К чёрту этот мир!

Спустя две недели.       Некоторое время я ездил к Луи в больницу. Мне нравилось просто лежать вместе с ним и разговаривать. Нашей любимой темой было будущее. Это та тема, над которой ты особо не задумываешься, в ней нет предела твоих мечтаний и рассуждений, потому что ты не даешь обещаний, что всё сказанное произойдет, ты лишь погружаешься в эту сладкую сказку фантазий.       Недавно его выписали, и мы со спокойной душой вернулись в нашу квартиру в Джексонвилле. Хотелось бы думать, что моё прошлое стёрто, но всё-таки оставался один человек. Она подарила мне жизнь, воспитала и вырастила. Она дарила мне любовь, ласку и нежность в те моменты, когда это было больше всего необходимо, и сейчас только благодаря ей я лежу в одной кровати со своей любовью. Я скучал. Скучал, как настоящий маленький мальчик, у которого забрали его самое дорогое.       Я повернулся и приподнялся на локте. На часах было около шести утра, и Луи ещё спал. За окном было уже совсем светло — меня так и манило на улицу. Стараясь не разбудить спящего, я поднялся, но тот тоже зашевелился. Его сонная мордашка выглядела безумно мило. — Ты куда это собрался? — прохрипел Луи, улыбнулся и перелёг на живот. — Да мне что-то не спится… — я вернулся обратно в кровать. — О чём ты сейчас думаешь? — Луи, я хочу съездить к матери. Просто… скучаю по ней очень сильно, — сказал я и опустил голову вниз. — Иди-ка ко мне.       Блондин сел и притянул меня к себе. Я покорно положил голову к нему на колени, и затем он склонился надо мной и нежно поцеловал. — Мы обязательно съездим к ней. Если хочешь, то поехали прямо сейчас.       Я посмотрел на него, не веря сказанному, и захлопал глазами. — Ты не будешь спать? — парень помотал головой. — Поехали!       Кирпичные здания остались позади, и новенький «шевроле корвет» плавно скользил по загородной трассе, поглощая белые дорожные полосы. Верха у машины не было, поэтому можно было полностью насладиться летней погодой во Флориде.       На календаре был конец июля, и все поля были покрыты ярко-зелёной травой. Чуть ли не на обочине росли раскидистые деревья так, что их пышные кроны нависали над самой дорогой. Также можно было остановить машину и нарвать целый букет ярких и ароматных цветов, находившихся на высоких кустах.       Я откинул голову назад и увидел чистейшее голубое небо, только где-то вдалеке шалили облака, составляя самые различные и забавные фигуры.       Луи вёл машину не спеша, но иногда, когда не было встречных машин, он мог ускориться до сотни в час. В такие моменты мы смеялись, а я поднимал обе руки вверх и что-нибудь выкрикивал. — Мама, я еду к тебе! — проголосил я.       Блондин громко рассмеялся. — Мне ещё ни с кем не было так хорошо! — внезапно начал он. — М-м, а сколько было до меня? — Ты думаешь, это так важно? — Да нет, мне просто интересно. — Две. — То есть не двое, а две? — Две. — Почему ты влюбился в парня? — Я полюбил человека, а не его пол. А ты почему? — Ладно, но… — я хотел спросить про родителей и внуков, как резко вспомнил про отца и мать Луи, — но что ты будешь делать в будущем? — Я не знаю, что будет в будущем, но сейчас у меня есть ты, и я наслаждаюсь каждым моментом, проведённым рядом с тобой. А что ты хочешь знать о будущем? — сказал парень и хитро улыбнулся. — Да… не знаю. Что-нибудь. Хотя, знаешь, забу… — А что, если я хочу сделать тебе предложение? — я замолк.       Наступила тишина. Шумели лишь колёса автомобиля и ветер, сталкивающийся с лобовым стеклом. Луи продолжал загадочно улыбаться.       Мы свернули налево, на узкую дорогу без покрытия.       