Другая Белла

Он ушел… Эти слова никак не доходили до моего подсознания и, свернувшись калачиком у корней огромного дерева, я все повторяла как заведенная: «Он ушел… он ушел… он ушел». Слез не было, только огромная дыра в груди зияла пустотой. Я не могла справиться с этим грузом, даже столь желанный сейчас обморок не спешил мне на выручку. «Эдварда больше нет- я ему не нужна.» Я повторяла и повторяла слова, которые он мне сказал на прощание и не могла понять: зачем он так со мной? Зачем было приручать меня и давать обещания, которые не собираешься выполнять? Зачем притворяться, что я ему небезразлична? Даже если бы он меня прогонял, я бы всё равно бегала за ним как собачонка. Столь явное различие между словами и действиями не давало мне нырнуть в пучину боли, наивная, я надеялась, что он вернется и извинится… Я дала Эдварду пять минут. Не знаю почему, мне казалось что это неправда. Не глядя на часы я твердила себе, что отведенное на примирение время еще не закончилось. ОН вот-вот появится. Я перестала его ждать только когда темнота укрыла лес: будто кто-то повернул выключатель – раз, и я перестала различать цвета осеннего леса, два- и все деревья, находящиеся на расстоянии трех шагов слились в одно сплошное темно-серое пятно, три- и вот я не вижу даже корней дерева, под которым я так удобно устроилась. Разумеется, с самого момента ЕГО ухода я ждала этого, но осознание происходящего навалилось разом. Как же это невыносимо. Невыносимо быть таким ничтожеством: во всех смыслах. Я не подхожу ему, не подхожу настолько, что Эдвард даже решил уехать, будто ему стало противно от того, что он испачкался общением с такой посредственностью. Я настолько ему отвратительна, что он не пожелал остаться в городе после разрыва отношений. Словно я ложка дегтя, которая ставит под вопрос чистоту его семьи одним лишь своим присутствием поблизости… Сэм нашел меня спустя целую вечность. Сначала я услышала тяжелое дыхание, потом шелест листьев, которые уже начали укрывать землю равномерным ковром, а потом вздох облегчения. Не знаю как ему удалось разглядеть меня в такой темноте, но лично я его не видела совсем. Только почувствовала жар, который исходил от обнаженного торса моего спасателя. Интересно, почему он без майки? Эта мысль отвлекла меня от осознания собственной никчемности и я стала цепляться за нее как за спасательный круг. Мое сознание плавало где-то рядом со мной, поэтому на вопросы Сэма я не отвечала. Просто лежала у него на руках и строила догадки: о том, как Сэм смог меня найти, об отсутствии значительной части одежды, принятой современным обществом как необходимый минимум, почему он не устает нести меня на руках (если не ошибаюсь, то у него даже дыхание не сбилось)… Я цеплялась за любую мысль, чтобы только не думать о главном, о том, что занимало не только мой мозг, но и мою душу, вернее то, что от нее осталось. Эта назойливая мысль, воспользовавшись минутой слабости опять заняла меня. Чтобы не расплакаться я уставилась вперед невидящим взглядом. Появилось немного света и я смогла различить лицо своего спасителя (точнее подбородок, ведь потянуться и разглядеть лицо не было ни сил, ни желания). Хватаюсь за эту мысль и думаю ее изо всех сил. Так проходит оставшееся время нашего пути. Вот я у папы на руках – ему заметно тяжелее нести меня, но зато ему не приходится делать этого слишком далеко, ведь добровольцы расположились прямо на нашем заднем дворе. В момент, когда отец поворачивает к крыльцу, я понимаю, что свет исходил от нескольких машин, фары которых были направлены на густые заросли старого леса. Я лежу в гостиной на диване, отец заботливо укрывает меня пледом, который достал из кладовки. Плед еле уловимо пахнет отцовским одеколоном, ведь это его я обычно укрывала, когда он засыпал во время просмотра очередного матча. Я не открываю глаз. Отцовский тяжелый, заботливый, но в то же время обвиняющий взгляд я чувствую и так. Если покажу, что я в состоянии отвечать на вопросы, то он, шеф полиции, не отстанет пока не выпытает всю информацию о произошедшем. А я и сама не знаю, что же произошло. Почему обожание в один момент сменилось холодом и отстраненностью. Я искала ответ лишь на один вопрос : какие поступки были правдивы, а какие были превосходной актерской игрой? На нашей маленькой кухоньке отец прощался с каждым, кто принял участие в моих поисках- я понимала, что такое место он выбрал для того, чтобы больше ни на секунду не выпускать меня из вида, будто я могла сбежать… Единственный, с кем я готова была бежать, такое мое предложение отверг- я посмеялась про себя: на что я рассчитывала? Лежа на диване я хотела уснуть, потерять сознание, да хотя бы умереть – все лучше, чем открыть глаза и встретиться взглядом с отцом. Последним уходили ребята из резервации- одному из них я обязана жизнью, ну, или, как минимум, отсутствием воспаления легких, ведь ночи сейчас прохладные. Отец подошел к дивану и присел на самый краешек. Пружины старого дивана отозвались неслаженным хором. Все, дольше ждать не имеет смысла- я открыла глаза и посмотрела на отца. Как ни странно, осуждения во взгляде не было: только забота, беспокойство и страх. Этот взгляд разрушил все мои барьеры, ведь в этот момент мы с отцом были по-настоящему близки. Из моих глаз хлынул тщательно сдерживаемый поток слез, я захлебнулась в том отчаянии, которое сейчас ощущала, и теперь я сдерживала себя, чтобы не завыть в голос, как воет раненый зверь- ведь именно такой я и была, только вот рану мою залечить нельзя- она невидима, для нее не бывает бинта, нельзя наложить швы или обработать антисептиком… Отец взял мое лицо руками и заставил посмотреть ему в глаза - на его лице мелькнула тень страха. Я знаю, что он там увидел- я умирала, морально, конечно же, истекая последними, как мне тогда казалось, эмоциями, такими сильными, что они меня накрывали с головой. Только ради отца я нашла в себе силы задержать поток рыданий на несколько секунд. Похлопав отца по руке и бросив ему взгляд, в который вложила благодарность за беспокойство, я поторопилась в свою комнату. Уже на подходе к лестнице перед глазами стояла пелена слез, но всхлипы мне удалось сдержать до того мгновения, когда дверь моей комнаты захлопнулась за спиной. Я сползла на пол прямо возле двери и приняла отчаяние и безысходность как нечто неизбежное, как то, что теперь навсегда станет частью меня…