Misadventures of Jack Frost and Five Strangers

Плотный конверт тихо хрустит, когда она осторожно убирает блестящую алую печать и извлекает исписанный тонким витееватым почерком лист. В самом низу зернистой, припудренной бумаги блестят золотистые чернила королевской подписи, завернутый хвост которой свивается в ровную звездочку. Королева Идуна прозрачно усмехается себе под нос — её сестра никак не оставит этой привычки. Бледные фарфоровые пальцы скользят по чернильным строчкам, по безупречно выведенным буквам, а с каждым прочитанным словом волнение — в хорошем смысле этого слова, с отливом восторга — расцветало у неё внутри, оставляя на языке сладковатый привкус цветов. — Агнар, дорогой, — негромко зовет она, пробегаясь пальцами по отшитым серебряными нитями, — и это были не те фальшивки, которыми торговали под окнами дворца. Нет, то было настоящее Эренделльское серебро, бережно отобранное королем и королевой лично, — полам своего платья. — Да, дорогая? — король отрывается от созерцания танцующих в камине языков пламени и подходит к её креслу, у него в рука ежится небольшой шелковый сверток — в глазах Идуны пляшет умиление, когда её взгляд останавливается на бледном, почти белоснежном носе-пуговке своей дочери. — У Розы родилась дочка, — улыбается она мужу, и тот возвращает радостный жест, — Рапунцель. Они с Адамом приглашают нас погостить у них по этому поводу. — Тогда я объявляю об отъезде? — мягко интересуется Агнар, и окидывает их троих взглядом. — Эльза тоже едет? — она вопросительно кивает на годовалую дочь в руках Короля Эренделла. — Конечно. — Агнар вновь улыбается и бережно передает сверток жене, — Так я объявляю об отъезде? — Разумеется, дорогой, — король кивает, нежно целует Идуну в щеку, а Эльзу — в нос, который, подумалось ему, не мог бы быть сильно холоднее, и скрывается за дубовой дверью. Идуна прижимает спящую дочь к себе и наслаждается снова появившимся привкусом сладкого волнения, напоминавшего ей чем-то терпкое Коронское вино, которое она пробовала лишь раз, по настоянию сестры. Эльза у неё в руках засопела и чихнула во сне. В это время года у нас слишком прохладно, подумалось Идуне, когда она поежилась от внезапно упавшей температуры, поднялась с кресла и прошествовала к открытому окну, Эльза может простудиться. В Короне, насколько я припоминаю, гораздо теплее, чем у нас. Она вернулась к креслу, окунула покрытое серебристыми завитушками перо в чернила, — черные, в отличие от столь любымых королем и королевой Короны золотисто-ржавых чернил сестры — и принялась выводить: «Дорогая сестра Роза,…» *** — За наших дочерей! — громограсно провозласил король Адам, поднимая пузатый бокал высоко над столом. — За наших дочерей! — эхом отозвались остальные трое, и короли и королевы Короны и Эренделла пригубили свои напитки. — Это вино всё такое же прекрасное, сестра, — с изящной улыбкой проговорила Идуна, с удовольствием смакуя горьковатый напиток. — Спасибо, — Роза, королева Короны, мягко заправила каштановую прядь за ухо и улыбнулась в ответ, — Я не могу дождаться момента, когда наши дочери смогут его попробовать. — О, время летит быстро, — басовито усмехнулся Адам, оглаживая пальцем золотой узор на хрустальном бокале, — Вы и оглянуться не успеете, им уже мужей искать будет в пору. — Это точно, — соглашается Агнар, и устало выдыхает, как можно незаметнее — не стоит заставлять Адама и Розу ставить под сомнение своё гостеприимство. Одни из немногих знакомых ему правителей, они чудесно вежливы — настолько, что даже будь с их теплым приемом что-то не так, Агнар бы не нашел в себе сил сказать им об этом. Корона была великолепна: подобно своим королю и королеве, всё на улицах улыбались, общались все мягко и учтиво; красота королевства