Часть 1
17 августа 2018 г. в 12:06
Во тьме хлестали тучи молниями небо. Капли дождя очертя голову неслись скорее вниз и, ударяясь оземь, друг о друга, рассыпались, застилая волглым покрывалом всё вокруг. Гром нагонял тревоги, поддерживал шум ливня, пугая обитателей ночных дорог. Кому взбредётся в голову нестись в столь поздний час куда-то, оставив позади сомнения и страх?
Конь скакал, стуча подковами, всё дальше в лес, не видя цели. Пауль и сам потерялся давно уж, пытаясь спастись, неуверенно правил. Лес окружал его плотным кольцом, тяжёлой рукою повис над душою и скрежет звучал от когтей деревянных, разбавляя стихии фоновый шум. Только покажется впереди дорога, как иллюзия растворяется, стоит к ней подойти. Возле ветвей стены скитался долго и много, да только никогда не помышлял оказаться так далеко внутри.
Молния ударила прямо рядом, от чего конь встал на дыбы и жалобно заржал. Пришлось поводья держать крепко, успокоить и продолжать свой путь двоим скитальцам. Но не всё супротив них было тогда, сверкнуло небо на мгновенье, и показалась вдали деревянная изба на перелесье. Скорее туда направился уставший путник и подивился, выскочив из зарослей на небольшую чистую поляну, словно делящую часть леса пополам. Вдали виднелся спуск к реке или простой овраг — неясно, но видит Бог, спасение от напасти есть: тот хилый домик, что издали не виден вовсе, вблизи явил свой лик гораздо большим, нежели казалось. Стоял он здесь давно, оно понятно, вот только где хозяин, да и есть ли он вообще? Судя по виду, что открывали вспышки молний, так и не скажешь с ходу, есть ли кто живой. Проделав такой путь, лелеял Пауль надежду, что впустит его хижина в лесу и обогреет или хотя бы от дождя укроет, что промочил его насквозь нещадно и отступать не собирался ни на йоту.
Светловолосый всадник в тряпичной накидке по сторонам глядел в лихорадке, но ни души вокруг в такую пору не было. Он постучал в дверь кулаком с надеждой, но не откликнулся никто ему. Зато вот сама дверь пошатнулась и отворилась, зазывая внутрь, но робкий парень не осмеливался сделать шаг навстречу: всё же не свой дом перед ним стоял. Он обошёл его, с другого боку с двумя лишь стойлами были открыты конюшни ворота. И никого внутри опять, лишь ветер завывает, грозясь расплескать воду в бочке рядом. Пауль завёл коня под крышу в помещение, что так удачно, хоть и необычно, примыкало к дому. Подав воды животному, прикрыл ворота, не смея дальше вглубь он заходить. Вернувшись к двери, что пред ним открылась, он крикнул внутрь, но ответом был лишь ветра свист. Он осторожно шагнул дальше, на порожек, переступил его и оказался в комнате. Прикрыв за собой дверь, он снял ботинки, что вымокли за долгий путь сюда, и осмотрелся. Диван посередине справа ближе к стенке, сбоку ютились кресла и комоды, сзади — шкаф, а против них был каменный камин и ход на кухню, что, впрочем, была почти что в комнате совсем. Напротив входа было две двери — и все закрыты. Решил их Пауль и не трогать, а огонь в камине растопить, ведь весь продрог уже от ветра и одежды мокрой. Не стоило в рубахе, бриджах да накидке надеяться на милость божью и пускаться в путь-дорогу. Пара дровишек, спички и усердия с лихвой — и загорелся вожделеннейший огонь, даря тепло и хоть немного освещая. Подсев поближе, Пауль принялся греть руки, от холода уже не чувствующие ничего почти. Хотелось снять одежду, да не мог он: не прогрелась ещё комната внутри. Только и успел вздохнуть он облегчённо, как вдалеке послышался удар копыт.
