Спустя месяц после битвы в Долине
— Зачем я тебе там сдался вообще? — ворчливо повторял Хань в десятый раз за день, все равно продолжая собирать свои нехитрые пожитки и для чего-то пытаясь склеить расколотый горшок, найденный в его старом доме в Нуэле. — В твоей Марке и без меня хирургов достаточно, я там вряд ли кому-нибудь пригожусь. А здесь, в порту, работы будет непочатый край. Минсок почти не слушал чужое бурчание, а терпеливо ходил за Ханем из комнаты в комнату, подгоняя его разбираться в разбитом пустельниками доме побыстрее. После битвы и горячего воссоединения, из-за которого мягкого и нежного Лу Ханя можно было хоть к ране прикладывать — настолько он беспокоился о Минсоке, — его ворчливая натура вновь вылезла противной мордой наружу. Опять вернулись прежние страхи и неуверенность, не обращая внимания на то, что Минсок не уставал повторять о своих чувствах и делал все возможное, чтобы Хань твердо знал, что он — самый желанный. Вероятно, тот ублюдок, бросивший Ханя, слишком уж цепко сидел в его сердце и ранил так сильно, что придется хорошо постараться, чтобы хирург перестал себя принижать и стабильно раз в день отправлять Минсока в якобы более достойные руки. Минсок посчитал, что перемена обстановки должна положительно повлиять на Ханя, поэтому он целых две недели уговаривал его поехать с ним в Марку. Осада была серьезной и обстоятельной, Минсоку старательно помогал Кёнсу, а поэтому Хань все-таки сдался. Но ворчать не перестал. — Там тоже тебе работы будет море. Или ты думаешь, что в Марке у людей не бывает гангрен и твоих любимых ампутаций? Да я лично буду искать тебе по всей стране заболевших, лишь бы ты не чувствовал себя бесполезным, — горячечно поклялся Минсок и подметил, как порозовели ханевы уши, а на губах дрогнула улыбка. — Выпендрежник, — буркнул хирург. — Старый ворчливый пень. — Балбес. — Живодер. — Задавака. — Нуэльский мясник. Хань горделиво хмыкнул и расправил плечи. — И это еще не все прозвища, какими меня награждали в порту! — Ну, такие меня вполне устраивают, — согласно кивнул Минсок. — А вот за котиков, рыбок, зайчиков удавил бы сразу. — Это что, ревность, господин Минсок? — весело уточнил Хань, приблизившись к сделавшему невинный вид марчанину. — Вполне может быть, — не стал возражать тот и изумленно вскинул взгляд, почувствовав нежное прикосновение к щеке. — Это мне впору ревновать тебя, но уж никак не наоборот. Кому этот пень кроме тебя понадобится-то? Минсок рыкнул и притянул Ханя к себе для поцелуя, мстительно укусил за губу и оттолкнул, скрестив руки на груди. — Собирайся быстрее. Я уже устал мечтать о том, как ты возьмешь меня прямо на носу чертового корабля.* * *
Спустя два месяца после битвы в Долине
— Нет! — громогласно и строго прикрикнул Бэкхён, из-за чего парочка слуг испуганно замерла на месте, перестав раскатывать ковер на полу в зале совещаний. — Этот нужно поднять на второй этаж, в коридор! Здесь должен лежать зеленый! Быстро! Без его личного контроля все делалось черт знает как, поэтому только теперь Бэкхён с полной ясностью осознал, как много работы выполнял покойный распорядитель Чонсу. Это же за всеми пригляди, все грамотно расставь, церемониалы соблюди, традиции помни и даже слуг координируй, иначе те заблудятся меж двух деревьев! Страшное дело, но Бэкхён сдаваться не намерен. Его Величество назначил Бэкхёна главным распорядителем спустя неделю после возвращения в Нуэль и, честно говоря, здесь было с чем поработать. Дворец практически развалили на куски — левое крыло и вовсе требовало ремонта и реставрации, в него до сих пор запрещалось ходить, так как однажды отвалившийся кусок потолка едва не пришиб несчастного поваренка. Вероятно, Хёнвон позволял пустельникам творить во дворце все, что им только вздумается, и от этого сердце Бэкхёна обливалось кровью. Он вырос здесь и ему было до слез обидно из-за того, во что превратили обитель самых светлых воспоминаний его детства. И это не считая того, что именно здесь эти ублюдки лишили жизни короля Джеджуна и Чонсу. Все ценное, что только имелось во дворце, было вынесено или разбито. Пустельники срывали со стен картины, колотили окна — Бэкхён не сдержался от ругательств, увидев, как исполосовали ножом портрет покойного