не уступала Эренделльской, — а кое-где, и Агнар никогда бы этого не признал, даже обходила. Шершавые, залитые золотистым солнцем кирпичи мостовых, вьющиеся мраморные водопады на фасадах зданий, колонны, подпирающие небеса. Но особенно правителя удивило волшебное чудо ночного города, когда всего часом ранее в честь их дочерей в небо взмыли сотни огней, согревших своим сиянием ночную тьму. Задумавшийся Агнар пропустил большую часть разговора своей жены и её сестры, но там точно фигурировал не один взаимный комплимент, на который от него требовалось лишь ковнуть и вставить слово-другое, чему он был несказанно рад. Но еще больше рад он был, когда через час закутался в пуховое одеяло, которое пахло розовыми лепестками и молотым имбирем. Чудесная комбинация, подумалось Агнару, перед тем как его налитая свинцом голова приземлилась на напудренную подушку, а тяжелые веки, казавшиеся ему к тому моменту многотонными, накрыли его глаза. Идуна, устроившаяся по левую руку от него, укоризненно вздохнула — усталость мужа не осталась незамеченной — и поцеловала дочку на ночь, промурлыкав нежное пожелание сладких снов. Проснувшись на следующее утро, король Агнар и королева Идуна с леденящим кровь ужасом обнаружили кроватку дочери пустой, а пол покрытым некрасивым, рваным узором серебристого инея. *** Анна, вывесившись в окно куда сильнее, чем позволял её титул, востороженно оглядывала башни, покрытые резными каменными узорами; мраморные ветви, вырезанные чьей-то искусной рукой, цвели у неё на глазах, сияющие на летнем солнце мозайки притягивали взгляд. На празднование в королевстве Корона съехались люди со всех концов света — до Анны дошли слухи о полусотне разных государств, отправивших своих представителей. Мистические Южные Острова, о которых маленьким детям рассказывали легенды, прислали какого-то своего принца, Анна не запомнила его имя; Туманный Альбион отправил от себя десяток массивных деревянных кораблей, и столько же отпрысков королевских семей; герцог Варавский вообще, похоже, не представлял никого, и для всех оставалось тайной, что же он всё-таки там забыл. Прибыли и шестнадцатилетняя принцесса Анна с правителями Эренделла. Рыжая девушка то и дело задумчиво поглядывала на родителей, о чем-то невесело переговаривавшихся в углу просторной бальной комнаты. Она гадала, связано ли это как-то с их мрачном отношенем к Короне — сколько Анна их помнила, они ни разу не выражали желания посетить королевство сестры её матери, и как ни уезжали, её никогда с собою не брали. Встряхнув головой, принцесса Эренделла отогнала эти мысли — потом подумает. Она резко развернулась на каблуках с явным намерением облазить каждое дозволенное и недозволенное место дворца, и тут же воткнулась лбом кому-то прямо в плечо. — Ай! — негромко зашипела она, отступая на шаг назад, и подняла взгляд на свою неожиданную преграду. Ею оказался рыжий парень, по бледным щекам которого были звездами разбросаны редкие веснушки. Аккуратно вышитые золотистыми нитями цветы на белоснежном воротнике и полах его фрака сверкнули у Анны в глазах, когда незнакомец поспешно сделал виноватое выражение лица и чуть склонил голову. — Прошу прощения! — его рука, обтянутая белой перчаткой, скользнула к её пальцам. Он чуть сощурился, встретив недоуменный взгляд Анны, элегантно отступил на шаг назад и притянул кисть принцессы к губам. Та почему-то смутилась и натянуто произнесла: — Не страшно,… — она сделала паузу и выискивающе взглянула ему в лицо — он, опомнившись, отвесил небольшой поклон. — Принц Ханс Южных Островов, — он мягко улыбнулся, и Анна почувствовала, как к щекам приливает жар. Она отмахнулась и вежливо приподняла полы платья. — Принцесса Эренделла, Анна, — брови Ханса немедленно