Тяжёлые ветви склонялись над опадающей листвой. Её разносили ветер и бегущий конь, что с силой выбивал ногами землю. Во мраке сверкнул отсвет глаз, проносясь дальше по лесу вихрем. Выли волки где-то позади, предупреждая не соваться никуда в такую пору. Под этот гул промеж деревьев промчался всадник, заставляя ветви расступиться, и, темпа не теряя, вышел на поляну, к дому повернув. Из дымохода валил дым, двери прикрыты и кто-то явно посторонний был внутри. Брюнет на вороном коне остановился и подошёл к вратам конюшни поглядеть. Внутри была чужая лошадь, что занимала место по-хозяйски, но плюнул он на это и завёл рядом свою. Решив застать врасплох гостей названных, мужчина подошёл к двери и резко распахнул.
— Кто здесь?! — подобно грому вопросил он, тут же цепляя взглядом одинокого блондина. Тот подскочил на месте, чуть в огонь не рухнув, и сразу же решил всё объяснить.
— О, господь, прошу меня простить великодушно. На улице так мокро и так мерзко. Я думал, этот дом заброшен. Клянусь, не помышлял дурного вовсе! Молю о вашей милости, а больше и просить не смею…
— Довольно, — прервал его хозяин, осматривая с ног до головы. Он закрыл дверь на щеколду и повесил кожаный плащ на крючок рядом, оставаясь в обычных чёрных брюках на шнуровке да рубахе жёлто-поношенного цвета, затем подходя ближе к незнакомцу. — Что ж, погода нынче для человека и впрямь скверная. Вы можете остаться, лишь ответьте честно: в какие комнаты успели заглянуть вы?
— Коня завёл я в стойло, а сам вошёл сюда, дрова оттуда прихватив. Я только и успел, что пламя развести в камине да руки отогреть немного, как явились вы, герр…? — прищурился парень, переводя взгляд со спадающих на лицо тёмных мокрых прядей на серо-голубые, словно сталь холодные глаза.
— Круспе, но лучше просто Рихард. А вас, к слову, как следует мне величать? — всё ещё вглядываясь, вопросил он.
— Пауль меня звать, довольно и того тогда уж, — последовала слегка неловкая улыбка.
— Понял, — в ответ тот улыбнулся и кивнул в знак примирения, затем рукою непослушный волос уложив назад. — Позвольте мне тогда ещё кое о чём спросить: куда же вы держали путь, что привела нелёгкая сюда вас?
— Я ехал от долины Розенблюм на север, к поселенью Нойгарт. Дурные вести донесли, что батюшка мой, единственный из близких, неважно чувствует себя. Такие сплетни уж не раз ходили, поприжигай злословам их проклятые языки. Хоть пару случаев всё это было понапрасну, бередят душу мне такие вот известия каждый раз. И я тотчас беру коня у добрых мне знакомых иль у цыган за овощи да хлеб я выкупаю и мчусь на всех парах туда, куда глаза подсказывают мне лететь. Дорога каждый раз словно другая: там разворот, тут поворот, а тут разбойники откуда не возьмись средь бела дня участок стерегут, — Пауль головою покачал и отвернулся, смотря, как бьются капли об окно. И вроде легче на душе, а вроде грустно, что не доехать ему скоро до отца.
— Но вижу я вас здесь впервые. Видать, глаза вас подвели, мил человек. Большой вы крюк проделали настолько, что возвращаться на верный курс вам будет не многим меньше, чем вы ехали сюда. Смею предположить, что по такой погоде трудно будет вам сыскать обратный путь.
— Премерзкая погода, о, треклятый этот дождь, откуда не возьмись полившийся с небес. Ещё завидев тяжесть грозных туч на небосводе, я расспросил двух старцев о дороге. И ни один из них, видать, умом уже не крепок, ведь тот направил меня в эту сторону, второй же встрепенулся и велел не слушать, мол зло здесь обитает и губит честной люд. Уж что со злом, которое он подразумевал, не знаю, но точно я скажу одно: в такую бурю доселе я не попадал.
