***
Денег практически не оказалось, но Изуку все же решил, что будет не лишним купить кофе из автомата, чтобы взбодриться и согреться в ожидании ответа от Ацухиро. Он не знал, куда себя деть перед грядущей встречей, поэтому просто блуждал по городу, словно тень, боясь взгляда случайного прохожего, как огня. Ему постоянно мерещилось, будто каждый человек в этом городе уже знал, кто он такой и что с ним случится, когда герои возьмутся за свою работу. Вскоре это ощущение стало настолько невыносимым, что он почувствовал себя в безопасности, только когда скрылся от косых взглядов на крыше многоэтажки. Там оказалось слишком ветрено, чтобы остаться надолго, но Мидория лишь сильнее вжался в выступ кирпичной постройки, где меньше всего дуло. Только тогда он увидел, что его куртка испачкалась в той драке, из-за чего и притягивала к себе взгляды прохожих. К счастью, все достаточно просто стерлось влажной салфеткой, и, пока мокрые разводы не высохли, он решил переждать наверху еще какое-то время. Все-таки отсюда открывался отличный вид на город. Съев шоколадный батончик все из того же автомата, Изуку захотел проверить, как поживало его видео. С облегчением он наблюдал количество просмотров и с содроганием листал отзывы. Люди требовали доказательств, обвиняли его в жестокости, оскорбляли всеми возможными словами. Он понимал их негодование и ненависть, вспомнив себя около полугода назад, когда герои в его глазах выглядели чуть ли не святыней, безгрешным ореолом света, несущим справедливость и мир в этот город. И в этом идолопоклонстве Мидория не был один. Каждый, кто хоть раз наблюдал за битвой героев, преисполнялся верой в них, а теперь какой-то тип в маске с измененным голосом обвинял их доблестных хранителей порядка в жутких грехах. Поэтому обрушившийся на него гнев не удручал, как он того ожидал, а наоборот, подстегивал двигаться дальше, желая оставить людям все меньше поводов усомниться в его словах. Конечно, без весомых доказательств ему не заполучить внимания правящих верхов, а вот видео, где герои сами рассказали бы о совершенных ими преступлениях, могло отлично подстегнуть их интерес. Но как в таком случае поступить с Айзавой и Камуи? С собой, числившимся пропавшим? Ничего не приходило в голову. Руки одеревенели от холода, а на телефоне стремительно падала зарядка. Он выключил интернет, поставил на энергосберегающий режим и спрыгнул с крыши. «Атака на штаб Старателя, а ты печешься о просмотрах!» — ворвалась мысль, стоило ему коснуться ногами земли. Стало мерзко от себя. Как он мог вообще о таком забыть?! Изуку помотал головой, пытаясь выкинуть очередную волну негатива в свой адрес. Этим мыслям нельзя было дать возможность стать во главе стола. Они опасны, деструктивны. Именно из-за них он оказался сначала в группировке, а затем в Лиге Злодеев, и теперь он не мог позволить им управлять своими решениями, когда на кону стояло многое, в том числе его жизнь и жизни людей, которые Мидория мог спасти, остановив Шигараки. Переключившись с самоуничижительных мыслей на решение проблемы, Изуку сразу понял, что должен в первую очередь предупредить об атаке, а потом составлять план по ее предотвращению. Тогда можно будет избежать значительных жертв, если ничего не выйдет. Цепочка размышлений запустила мыслительный процесс, порождая дерево событий раскинуть перед ним свои ветви. Одни варианты он сразу отмел за неимением нужного результата, другие — скрупулезно проигрывал в голове и только потом забраковывал. Изуку остановился посреди улицы, бубня себе под нос, и едва не воскликнул, когда нашел простой и такой ошеломительный ответ. Он тут же взглянул в телефон. Воскресенье. Десять утра. Еще успевал. Изуку поискал в интернете адрес и тут же направился туда, снедаемый нетерпением от грядущей встречи.***
