***
Детское отделение. Пострадавшие в ходе геройских операций. Больница находилась в частной собственности, но щедро спонсировалась государством, что способствовало повышению статуса и качества подготовки персонала. Именно сюда привозили раненых героев, пострадавших от рук злодеев и тех, кто нуждался в экстренной помощи. Знакомые коридоры. Даже этаж тот же. Как же он раньше не догадался, что уже был здесь. Изуку сделал пару шагов, давшихся с трудом. После лечения причудой врача нога по-прежнему оставалась в гипсе, зато внутренние повреждения излечили. Он чувствовал себя уверенным в собственных силах, когда просил прогуляться по коридору. Мидория пытался свыкнуться со странными ощущениями, когда опирался на костыль, ощущая, как мышцы рук при этом напряжены. Ему было непривычно, даже больно. Обида жгла глаза, стала поперёк горла, когда он видел, как до поворота рукой подать, но чертовски сложно дойти. Изуку стиснул зубы, шмыгнув носом, и двинулся вперёд. Он устал от постоянной жалости и заботы, которая преследовала его до сих пор. Внутри нарастало раздражение. Ни на шаг медсестра не отступала от него. Словно Изуку был маленьким ребёнком, который только-только пошёл и, если бы упал, ещё долгое время боялся встать на ноги. Он не беспомощный. Мидория едва справлялся с нахлынувшей будто на весь мир, злостью, но больше всего на себя прошлого. Почему опять случилось то, что привело его в больницу? Почему он не мог предотвратить этого? Почему из-за того, что Один за Всех полностью ему не подчинялся, ему снова и снова приходилось получать серьёзные повреждения? На глаза наворачивались слёзы. Всё это выглядело таким неправильным, таким глупым. Казалось, если бы он помнил, то было бы проще подавить эмоции и успокоиться, смириться. Сейчас Изуку не мог позволить себе такого. И вот опять. Стоило ему на секунду остановиться, чтобы унять дрожь в руках, как медсестра подошла ближе. Ему не нужно было смотреть на неё — он чувствовал полный тревоги и заботы взгляд на себе. — Тебе не стоит перетруждаться. Если устал, то лучше вернуться в палату. — Не надо, — сердито буркнул Изуку, разминая пальцы. В глазах до сих пор стояли слёзы, которые он не мог незаметно утереть. — Я справлюсь. Медсестра не стала настаивать или что-либо говорить. Она сделала шаг назад и продолжила следить за ним. Изуку боролся за право быть здесь, а не лежать овощем в одиночной палате. Его упорство и стойкость взяли верх — он двинулся дальше, преисполненный уверенности в достижении поставленной цели. Когда Мидория достиг пресловутого поворота, то облегчённо выдохнул. Хмурое лицо на миг просияло. — Теперь обратно, — словно торжествующе произнесла медсестра, развернувшись вполоборота. — Нет, — уверенно ответил Мидория, — теперь до конца коридора. Маленькая победа придала ему решимости. Однако, как бы ни храбрился Мидория, а интенсивное лечение отняло у него огромное количество сил. И вот через несколько минут Изуку почувствовал одолевающую усталость. Словно тяжесть всего мира навалилась ему на плечи, когда он передвигал костыли вперёд. Но даже так сдаваться Мидория не собирался, потому как знал, что испытывал её терпение и свои возможности. Он просто не хотел иначе. Всё-таки, несмотря на то, что внешне свою усталость Изуку не показывал, медсестра догадывалась обо всем. Она кое-как уговорила его сократить дистанцию, чтобы Мидории хватило сил добраться до палаты самостоятельно. На этот раз он уступил. Маршрут сократился вдвое, но всё равно оставался достаточным для Мидории. В центре стоял яркий кожаный диван, а возле него — стеклянный столик с кипой журналов. Взору предстала девочка, которая чем-то увлеченно занималась, ни разу не взглянув на приближающегося Мидорию. Преодолеть предел — плюс ультра — девиз коридорного шествия. Он видел, как за его потугами безмолвно наблюдают юные пациенты, выглядывая из своих палат. Но они быстро теряли к нему интерес, стоило ему пройти мимо. Диван близился, а перед ним вырисовывался чёткий образ юной особы, рисующей за столом. Она выглядела по-особенному мило с двумя косичками по бокам и в свободном платье с рюшем. Однако, несмотря на это, у неё были холодные черты лица, большей загадочности добавляли плотно сжатые