Осколки будущего

Солнечный свет, проникавший в окна этим утром, словно обжигал кожу. Усаги открыла глаза и тут же зажмурилась от рези, причиненной этой раздражающей яркостью. Она натянула одеяло, укрыв себя с головой. Через узкую щель она уставилась на календарь, висевший на стене — шестнадцатое июля было обведено красным маркером, а дни перед ним уже все перечеркнуты черным. — - Что ж… Значит, сегодня! — совершенно безрадостным тоном сказала она самой себе. — Неужели я, самый сильный воин во вселенной, не могу все изменить? — Усаги, ты проснулась? — прервав ее мысль, в комнату вошла Икуко. — Сегодня самый важный день в твоей жизни, милая! А где твое платье?! — удивленно спросила она, стаскивая с дочери одеяло. — Мам, ну перестань. Оно в шкафу, я боялась, что Луна запустит в него свои когти и порвет, — соврала она матери, прекрасно помня, что такой привычки у Луны никогда не было — просто сам его вид вызывал у Усаги отвращение к собственной жизни. Она так устала. Устала жить с чувством опустошенности. Устала слушать о будущем и своем долге. Конечно, Икуко не знала всего, и ее нельзя было винить в чувстве бесконечной радости, что ее девочка выходит замуж за надежного и хорошего во всех отношениях человека, коим он себя проявил за все это время. — Мам, скажи, вот вы с папой поженились по любви? — спросила Усаги, нехотя принимая сидячую позу и потирая глаза. — Усаги, ну что за вопросы?! — слегка покраснела женщина, вспомнив их отношения с Кенджи. — Конечно, по любви! Как и ты сегодня. Хоть твой дедушка и был против вначале. Но потом он увидел, как сильно меня любит твой отец, и дал свое благословение, поняв что в жизни главнее всего — любовь и счастье, а остальное приложится. — Икуко мило улыбнулась дочери и направилась к выходу, услышав дверной звонок. — Наверно, твои подруги пришли тебе помочь. — Спасибо тебе, мам! — кивнула Усаги, натягивая одеяло на плечи. Слова матери раскаленной иглой пронзили ее сердце. Сомнения одолевали ее все сильнее. Дверь открылась, и в комнату вошли Мако и Минако. — Привет, Усаги! — в один голос проговорили подруги. — Привет. — Сухо ответила она, понимая, что сейчас они начнут делать ей макияж и прическу и все же натянут на ее фигуру это ненавистное платье, усыпанное искусно сделанными красными розами, почти неотличимыми от настоящих, разве что вблизи. — Ты чего кислая такая? Не спала — волновалась? — понимающим голосом поинтересовалась Мако. Ах, если бы она только знала. Усаги было собралась что-то сказать, объяснить причину. Ее ладони сжались в кулаки, и она уже набрала воздух в легкие. Но заметив это, Минако отрицательно покачала головой, глядя прямо в глаза подруге. — Да… Как ты догадалась? — наигранно смущенно в итоге ответив шатенке, она встала с кровати. — Минако, поможешь мне с лицом? — взяв подругу за руку, она направилась в ванну. — Минако, я… Я так больше не могу! Прошу, скажи что мне делать? Ты ведь богиня любви. Как мне выйти за одного, любя всем сердцем другого? Это несправедливо!!! Минако хотела что-то сказать, но в дверь постучали. — Девочки, вы там уснули что ли? Усаги! Мне еще прическу тебе делать, это много времени займет. — сокрушалась Мако. — Уже идем. Одну минуту. — Усаги. Я хочу видеть тебя счастливой. — сказала тихонько Минако, — Но ведь Сейи сейчас тут нет. А ты просто знай — что бы ты ни решила, я буду с тобой и поддержу. — и вышла из ванной. А Усаги обрела в пару к первой раскаленной игле в сердце вторую. Невыносимо… Через два с половиной часа перед подругами блистала ослепительной красоты девушка. Мако постаралась на славу, собрав ее волосы римскими косами и украсив стразами и цветами. Минако сделала потрясающий макияж, еще больше выделив васильковые глаза Усаги. Вот только одной детали они добавить не могли — радостный блеск в глазах был им недоступен как аксессуар. Девушки тоже привели себя в порядок и надели платья подружек невесты, как раз вовремя к подаче лимузина. Гости и родственники уже собрались в церкви и обсуждали жениха и невесту, попутно