К чёрту этот мир!

      Холодок пробежал по моему телу, и я открыл слипшиеся веки. Эта была крайне спокойная ночь. Обычно я сильно ворочаюсь или не сплю вообще. Так непривычно чувствовать себя свежим и выспавшимся, очень хочется остаться.       Я поднялся с постели, накинул халат, оставленный Луи, на растянутую футболку и направился в сторону кухни. Манящий аромат кофе встретил меня, как только я открыл дверь, а сам хозяин появился лишь спустя время, выходя с балкона. За секунду комнату наполнил запах сигаретного дыма. Запах моего отца. — Доброе утречко, — поприветствовал меня Луи. — Как спалось? — Не помню, когда я последний раз так хорошо высыпался, — не соврал ведь. — Что будешь на завтрак? — Думаю, сейчас мне необходим только кофе, — усмехнулся я. — Как пожелаете, сэр, — Луи подмигнул.       Сегодня серое небо — первое, что я заметил при входе в кухню. После вчерашнего солнца оно выглядело довольно контрастно. Впрочем, как и моё настроение. Вроде ощущаю себя так спокойно, но при этом, что-то тревожит меня изнутри. Не понимаю, какими словами можно это объяснить. — Ты ведь писатель, если я не ошибся? — неожиданно спросил мой друг. — Не знаю, возможно, я ошибся. — Почему? — Потому что писатель из меня никудышный. — У тебя есть основания, чтобы так полагать? — Да. — Но ты ведь любишь писать, разве нет? — Это были лишь короткие зарисовки, а так, пока я не написал ещё ничего достойного, — от меня последовал тяжелый вздох. — Никогда не поздно начать. — Думаю, ты прав.       Луи был одним из немногих людей, при общении с которыми ты не уставал, а наоборот — заряжался энергией. То есть у тебя может быть просто ужасное настроение, но перекинувшись с этим парнем пару фразами, всё снова становится отлично, и вот вроде ничего такого то он и не сказал, типичные фразы. Где-то внутри даже появились мысли насчёт новой работы. Порыв вдохновения?       Мы сидели за круглым столом, и вокруг царило молчание. Было видно, что Луи глубоко погружён в раздумья. Я поглядывал на него раз через раз, дабы остаться незамеченным, и только сейчас понял насколько он красивый: белоснежные волосы, сбритые на висках, длинные аккуратные брови, идеальная форма лица с ярко выраженными скулами, прямой нос и припухлые губы, а ещё глаза, такие же голубые, как и небо в самую ясную погоду. Как же мне хочется узнать, о чём он думает. — Слушай, а что ты знаешь о Лукасе? Как вы с ним познакомились? — я резко выпалил. — Я ждал, когда ты это спросишь, — загадочная улыбка и хитрый взгляд. — Ну, думаю, ты понял, что этот человек любит деньги. Даже, можно сказать, помешан на них, то есть если они у тебя имеются, ты авторитет для него, если нет — увы, до свидания, — я кивнул. — На самом деле мы знакомы с очень давних времён. Вот как-то через родительские связи всё закрутились и мы стали друзьями. Это было так давно, точно уже не помню, как именно произошло. — Ты ведь не сильно то и удивился, когда я рассказал тебе про ситуацию. Почему? — Гм, а ты не так-то прост. Да, как я сказал, мы были хорошими друзьями. Лукас многим со мной делился. Своими мыслями, целями, желаниями… изнутри он был ужасным человеком, так сказать. Наркотик, который ты пробовал, помнишь? Это его самодельное производство. Не амфетамин, конечно же, а смесь какая-то, чёрт его знает. Один наш общий знакомый рассказывал мне, как Лукаса обвиняли в изнасиловании девчонки, но тот отнекивался, до сих пор ничего не доказано. Я считаю, ты понял, что он представлял собой в общем. — Да… спасибо, что поделился. — Без проблем, — Луи поднялся со стула и подошёл к раковине. — Когда мы сможем пойти? — Когда ты, наконец, наденешь штаны. — А, да, точно, прости. То есть сейчас? — Именно, — светловолосый подмигнул. — Хорошо, — я улыбнулся и вернулся в спальню.       Мы вышли из дома, когда часы пробили полдень. Небо всё также оставалось серым и хмурым, а я всё также находился в тревоге, размышляя над словами, с которых начну свой диалог с мамой. «Мам, привет, прости, что пропал и не ночевал дома»? «Привет, это Луи, познакомься»? «Мам, я тут с другом, знакомо выглядит, не правда ли?»? Ну да, конечно, мам, я у тебя такой идиот. — Ты волнуешься? — спросил Луи, улыбнувшись и коснувшись моего плеча. — Угу, я не… не знаю, что ей сказать, — мне сделалось безумно грустно. — Я думаю, тебе стоит отключить голову. Просто попытайся говорить так, как ты чувствуешь на самом деле.       