поползли вверх, но он успел их остановить и словил себя на на фальшивости улыбки. — Очень приятно, — кивнул принц, возвращая чертам мягкость, а потом слегка склонил голову в сторону кружащий в вальсе пар и протянул принцессе ладонь, — Могу я пригласить вас на танец? *** — И ты дождешься, Фрост, я тебя вышвырну за дверь! — вдох, выдох. Дыши, Джек Фрост, он несерьезно. — Еще одна оплошность, и тебе конец, — рычит усатый мужчина перед ним, а потом добавляет, чуть спокойнее, но Джек всё равно вздрагивает, — И чтобы на глаза мне больше не попадался. Понял? Стражник резко кивнул, тихо хмыкнул себе под нос и, поспешно подхватив меч и шлем, стрелой вылетел из комнаты. Этот солнечный летний день становился всё хуже с каждой минутой — Капитан еще никогда не был так зол, а ошибки еще никогда не отдавались в груди такой тупой болью. Горько поморщившись, Джек Фрост запрыгнул на спину Луноликого, своей белоснежной лошади, и поспешил скрыться в тенистом лесу. Ему нужно было подумать. Он не мог бы сказать с точностью, когда Капитан дворцовой стражи Короны решил срываться на нём. Сколько он помнил свою службу во дворце, он никогда не мог расслабиться и на минутку — каждую секунду он чувствовал, как пристальный взгляд капитана стражи прожагиет затылок. И в итоге, он обнаруживает себя не в состоянии нормально спать, не в состоянии довериться людям, не в состоянии жить, как человек — кажется, с минуты на минуту на него с пеной у рта накинется его начальник и пригрозит вышвырнуть его за дверь. Джек старался, правда старался — но что бы он ни делал, прервать этот замкнутый круг ненависти не мог. Он в поте лица тренировался, он оттачивал свои навыки, он, кажется, дневал и ночевал с мечом в руках — но то и дело нет-нет да обнаруживал себя вновь прислонившимся взмокшей спиной к рыхлому мху на очередном дереве в этом лесу. Белоснежные волосы, растрепанные от частого зарывания в них его длинных бледных пальцев, слегка шевелились под прохладным летним бризом. Джек привык, правда привык. Он столько раз подвергался нападкам со стороны капитана, что мог бы и бровью не повести иной раз. Но вот он снова усмехается и спокойно кивает капитану, а потом полдня борется с горким привкусом страха, цветущего у него в горле. Но вот он развалился под тенистой кроной очередного дуба, с раскрасневшимися от распирающих его чувств щеками и одним единственным желанием — забиться в какой-нибудь дальний угол и визжать, только бы исчез этот многотонный груз, давящий ему на плечи. Конь тихо заржал и жалобно уткнул морду в повлажневшую щеку Джека — тот горько усмехнулся, смахнул слезу, но тут же зажмурился и прижался лбом к звездоподобной отметине на морде своего коня. — Я знаю, дружище, знаю, — тихо всхлипнул он, до побеления костяшек сжимая пальцы на своих белых локонах. — Нет, — прошептал он, почти неслышно, и рвано выдохнул, глотая свою соленую прозрачную кровь, — я не знаю, дружище. Я не знаю. *** — Я признаюсь честно, Ханс, — Анна нежно погладила гриву своей лошади и с каким-то наслаждением встретила глаза встрепенувшегося принца, — Время, проведенное с тобой, бесценно для меня. — Ох, Анна, — черная лошадь Ханса в три скорых скачка добралась до её шоколадного скакуна, и мягко улыбнувшийся принц взял её ладонь в свою, — Со мной никогда такого не было, но ты не поверишь: я чувствую то же самое! — Мы с тобою и правда были предназначены друг другу судьбой? — Анна весело усмехается и смахивает выбившуюся в процессе прогулки с Хансом — в итоге обоим надоело кружиться в танце, и они отправились в поля Короны, — из прически прядь с веснушчатого носа. — Именно так, — вдохновенно выдыхает принц Южных Осторовов и ненавязчиво, прозрачно целует Анну в щеку. Та хихикает и чувствует, как языки