— Вы, верно, голодны, устали и замёрзли. Так грейтесь же, а я сейчас вернусь, — Рихард направился на кухню и загремел жестянками, достав какой-то котелок и сунув его сбоку в печь в стене камина. Удобно и практично, что тут скажешь. Затем прошмыгнул в комнату другую, там шарудя шкафами и вытаскивая плед. Пауль больше и не мог быть благодарен. Сам же хозяин решил пока присесть.
— Спасибо вам, вы свет во тьме ночной невзгоды, — с предельным восхищением молвил парень.
— О, Пауль, не нужно, право, так хвалить, — Круспе присел за спиной гостя в кресло, пока тот понемногу от мандража отходил.
— Благодарю от всей промокшей до глубин души, — молвил блондин и, крепче завернувшись, повернулся вспять, к огню. Добросил он ещё кусок полена в оранжевое пламя, что танцевало свои дикие узоры, потрескивало, душу согревало. Приятно так было смотреть в него. Но что-то всё покоя не давало: то холода мурашки по спине покалывающе испускало, то вовсе плед насквозь прожигало. Возможно, это взгляд хозяина дома? Но повернуться было бы неловко. И всё же стоило проверить, что делает он за спиною, удачно так устроившись в удобном кресле.
Пауль колебался, но голову он медленно склонил и повернул назад, взглянуть, что делает такой радушный незнакомец. Тот же сидел, закинув ногу на другую, и подбородок подперев, смотрел в упор на гостя, приулыбаясь уголками губ. Свет от камина, хоть и тусклый был, но освещал его лицо с точёными чертами и скул изгибы волевые. Смольные волосы, что растрепались по дороге, укладывались в хаотичное единство, топорщились или набок спадали. Его лицо приподнято, словно вельможа, что за крестьян трудом с балкона наблюдает, вот только не было той власти и презрения в глазах, а лишь какой-то странный интерес и радость. Радость чему? Компании в глуши столь одинокой? Возможно, ведь других вариантов предоставить Пауль пока не мог. Взгляд голубых глаз Рихарда не был прикован к одной точке на спине, он плавно обводил своего гостя, рассматривая то волос пшеничных пряди, то опускаясь к выглядывающей мокрой ткани одеяний, то вовсе упираясь рядом в пол. Поймав на себе отклик любопытства, не стал стыдливо и притворно отводить глаза, а лишь расширилась по-загадочному искренняя улыбка и, словно звёзды, засверкали радужек цвета. Хоть на мгновенье Паулю показалось, что красным засиял пристальный взгляд, но тут же наваждение сморгнул и ничего не намекало на призрачные глюки от усталости оков. Он было отвернулся и руки греть опять принялся, задумавшись об общем впечатлении: он благодарен был за безграничную любезность, но было на душе не по себе. Думалось, это просто от того, что оказался в столь нелепой он напасти — посреди леса, в холоде, один. Единственный родной там где-то далеко себя неважно чувствует, возможно. В чужом же доме оставаться было тоже непривычно, поэтому съедали его совесть и тревога изнутри. Решив прервать молчания тугую тяжесть, он обернулся снова и тихо подал голос:
— А вы как там сидите и не стучите зубами друг о друга? Хоть и не вымокли до нитки вы, как я…
— О, мне отлично, жар от камина и сюда доходит, — он будто опомнился и резко встал. Блондин аж дёрнулся немного, но вставать с тёплого места он не стал. Рихард подошёл к печи в стене и вытащил оттуда котелок. Сразу запахло в комнате едой домашней, от чего аж захотелось прикрыть глаза и наслаждаться. — Прошу вас, Пауль, угощайтесь. Можете даже от костра не отходить, — Круспе поставил перед ним согретый суп и не забыл про ложку, снова присев за путником следить.
