Разбуди меня

      Лето было в самом разгаре. Впервые за много лет эти тучные места посещало Солнце во всём своём изобилии. За всю жизнь Том не видел таких восхитительных красок рассветов и закатов, как они с Эрнестом наблюдали с моста каждый день.       Двое сбегали от спешной городской жизни, мечтая о свершениях. Тогда им казалось, что время обязательно должно замирать в каждом прекрасном моменте, жадно схваченным изголодавшимися по чудесам людям.       Через неделю семейство Нейлов успокоилось, и они уже не удивлялись выходкам мальчишек, которым стоило бы уже утихомириться и взяться за голову. Но они не собирались этого делать. Всё, что они видели до этого времени — монотонность, одни и те же стены, похожие друг на друга дни. Сейчас они будто очнулись от долгого сна. Увиденное ими теперь обрело полноту своей яркости и наложило отпечаток радости на всё, к чему могут дотронуться жаркие лучи июльского солнца. — Ха! Ты видел себя в зеркало утром? — с нежной улыбкой произнёс Эрнест, вглядываясь в лицо Томаса, по которому рассыпались веснушки. — Видел. Со мной что-то не так? Прядь выбилась? — и юноша поспешно стал заглаживать свои золотые волосы. — Нет, — парень расхохотался, — просто Солнце очень тебя любит, — он пригладил своей сильной рукой безукоризненно уложенную пшеницу волос своего друга.       Им не терпелось уйти от этих заносчивых, глупых чудаков, которые мнили себя мудрецами. И они вовсе не знали, что все вокруг думали так о них. Но ничто и никто более не мог взволновать их, кроме друг друга.       Лето проходило очень быстро, словно в перемотке. Настал август. Юноши хватались за каждый взгляд, шутку, порыв ветра, трепавший расстёгнутые края рубашек, отблески умирающих сумерек. — Как ты думаешь, — они сидели, облокотившись спинами друг на друга, на влажной после слепого дождя траве у их излюбленного моста Деворджилла и смотрели на тёмное небо, — можно ли коснуться звезды? — Конечно можно, Том. Они умирают и становятся нами, а мы, умирая, начинаем сверкать в далёком космосе. Мне рассказывала это мама, когда я был совсем ребёнком. — И она стала звездой? — Видишь вон ту сияющую точку? — Эрнест ткнул пальцем в самое яркое светило, повернувшись к Томасу полубоком. — Да. — Она смотрит на нас и улыбается. — Я вижу, — и парень улыбнулся в ответ. — Получается, что мы все и есть звёзды, такие близкие и такие далёкие… — Так и есть, — пожал плечами Грейсворд. — Если каждый из нас носит звёздное имя, — он легко, практически не дотрагиваясь, провёл тыльной стороной ладони по лицу Тома, тускло освещённому голубоватым свечением Луны, — то твоё имя — Солнце.       И они сидели там, глядя друг на друга: один нежно всматривался в смущённое лицо, а другой пытался уловить истинное значение сказанного во взгляде. Какое-то странное чувство волнения начало нарастать в Нейле и он отшатнулся, едва заметно, будто замявшись, старательно скрывая ощущение, сдавившее горло и сердце, которое почему-то начало выбиваться из груди. — Если ты думаешь, Том, что невозможно приблизится к такой горячей душе, ты ошибаешься, — он немного придвинулся ближе. — Если ты думаешь, что твои лучи способны испепелить меня, и, спрятав их под веками, ты сможешь меня уберечь от неминуемой гибели, то ты так же ошибаешься, — теперь Эрнест был совсем близко к Тому, который отчаянно не понимал происходящего или делал вид, что не понимал. Грейсворд продолжал шепотом, глядя своими ледяными глазами прямо в пылкую душу. — Если у меня будет выбор от чего умереть, то я изберу для себя участь быть сгоревшим от твоего огня.       И он впился в раскрытые от изумления губы, наложив на них отпечаток своего истинного чувства. Сердце, казалось, разорвалось. Томас закрыл глаза-светочи и принимал всю ласку Эрнеста сполна. Жар его разливался по телу, каждая клеточка, была накалена, и он не мог сдержаться. Тёмные волосы друга падали ему на лицо. Мощные руки Грейсворда начали гладить его шею, а губы нежно томить это место поцелуями. Они больше не пытались бороться со своей страстью, туманящей разум. — Я не могу здесь, Эрнест… — Том, сбивчиво дыша, объяснил, — нас кто-нибудь увидит.       Двое поднялись на дрожащие ноги и сбежали от всего мира в ближайшие лесные угодья. Эти места хранили множество тайн и отныне должны были сберечь ещё одну.       