Мидория встретил его еще на пути в клинику, но решил не мешать перед встречей, зная, как она важна для него. Вместо этого он бродил по окрестностям, взволнованный настолько, что преследовавшая все утро сонливость сошла на нет. Терзали мысли: как начать разговор? о чем спросить? просить прощения или попытаться объяснить? У него еще есть время найти ответы, но оно только усугубило ситуацию, ведь тянулось мучительно долго. Он ждал, пару раз порываясь ворваться прямо в палату, а иной раз подумывал сбежать, оставив записку на ресепшене. Прошел час, а по ощущениям все три. Он в трепетном мандраже наблюдал из рощи, как из больницы выходил Тодороки, Мидория сразу же скрылся за деревьями, боясь быть увиденным в неподходящей обстановке, где им могли помешать. Но все дальше удаляясь от клиники, Изуку не торопился выходить из укрытия: внутри разгорелась новая борьба, вводя его в ступор. Стоило ли вмешивать в это Шото, зная, что после такого он точно не останется в стороне? Но только так Старатель поверит его словам, убеждал себя Мидория. И эта мнительность, эти сомнения привели к тому, что Тодороки заметил слежку. — Выходи, кто бы ты ни был! — громко, четко и грозно произнес Шото. Мидория вышел из укрытия с поднятыми руками. — Кто ты и зачем следишь за мной? Изуку собирался было с духом, чтобы заговорить, но его тут же подстегнул лед, покрывший тонкой коркой вытянутую руку Тодороки. — Это я, Мидория, — признался он, не представляя, что в ответ выдаст Шото. Лицо Тодороки вмиг из холодной уверенности отразило глубокое потрясение от услышанного, рука безвольно опустилась. Он какое-то время молчал — по-видимому, не зная, как поступить, — поэтому Изуку решил выложить все, пока тот не опомнился. — Я хочу поговорить. У меня есть информация, которую ты должен передать Старателю. Лига Злодеев собирается атаковать его офис завтра. Я не знаю ни времени, ни их количества, но, скорее всего, они нападут вечером, как это бывало раньше. И еще, пожалуйста, не появляйся там, я не хочу, чтобы ты пострадал. — О чем ты говоришь? — словно только проснувшись от глубокого сна, спросил Шото, все так же глядя на Изуку расфокусированным взглядом. — Как ты вообще можешь заявлять подобное после всего, что сделал? Мидория отвел взгляд, ощутив резь в глазах. Как же он хотел, чтобы Тодороки ничего не знал. — Я понимаю, как это ужасно выглядит со стороны, но на то были свои причины. — Оправдываться он не хотел, поняв, что для этого не время и не место. — Какие могут быть причины, чтобы встать на сторону злодеев?! — в голосе Тодороки звучали горечь обиды, непонимание, разожженное пламя злости — и все было направлено копьями в Изуку. И последний знал: заслуженно. — Да нет здесь сторон! — воскликнул Мидория, стянув маску с лица, чтобы стало проще дышать. — Есть люди, которые способны принять правила игры, а есть те, кто не смог приспособиться. Не все, против кого сражаются герои — преступники. Часть из них просто не знают, куда им податься после того, как общество их отвергло. Я хочу, чтобы таким людям давали шанс, а не гнобили за их выбор. Понимаешь? — Нет. Меня чуть ли не с рождения готовили к роли героя, — простосердечно признался Тодороки. Изуку ощутил накатывающее возмущение. — И кто тебя воспитывал? Тиран, который только и думал, как превзойти Всемогущего. Неужели ты сам не понимаешь, что таким, как твой отец, не место среди героев. Он жесток и опасен. Воспитывал из тебя сильного бойца, но ведь у нас не война! — высказал Мидория, направив весь свой гнев по отношению к Старателю на