошлых раза имело место принуждение; сейчас Юнги отдаётся осознанно, полностью, испытывая то же необузданное желание, что и младший. Только поэтому Чонгук так легко поддаётся, сидит на месте ровно и позволяет делать всё самому.       Окей, и, если уж совсем честно, может, причина ещё и в том, что это само по себе будоражит, а поза наездника Юну идёт даже больше, чем Гук мог себе представить — а он представлял, в этом сомнений не остаётся.       Совсем дурнеет, когда парень всё же насаживается — до предела практически, хотя, если бы Чонгук немного надавил на худые бёдра… ммм, услышать скулёж, немного болезненный, возможно, но в не меньше степени и от наслаждения было бы действительно круто. Совсем другое дело, когда самому уже хочется выть и скулить из-за движений Мина. Чёрт, так необычно и приятно — руки сами скользят по талии, Чонгук невольно хватается пальцами, впиваясь в бока, но по прежнему не фиксируя, следуя за движениями старшего.       Так круто, так невообразимо, что даже колкие слова проносятся мимо, оседая — так, слегка — в подсознании, и не всплывут ещё долго, видать. Точно не до тех пор, пока они не закончат.       Ох, Юнги начинает двигаться — набирая обороты, ускоряясь, чуть ли не скачет. Чону тоже хочется откинуться назад, расслабиться, прикрыть глаза. Но просто не оторваться — много больше хочется смотреть дальше, хочется видеть, как изящное тело выгибается, изгибается; как на лице появляется испарина и кадык заходится от тяжёлого дыхания; как собственный член постоянно пропадает в чужом теле. Ох, Гуку бы зеркало на столе сейчас, чтобы видеть ещё больше.       Не только смотреть — не меньше хочется прикасаться: трудно уловить, но младший мажет губами по чужой груди, прикусывает шею в секундных перерывах, исцеловывает и всё же вылавливает изредка губы.       И, наконец, помогает старшему, когда темп сбавляется — придерживает за талию и продолжает насаживать, бёдрами подмахивая и губы закусывая, чтобы не сдавать позиции окончательно. yg       Юнги старался, прыгал на члене активно, закатывая глаза в наслаждении. Но через некоторое время ноги уже начали ныть от такой нагрузки. Только он сбавил темп, хотя бы ради передышки, как Чонгук стал самостоятельно его натягивать. Юнги достаточно легкий, и, оказалось, для младшего такие манипуляции — дело плевое.       А как Чонгук сладко ласкал тело старшего, боже, у Юнги чуть ли дыхание не спирало, когда тот лизал соски, обхватывая губами, кусал шею, плечи, гладил везде, куда мог дотянуться. Будь они не в рабочем кабинете, в рабочее время, а дома у Чонгука, например, Юнги бы хотелось растянуть это удовольствие на весь вечер. И ночь. Может, еще и на утро оставить.       Мин довольно легко велся на такое, может быть, потому что к нему никто с такой страстью еще не относился. Или он просто слишком любит секс. В любом случае, парень сразу оттаивал и был готов забыть/простить практически все. Слишком сильные эмоции его одолевали, чтобы быть по прежнему зацикленным на какой-то там пустяковой обиде. Но признаться в этом он, конечно же, не мог и не хотел. Юнги автоматически счел это уязвимостью (именно перед Чонгуком). Оставалось только хвататься за его крепкое тело, прижиматься ближе, натыкаясь на спонтанные поцелуи, и целовать в ответ.       Оба уже практически на пределе, Юнги измученно стонет, забывшись, как вдруг он услышал за дверью, в коридоре офиса, чьи-то шаги и голоса. Это вернуло его в реальность, словно по щелчку пальцев, он аж вздрогнул.       — Нет, не останавливайся, — шепнул он Чонгуку, прильнув вплотную, и продолжил подмахивать бедрами (искренне надеясь, что хлюпающих звуков ебли никому кроме них двоих не слышно, и что камер наблюдения в кабинете тоже нет).       Адреналин бурлил в крови, пульс зашкаливал — так волнительно трахаться там, где нельзя, и с тем, с кем нельзя, ух! Но вот вылететь с работы из-за жажды к экстриму — перспектива чот не оч.       Юнги зажал ладонью рот себе и, на всякий случай, Чонгуку тоже. Пара секунд в бешеном темпе, и Чон вошел максимально глубоко, с силой натягивая и удерживая за бедра, как любит. Этого было очень даже достаточно, чтобы тело Юнги свело томными судорогами в оргазме. Старший весь поджался, подрагивая, и промычал что-то, стискивая зубы, чтоб уж точно ни одного лишнего звука не проронить.       Чонгук кончил тоже и теперь пытался отдышаться, будто километровку пробежал. Юнги отстранился, чтобы взглянуть на него, и прежде, чем младший успел бы что-то сказать, он обхватил ладонями лицо Чона и вовлек в мягкий, умиротворяющий поцелуй. jk       Чонгук, если серьёзно, и не думал останавливаться — будь его воля, на самом-то деле, он бы Юнги и притихать не позволил: такой голосок только слушать и слушать. Ещё чертовски хотелось убрать тонкие пальчики от своих-чужих губ, и, раз уж котёнок так взволнован, перекрыть любые звуки поцелуем — Чон ведь знает, как сильно старший это любит; к сожалению, собственные руки были заняты, от узких бёдер никак не оторваться, а поцеловать можно и мягкие ладони, притом не разрывая зрительный контакт.       Но разрядка всё же подходит, в Юна вжаться максимально, натянув как можно сильнее — лучшее, что только может представить Чонгук. Старший, к тому же, льнёт так сильно, это к взрыву страсти, возникшему между ними, прибавляет сто очков нежности, и Гук, отпустив бёдра, скользит ладонями выше, ведёт нежно по бокам, пальцами выводит, еле ощутимо касаясь, узоры на вспотевшей спине; и обнимает мягко, когда дыхание более-менее восстанавливается.       