принца-консорта Джунсу. Зал совещаний больше смахивал на мусорную кучу, а в саду будто марчанские слоны топтались — заботливо выращенные кусты и цветы были вдавлены в землю или выдраны с корнем. Выстояли лишь старые деревья и любимая ива Его Величества. Его Величество сперва уточнил, согласен ли Бэкхён приступить к новым обязанностям, а затем подбодрил, сказав, что Бён непременно со всем справится. Бэкхён, засучив рукава, серьезно настроился оправдать возложенные на него ожидания. Спустя два месяца дворец, пускай и не полностью, но приобрел вполне удобоваримый вид. Конечно, еще слишком много предстояло сделать в дальнейшем, однако сердце Бэкхёна уже сейчас трепетало, видя одобрительный взгляд Его Величества и слыша похвалы господина Кёнсу. Ради этого стоило выбиваться из сил и валиться без ног от усталости. Они все вместе восстанавливали былое, залечивали раны и пытались превратить Нуэль в тот самый город, каким он существовал до разрушительного прихода пустельников. Бэкхён был уверен, что Чонсу сперва перевернулся на том свете, когда прознал, какого шалопая назначили на его должность. А затем, наворчавшись всласть, все равно благословил Бэкхёна и поддерживал его чем мог по ту сторону. По крайней мере, все новые ковры нынче лежали симметрично узору на потолке. — Прошу прощения! У меня срочное дело к главному распорядителю! — громыхнул на весь коридор знакомый хриплый голос и лицо Бэкхёна залилось краской, а губы непроизвольно разъехались в улыбке. Чанёль выглядел потрясающе в новом с иголочки мундире капитана дворцовой стражи, а его черные глаза лукаво и с хитрецой рассматривали поспешившего к нему Бэкхёна. — Это вы главный распорядитель? Следуйте за мной! Заинтригованный, Бэкхён поторопился за Чанёлем, пытаясь поспеть за его широким шагом, но его неожиданно схватили за запястье и втянули в нишу за пыльным гобеленом. А потом сладко поцеловали и Бэкхён не нашел в себе сил отказать. Возможно, покойному Чонсу придется еще немного потерпеть, пока Бэкхён отполирует манеры и поведение, достойные главного распорядителя.* * *
Спустя шесть месяцев после битвы в Долине
— Цзытао! — рявкнул Ифань, врываясь в кузницу и практически дыша огнем на манер древнего дракона. — Ты совсем с ума сошел?! Подмастерья все притихли и спрятались по углам, испугавшись командующего королевским войском, а вот Цзытао хоть бы хны. Он откинул с вспотевшего лба волосы, кряхтя повернулся и воззрился на Ифаня вызывающе и упрямо одновременно. — Ну чего ты орешь? Все паучки с потолка из-за твоих воплей осыпались, — буркнул Цзытао. — Да у меня скоро все волосы от нервов осыплются! — заявил ему Ифань. — Тебе что, делать нечего, переться в кузницу? Я позволю тебе напомнить, что ты омега и ждешь ребенка! Шестой месяц! Ничего не забыл? — Не забыл, — недовольно пробурчал Цзытао. — Но в доме скучно! Тебя нет, а твои слуги меня боятся! Ни поговорить, ни посмеяться толком! — Естественно они тебя боятся — они никогда в жизни не видели омегу, который делает оружие и ругается, как портовый грузчик. — Ну тогда пойди и найди себе нежную фиалку, — фыркнул Цзытао. — А я хочу и буду ходить в кузницу, понятно? Тем более, я вреда ребенку не причиню и не напрягаюсь. Просто объясняю этим ребяткам, как правильно делается. Гнев Ифаня немного смягчился. — Разве я когда-то говорил, что мне нужна нежная фиалка? — Ну, уж точно не со мной ты будешь обсуждать свои предпочтения. — Мне вполне хватает одного колючего ежика со страстью к молоту и наковальне. — Мда, вкус у вас специфический, командующий Ву Ифань, — протянул Цзытао, хмыкнув. — Наверняка все друзья обзавидовались. — Еще как, — ухмыльнулся Ифань, притянул строптивого омегу к себе и вытащил из душной кузни на свежий воздух, мазнув губами по щеке и бережно погладив ладонью округлившийся живот. — Соскучился по тебе. — Да что ты? А я вот нет! — Совсем нет? — Ифань ткнулся носом в местечко за ухом и прикоснулся губами уже там, вырвав из омеги прерывистый вдох. — Так нечестно! — возмутился Цзытао. — Нечестно в кузню сбегать, меня не предупредив, так что мы квиты, — справедливо рассудил Ифань, а Цзытао не стал с ним спорить. — Кёнсу в гости приехал. Встретишь его или продолжишь развлекаться с железом и молотком? Глаза Цзытао заблестели, он радостно улыбнулся и не сдержал счастливого возгласа. — Кёнсу! Наконец-то хоть кто-то еще, кто умеет разговаривать! — Надеюсь, хотя бы он тебя убедит, что негоже по кузницам слоняться. — Я не слоняюсь, а учу мальков уму-разуму! — Да-да, — отмахнулся от него Ифань, лишь прижал к себе покрепче и повел к дому, молясь, чтобы и Кёнсу наконец-то научил его строптивого омегу уму-разуму.* * *