Тот же отбросил смуту и тревогу, любые мысли — это всё потом. Он с радостью ребёнка зачерпывал горячее кушанье, и наполнял уставший организм живительным, вкусным теплом. Приятно было наблюдать за этим: столь жизнерадостного выражения не видел Рихард уж давно. Вдали от людей жизнь хороша, но знать даёт о недостатках часто. Общения простого не хватает, эмоций светлых, новостей, легенд. И хоть захаживают изредка скитальцы разного калибра, они все серые и неприятные, по крайней мере, становятся такими очень скоро. Круспе даже тихонько вздохнул грустно, ведь то же самое, наверняка, произойдёт и с Паулем. Зато пока что можно было насладиться его энергией и счастьем от удачи, что подвернулась ему в самый нужный миг. Тот с аппетитом поглощал предложенное блюдо, засматриваясь иногда на огненное шоу.
— Позволю себе заметить, что вид у вас и впрямь уставший. Могу я предложить вам своё ложе? — раздался еле слышный хрип: это Пауль последней ложкой поперхнулся. Откашлявшись, он обернулся посмотреть на Рихарда. Доброжелательный взгляд из полутьмы меняться и не думал, как раз наоборот: завидев яркую реакцию от парня, он даже усмехнулся, на подлокотник руку с подбородка опустив.
— А вы…? — додумывал на ходу Пауль продолжение фразы.
— А я вас рад как гостя принимать и уверяю: усталости мне не видать пока что. Могу я, впрочем, даже и не спать, но, если что, найду я верный способ задремать.
— И всё же мне, право, неловко от вашего великодушия… Возможно, лучше на диване я посплю?
— Вы отогрелись хоть немного? Ещё и заболеть вам только не хватало. Простуда портит жизни вкус, — решил развеять кипящее смущение Круспе.
— Да, хоть одежда всё ещё удерживает влагу, накопленную так обильно мною в этой чаще сквозь промокшей.
— Тогда могу вам предложить ещё набрать тепла от пламени камина. А позже с тёплым пледом отправляйтесь в кровать спать.
— О, если вы позволите такую наглость мне, я бы сейчас уже свалился отдыхать.
Под действием радушия хозяина, расслабился стеснённый обстоятельствами Пауль. Усталость накрывала тяжестью сознание, тянула веки вниз и приглушала свет. Стекло застлала капель мелких пелена, дождь барабанил по окну так часто, успокаивающе, ритмично даже. И впрямь на боковую скоро уж пора, поэтому, закутавшись сильнее в тёплый кокон, Пауль проследовал налево за хозяином в спальню. Открыв дверь, брюнет взбил мягкую на вид подушку и жестом пригласил опочивать. Как только Пауль сел, тот тут же вышел, приятных снов не позабывши пожелать. В кровати было жестковато, но уютно. Не как в перине детской койки утопать и для спины как раз, чтоб позвоночник не кривлять. Сначала эмбрионом завернувшись, он вскоре окончательно согрелся и разлёгся, конечности расправив на матрасе и постепенно падая в мир снов.
Рихард, прикрыв за собой дверь, довольно усмехнулся и направился к другому помещению. Сарай, что отделён стеною от конюшни, тройка столбов высоких крышу подпирают, в углу железный стул, под стенами столы, уложенные разного рода инструментами, а снизу вёдра, много-много вёдер, стоят, наполненные Круспе одному известно чем. К столбу поближе к входу привязана цепями бледная, худая девушка. Её глаза закрыты, сердце бьётся еле-еле, дыхания почти не слышно, телодвижений никаких попыток.
— Тебе пришла замена, дорогуша, — он подошёл поближе и провёл рукою невесомо по её лицу. — Но ты, я вижу, не смогла дождаться.
Мужчина слышал слабость в её теле и точно знал, что вскоре вовсе тишина настанет. Поэтому, чтоб не держать её насильно в этом свете, он отцепил её от подобия эшафота, освободить намереваясь душу в бесконечный путь.