Я промолчал, и всё последующее время мы прошли в тишине. ***       Старый район Чикаго. Такой родной, аж сердце замирает и слеза подкатывается. С каждой лавочкой, домом, закоулком или кустом связаны свои моменты, воспоминания. Я жил и живу здесь всю свою сознательную жизнь, родители — чистокровные американцы — хоть где-то я отличился.       Луи явно заметил все мои ностальгические эмоции, и хотел было что-то сказать, но я уже дёрнул за ручку деревянной двери и мы поднялись на нужный этаж.       На лестничной клетке, как всегда, пахло выпечкой. Ума не приложу почему.       Я остановился перед своей дверью, глубоко вдохнул, выдохнул и постучал. Тишина. Пальцы коснулись ручки, и я понял, что дверь открыта. Всё это наводило на сначала страшные, а затем ужасающие мысли.       Я сделал шаг внутрь, Луи последовал за мной. — Мам? Ты дома? — чуть прокричал.       Снова тишина. Пугающая тишина. И безумно тяжёлая.       Моё сердце начало ускорять темп, но вдруг остановилось, когда, оббежав всю квартиру, я приметил вырванный из газеты листок и, лежавшую рядом, пачку документов.       По щекам покатились слёзы, капая на пол. Ноги задрожали, и я сел, скатываясь спиной по стене, на холодную деревяшку при этом, держа в руках обрывок газеты.       «Рики, твой папа был прав. Люди напуганы. Они нашли меня. Я самая худшая в мире мать. Ты должен был знать это. Прости. Наши с отцом пороки поглотили и тебя. Ты не должен был так жить. Прости, прости, прости… Береги себя. Мама».       «Я понимал, что теряю её по кусочкам…» — Я потерял не только её, но и себя. Свою жизнь, — было очень сложно проговорить что-то через слёзы.       Истерика. Больно. Очень больно. Мне кажется, я задыхаюсь.       Тишину разрывали горькие звуки плача и всхлипываний.       Луи подбежал ко мне и склонился. — Тише, тише, тише, — блондин пытался меня успокоить. — Т-ш-ш, давай, вставай, тебе нужна вода, Рики. — Я-я-я не м-могу… Я ненавижу свою жизнь. Прошу, оставь меня. Я болен. Слышишь? Оставь меня! Скольких людей я ещё заразил? Десять? Двадцать? Пятьдесят!? Уходи! — Рики, Рики, послушай меня, я не уйду. От тебя. Никуда. Я обещаю. Я буду с тобой. До конца. — Почему? Зачем тебе всё это!? — Потому что… ***       Я сидел на полу в комнате, делая затяжку за затяжкой. Сигаретный дым проникал внутрь, касаясь и обжигая горло и лёгкие.       Туберкулёз. В документах, лежащих на столе, были бумажки от врачей и различных клиник. Моя мама была больна туберкулёзом. Отец знал. А я нет. Американцы боятся этой болезни. От неё умирают люди, и заразиться легко.       Мне страшно. Очень. С каждым днём всё становится лишь хуже и хуже.       Я смотрел в одну точку пустым взглядом, поднося сигарету к губам и кашляя. Луи находился напротив, облокотившись на шкаф. — Сколько мне осталось времени? — глухо спросил я. — Около полугода, если не будешь курить, — Луи печально отозвался. — Твоя мама не говорила тебе об этом? — Нет. Никто не говорил. Я думал, что она не хочет лечить своё исчезновение памяти. — Ты собираешься обратиться в больницу? — блондин посмотрел прямо на меня. — Нет. — Тебя можно вылечить. — Это практически невозможно, — я усмехнулся. — Тебе лучше уйти. — Я не уйду, сказал же тебе. — Ты не понимаешь меня. Не хочу испортить тебе целую жизнь. — Не понимаю? — Ну, ты богатый и красивый. Ты можешь многое себе позволить. Живи, да наслаждайся. — Думаешь, мне всё так легко досталось? — Родители наверняка присылают тебе деньги каждый месяц? — хотелось вылить всё накопившееся на кого-то. — Ага, из могилы.       Между нами повисла уничтожающая тишина. Меня будто иглой пронзили. — Ты говорил, что они уехали. — Поверь, Рики, я понимаю тебя, как никто другой. Моя мать умерла от туберкулёза, когда мне было 15. Отец скончался от психических расстройств, да и долго не продержался бы после смерти матери. — Прости… Я не должен был так говорить, — мне действительно стало стыдно. Я жалел обо всех своих словах. — Не вини себя, ты не знал. По крайней мере, я не оставлю тебя, потому что знаю, что такое туберкулёз. В юности мне приходилось ухаживать за больной матерью. Опыт, что сказать… — я натянул улыбку, как у сумасшедшего, и потушил сигарету о ковёр.       Этот человек, глядя в глаза, признался, что собирается убить всё своё существование, оставшись со мной. Глупец.       Как же всё-таки много дерьма в этой жизни.