Томас Нейл и Эрнест Грейсворд. Ничего не существовало больше. Были только они. Двое чудаковатых юношей со своими секретами, ранами, болью, со своей ношей. Их объединило желание быть счастливыми. Они решили, что действительно хотят жить. Жить ради друг друга. Обе петли оборвались. — Разве это нормально?.. То, что мы делаем… — всё так же шепотом говорил Том. — Если ты считаешь меня нормальным, то ты опять ошибся, — целуя руки желаемого, сказал Эрнест. — Это ведь безумие, ты не находишь? — он привлёк Тома к себе. — И я собираюсь вконец сойти с ума.       Целуя горящие губы Нейла, Эрнест начал быстро расстёгивать пуговицы на его рубашке и, когда закончил, резким рывком, грубо и страстно сорвал с него совершенно ненужную ткань. Они наслаждались. Медленно. Долго. Время действительно замерло — оно с интересом наблюдало, как две души становились одной. Переступив черту, они связали бы себя навечно. — Мне не будет больно?.. — со смущением тихо, едва дыша, спросил Томас. — Наслаждение невозможно без боли… — Погоди! Я… я боюсь. А если что-то пойдёт не так?.. — ему очень хотелось испить чашу наслаждения до дна, но что-то заставляло его отступать. — Ты любишь меня? — Эрнест замер, глядя в лицо Тому. Он ждал ответа, который изменил бы его жизнь.       Томас молчал. Ему было страшно решиться. Он боялся что-то менять. Грейсворд. Было ли это его появление предназначением? Так ли всё должно быть? Что если он снова ошибся? Сердце остановилось, глаза были устремлены в глаза, их не было видно, но он знал, как Эрнест на него смотрит. Он чувствовал.       Вместо ответа Том прильнул к его телу. Эрнест одарил его самой красивой на свете улыбкой. — Я не причиню тебе ничего плохого, ты ведь понимаешь, — он гладил испуганное дитя по спине, усыпанной веснушками. — Я обещаю всегда делать для тебя лишь то, что сделало бы тебя счастливым.       Они отпрянули и снова смотрели в лица, но всё было будто в тумане. — Я люблю тебя, — сказал Том. — Я люблю тебя. Я люблю тебя. Люблю тебя, Эрнест! — он задыхался от сладости объятий, в которые резко заключил его возлюбленный. — Я хочу! Хочу сделать тебя счастливым. Хочу сделать счастливыми нас, — он уже извивался в его руках. — Сделай это, прошу, я люблю тебя!       Эрнест одним быстрым движением повалил Томаса на мягкую зелень. Губы скользили по бархатной коже, покрывая её поцелуями. Он опускался ниже. Ниже. Ниже. До того места, которое уже изнывало от возбуждения. Язык прошелся по головке. Том издал короткий, но громкий стон. Никогда раньше он не испытывал ничего подобного. Его изнуряло желание. Эрнест улыбнулся и медленно, мучая, жадно впивался в девственное тело губами, языком, ртом. Томас закусил губу, но сладостный крик всё равно сочился с его уст. Он был на пределе. — Нет, это совсем ещё не всё, мой друг, — Грейсворд навис над Томом. — Я хочу сделать тебя своим… — Я… Да… Прошу…       Эрнест поцеловал его и поставил на по-прежнему дрожащие колени. Теперь он ласкал его бёдра. — Я ведь тоже тебя люблю, — с напряженным страстным вздохом произнёс Эрнест и аккуратно подчинил себе Тома, тот вскрикнул. — Это больно… — слёзы навернулись на его глаза, руки подогнулись в локтях и он упал наземь лицом. — Просто почувствуй… — он так и был неподвижен до этих слов. — Отныне и навсегда вместе, — он тоже дрожал. — Навсегда… — Эрнест очень медленно отодвинулся назад и так же оказался очень глубоко внутри. Он боялся причинить Тому боль, и был предельно осторожен.       Томное, нежное движение освободило Нейла от боли и дикое наслаждение охватило его существо. Он стонал и кричал от удовольствия, жар разливался по телу, скапливался внизу живота и мучил его своей сладостью. Он забылся. Существовали только эти двое. Томас приподнялся, высвобождая руку, и коснулся руки Эрнеста. Тот положил свою ему на бедро. Том не отпустил. Он старался увидеть любимое лицо, но это было очень тяжело, так что он снова вскрикнул, выпустил руку и сжал в ладонях траву под собой. — Ещё… Ещё… Ещё… — он просил ускориться.       Эрнест сдерживал стоны и рычал сквозь зубы. Он стал двигаться быстрее. Больше он не мог себя контролировать. — Я тоже тебя люблю! Люблю… — он наклонился и прижал Тома к земле. Теперь они были совсем близко друг другу.       Руки были сплетены. Тела сливались в одно, сгорая и обливаясь потом. Темп ускорялся. Росло возбуждение. Эрнест крепко обнял Тома и сжал что есть силы его руку. — Я больше не могу!.. — Том едва успевал дышать в ритм.       В следующий миг они соединили свои судьбы незримой красной нитью.       Отныне и навечно.