Хочет сказать о том, как прекрасно Юнги, вымотанный и расслабленный, выглядит, но произнести ничего не может. И не хочет больше, воу, только глаза прикрыть, отвечая с нежностью, и обнять покрепче, притягивая ближе вновь — потому что нечего от него отстраняться, нужно быть как можно ближе и желательно всегда.       Время потихоньку идёт, пара минут проходит после того, как поцелуй прерван, а Чонгук глаза всё не открывает, только тычется пару раз в чужие губы или щёку — потому что интуитивно — вновь. Вернуться к реальности заставляет только шумиха по ту сторону двери: работяги всё же возвращаются в офис, да и у Чонгука работы ещё предостаточно, пора бы и честь знать.       Поэтому Юнги всё же приподнят с собственных бёдер, точнее — с собственного члена, на что начальник не может не ухмыльнуться немного измотанно, вспоминая это игривое из уст старшего «мистер Чон, я сегодня крайне непродуктивен» (интересно, на что Мин способен теперь?); приподнят и перенесён на диванчик у окон — они теперь предусмотрительно закрыты, кстати, потому что Гук не ждал, но надеялся.       — Хочешь, я отвезу тебя домой? — платок смочен водой из кулера, и младший присаживается в ногах старшего. Сначала протереть живот Юнги, затем, мягко оглаживая, раздвинуть ножки вновь и стирать мягкими движениями сперму с бёдер — Чонгук видит в этом что-то особенно интимное; ему нравится. Под конец привычный поцелуй в ямочку под коленом и, спускаясь ладонью по бедру, успокаивающее: — Можешь отдыхать здесь, если тебе не будет мешать шум. yg       Юнги был очень рад, что Чонгук позволил ему целовать его, что не оттолкнул сразу же, а будто бы тоже этого хотел. Нежно обнимал, гладил, касался губами, куда придется. Когда Чонгук отнес старшего на диван и принялся вытирать следы «преступления» с его тела, тот даже удивился, потому что не ожидал такого — это правда слишком интимно и даже можно назвать заботой. А Юнги этого не понимал.       У Юнги вообще были большие проблемы с доверием. Оно и не удивительно — факбоями просто так не становятся. И у парня были на это достаточные причины. Одна из них: привязывался быстро, забывал болезненно. Если бы расставание было раной, у Юнги бы каждая проходила долго, мучительно, с воспалением, а после остался бы большой уродливый шрам, напоминающий обо всем. Как говорится, легче притвориться, что у тебя нет сердца, чтобы его не ранили, или ранить первым, да? Возможно, для этого у Юнги и был образ похуиста-согласного-на-любую-авантюру.       В любом случае, с Чонгуком не прокатило. Он вообще какой-то невозможный, совсем немного времени, проведенного вместе, Юнги хватило, чтобы привыкнуть, не поддаваться, а хотеть, и не только в сексуальном плане. Это ощущалось потрясающе: эти пересекающиеся взгляды, мурашки от каждого касания и, как это называют, «бабочки в животе», но Юнги слишком волновался из-за всего этого, неожиданно накатившего. Потому что впервые так сильно, внезапно и самозабвенно, словно у влюбившегося по уши подростка, черт.       «Боже, ты еще свадьбу в своих фантазиях с ним сыграй» — упрекнул сам себя Юнги.       Конечно же, он не мог не заметить, что Чонгук тоже ведет себя несколько иначе (да вообще противоположно тому, что было в начале), и пытался это как-то оправдать, найти причины такого его поведения. Получалось так себе. Может, он это делает, потому что чувствует себя виноватым за… что-либо? Хреновая и вообще-то единственная мысль по этому поводу.       Таким, как Чон Чонгук, не могут нравиться такие, как Мин Юнги. Просто не могут, это невозможно. Чуть ли не против природы — так внушил себе парень, поэтому и пытался оградиться, пока не поздно, но, похоже… проебался по полной (во всех смыслах). Дело было даже не в самооценке, Юнги просто не понимал, за что его в принципе можно любить. И все гадал, когда же наступит тот момент, когда Чону наскучит секс с ним (что, по его мнению, было единственной причиной), и босс сам предложит забыть про то, что было, и про то, чего не было тоже. Тогда можно было бы сказать наверняка, как оно есть, а что Юнги надумал.       — Домой? Нет, все нормально, — он улыбнулся уголками губ и пошел собирать свою одежду. В мыслях было как-то мутно, и в голове будто бы все еще звенел ритмичный скрип кресла, явно не предназначенного для таких нагрузок. — Все хорошо, правда. И я, вроде как, по-прежнему работаю тут, так что лучше вернусь на свое рабочее место. К тому же, если я этого не сделаю, это вызовет вопросы, — «будто бы вдруг возникшие на шее отметены вызовут меньше» — мысленно добавил Юнги.       Быстро одевшись, Юнги глянул в зеркало на стене, чтобы оценить, насколько его вид вызывает подозрения. Ну, такое. Любой, у кого есть глаза и немного смышлености, сразу же все поймет. И хуй с ним, че теперь сделаешь.       Пока Юнги рассматривал себя и поправлял волосы, к нему подкрался Чонгук.       — Ну, я пойду, — сказал старший и задержал взгляд на губах Чона, которые очень хотелось поцеловать вновь, но Юнги не мог себе этого позволить, тогда он бы отсюда вообще не ушел.       Чонгук будто угадал мысли старшего и поддался вперед в очевидном жесте — чтобы поцеловать, но Юнги неожиданно даже для самого себя сделал вид, что не заметил этого, развернулся и вылетел за дверь.