занимая свои места. Мамору с Мотоки уже прибыли на место и ожидали начала в комнате, отведенной для жениха. Мотоки постоянно шагал из угла в угол, переживая так, словно это была его собственная свадьба, и постоянно проверял время на часах. Он не переставал удивляться тому, как спокоен его друг, расслабленно сидевший в кресле за книгой. — Мамору, ты что, совсем не нервничаешь? — Я в себе уверен, — сказал брюнет, не отводя глаз от книги. — Как и в ней. Чего мне нервничать? — Ну, мало ли. Вдруг она передумает и не приедет?! Мамору лишь ухмыльнулся, давая понять другу, что уже сказал все, что думает. Чем ближе лимузин подъезжал к церкви, тем больше Усаги разбивала дрожь. Выйдя из авто, она шла словно на казнь. Каждый шаг давался с таким трудом, будто к ногам были прикованы гири. В церкви их встретили Рей и Ами, которые занимались организационными вопросами. Они проводили Усаги в комнату невесты для последних приготовлений. — Усаги, — Ами подошла к подруге с каким-то списком, — тебе нужно взять что-то старое, что-то новое, взятое взаймы и что-то синее. — Усаги? — вклинилась Рей. — У тебя все это есть? — Что? — отозвалась наконец девушка, — Я... Да. — она открыла перед подругами расшитую бисером и стеклярусом маленькую сумочку невесты. — Вот платок, совсем новый. Из старого… хм-м-м. Вот, — она показала брелок в виде розового мишки на ключах, неизменно сопровождавший ее с того самого дня, проведенного с Сейей, — подойдет? Рей, одолжи мне тысячу йен, будь добра. — Что? Почему сразу Рей? — стала возмущаться брюнетка. — Потому, что ты взялась за организацию. А поскольку Ами предоставила информацию, то с тебя исполнение. — Сказала ей Усаги совершенно спокойно, и подруга, не видя смысла спорить, отдала ей деньги. — Теперь самое трудное. Ничего синего у меня нет. Подруги переглянулись и пожали плечами. — У нас тоже. Извини. В этот момент пришла Икуко с холщовым мешочком в руках, на ходу доставая из него что-то. — Усаги, милая. Эти серьги принадлежали твоей бабушке. Я их надевала в день своей свадьбы с твоим отцом. Теперь наступила твоя очередь. Блондинка взглянула на украшение в руке матери. В изящных объятиях серебристого металла покоились два топаза «Лондон» насыщенного и глубокого синего цвета, окруженные россыпью аккуратных маленьких бриллиантов. Когда они подошли к окну, чтобы дневной свет позволил Икуко самой надеть украшение на дочь, лучи солнца услужливо попали на грани камней, заставляя их блестеть во всем своем великолепии, многократно отражаясь и сверкая. Усаги всеми силами старалась не плакать: перед глазами застыл образ его глаз, таких прекрасных и манящих за собой в самые глубины бескрайнего космоса. И вновь эта острая боль, нещадно пронзающая жаром раскаленного железа ее израненное разлукой сердце. Один раз и снова, пока Икуко бережно надевала ей серьги. — Вы готовы? — в двери показалась голова Мако. — Пора! Усаги, твой выход. Идя по церковному проходу к алтарю, держа под руку отца, Усаги не могла замедлить или растянуть эти мгновения, как бы сильно ей этого ни хотелось. И вот она стоит лицом к лицу с человеком, который станет ее мужем через несколько минут, и чувствует, как летит в пропасть, темную и холодную, не имеющую дна. Усаги слышала, как священник спрашивал у гостей о том, возражает ли кто-нибудь, и надеялась услышать хоть одного человека —но все хранили гробовое молчание. А священник продолжил свою речь, неизменно ведущую Усаги к моменту, когда ей придется положить свою жизнь на этот, теперь жертвенный для нее алтарь. И вот уже Мамору, спокойный и непоколебимый, говорит свое «да», бывшее когда-то давно таким желанным. Священник стал для нее палачом, и, словно занося над Усаги орудие казни, обратил свою речь к ней. Пропасть, казалось, уже готова поглотить в себе ее свет. Пронзенное и истерзанное муками выбора сердце сжалось и не хотело биться. Лицо побледнело. Руки держали букет неуверенно и тряслись, словно в треморе. В воздухе повисло напряжение. Весь зал церкви замер в гнетущем ожидании ее ответа…