Спустя год после битвы в Долине
Кёнсу вышел из экипажа, благодарно улыбнулся одному из королевских стражников и с легким волнением окинул взглядом скромный двухэтажный дом на самом берегу бушующего моря Солейн, омывавшего крутые, заостренные скалы Побережья Мечей. Вдохнул влажный, соленый воздух и ненадолго прикрыл глаза — все-таки Тэмин был прав, утверждая, что близость к большой воде успокаивает душу. По крайней мере, та нервозность, которая съедала его заживо всю дорогу из столицы сюда, испарилась, осталось лишь небольшое беспокойство, которое Кёнсу вполне способен держать в узде. Чонин не хотел его пускать одного, все порывался поехать вместе с ним, но Кёнсу казалось, что он должен был расставить точки самостоятельно. Еще неизвестно, как воспринялся бы приезд Чонина в этом доме и не навредил бы он куда больше, чем сам Кёнсу. Потому он парочкой ласковых поцелуев и уловок уговорил Чонина остаться в Нуэле, пока сам поехал на встречу к большой воде и той боли, которая все никак не желала отпускать, занозой засев в сердце. Он надеялся, что после этого станет полегче. Им обоим. Кёнсу схватился пальцами за внушительное железное кольцо и постучал несколько раз, попросив стражников подождать в экипаже. В этом доме ему ничего не угрожало, а пугать обитателей королевскими солдатами не было нужды. Изнутри кто-то завозился, дверь открылась и насмешливо, но в то же время и добродушно, прозвучал голос: — Батюшки! Как это к нам самого принца-консорта занесло? Никак муссоном Солейна подхватило! — Прости, что без предупреждения. Надеюсь, не помешал? Тэмин выглядел здоровым и счастливым. Он слегка подрумянился в щеках и аппетитно округлел, но все еще оставался удивительно красивым омегой. Блестящие глаза пробежались по замершему на пороге Кёнсу, затем Тэмин отступил в сторону, позволяя зайти внутрь и осмотреться. — Вы как раз к обеду подоспели, Ваше Высочество. — Тэмин, — предупреждающе начал Кёнсу. — Я помню, мы сошлись на том, что ты просто Кёнсу, но ведь, черт побери, можно хотя бы раз оказать принцу-консорту должные почести? — притворно возмутился Тэмин, всплеснув руками. — Проходи, я пока предложу твоим сопровождающим компота. Вы, должно быть, утомились в пути. Кёнсу пошел на кухню, помня ее расположение в доме, мельком окинув взглядом светлую гостиную. Мебели имелось немного, но комната все равно казалась заполненной и отдавала теплом домашнего уюта. На кухне было точно так же — косички лука, сушеные фрукты, гора посуды, приправы, а еще что-то аппетитно булькало в печи. Насколько Кёнсу знал, Тэмин отказался от прислуги, которую они с Чонином ему предоставили, решив управляться по дому самостоятельно. Ну, возможно, это стало правильным решением. Тэмину было лучше знать. Он интуитивно чувствовал, что будет правильнее для… — Ну как? — Тэмин подметил, с каким интересом Кёнсу осматривал кухню, и остановился в дверном проеме. — У тебя отлично получается, — искренне похвалил его тот. — Спасибо, — Тэмин улыбнулся и засуетился, поставив перед Кёнсу стакан холодного чая и тарелку с домашними булочками. Если бы еще год назад Кёнсу сказали, что они будут хорошо ладить с Тэмином, то Кёнсу только рассмеялся бы на это. Но жизнь оказалась слишком непредсказуемой штукой, исправившей непонятные отношения с Тэмином до терпимых, а после — вполне дружелюбных, приятельских. Кёнсу помог Тэмину с родами, сумел обустроить ему дом на Побережье — Чонин, судя по всему, был только рад переложить эти заботы на Кёнсу, потому как он до сих пор относился к Тэмину достаточно холодно. Тэмин не показывался в столице, вел затворнический образ жизни и пытался не беспокоить Кёнсу лишний раз по пустякам. Кёнсу даже не ожидал, что из избалованного, самодовольного и наглого омеги сможет получиться хороший хозяин. И прекрасный папа. И еще… — Как там в столице