алого пламени танцуют у неё на коже, испепеляя её изнутри — но ей не больно, она лишь прищуривается от удовольствия и целует Ханса в ответ. Тот чуть сжимает её ладонь, и мир отступает на задний план, подернутый жгучей дымкой, когда он набирает в легкие воздух и открывает рот, чтобы что-то сказать. Сердце бьется, как ненормальное, то и дело пропуская удар-другой. Нос щекочет ароматный вереск, и Анна неспешно тонет в чем-то теплом и приятном, когда Ханс размыкает, наконец, бледные губы. — Анна, — выдыхает он, и у принцессы перехватывает дыхание от его голоса. — Ханс? — с замиранием сердца спрашивает она, и наклоняется вперед, ближе к нему — к этому моменту их лица почти сопрекоснулись. Принцесса может разглядеть каждую веснушку — она неспешно оглядывает лицо принца Южных Островов, останавливает мечтательный взгляд на длинных ресницах. — Анна, я… — Ханс тоже медленно, плавно подался вперед. Их губы замерли в сантиметре друг от друга, и каждый из них завороженно гипнотизировал чужие глаза из-под приопущенных век, обжигая бледное лицо своим дыханием. Сухой, теплый ветер больше не дул — не оглаживал веснушчатый нос-пуговку Анны, не перебирал осторожно пылающие огнем прядки, выбившиеся из челки Ханса. Вокруг было оглушительно тихо, и в пустоте им слышался неспешный гул звенящей тишины. Их сердца, мерно стучавшие в унисон, замерли, словно затихшие, натянутые серебряные струны, в томном ожидании. — Берегись! — пронзительный вопль разорвал замерший миг. Одна секунда, и наваждение исчезло, а идиллия рассыпалась сотнями острых осколков, больно оцарапав налившиеся вином щеки Анны и её бледные пальцы. Ханс, пойманный врасплох таким повором событий, едва успел отшатнуться от принцессы и проводить взглядом три спины, поспешно потерявшиеся за стеной леса по правую руку от них. В то же время со стороны замка донесся скрежет оружия, лязг ржавых ворот, топот лошадей и пронзительное: «Воры!» Перезагрузившаяся к тому моменту Анна, с поразительной скоростью сложившая все кусочки паззла воедино, почувствовала, как к щекам приливает краска. Она раздраженно нахмурилась, сморщила нос-пуговку и на секунду задумалась. Ханс, наблюдавший за стремительной переменой в настроении принцессы, выжидающе молчал. — Мы отправляемся за ними! — заявила рыжая, и принц Южных Островов едва удержался на лошади. — За ворами? — переспросил он, возвращая равновесие, решив, что ему послышалось. Когда Анна решительно кивнула, он нахмурился и возразил, — Не стоит. Стража разберется. — Ты можешь остаться тут, — руки Анны слегка подрагивали от плохо скрываемой злости — Ханс вообще давно уяснил, что с этим моментом у принцесы туго, — Я отправляюсь за ними. — Стой, Анна, — попытался урезонить её Ханс, но тщетно — лошадь принцессы уже сорвалась с места по поспешному приказу наездницы. Принц обескуражено сверлил взглядом её спину, а потом тяжело вздохнул. — Я об этом пожалею, — буркнул он себе под нос и дернул поводья. *** — Эльза, ну давай сыграем в шахматы, — капризно проныла она, повисая на своей старшей сестре. Та лишь отложила книгу и устало выдохнула. — Рапунцель, пожалуйста, не сейчас, — Эльза деловито поправила воротник синего платья, обшитого зеленым кружевом, и пробежалась пальцами по толстой белой косе, — Я занята. — Эльза~а, — её златовласая младшая сестра передернула плечами, выражая свое крайнее недовольство, и сморщила нос, — Не будь скучной. — Эх, Рапунцель, — она скользнула взглядом по поникшей девушке, понуро склонившей голову при очередном строгом отказе, который раз за разговор поправлявшей свои дутые сиреневые рукава, и хитро улыбнулась, — Тащи шахматную доску. — Господи, наконец-то, — в миг повеселевшая Рапунцель привычным жестом пригладила свои золотые волосы, вскочила