Ждала.

      Ноги стали ватными, отказывались двигаться от слова совсем. Девушка вплотную подошла к стене. Взгляд непроизвольно метнулся к небу. Иссиня-чёрное, оно завораживало. Заставляло смотреть, вглядываться. Большие, яркие звёзды мерно дарили свой свет, рассеиваясь в редких облаках. Месяц. Тонкий-тонкий, яркий-яркий. Необычный. Необыкновенный. Острый, нежный, невероятный.       Голова гудела, бок саднило. Энн с трудом разлепила веки. Долго не могла сфокусироваться на чём-то одном. Ощущение, будто она неделю беспробудно пила, а потом попала в знатную передрягу. Во рту просто Сахара, тело онемело.       «А где…?» — в голове промелькнула мысль. Она определенно дошла до стены вместе с Капралом. Или сон?       Тело тяжелое, будто налито свинцом. Девушка с трудом поднялась с кровати. Болит абсолютно все тело. От шеи до пальцев на ногах. Она бегло глянула на себя в зеркало. Будто ещё сильнее осунулась. Бледная, словно смерть. Ей даже казалось, что кто-то специально намазал синей гуашью губы. Фу, ну и страхолюдина.       Сфалеритовые глаза забегали по госпиталю. Стол, пара стульев, несколько кроватей, ширмы. Но Капрала она не видит.       В длинном, выкрашенном в грязно-белый цвет, коридоре быстро звучали шаги. Черноволосая металась меж ширмами-палатами, словно птица в клетке. Почти везде пусто. Страх обуял девичье сердце, оно неприятно ухнуло где-то внизу живота, заставляя всматриваться внимательнее.       В очередной раз она заглядывает за прозрачно-белесую ткань. Взгляд цепляется за перебинтованную голову, пластырь-заплатку на шее. Находит оранжево-ржавые куски бинтов рядом. Всматривается. — Ждала? — Скорее искала… — каменное, будто и вовсе фарфоровое лицо дрогнуло. На губы легла легкая усмешка. Руки приветливо раскрылись.       Не думая, Энн ринулась в объятия Аккермана. Такие горячие, нужные, родные, будто самые безопасные, они закрыли девушку от всего мира. Лоу грубо впечаталась в губы Капрала, сминая, вовлекая в дикий, нетерпеливый поцелуй. Мужчина нахмурился, отстраняясь. Серые глаза строго посмотрели на девушку-сорванца. Ее мягко прижали к сильной груди, целуя настойчиво, с-чувством-с-толком-с-расстановкой. Холодные пальчики легли на шею Леви, легко царапая. — Как ты себя чувствуешь? — она первая нарушила тишину. На лице светилась улыбка, плечи сами расправились. — Бодро. Достаточно, для того, чтобы ты не волновалась, — безусловно, спину тянуло, но вполне себе терпимо, ему уже не впервой такое ощущать. — Я должен тебя поблагодарить. За то, что помогла, — необычайно гордый, непоколебимый мужчина вдруг как-то грустно улыбнулся. Даже Эрвин оставил его, не стал возвращаться, а она не послушала начальство. Пошла за ним. Даже не вспоминает о Би. Ох, черт… Кобыла. Она пала ещё в начале тяжелого пути Аккермана, попав прямо под тяжелую руку титана. Сердце неприятно кольнул укол совести. А ведь и правда была замечательная лошадь. Необыкновенная. Ничего не боялась, смело несла свою ношу.       Тяжелая дверь глухо ударилась о стену кабинета. Глаза девушки пылали недовольством, яростью. Праведный гнев лучился, разливался, заполняя собой все пространство небольшого помещения и выливаясь прямо на спокойного, как удава, Смита. — Черт тебя дери, Эрвин, мать твою, Смит! — быстро захлопнув дверь, она медленно подходила к столу своего друга-начальника. — Ты оставил нас подыхать. Даже не обратил внимания, что одного из твоих лучших солдат нет в рядах. Что там нет твоего друга. Тебе было настолько нужно бежать, сматывать свои престарелые косточки, что ты забыл о