дела? — поинтересовался Тэмин, подумав, что молчание слишком уж затянулось. — Все хорошо. Дворец наконец-то отстроили полностью, Бэкхён активно обустраивает сад, пытаясь возвратить ему прежнее величие, — охотно поделился новостями Кёнсу. — Вчера Чонин вернулся из Холмов, на месте бывшей деревни Теш поставили камень памяти. — Я бы хотел взглянуть на новый дворец, — с мягкой улыбкой признался Тэмин. — Приезжайте в любое время. Чонин будет рад увидеть Джину. — Но не меня, да? — горько добавил Тэмин. — Тэмин… — Знаю. Я все знаю, — отмахнулся тот. — Ну, возможно, в дальнейшем все изменится. — Вполне может быть, — согласно кивнул Кёнсу. — Пик Дракона теперь принадлежит Джину. Как только ему исполнится восемнадцать, он станет полноправным лендлордом. До той поры Пик Дракона будет управляться из столицы. — Спасибо. Я знаю, что этого без твоего влияния не случилось бы. — Чонин не оставил бы племянника без поддержки. Тэмин только улыбнулся на это, но промолчал. — Ты ведь ради него сюда приехал? — спросил он прямо. — Да, — подтвердил Кёнсу. — Ты писал, что ему уже намного лучше и я хотел бы… Чтобы окончательно отпустило. — Ему действительно лучше, — Тэмин отвел взгляд. — И я думаю, что после твоего приезда все может как ухудшиться, так и улучшиться. — Тогда мне не стоит?.. — Стоит, — прозвучал твердо чужой голос. — Я хочу, чтобы он избавился от старых призраков. Тэмин любил — это чувствовалось и во взгляде, и в нежном голосе, с которым он говорил. Кёнсу хотелось, чтобы его сердце наконец-то обрело покой. Чтобы все они зализали старые раны и начали жить, больше не оглядываясь назад. — Хорошо. Где он? — На заднем дворе, играет с Джину. Я… не пойду, останусь здесь, иначе обед сгорит, — тоненько сказал Тэмин и махнул рукой в сторону небольшой двери, ведущей из кухни. Кёнсу задохнулся, когда в лицо ему дунул дерзкий морской ветер. Дом стоял на крутом холме, а за забором сразу начиналось море, занявшее пространство до самого горизонта. Солнечные зайчики прыгали по голубым волнам, однако далеко не это зрелище сейчас заворожило Кёнсу. На скамейке в маленьком саду сидел высокий молодой альфа, старательно помогавший рисовать крохотному омеге. На губах альфы играла умиротворенная улыбка, а ребенок заливисто смеялся и дергал взрослого за указательный палец. Сехун. И кроха Джину, поразительно на него похожий. После окончания войны жизнь Хёнвону сохранить не получилось — на Собрании Земель было однозначно принято решение о казни всех тех лендлордов, кто организовал восстание против королевского рода. Однако Сехуна Чонину удалось отвоевать. Не без помощи Кёнсу, который убедил Собрание, что альфа подвергся душевной хвори и вряд ли мог нормально соображать, подчиняясь приказам Хёнвона. Тэмин не отказался от своей просьбы и поселился на Побережье вместе с ним, пускай Кёнсу опасался за его жизнь и все то время, что Тэмин вынашивал ребенка, за домом велось наблюдение. Тем не менее, ничего страшного не случилось. И не случалось до сих пор. У Тэмина выходило потихоньку, по маленьким крупицам восстанавливать в Сехуне человечность и здравый смысл, а уж рождение ребенка и вовсе волшебным образом повлияло на него. Он признал Джину своим и возился с ним круглые сутки, наконец-то вынырнув из мрачной и вязкой темноты собственного сумасшествия. Кёнсу был счастлив этому. А уж увидев его собственными глазами, и вовсе успокоился. И чувство вины слегка поутихло, перестав догрызать внутренности. Немного полюбовавшись ими обоими и так и не решившись заговорить, Кёнсу осторожно попятился, намереваясь вернуться в дом, но был остановлен негромким и мягким: — Кёнсу!.. Сехун смотрел прямо на него и Кёнсу ожидал увидеть все — злобу, ненависть, негодование или презрение. Но заметил лишь робкую теплоту и небольшую улыбку, промелькнувшую на губах. Они некоторое время молчали, рассматривая друг друга, а потом Сехун вдруг сказал искренне: — Прости меня. Если не сегодня, то когда-нибудь. — Да, и ты меня прости. Когда-нибудь. Сехун сосредоточенно кивнул и вновь обратил все внимание на Джину. Кёнсу перевел взгляд на волнующееся голубое море и выдохнул, ощутив, как тяжесть, давившая на сердце, медленно крошится и исчезает под ласковыми солнечными лучами.Наконец-то все было хорошо.