***
Больше сна Айзава любил разве что котов. Беспородистых, дворовых, домашних, притязательных, добродушных, породистых — любых. Эти очаровательно мягкие лапки, мокрые носики и пушистые хвостики каждый раз приводили парня в восторг, чем неоднократно пользовался Хизаши, показывая фотографии котят из Инстаграма, совершенно привычно улыбаясь непривычному румянцу Шоты. Он подкармливал уличных кошек после школы, порой даже совершенно не скупился, тратя свои последние карманные деньги на пачку корма. Они будут нужны кому-то больше, чем Айзаве, вероятно, от этого его и не гложила вина. Некоторые переулки он запомнил только благодаря дворовым наглецам, которые приветствовали нерадивого школьника сварливым, но признательным мяуканьем. Подросток был рад и этому. В очередной день, когда Айзава кормил хвостатых беспризорников, ему довелось хорошенько растратиться — сердце сжималось от одних лишь голодных глаз, уставившихся на человека в надежде быть накормленными. Шота забрёл в тонкую паутину переулков, отведя кошек подальше от чужих глаз не шибко любезных горожан. И стоило только ему нагнуться, чтобы насыпать корма, как парень натолкнулся взглядом на откуда-то знакомую высокую фигуру, только уже куда менее накачанную и, судя по всему, уверенную. Так, в семнадцать, он встретил его во второй раз, сам даже того не подозревая. Школьник выглядывал из-за дома, Всемогущий его скорее всего не видел, иначе сразу нацепил бы на себя эту глупую улыбку, коей сверкал с экранов телевизоров вот уже год. Айзава чувствовал себя свидетелем чего-то неправильного в контексте полицейского: тот сгорбился, тяжело дыша, закрывая лицо ладонями. Кажется, Всемогущий был безумно подавлен. Шота не знал, что ему делать. Уйти, делая вид, что ничего не происходило? Молчать? Рассказать Мику? Хотя нет, этого уж точно не стоило делать, рассказать об увиденном было б последним, что он сделал, зная болтливую натуру звонкого ведущего школьного радиошоу. Кошки мурчали под ногами, однако школьник все так же стоял неподвижно, завороженно наблюдая за полицейским. Айзава всегда думал, будто ему это невдомек — все серьёзные речи на телевидении, все приторные улыбки, все раскрытые преступления. Всё это было несерьёзно для него, лишь способ стать популярным «правильным» сотрудником, которого знал даже самый заядлый зевака у телеэкрана. Человек, говорящий с улыбкой «всё в порядке, ведь здесь я!» не мог быть тем, кто серьезно относился к работе — в полиции уж подавно. — ...я не смог их спасти, господи! Сначала он думал, что его подводил слух, но, когда до ушей донёсся тихий всхлип, до брюнета дошло, что же было причиной подавленности. Всемогущий, кажется, был опечален собственной беспомощностью. В соседнем переулке звучала сирена, хотя Шота, следуя за пушистыми хвостами, трущимися о ноги, не особо задумывался об этом. Мало ли кому стало плохо, верно? Мало ли какая могла произойти случайность? Ему и в голову не могло прийти, что случилось что-то настолько ужасное. Настолько кошмарное, что названный «полицейский номер один» был ошарашен своим своеобразным поражением. Айзава никогда в жизни не подумал бы, что увидит этого человека таким слабым и человечным. Ему вечно хотелось быть героем для остальных, вселять надежду — брюнет никогда этого не понимал, если честно, считал пустым выпендрежем. А разве сейчас что-то изменилось? Тот, кого школьник постоянно видел в новостях, когда шёл мимо магазина с уценённой техникой на витрине в замыленных помехах антенн, тихо, неслышно плакал над тем, что не успел вовремя подоспеть. Да. Да, определённо изменилось, ведь Айзава не считал его человечным — лишь вечно насмехающимся над страхом. Он не думал, что каждая спасённая — или неспасенная — жизнь так важна для него. Так ценна. Так дорога. Что слова эти не были пустым трепом, лившимся от остальных полицейских помоями в уши граждан. Айзава стоял с распахнутыми от шока глазами, сжимая пачку корма в руках. В нем бурлило какое-то странное чувство, разрастающееся корнями по всему телу. И небеса эти, обрамлённые