Шото, и тут же пожалел о своих словах, увидев, как сильно это ранило друга. — Ты… Не говори так о моем отце. Он делал все, чтобы заслужить право быть первым, — голос Тодороки дрожал. — Ты запутался, Мидория. — Как раз наоборот. Я увидел больше, чем кто-либо, и могу доказать свою правоту. А что ты будешь делать, когда герои признаются в ошибках, когда весь ужас, покрываемый правительством, всплывет на поверхность? И дальше будешь оправдывать их? Очнись же наконец! Мидория подошел ближе, не боясь, что Шото атакует его. Он хотел достучаться до него, показать реальный мир за стенами академии и уговорить помочь в создании места, где такие же брошенные на свалку жизни, как Ётаро и беспричудные, такие же пострадавшие от рук героев и запуганные той организацией люди нашли бы понимание и поддержку. Но Тодороки лишь отшатнулся от него, как от прокаженного. — Значит, это ты был на том видео, — процедил он, вернув прежнее хладнокровие. — Сначала сбежал из академии, примкнул к Лиге, теперь объявляешь войну героям и злодеям, и еще в чем-то пытаешься меня убедить. Теперь я вижу влияние причуды Тогаши. — Да нет же! — бросил Мидория в отчаянии. Его захлестнула обида, ведь даже Шото не хотел видеть в нем его настоящего, приняв за истину самый простой из доступных вариантов. — Тебе нужна помощь, Изуку, — произнес Шото, глядя измученным от недосыпа взглядом. — Я ухожу, — отрезал он. — Постой. — Мидория остановился, наивно надеясь, что Тодороки изменит свое решение. Конечно, он знал: такого не случится. — Пойдем со мной, мы со Всемогущим что-нибудь придумаем. — Сейчас вы ничем не сможете помочь мне. Прощай, Шото, и береги себя. Он повернулся к нему спиной и побрел прочь, уверенный в том, что тот ничего не предпримет — ни чтобы остановить, ни чтобы пойти с ним. Теперь уже не сдерживаясь, Мидория заплакал от разрывающего душу одиночества. Сейчас оно ощущалось куда острее, чем в детстве, когда он всегда мог рассчитывать на поддержку и любовь матери. А сейчас полагаться приходилось только на себя. Наверняка она уже знала. Изуку схватился за эту мысль, как утопающий за соломинку, надеясь вытащить себя ненадолго из этого порочного круга, и побежал к дому, желая получить хоть крупицу тепла среди этой студеной зимы. Голова опустела. Мысль о грядущем разговоре согревала сердце, а большего он и не просил. Благоговейный трепет застилал ему глаза, когда показались знакомые улицы, любимые магазины и игровые площадки. Ничего не имело для него большего значения, чем встреча с самым дорогим для него человеком. Сейчас Изуку в полной мере осознавал, как подло и жестоко поступил с ней, поэтому собирался извиниться за все, что натворил. Но стоило приблизиться к дому, как его парализовал страх. Не совершит ли он ошибку, решив наведаться к ней? Примет ли она его, как он того хотел, или осудит и попросит сдаться? Может, герои знали, что он когда-нибудь вернется, и подготовили ловушку? На его терзания голова разразилась мигренью, спутавшей все мысли. Сердце отозвалось гулкими ударами, отдающими в ушах звоном. А затем… Свет горел в окне родного дома так маняще, завлекая Изуку ближе, что тот с радостью поддался этому соблазну, усыпившему бдительность. Жадно он впитывал открывшейся вид квартиры, бережно сверяя с воспоминаниями из прошлой жизни, и тоска переполняла его. Он почти ощущал тепло, идущее от освещенной кухни, где на плите, выпуская пар во все стороны, кипела кастрюля, а в углу работал небольшой обогреватель. Приоткрылась дверь, и Мидории пришлось отпрянуть от окна, чтобы остаться незамеченным. Вошла Инко, и одного короткого взгляда на нее хватило, чтобы ужаснуться. Новые морщины состарили ее на