Впереди показалось огромное белое здание, покрытое снизу кирпичом. Сюзанна Миллер настояла на том, чтобы перевести мою маму сюда, однако я здесь ни разу не был.       Моё веселье куда-то улетучилось, ведь я начал понимать, что она вполне могла уже забыть меня и всё, что было со мной связано. Возможно, она еле-еле вспоминает, как зовут её лечащего врача и медсестру. Возможно, <i>она</i> помнит всё…       Милая приветливая женщина в белом халате проводила нас. Я дёрнул за ручку, и дверь со скрипом открылась. Это всё было так непривычно для меня, словно я находился лишь в жалком сне, и не было никакого Луи, никакой больницы и «маминого Альцгеймера».       Я перешагнул порог и не знал, что сказать, как себя вести, потому что вот, перед тобой твоя мать, твой родной и близкий человек, но одновременно, она может быть и самым отстранённым из всех твоих знакомых.       Женщина небольшого роста с угольными волосами сидела на кровати и читала свежий выпуск газеты. Она подняла голову и посмотрела на меня таким взглядом, каким смотрят на незнакомцев, чтобы поинтересоваться, в чём дело. Вдруг её небольшие глаза цвета горячего шоколада засияли, и в них показались отбелки той самой материнской любви. — Рики… — тихо проговорила мама, будто бы не веря своим глазам и своей памяти. — Мама! — я воскликнул и подбежал к ней, садясь на кровать и обнимая этого маленького человечка. — Вы хорошо добрались? — всё так же тихо говорила мама. Её голос стал совсем слабым. — Абсолютно. — Ну, это прекрасно, — сказала она и замолчала. — Мам, у меня есть для тебя скромный подарок, — она и Луи удивились.       Я достал из бежевого бумажного пакета разноцветную книгу. На её лицевой стороне имелась надпись: «Над пропастью во ржи». — Ох, Рики! Спасибо тебе огромное! — воскликнула мама и крепко обняла меня. — Это ведь моё любимое произведение! Из-за болезни я почти и забыла сюжет, но до сих пор помню саму книгу. А то эти газетные новости совсем мне приелись. — Я знал, что тебе понравится.       Мы разговаривали достаточно долгое время и даже успели сходить в кафе: посетителям разрешается приходить сюда с пациентами. Под конец мы прогулялись по живописной территории больницы. Мама рассказала нам про её лечение, про то, чем она здесь занимается, как ей нравится и от всего сердца поблагодарила Луи за всё, что он сделал для меня и неё.       Видя эту искреннюю улыбку на её лице, мне не хотелось говорить ничего мрачного, но я всё-таки решился рассказать ей о пожаре, Лукасе, Альфреде и об остальном произошедшем. В течение всего моего повествования мама очень внимательно меня слушала, иногда она делала серьёзное лицо и хмурила брови. Но в итоге, обняла меня со всей силой, которая у нее имелась, и сказала, как сильно любит меня, скучает и прошептала: — Рик, ты помнишь, какое стихотворение я напевала в детстве?       Сначала я не совсем понял, о чём идёт речь, однако потом меня, будто парализовало. — Назначь мне свиданье на этом свете. Назначь мне свиданье в двадцатом столетьи. Мне трудно дышать без твоей любви. Вспомни меня, оглянись, позови! — тихонько пропела мама.       Я словно опять стал маленьким мальчиком.       Луи захлопнул дверь машины. Я посмотрел на неё, вышедшую проводить нас, и на мои глаза выступили слёзы. Я твёрдо пообещал себе, что буду навещать свою маму, как можно чаще.       «Шевроле» рыкнул, и мы двинулись вперёд. Больница плавно уменьшалась и оставалась позади. — Теперь стало понятно, почему ты так яро заступался за этот роман… — проговорил Луи.       Я ничего не ответил. Мы ехали в тишине, смотря лишь вперёд и думая о своём.