губы и широкие пустые глаза-льдинки. Её облик в целом напоминал фарфоровую куклу, чьим чертам не хватало живого тепла, чтобы походить на человека. Казалось, ей совсем не был интересен окружающий мир — она полностью игнорировала пыхтящего, как паровоз, Мидорию, то и дело бубнящего что-то себе под нос. Даже когда он от усталости грузно опустился на диван, она продолжала что-то рисовать левой рукой. Это показалось ему странным, особенно когда она с трудом управлялась с карандашом. Рисунок выходил неровным, но она словно не замечала этого. Изуку присмотрелся к правой руке и заметил выглядывающий из-под длинного рукава гипс. Теперь всё встало на свои места. — Привет, как дела? — поинтересовался он с присущей ему улыбкой. Девочка проигнорировала его слова. Изуку поёрзал, пытаясь сесть поудобнее к спинке, но случайно придавил краешек платья. Он приподнялся, вытаскивая ткань из-под ноги. Кто-то цыкнул поблизости. Мидория удивлённо взглянул на девочку, но не заметил каких-то изменений в её лице. Даже бровью не повела. Медсестру подозвал врач, и та ушла. Они остались вдвоём. Парень совсем растерялся, не зная, как подступиться к ней. Он внимательно следил за её движениями. С упорством, знакомым Мидории, девочка раз за разом старательно вырисовывала линии. — Я, наверное, должен был сначала представиться. Меня зовут Мидория Изуку, но ты можешь называть меня просто Изуку, — попробовал снова наладить контакт, а потом добавил: — Как тебя зовут? Повисла тишина. Изуку продолжал улыбаться, но девочка по-прежнему даже не взглянула на него. Это не могло не озадачить, но сдаваться он пока не собирался. — Ты не хочешь со мной говорить? Я тебя чем-то обидел или, может, помешал? Ты только скажи. — Он с минуту помолчал и серьезным голосом добавил: — Если хочешь, я могу уйти. Если бы сейчас она согласилась на его предложение, Мидории пришлось бы нелегко. Его руки дрожали, а тело разморило так, что едва ли он мог подняться с дивана. Слабость одолевала, но скука, ожидающая в палате, толкала его на опрометчивые поступки. Он жаждал общения с кем-то, в чьих бы глазах отсутствовала и тень жалости. Тишина давила на мозг. Изуку боялся, что сойдет с ума без дела, дождавшись, когда кто-то из его одноклассников навестит его. Смогут ли вообще? После уроков их ждали тренировки, исключение — больница. Как-то не верилось, что Айзава позволит кому-то выбиться из графика. Вот он и решил попытать удачу в больнице. Только первый встречный оказался несговорчивым. К тому же, проходя мимо других палат, Изуку заметил только малышей. Девочка хотя бы выглядела ненамного младше, чем он сам. Но она не замечала его или старательно делала вид, что его здесь нет. Он зевнул, прикрывая ладонью рот. Взглянув на костыли и простирающийся по сторонам коридор, Изуку вздрогнул. Пространство вокруг показалось бесконечным. — Знаешь, я даже не знаю, как попал сюда, — внезапно заговорил Мидория. — Никто не хочет говорить мне, что произошло. Это так тревожит. Глаза начало жечь. Какая бы горькая ни была правда, он хотел её знать. Мышцы изнывали от усталости. Он откинулся на спинку дивана, прикрывая веки. Водоворот сновидений подхватил его и спас ослабленный разум от лишних тревог. Изуку только услышал, как где-то далеко скрипнул диван. Очнулся он от небольшой встряски, когда кресло-коляска переехала двери палаты. Только не это. Ему вдруг стало страшно от одной мысли, что он находится в ней. Пробуждение было слишком резким, оттого остатки сна преследовали его. Он опять проиграл. Бремя неспособного пошевелить ногами человека свалилось на него слишком внезапно. Лицо исказилось в панике. — Что произошло?! — едва не задыхаясь, спросил Изуку. — Успокойся, Мидория, ты просто уснул в коридоре, — поспешил успокоить медбрат. — Мика привела меня на помощь. — Кто? — В голове слегка прояснилось, так что он поспешил успокоиться. — Девочка, которая сидела рядом с тобой. Он окончательно пришёл в себя, даже позволил медбрату уложить себя на кровать. Мужчина уже развернул коляску к двери, собираясь уйти. Изуку вдруг вспомнил кое-что важное и решил спросить у него. — Почему она мне ничего не сказала? — Мика не разговаривает ни с кем. Психолог пытается ей помочь, но она пока не идёт на контакт. Бедный ребенок. Медбрат ушёл, оставив Изуку переваривать полученную информацию. Определённо, ему стало жаль девочку, попавшую в серьёзную ситуацию. Он подумал, что хотел бы хоть чем-то помочь. А пока следовало немного отдохнуть.***