и бросилась в соседнюю комнату. Под укоризненные смешки Эльзы она вернулась минуту спустя, гремя резными деревянными фигурками в шелковом мешочке. — Я думала, ты никогда не согласишься, — с мягким стуком опустив широкую доску в клетку на дубовый стол, она принялась расставлять фигуры, насвистывая себе под нос какую-то веселую мелодию. — Даже не спросишь, за какой цвет я буду играть? — поинтересовалась Эльза, со смешинками в глазах наблюдавшая за суетившейся сестрой. — Ох, точно, прости, — спохватилась Рапунцель, и открыла было рот, но её прервал тихий смешок старшей сестры. — За белых, — та подперла щеку ладонью и ответила на вопрос, замерший на губах златовласки. — Да, хорошо, — кивнула поспешно Рапунцель, перемещая белые фигуры на противоположную сторону доски. Эльза подозрительно на неё взглянула, но благоразумно промолчала. — Ходи, — взмахнула рукой сестра, благополучно смахивая с доски собственную ладью, — Ох, прости, я сейчас. На этот раз Эльза не только задумчиво закусила губу, но и пришла к кое-каким выводам, интересуясь у показавшейся из-под столика макушки Рапунцель: — Не скажешь, что случилось? — А что случилось? — златовласка широко распахнула глаза и взмахнула ресницами. Эльза сделала скучающее лицо, приподняв бровь, и под её испытующим взглядом нервно вертящая в руках несчастную ладью Рапунцель раскололась. — Как думаешь, матушка узнает, если мы… ну… — она смутилась, неуверенно отводя взгляд. — Если мы что? — её сестра приподняла белую бровь, отнимая у златовласки деревянную фигурку пока та не потерялась насовсем. Другой рукой она потянулась похлопать Рапунцель по плечу, но одернула себя — лучше не прикасаться лишний раз. — Если мы, ну, в теории — и совсем ненадолго, — теребящая одну из своих золотистых прядей, златовласка не заметила секундного ступора сестры, — сходим в город посмотреть на огоньки? Эльза тяжело вздохнула — она подозревала, что все к этому шло. Она чувствовала себя жутким варваром, но ей нужно было как-то донести до Рапунцель, насколько самоубийственной была эта затея. Пока она подбирала правильные слова, её сестра снова заговорила: — И да, я знаю, что матушка вчера нам запретила, но то, о чем она не знает, ей не навредит, правда? К тому же… мой день рождения? — она с надеждой взглянула на сестру. Та поморщилась под её сияющим взглядом, и, ощущая себя не меньше чем худшим человеком этого бренного мира, выдавила первое, что пришло ей в голову: — Ну, Рапунцель, мы же совсем не знаем, куда идти. — звезды, сверкавщие в зрачках златовласки, погасли в мгновение ока, но неуверенная улыбка, ставшая к этому моменту чуть болезненной, с лица не сошла. Эльза чуть отвела взгляд, и с нескрываемым сожалением в голосе прибавила, — Мы не сможем вернуться обратно. — Но, — Рапунцель открыла было рот, но тут же разочарованно его прикрыла. Её сестра набралась смелости снова посмотреть ей в глаза и непроизвольно вздрогнула — небосвод в её взгляде развалился надвое, а звезды бумажными пустышками осыпались вниз. Эльза рвано выдохнула — она знала, как важны были для Рапунцель эти огоньки, и ненавидела себя на необходимость отказывать ей, — и поспешно прибавила: — Но когда матушка вернется, ты сможешь попросить у неё другой подарок! Рапунцель отвела взгляд, прикусила губу, а потом с видимым усилием выдавила из себя улыбку. — Да, ты права. Давай, — она запнулась, — давай начнем партию. — Конечно, — Эльза, с полным намерением проиграть сестре, если это потребуется для её приободрения, подвинула крайнюю пешку на две клетки вперед — это был крохотный деревянный солдатик, из-под потертого шлема колосились пучки седых волос, а тонкий меч в его руках был обломан — результат многочисленных падений шахматной фигурки. Рапунцель