Осознание

L осматривает небольшую одиночную камеру, в которой содержат величайшего убийцу всех времён. На полу на боку лежит юноша с скованными сзади руками и ногами так, чтобы при желании он мог приподняться на коленях и получить немного воды из рук местных смотрителей. Рядом с ним сидит его шинигами и переводит взгляд с одного молодого человека на другого. L не впервой видеть бога смерти, но где-то в глубине души его всё ещё немного пугает эта картина. — Кира, — детектив подходит ближе к решётке и пытается рассмотреть лицо лежащего на полу Лайта. — Здравствуй. Заключённый медленно поднимает голову, щурится от яркого света от ламп в коридоре из-за не до конца закрытой двери. Когда L наконец её захлопывает и в комнате вновь воцаряется полумрак, Ягами снова роняет голову на пол. — Ты, — с ненавистью отвечает он. — А где эта стерва? Ты что, не взял её с собой? — Нет. Это лишь наш с тобой разговор, Миса Аманэ здесь ни при чём. — Я не буду с тобой говорить. Отвали! Детектив подходит ближе, внимательно всматриваясь в силуэт Киры. Волосы молодого человека на полу почти полностью закрывают его глаза, поэтому Ягами, несмотря на тюремную одежду и обстановку вокруг, сейчас гораздо больше напоминает того, кем ему так и не удалось стать — обычного первокурсника. — На твоём месте, учитывая все обстоятельства, я бы не стал отказываться от последнего полноценного разговора в жизни. Да и мне было бы интересно поподробнее узнать о твоих настоящих мотивах. Молчание. — А что бы ты сделал на моём месте, Рюзаки?! Что, если бы ты обладал подобной силой? — Лайт наконец приподнимается, устраиваясь на коленях поближе к решётке. Он смотрит на L, не мигая. — Я не считаю, что преднамеренное убийство людей входит в область моих интересов. В конце концов, моя прерогатива — ловить преступников, и, хоть я и вправду ответственен за многие нарушения закона, я бы не стал убивать просто так. — L кидает взгляд на молчащего Рюка, который слушает с явным интересом. — Предупреждая твой вопрос, нет, я бы также не стал писать в тетрадь имена преступников и указывать причиной смерти казнь от руки закона. Это бы облегчило мне задачу, что скучно. Я люблю сложные загадки. — И это ты называешь правосудием, а?! — Лайт пренебрежительно фыркает. — Разве ты не мог поступить так же — прописать всем преступникам законную смертную казнь? Ты ведь тоже хотел продемонстрировать свою силу. Лайт вновь молчит. — Ты никогда не задумывался, что наше противостояние было не совсем о том, кто есть правосудие? — продолжает сверлить того взглядом L. — Кира проиграл, поэтому L — правосудие, — наконец отвечает Ягами. — Кира в данном случае зло. — Да, но разве мировоззрение Киры изменилось? Ты всё ещё считаешь, что прав, не так ли? Лайт неопределённо дёргает головой. По его лицу видно, как тяжело даётся ему этот разговор. — Видишь ли… Мы с тобой во многом похожи, Лайт Ягами. Во многом, но не во всём. Мы оба ненавидим проигрывать, — детектив на секунду мысленно возвращается в самое начало расследования, когда произносил те же слова. — В конечном итоге вопрос был не в том, кто прав. Вопрос был в том, кто из нас сможет перехитрить другого. Но самое удивительное, — он коснулся указательным пальцем нижней губы, — в том, что на самом деле в конце нашего противостояния значили только представления о справедливости лишь одного человека — мисс Аманэ. — Что ты несёшь?! — Ягами дёргается всем телом и чуть не заваливается на пол. — При чём тут девчонка? — Как я сказал, мисс Аманэ, потеряв доверие к методам Киры, решила противостоять ему. Неважно, была она согласна с L или нет. Давай признаем, что все, кроме Ватари, работали со мной потому, что я противостоял Кире, а не потому, что были знакомы с моими личными убеждениями, поэтому важно было лишь её отношение даже не к Кире, а к Лайту Ягами. Мне и самому было трудно это осознать, но, как видишь, это забавный факт, если задуматься. Ты не ценил её, я не воспринимал всерьёз, а в итоге всё зависело от того, чью сторону она займёт. Значит ли это, что личные представления о справедливости каждого участника нашей с тобой игры важнее общественных, Лайт? Неважно, сколько людей поддерживали Киру, неважно, сколько надеялись на победу L, — он слегка распрямился и его голос зазвучал чётче. — Важно лишь количество фигур на шахматной доске и их значения. Я победил, утешил своё самолюбие, но где-то там всё ещё есть люди, которые надеются на возвращение Киры. Буду ли я пытаться менять их мнение? Нет, это весьма нелогично. В этом главное отличие между тобой и мной, Лайт. Ты не можешь смириться с тем, что кто-то с тобой не согласен. Ты думаешь, что раз ты помогаешь обществу, его мнение должно совпадать с твоим, и убираешь всех инакомыслящих. Меня же не заботит, что обо мне думают. Большинство людей иррациональны и не способны мыслить трезво. Пока у них нет веса в игре, нет смысла учитывать их мнение. Для меня имеет значение лишь шахматная партия. И Миса Аманэ встала на мою сторону. Шах и мат. — А ведь этот парень прав, Лайт, — противно хихикает Рюк, но Кира даже не смотрит в его сторону, а лишь судорожно вздыхает, часто моргая. Он смотрит на Рюзаки по ту сторону решётки и чувствует, как весь переполняется ненавистью. Он злобно скалится. — Чёртова идиотка твоя Миса! Променяла справедливость на собственную безопасность! После того, как она половину жизни отдала за наше дело?! После того, как клялась мне в верности? Она не заслужила ни капли той силы, которую даёт Тетрадь! — он сплёвывает прямо себе под ноги. — И по твоей же логике это вовсе не твоя победа, а лишь моё поражение. А?! — Может, и так. Но это уже не имеет значения. Всё произошло так, как произошло. Моей целью было отправить тебя в руки закона. И это случится завтра. — Рюзаки, — шипит Лайт, низко опуская голову и смотря прямо в пол. — L. Когда-нибудь ты поймёшь. Когда-нибудь ты столкнёшься с гниением этого мира, увидишь, почему иначе нельзя. Тебе легко пренебрегать людьми, запершись от всех, прячась за ненастоящим голосом и именем, не высовывая носа в реальный мир, — он выдерживает паузу. — Ты просто трус! А я знаю этот мир, я видел, как отец каждый день возвращался с работы с ужасом в глазах! Я слышал о зверствах, которые совершали эти мрази, недостойные называться людьми! — Ты прав. Я действительно не так часто контактирую с обществом, — он кивает, — но мне не нужно с кем-то разговаривать или даже смотреть ежедневные мировые новости, чтобы осознать несовершенство социума. Я расследовал очень много дел, и если бы меня заботило то, как низко пал человеческий род, я бы давно стал таким же, как ты. L переводит взгляд куда-то в пустоту за силуэтом поверженного Лайта. Этот разговор пора заканчивать. — Это была интересная игра, Кира, — говорит детектив. Он подходит к двери, кладёт ладонь на ручку и в последний раз в жизни кидает взгляд на разбитого молодого человека на холодном полу. На миг L задумывается, что бы с ним произошло, если бы не было всего этого дела. Могли бы они работать вместе?.. Но потом он отбрасывает эту мысль и отворачивается. — Прощай, Лайт. Дверь за ним захлопывается. Рюк ухмыляется и тянется за собственной тетрадью. На следующий день Лайт Ягами умер от сердечного приступа за пару часов до своей казни.