***
Три года назад он ворвался в ее жизнь и перевернул сознание, всколыхнув все чувства разом и вывернув привычный мир наизнанку, показав, какой бывает настоящая любовь. А потом, не найдя себе места в ее жизни, улетел на свою родную планету, оставив Усаги с тем, кто был предначертан ей свыше еще задолго до их рождения, пообещав помнить ее всегда. Тогда на крыше Усаги стояла, провожая его с улыбкой, боясь дать слабину и сорваться в его объятия. Она знала, что он улетает от нее навсегда, но не могла себе позволить остановить его, несмотря на все те чувства, что ярким пламенем полыхали в ее сердце, испепеляя до глубины души. В тот момент она впервые пожалела о том, что она не простая шестнадцатилетняя девушка, которая может наслаждаться жизнью сполна. Теперь Хрустальный Токио будущего не казался ей таким прекрасным и желанным, а чувство долга стало тяжелым грузом довлеть над ней. Придя домой в тот вечер, Усаги молча поднялась в свою комнату и, закрыв за собой дверь, прижалась к ней спиной и сползла на пол, вся в слезах. Они лились из ее глаз нескончаемым потоком, обжигая кожу щек и падая на сжатые в кулак руки. Ни одна атака демонов не причинила ей столько боли за все время их сражений, как чувство собственной беспомощности перед сложившейся ситуацией. Она отказалась от своего счастья сама, в который раз жертвуя собой ради блага окружающих. А так хотелось вновь ощутить тепло его рук на своей спине, услышать, как бьется его горячее мятежное сердце. Вновь смотреть в эти полные света звезд на ночном небе глаза и вкусить сладость его желанных губ. С тех пор ни один их с Мамору поцелуй не вызывал в ней столько эмоций, как кроткий и полный чувств поцелуй в щеку, что подарил ей Сейя перед последним концертом. Каждый день, приходя на учёбу, она ждала, что он привычно будет сидеть позади нее, слегка тянуть за хвост и называть её «Оданго», прекрасно зная, что его там нет. Больше держать все в себе она не могла и поделилась с единственным человеком, кто мог её понять, потому что переживал все те же чувства, что и она сама. С Минако она могла говорить открыто, зная, что все сказанное не уйдёт дальше её ушей. Подруга стала для Усаги островком спасения в этом море отчаяния. Каждый раз, когда блондинка вспоминала о Сейе, и в душе бушевал тайфун, она шла к Минако. Та уже по привычке ставила чайник и доставала что-нибудь вкусное, коего в ее доме теперь было сполна для таких вот случаев.***
— Две недели… и всё. — сказала Усаги с таким холодом в голосе, что по коже пробежали мурашки. — Эй! Ты чего, Усаги? — обеспокоилась Мина: раньше ее подруга так не разговаривала. Лишь нотки грусти и боли содрогали прежде ее голос. — Минако, зачем я это делаю? Я ведь не люблю его. — Девушка цеплялась за последнюю возможность найти выход, а не идти бесконечно вдоль стены, заточившей ее в рамки, не оставляющие права на выбор. — Ах, подруга. Хотела бы я не знать, что нас ждет в будущем. Тогда я не видела бы сейчас этот пустой взгляд. Что ты хочешь там увидеть? — спросила она Усаги, прожигающую ночное небо потухшими глазами. Ладонь девушки легла на стекло, и, горько вздохнув, Усаги ответила: — Его… Когда я вот так долго всматриваюсь в бескрайнюю небесную высь, то там, среди сотен тысяч звезд, я почти вижу далекую Кинмоку. — Слеза скатилась по ее щеке и упала на подоконник. — Мы оба страдаем… Скажи, Минако, скажи, как мне перестать думать о нем? Как вырвать его из своего сердца, если он забрал его с собой? Как мне жить с будущим мужем, если меня тянет к Сейе? Почему? Почему все должно быть так сложно? — слезы вновь душили ее, плотно застилая взгляд, а тело содрогалось, пробиваемое дрожью отчаяния. — Почему я дала ему улететь?.. Вернувшись следующим утром домой, Усаги с порога встретилась с Икуко. Та вся сияла, не замечая измотанного вида дочери. — Усаги, вчера привезли твое свадебное платье! Оно такое красивое! Я повесила его на шкаф у тебя в комнате. Иди полюбуйся, милая. Ты будешь самой прекрасной невестой, доченька. — Спасибо, мам. — Натянув на лицо притворную улыбку, ответила девушка. Она прекрасно помнила, как выглядит ее платье, поэтому, поднявшись в комнату и увидев, как мама повесила его, вынув из чехла, тут же спрятала его его туда вновь, не желая и секунды смотреть на него. А потом и вовсе повесила в самый дальний угол шкафа, словно это помогло бы отсрочить неизбежное. Оставшиеся дни до часа икс, как теперь Усаги называла предстоящую свадьбу, суматоха подготовки и радостные лица окружающих просто сводили ее с ума. Ей казалось, будто она бьется птицей в клетке, моля выпустить на волю, но не находит понимания в лицах родных и близких…