протянула было руку к своему коню, — красивый символ свободы, белоснежный скакун — но призадумалась, отвела руку и вместо этого передвинула вперед одну из своих пешек, открывая проход слону. Так они и продолжали игру, попеременно делая ходы, пока Рапунцель не замерла, задумчиво постукивая пальцами по подбородку. Королева Эльзы стояла так, что в зоне её атаки находились две фигуры — черноволая, кудрявая королева Рапунцель, облаченная в красивое платье цвета бургундского вина, и её же пешка, — деревянный солдатик с каштановыми волосами и в зеленом нагруднике — застывшая в двух шагах от конца доски. Златовласка напряженно прищурилась, оценивая ситуацию, потом протянула руку и мягко подтолкнула пешку на один шаг вперед. Эльза приподняла бровь, глядя на чуть озарившееся лицо сестры, и удивленно хмыкнула, гадая, как бы ей так сыграть, чтобы Рапунцель выиграла. Ладно, предположим, кивнула она сама себе, протаскивая свою королеву через доску и съедая королеву сестры. Та ухмыльнулась, — на этот раз, кажется, не так натянуто. Одно мгновение, и королева Эльзы оказывается под прямым ударом её коня. Её сестра хмурится, отступает королевой назад, отпускает фигурку — и её глаза широко распахиваются, когда несъеденная пешка обращается королевой и съедает её гордую правительницу. Она подняла удивленный взгляд на Рапунцель, которая расплылась в милой улыбке и объявила: — Шах, — к этому моменту брови Эльзы, должно быть, слились с её волосами. Через секуну она опустила глаза обратно на доску и выдохнула: — И мат… — В точку! — щелкнула пальцами повеселевшая Рапунцель, хихикнула и нарочито-наставительно прибавила, — Королева была отвлекающим маневром, поэтому я предпочла спасти свою пешку. Иногда, при правильном подходе, пешка может стать самой важной фигурой. Всё ещё находящаяся под впечатлением Эльза хмыкнула и вдруг звонко рассмеялась. Вот оно как, подумалось ей, мне даже проигрывать специально не пришлось. — Браво! — она несколько раз хлопнула в ладоши, искренне радуясь, что Рапунцель отвлеклась от огоньков, — Поздравляю с победой. — Спасибо, — златовласка зарделась от такой реакции, но тоже широко улыбалась от удовольствия. — Слушай, раз уж… — начавшая было что-то говорить Эльза резко осеклась и замерла. — Эльза? — вопросительно посмотрела на неё сестра, — Что такое? — Тихо! — негромко, неслышно почти, шикнула та, прикладывая белоснежный палец к губам и вслушиваясь. Рапунцель последовала её примеру, и спустя несколько секунд испуганными глазами посмотрела на сестру — снаружи башни была слышна отчетливая возня и негромкое пыхтение. «Ни. Звука. — одними губами проговорила Эльза, показывая взглядом на комнату, ведущую к окну — через него матушка обычно попадала в башню. — За мной». Рапунцель, испуганно поджав губы, кивнула и, подхватив по пути первую попавшуюся тяжелую вещь, чугунную сковордку, на цыпочках прокралась за сестрой следом. Она никогда бы в этом не призналась, но помимо её желания сердце ломилось наружу, как бешеное, со всей силы вколачиваясь в ребра, ладони вспотели, а пальцы покалывало ледяными иглами. Дверь в комнату была приоткрыта и дорошка света стелилась по досчатому полу темного коридора. Молясь небесам, чтобы дверь не скрипнула, Эльза плавно подтолкнула дерево пальцами — то поддалось и медленно заскользило прочь, открывая проход. Когда щель была достаточно широкой, чтобы они могли пройти, Эльза тихо вдохнула — так, чтобы Рапунцель не слышала. Ей нужно было быть лидером, а лидер никогда не теряет прохладного настроя, у лидера, кажется, всё всегда под контролем, даже когда это не так. Это Эльза вычитала в какой-то книжке, пока матушка не видела. Расправив плечи, она первой скользнула в комнату, а за ней мышкой прокралась сестра. Взору