Вечером он снова повторил шествие по коридору. На этот раз без сопровождения. — Привет, Мика. Спасибо, за утро. — Улыбка засияла на лице Изуку. — Видимо, интенсивное лечение отнимает все мои силы, вот и отключаюсь постоянно. Она опять молчала, но теперь что-то было по-другому. И тут Мидория заметил, что она перестала рисовать. Карандаш завис в воздухе в паре миллиметров от листа. — Что он еще сказал? — с каким-то едва уловимым возмущением спросила она. — А? Впервые она повернулась к нему, пристально вглядываясь в лицо. Изуку поёжился. Мика нахмурилась и произнесла более чётко и внятно, будто разговаривала с малышом: — Имя. Он сказал ещё что-нибудь обо мне? — Нет. Больше ничего. Он терялся на её фоне. На вид, ей было около двенадцати или тринадцати, но по выражению лица, по её уверенному тону она казалась намного старше. Ему хотелось узнать ещё что-нибудь, но было видно, что Мика не намеревалась продолжать разговор. Снова раскраска заняла всё её внимание, а Мидория не знал, что теперь делать. — Извини, что утром наговорил лишнего. Я действительно не собирался вываливать на тебя свои проблемы. Тебе, наверное, самой сейчас очень тяжело. — Ничего. Беглый взгляд. Она заметила врача, который куда-то торопился и даже не взглянул в их сторону. Мика сжала карандаш, надавила им на бумагу, тот начал крошиться на лист. Мидория проследил за её взглядом и озадаченно наблюдал за реакцией. Ему необъяснимо сильно хотелось узнать, почему она ни с кем не разговаривала, так ещё и была настроена негативно к персоналу. — С тобой всё хорошо? Тебя обижают? Мика не ответила, продолжив раскрашивать. Мидория решил её не беспокоить, надеясь, что когда-нибудь девочка сама все расскажет. Взяв костыли, он махнул на прощание рукой и направился к своей палате. Не успел Изуку сделать и пары шагов, как она тихо, чтобы кроме него больше никто не услышал, произнесла: — Тебе можно доверять. Эта фраза — полувопрос, полуутверждение — обрадовала Мидорию. Он кивнул. Размашистая кипа темно-зелёных волос дёрнулась, щекотнув шею. Первый шаг на пути к большой дружбе был сделан.***
Тем же вечером к нему пришли гости. Иида и Урарака казались чем-то опечаленными, но тем не менее шутили и улыбались, так и не заговорив о тревожащих их вещах. Мидория решил не спрашивать, зная, что это причинит этим двоим много неудобств. Что-то явно произошло, иначе бы пришел весь класс, как тогда… — Мидория? Что-то случилось? — ласковый голос Урараки выдернул его из размышлений. — Все хорошо, просто после лечения тянет спать. — Нам стоит уйти, — тактично заметил Тенья, уже поднимаясь со стула. — Нет, не надо. Мидория покачал головой. С ними он чувствовал себя гораздо спокойнее, поэтому оттягивал момент расставания. Тем более ему нечем было заняться, кроме как домашней работой, которую принёс с собой староста. Даже в больнице от учёбы нельзя было убежать. И как тут не почувствовать себя удручённым? — Всё-таки мы пойдем, — глядя в телефон, произнес Иида. Перед тем, как уходить, друзья обняли Изуку. — Не переживай так сильно насчёт случившегося, — приободряющее похлопал по спине друг. — Да, никто тебя не винит, — произнесла Урарака и тут же закрыла рот руками. Она переглянулась с Иидой, который мгновенно побледнел. Конечно, Мидорию это насторожило, но он сделал вид, что не расслышал. Но на самом деле внутри все заклокотало от беспричинного гнева. — Что ж, — попытался сбить напряжение Иида, — не забывай делать задания, которые я тебе принёс. В понедельник будет проверочная, не думаю, что учитель Айзава даст какие-то поблажки. — Да, насчет этого он очень строг, — неуверенно продолжила Урарака, — поскорее выздоравливай! Она вытянула кулак вверх и бодро улыбнулась, но в глазах скрылись её истинные чувства: одноклассница была чертовски напугана. После их ухода осталось смутное чувство радости, смешанной с горечью. Мысли о том, чего он мог не знать, не давали ему успокоиться до глубокой ночи. И только под самое утро Мидория смог уснуть.