блондинистыми ресницами, наивно глядящие на мир, возникали перед ним пятнами от солнца. — Яги, все хорошо? Всемогущий, услышав, что его зовут, обернулся, сжимая губы в бледную полосу. Он дал себе слабину, возможно даже, как предполагал Шота, очень сожалел об этом. Набрав в грудь побольше воздуха и натянув на лицо улыбку, он расправил плечи, тут же превращаясь в того, кто уверял с экранов людей в их безопасности. Школьник не видел, каким образом парень сделал это, потому что мгновенно спрятался за кирпичную покоцанную стену дома, однако на место преступления тот возвращался совершенно другим: накачанным, сильным, набравшим мышечную массу. Отливающим, как обычно, солнцем. Кошки разбежались, стоило Всемогущему случайно задеть банку у калитки из переулка. Брюнет молча насыпал корм, надеясь, что усатые бездомники полакомятся им позже. Шота шёл домой, думая о том, как же искренность этого парня поменяла весь полицейский строй и отношение к правопорядкам. Как сильно он успел изменить мир за столь короткий промежуток. Это вселяло отчего-то трепет и неподдельную надежду. Айзава был по-настоящему рад.***
Темнота окутывала помещение, однако он и без того отлично видел. На нем удобная свободная чёрная форма, ленты отяжеляли плечи, хотя дискомфорта парню это не приносило. Привык. Бесшумно сглотнув, он приступил к своему заданию, тенью скользя вдоль стен. Его работа — обезвреживать преступников, пускай они и торговали наркотиками или оружием на чёрном рынке. Прямо сейчас должна была произойти встреча и с передачей товара, но наркоторговцев ждала засада. Шота слишком хорош в скрытности и непривлечении внимания. В конце концов, медийные личности не могли устранять всех подпольно. Зато Айзава мог — запросто, наверное, его приняли исключительно из-за этого и продемонстрированных навыков на, вероятно, последнем в своей жизни спортивном фестивале. Возможность использовать свой квирк в работе прекрасна. Он работал на полицию, пускай и тайно, однако наслаждался этим. Скорее всего это его призвание — быть незамеченным и получать за это деньги, которыми можно было оплачивать обучение в вузе. Но лучше сейчас не об этом. Какой-то мужчина стоял за стендами с громадными коробками, но Айзава все равно его видел, оглядывая весь склад сверху, цепляясь лентами за крышу и перила. Цель обнаружена, осталось лишь обезвредить ее. Пальцы обхватили оправу очков на груди, натягивая их на глаза, чтобы не было видно, куда парень смотрел. Проморгавшись, он активировал свой квирк, стирая причуду наркоторговца. Время действовать. Движения плавны, хотя чертовски быстры — Айзава часто тренировался в зале полиции, отрабатывая удары и выдержку. Ленты шуршали эхом, мужчина обернулся: мимо. Руки преступника оказались связаны, а квирк почему-то — Шота даже усмехнулся беззвучно на недоумение противника — никак не помогал. Наркоторговец остался спутан лентами, а выстроенная «охрана» повально вырублена заранее. Айзава не хилый подросток — Айзаву позвали после школы работать подпольно, но легально. У Айзавы отличный квирк для этого, между прочим. Брюнет сообщил о выполненном задании и дожидался подмоги — это мог быть кто угодно, все зависело от того, чья ночная смена. Это мог быть и Наомаса. А мог быть и Яги. Да, Шоте теперь двадцать — он взрослый мальчик. Теперь Айзава видел его почти что каждый день, раз в неделю так точно: в спортзале, на задании, в участке. Да что уж там, теперь он знал даже имя. Сегодня же смена Тошинори. Блондин прибыл быстро, как всегда хрипло смеясь в этой своей большой, мускулистой форме, а не сдувшейся отчасти обычной версии — возможно, как парень надеялся, его в ней видело лишь несколько человек. Включая и самого Айзаву. — Сотриголова, друг мой! — громко прозвучало приветствие, отчего брюнет обернулся на голос. За мужчиной шли остальные полицейские, следователи, документирующие все таким образом, будто полиция сама обезвредила очередную сделку. Шоте плевать, как это все выставят, ведь фактически он всего лишь студент педагогического вуза. Пускай и на крайне