замерших на месте сестер предстала следующая картина: какой-то парень удобно расположился на подоконнике, свесив ноги внутрь комнаты, и пристально вглядывался во что-то за окном башни. Пальцами незнакомец, похоже, чувствовавший себя вполне комфортно, барабанил по потрепанной кожаной сумке. Эльза, статуей застывшая где стояла, старательно пыталась выйти из ступора, но Рапунцель её опередила — она скользнула вперед сестры, и не успел юноша на окне среагировать, её пальцы уже сомкнулись на воротнике его бирюзовой жилетки, втягивая его внутрь башни, а на затылок с глухим звуком опустилась чугунная сковородка. — Рапунцель, — воскликнула Эльза, на секунду упуская контроль над своими эмоциями — температура в комнате ощутимо упала на десяток градусов. Поежившаяся девушка приопустила веки, усилием воли возвращая всё в нормальное состояние, а потом поспешно пересекла комнату и склонилась над распластавшимся на махровом ковре юношей. — Хорошо ты его, — она бегло осматривала нанесенный незваному гостю ущерб, и была приятно удивлена, когда такового не обнаружилось, — Как он ещё жив хоть? — Профессионалы своих секретов не раскрывают, — хмыкнула Рапунцель, гордо заправив золотистую прядь за ушко. — Как хочешь, — Эльзы выпрямилась и задумчиво скрестила руки на груди, — И что теперь с ним делать? — Не знаю, — пожала плечами сестра, и потом нахмурилась, — Думаешь, зачем он тут? — Думаю, он нам сам об этом расскажет, — после секундной паузы хмыкнула Эльза, о своих соображениях благоразумно смолчавшая — в самом деле, само прояснится. Рапунцель кивнула и склонилась над бессознательным юношей, подхватывая его под локоть. — Помоги-ка мне, — пропыхтела она, и вдвоем с Эльзой она дотащили мужчину — старшая сестра пришла к выводу, что ему было около двадцати пяти — до кресла. — Теперь надо его как-то зафиксировать, — объявила Рапунцель, и потянулась было к своим волосам, но Эльза её одернула: — Ты собралась свои волосы использовать? — вопросительно улыбнулась она, и заметив крайнее непонимание в глазах сестры, негромко хохотнула, — Нет уж, позволь лучше мне. Она сократила расстояние межде собой и мужчиной в кресле, вытянула руку вперед и широко ею взмахнула. Ничего не произошло. — Может, всё-таки я? — хмыкнула Рапунцель, наблюдая, как сестра еще несколько раз безрезультатно рассекает ладонью воздух. — Нет-нет, погоди, сейчас — поспешно заверила её Эльза, и зажмурилась в отчаянной попытке сосредоточиться. — Оно должно работать, еще минутку, — глухо пробурчала она, морща нос. Такое происходило и раньше — её магия внезепно просто ужасно её слушалась. Обычно это происходило, когда она утрачивала контроль над своими эмоциями под давлением, но такого не происходило уже некоторое время. Уже пять лет, если быть предельно точной. — Давай, давай, — Рапунцель, сложив руки замком и водрузив на них подбородок, наблюдала за ней с кресла. Она предпочла не трогать сестру. Вместо этого златовласка с интересом разглядывала лицо мужчины. Кожа его была очень бледной, но она подозревала, что это был результат потери сознания. Волосы цвета жженого дуба были аккуратно зачесаны назад, длинный прямой нос склонен к мерно подымающейся в такт дыханию груди. Но кое-что, казалось, изменилось в нем — Рапунцель понадобилось несколько минут, чтобы вспомнить, что у него на плече была еще сумка. Сейчас она отсутствовала. Златовласка завертела головой, оглядываясь в поисках потрепанного кожаного ремешка. — Вот! Наконец-то! — Эльза, вернувшая себе приблизительный контроль, победоносно выпрямилась и удовлетворенно окинула взглядом свою работу: правое запястье мужчины было приковано к ручке кресла ледяными кандалами. — Рапунцель, я всё. Вот видишь, и никаких волос — просто и быстро! — Да ты просто