дружбе. Сколько раз ОН тебя спасал? Один? Два? Больше! Ты сам прекрасно знаешь, что просто невероятно большое количество раз ты оставался жив только благодаря этому безрассудному Капралу. Зато когда ему потребовалась помощь — ты поджал хвост и бежал, куда глаза глядят, — резкий, холодный тон девушки заставлял Смита смотреть на неё, не отрывая своих флюоритовых глаз. Огонь и лёд пересеклись. Температура в помещении начала накаляться. Мужчина встал, уперев обе руки в стол. — Я предлагаю тебе пораскинуть своими дряными мозгами. Если бы я не ушёл, а кинулся бы вместе с тобой помогать Аккерману, мы потеряли бы не двоих людей, а, как минимум, два десятка. Два десятка жизней, которые не виноваты в том, что он так отчаянно пытается каждый раз вырубить как можно большее количество титанов. Два десятка душ, которые не привязаны к Капралу так, как ты. Ты изображаешь из себя бульдога, хотя на самом деле являешься той-терьером. Красивым, чертовски дорогим. Но единственное твоё умение — лаять по поводу и без, — девушку будто огрели по голове тяжелой, металлической трубой. — Отдельный пункт — твои кони. Они абсолютно не были готовы к вылазке. Из-за них погибло большое количество людей, — добил. Окончательно и бесповоротно. Сжав челюсти, девушка отвесила Смиту звонкую пощечину.       Антуанетта развернулась на пятках. Вышла, даже не став закрывать за собой дверь. Слезы непроизвольно полились по щекам, обжигая кожу. В самое сердце. Два раза. На поражение.       Всегда, когда на неё нахлынывает апатия, усталость, она могла спокойно прийти в конюшню и часы напролёт гладить бархатный нос желтой лошади.       Ах, желтая лошадь. Моя маленькая, отважная девочка. Такая любимая, родная, близкая сердцу. Как жаль, что тебя нет сейчас рядом.       Энн по наитию зашла в пустующий денник любимицы. В голове сразу начали всплывать воспоминания, заставляя сердце истекать кровью все сильнее и сильнее. Вот она, ещё такая маленькая, пытается укусить девушку, потрепать за край кожанки с крыльями. А тут со всей прытью несётся на хозяйку, заставляя последнюю весело хохотать, отскакивая с пути развеселившегося животного. Их первая совместная вылазка. Тогда кобыла знатно помогла своей хозяйке, поумерив свой пыл.       Ах, кажется, как давно это было. Как несбыточна сейчас мечта молодой девушки, прислонившейся к стене денника спиной. Простая, но такая неосуществимая.       Она, желтая лошадь, Леви. В каком-нибудь домике на окраине деревушки. За стенами. Без титанов. Возможно, с парой детишек. Таких маленьких, смышлёных. И будто не было всего этого. И будто все хорошо. И не было того ужаса у него в жизни, у неё.       Слезы большими каплями падали на бледные руки Антуанетты. Такое простое и несбыточное. Даже не желание — желаньице. Как говорят: «А хочется простого, женского счастья».       И чтобы не было в ее жизни Смита, титанов, потерь. Тяжелой работы, заставляющей в прямом смысле валиться с ног.       Ночь мягко окутала запад, заставляя людей, живущих в стенах, расходиться по домам, ложиться спать. Заставляя уставшую, измотанную Антуанетту склонить голову на колени, погружаясь в беспокойный, беспорядочный сон, не наполненный смыслом. Облака мягко плыли прямо под луной. Сегодня полная. Такая яркая, близкая. Кажется, можно дотронуться рукой. Будто леденец, она светилась, переливаясь тысячами оттенков. Ветер мягко требушил листву на деревьях, лепеча какие-то несбыточные сказки природы. И звезды, такие тусклые, загадочные, так грели душу и сердце. Падает. И любой бы загадал желание. А что загадаешь ты?