специфической ночной подработке. Парень знал теперь весь этот сыр-бор изнутри, однако во Всемогущем более не сомневался. Айзава помогал с мелкими теневыми преступлениями, на общее впечатление о правосудии это никак не влияло — он по сей день уважал Яги и его деятельность, пускай и не одобрял, ведь теперь брюнет видел всю ответственность и опасность работы блондина. Уважение и одобрение — разные вещи. Псевдоним придумал Мик, ему вообще это все казалось очень захватывающим. Правда, только первое время и только до первых ушибов. Сейчас он относился к «подработке» скорее нейтрально, воспринимая её как должное — раньше бы кричал на каждом углу о крутости его самого лучшего в мире друга, а теперь лишь терпеливо поджимал губы, видя на теле друга синяки после прошлой ночной миссии. Совмещать работу и учебу трудно, но Шота упорно старался, пускай и ходил на лекции сонным, со своими мешками под глазами. — Ты отлично поработал! — на Тошинори опять эта улыбка, его тёплая рука похлопала парня по спине, вызывая табун мурашек. — Как твои дела? Все хорошо? Мужчина не видел его порядка недели, но все равно каждый раз спрашивал, действительно интересуясь, а не делая вид. Так считал парень, кутаясь в своих размышлениях, молча кивая на вопросы старшего. Цепкий взгляд Айзавы уже не из-под очков выискивал в лице дружелюбного наставника что-то живое. И находил же, как бы Всемогущий не старался это скрыть: лежащие под все так же голубыми глазами синяки, выступающие уже морщины у рта, усталость, ведь сейчас черт подери час ночи. Днём у него было интервью на региональном канале, наверняка он не успел нормально отдохнуть. Айзава волновался за него, хотя никогда бы в жизни этого не сказал напрямую. Он не скажет, а Яги не поймёт иначе. — Яги, — хрипло окликнул его студент, возвращая ленты себе обратно на шею, отпуская преступника. Полицейский опустил взгляд на подопечного, с привычной ему вежливостью и учтивостью смотря на него. На самом деле, в этой «подработке» были и свои минусы. Например, вечная конспирация, чтобы его никто, не дай боже, узнал. Приходилось носить под низ белых лент чёрную балаклаву на пол лица, скрывая нижнюю часть лица и нос в темной материи. Айзава носил её даже на тренировках, ведь лицом светить с подобной деятельностью будет роковой ошибкой. Нужно использовать и свой псевдоним, чтобы не возникало в дальнейшем проблем с документацией, пускай и формально его личное дело было изучено начальством Тошинори вдоль и поперёк, прежде чем брюнета взяли сюда. Сотрудники ранга ниже не знали мальчишку по имени — Шоте до этого дела не было уж подавно. Всемогущий же до сих пор попыток узнать имя парнишки не оставлял. Очевидно, он его не помнил, зато знал, как тяжело может быть первое время в участке. Тошинори вечно по-наставнически хвалил после заданий, отчего-то, видимо, чувствуя ответственность за него, ведь «первое время» закончилось ещё полтора года назад. Брюнет не огрызался, не фыркал — уважал, как ни крути. А ещё помнил, как важен для Яги каждый спасённый и неспасённый человек. Помнил, как тяжело ему нести эту ношу, ведь с каждым днём она становилась все больше и больше, превращаясь в десятитонный груз на плечах мужчины. Как тяжело быть символом мира? Улыбаться тем, кто не может? Побеждать зло, быть номером один? Поднимать с колен всю сферу полиции? Айзава не представлял, да и не хотел, впрочем. Беспокойство все равно не отпускало его от каждого пронзительного взгляда, брошенного одобрительно Тошинори. — Не стоит так напрягаться. Все мы знаем, как Вам тяжело. И я тоже, — Шота вложил в слова нечто большее, чем совет. Нечто личное, однако блондин, наверное, никогда этого не поймёт. — Тоже знаю, как это тяжело. — Тебе не стоит об этом волноваться, мой юный друг, — тихо ответили ему, хотя Айзава все равно услышал в этом невероятную усталость от всего. Он ушёл оттуда позже, направляясь к себе обратно домой. Завтра пары по психологии, ему стоило подремать дома хоть немного. Шота даже не представлял, как в будущем круговорот событий утянет его с головой.