несколько лет, в волосах закрались седые пряди, а сама она так сильно исхудала, что напоминала слабую тень себя прошлой. Украдкой Изуку смотрел, как она готовила, и в ее движениях проскальзывало что-то ему незнакомое, чуждое, заставляющее усомниться в реальности происходящего. А потом Инко вдруг бросила нож и закрыла руками лицо, содрогаясь всем телом. Сердце обливалось кровью при взгляде на ее страдания, Изуку хотелось постучать в окно, обратив на себя внимание, лишь бы она перестала плакать. Вместо него это сделал вошедший в комнату Всемогущий. Ошарашенный Мидория даже забыл спрятаться, но учитель так сильно был поглощен утешением его матери, что тот остался незамеченным, словно призрак. Ком стал в горле, когда Изуку наблюдал за этой душещипательной картиной. Всемогущий заботливо вытирал слезы с ее раскрасневшихся щек, что-то говоря и натужно улыбаясь, а потом, когда мать на его слова согласно кивнула, обнял ее, поглаживая спину. Мидория ощутил себя лишним и, не задерживаясь ни на секунду, ушел, так и не получив желаемого. Остаток дня он провел в поисках, старательно игнорируя переполняющие его эмоции. Мидория понимал, что мать и учитель заслужили быть любимыми после пережитых потрясений. Только они могли так хорошо понять друг друга и подарить необходимую поддержку и заботу, которую не мог дать им Изуку. Однако все равно его душила обида и снедала зависть за разрушенные в прах ожидания. Он корил себя за эти мерзкие чувства, истязал, кусая губы в кровь, а они продолжали дербанить его душу. Очередное кладбище, очередные ряды фамильных надгробий, тысячи имен умерших и он — единственный живой человек. Наступили сумерки, времени оставалось совсем немного. Изуку устал, проголодался, был полностью разбит, едва передвигая ноги по уже третьему кладбищу. Он не знал, найдет ли здесь ее или его поиски напрасны, но упорно проходил ряд за рядом, щурясь и спотыкаясь. И вот, когда Мидория с трудом различал имена в темноте, ему удалось найти. Он рухнул на колени от изнеможения и коснулся выбитых на камне иероглифов. Два имени — мать и дочь — и одна дата смерти. Изуку опустил взгляд, сведя руки перед собой. В воображении возник образ Мики, который все это время бережно хранился в сердце. Мидория наполнил его самыми светлыми мыслями и выпустил со словами молитвы, ощутив облегчение. Но уходить он не торопился, пригвожденный к земле непроизнесенными словами и невыполненными обещаниями. — Прости, Мика, — сказал он, и тут же на глаза навернулись слезы. — Мне не удалось найти его. Но я не отрекаюсь от своих слов, просто дай еще немного времени, и он поплатится за все. Изуку задыхался от слез и не в состоянии был говорить. Он винил себя за то, что не имел ни малейшего понятия, как поймать убийцу, но боялся признаться в этом вслух, словно Мика могла услышать и осудить. — Я совершил столько зла людям и не знаю, как все исправить. Мне так тяжело, Мика. Внутри все разрывается от боли. Я будто горю. И никто, никто не придет и не спасет. Только я сам. Один. — Мидория замолчал, осмысливая сказанное. А потом тихо, почти шепотом произнес: — Все чаще думаю, что лучше бы я умер вместо тебя, тогда бы эти мучения закончились. И мне не пришлось бы взваливать на себя эту ответственность, принимать сложные решения и бояться последствий. Ничего бы больше не имело значения, и в этом, наверное, самое главное счастье. Он затих, поддавшись этим мыслям. Слезы стекали к кончику носа и падали на холодный гранит, замерзая. Лицо горело на холоде. Мидория отчетливо понимал, что не отступится от своих слов, даже если весь мир восстанет против него, и только исполнив обещание, он сможет обрести долгожданный покой.