***
— Они на месте, — Слава подал Анне фото, сделанное с камер наблюдения на Лиговском. — Накрыть их? — Не забывай, что они должны сделать то, что им велено. Он знает, что мы следим за ним. И знает, что через пару недель недосчитается одного из своих сладких мальчиков, если не начнёт действовать. Приведи его. Слава кивнул, удаляясь за дверь. И хотя лицо его оставалось непоколебимым, внутри что-то коробило от мысли о страданиях бедного парня. — Эй, — открывает дверь, сглатывает. Глядит на осунувшееся, серое лицо, поджимает губы. — Поднимайся. Даня ведёт взглядом вверх, по фигуре в чёрном костюме. В горле пересохло, желудок уже давно не сводит от голода: он начал жрать и разъедать сам себя. Пацан закашливается, сплёвывает желчь с кровью на пол. — Дай ему воды, — Карелин поворачивает голову к молодому пацану, который не смеет ослушаться, хотя и знает, что не приказано поить и кормить. Даня пьёт жадно, но ни капли не проливает. Слизывает последние капельки с потрескавшихся губ, поднимается на ноги, оправляет на себе одежду и движется в сторону выхода. Слава вытягивает руку, упираясь ладонью в косяк и преграждая дорогу парню. — Сделай, что просит, — холодно говорит он, не глядя Дане в глаза. — Ты бы сделал? — хриплым голосом спрашивает тот, чуть опираясь на его руку — стоять было тяжело. — Да, — врал, нагло и бесстыдно, но без зазрения совести. — Ты подохнешь здесь с голоду. — Тебе-то какое дело? Я сам пришёл и знал, что меня может ждать. Пусти! — зло шипит, отталкивая с дороги. Карелин кусает щёку изнутри, идёт за ним, готовясь ловить, если вдруг того подведут ноги. Но Даня шёл ровно, уверенно глядя перед собой. — Ну, здравствуй, — Анна поднимается, как только Даня появляется в поле её зрения. — Не будем по больному, давай сразу к делу. Она достаёт из кармана мобильный телефон и протягивает ему. — Звони, сладкий. Пусть они придут за тобой. Я устала ждать, мне нужно чуточку развлечься. Даня из последних сил стискивает телефон, кивает, вздыхает.***
— Ой, это мой звонит? — Глеб тянется за телефоном, вытаскивает зарядку из разъёма. На экране высвечивается фото звонящего: Даня. Руки тут же бросило в дрожь, экран не сразу отреагировал на влажный палец парня. — Даня? Порчи тут же замер, во все глаза глядя на Глеба. Тот взял телефон обеими руками, встал на ноги и обречённо уставился на Мирона. — Глеб, — позвал Даня. Он чуть не жмурился от удовольствия при звуке голоса друга. — Как ты там? — Всё супер, а что с тобой? Что происходит? Я звонил тебе сто раз! Где ты сейчас? Даня перевёл взгляд на Анну. Та жеманно улыбнулась, кивая. На глазах у парня выступили слёзы, он был не в силах их сдержать. Слава чуть дёрнулся в его сторону, но остался на месте, складывая руки за спиной. — Я у неё, — прошептал Даня, оседая на пол. Второй рукой он прикрыл лицо, чтобы не разрыдаться в голос. — Помогите мне. Прошу, помогите… Сердце заходилось бешеным ритмом, взгляд метался от одного лица к другому. — Где ты? Только скажи, и я… — Отсюда видно Газпром Арену, — Даня выглянул в окно, чувствуя на себе хищный взгляд Анны. — Мы найдём тебя, слышишь? Дань? Даня! — на том конце повисла звенящая тишина. — Замечательно, — Анна потёрла ладони. — Приведи его в порядок, а то выглядит, как наркоман. Слава помог ему встать на ноги и под руки поволок в душевые. Он уже сделал выбор и не даст этому ребёнку погибнуть в этой глупой войне. Что-то навсегда привязало его к этим печальным глазам, изящным ладоням и мелким кудрям, что снова упорно боролись за своё законное право обрамлять навсегда грустное лицо.***
— Тебя никто не заставляет помогать! — рычит Порчи, закладывая за пояс ствол. — Если понадобится, я голыми руками вытащу своего брата из лап этой твари! — Я не говорю, что не хочу этого! Я лишь прошу тебя не действовать опрометчиво! Если мы туда завалимся через парадный вход — нас всех перестреляют! — Нас перестреляют так и так, — встрял Дима, который только что вернулся с дежурства и сразу принял пару таблеток успокоительного от таких новостей. — Очевидно же, что она заставила его позвонить, а пошёл он к ней не по доброй воле. Мирон уже не знал, что думать. Ему казалось, что никто уже не воспринимал его, как лидера. Он виделся себе каким-то загнанным и запуганным, словно лишённый чего-то очень важного. Как будто бы стержень, что вынуждал его держаться уверенно, таял с каждым потерянным им парнем. Каждый чувствовал это, но отчаянно отказывался это признавать. — Пойдут трое, — все обернулись на Глеба, который не спеша натирал до блеска ствол, подаренный ему Мироном. — Ти, Марк и я. — Интересно, почему это ты решаешь, кто должен идти, а кто не должен? — Порчи поднялся с места, угрожающе поигрывая мышцами. — Потому что некому больше, — холодно ответил Голубин, выговаривая фразу с ужасным акцентом. — Он прав, — подал голос Мирон, кладя ладонь на плечо друга. — Я верю ему. Возразить никто не решался. — А куда ехать-то? — спросил Марк, одним глотком допивая свой латте.