молодец, — с добродушным смешком съязвила младшая сестра, возвращаясь к креслу с сумкой в руках — та обнаружилась около окна, скорее всего, соскользнула с мужчины, когда они его тащили. — Его сумка? — поинтересовалась Эльза, но тут же стушевалась, словив на себе непривычно скептический взгляд сестры, — Хотя знаешь, не отвечай. — Как хочешь, — Рапунцель задумчиво цокнула языком и продемонстрировала извлеченную из сумки вещицу. — Что это? — Дай посмотрю, — Эльза приняла их рук сестры предмет и принялась его изучать. Красиво отливающий золотом металлический обруч, отделанный вытянутыми хрустальными сферами, напомнившими ей замерзшие осколки дождя, и увенчанный большим шестигранным камнем, сияющим перламутровыми огнями. — Честно? — она покрутила в руках вещь и вернула сестре, — Понятия не имею. — Может, это какое-то оружие? — предложила Рапунцель, с опаской разглядывая грани камней, — Матушка говорила, что люди снаружи всегда находят странные способы обидеть других. Эльза лишь пожала плечами, и поитересовалась: — Там есть еще что-нибудь? — Нет, — протянула Рапунцель, но тут же исправила себя, — Ох, нет, погоди. Тут какая-то бумага. Эльза передвинулась поближе к ней, и они склонились над потрепанным, желтоватым листом. — Флинн Райдер? — вопросительно произнесла Эльза и перевела взгляд на мужчину, — Это он. — Ага, — кивнула Рапунцель и внезапно усмехнулась, — Но что с его носом? Он похож на… Однако на что именно похож нос Флинна Райдера Эльза так и не узнала, потому что одновременно произошли две вещи: мужчина на кресле дернулся, приходя в себя, и резко распахнул глаза; откуда-то из-под пола послышался глухой удар, и балки на полу дрогнули. — Рапунцель, спрячься за мной! — пришибленно прошипела Эльза, вскакивая на ноги. Сестра последовала её примеру, мгновенно хватая сковордку и разворачивая корпус к балкам на полу. Те вздрогнули еще раз, и Эльзе показалось, что она услышала какое-то неизвесное ей слово из-под пола. Само по себе это показалось ей абсурдным — откуда у них под полом мог образоваться кто-то? Тем временем раздался третий удар и пол, к огромному удивлению обеих сестер, наконец, поддался. Поднимая облака пыли балки, образующие квадратную дверцу, откинулись вверх, открывая глазам всех присутствующих секретный проход, о существовании которого ни Эльза, ни Рапунцель даже не догадывались. Тем временем в проходе показалась чья-то белоснежная макушка, а следом за нею и её обладатель. Это был тощий паренек в доспехах, которые старательно выдавали себя за плотный металл, — и доволно безуспешно, потому что похожи они были больше на плотный картон, — сжимавщий в руках меч, явно видавший лучшие времена. Следом за ним на свет явилась невысокая девушка с двумя хвостиками пылающе-рыжих волос, в красивом зеленом платье, недовольно пыхтящая и отдувающаяся. Последним показался такой же рыжий мужчина, у которого на лице было написано искреннее нежелание находиться в этой башне. Оглядевшись, тройка новоприбывших разом остановила взгляд на замерших на месте Рапунцель и Эльзе, которые были неуверены, как им реагировать, и старались скорчить максимально устрашающие лица. В воздухе повисла неловкая тишина. — А что, собственно, происходит? — поинтересовался кто-то, а следом послышался лязг ледяных цепей. Все медленно перевели взгляд на Флинна Райдера, вопросительно на них таращащегося, так, как будто людей впервые видел. Занимательным был тот факт, что тон его голоса был таким будничным, будто он только всю жизнь и делал, что обнаруживал себя прикованным к креслам льдом и окруженным пятерками враждебно настроенных незнакомцев. Не успел никто опомниться, как белобрысый парень в доспехах встрепенулся и громогласно объявил: — Флинн Райдер, ты арестован!