Позови меня домой (Call me home)

      Сайтаме послышался отдаленный треск, как будто что-то сделанное из металла и пластика сломали пополам. Он почти не чувствовал, как остатки сломанного телефона падают на колени, потому что был слишком занят странным покалыванием, вдруг распространившемся по всему телу. Стадион замер в безмолвии, слишком тихом и слишком громком, как будто каждая пара легких в этом здании задержала дыхание; и в то же время - в его ушах нарастал гул, глубинное эхо, пульсирующее и бьющее в набат; и в то же время - он чувствовал, как за грудиной появляется тянущая боль, как в тот раз, когда он был на Луне и слишком надолго задержал дыхание.       Болело абсолютно всё. Кожа вдруг показалась слишком тонкой, слишком узкой - не способной вместить ту полноту и мощь теплой волны, омывшей его кости, согревшей тело, которое промерзало изнутри вот уже несколько десятилетий. Грудина, эта маленькая костяная пластинка прямо над его сердцем, как будто не давала вырваться чему-то огромному, и от этого давления - всё стискивало за ребрами, и, казалось, те сейчас сломаются. Хм. Это должно быть его сердце, да? Когда он в последний раз слышал стук своего сердца? Подождите ка... Что это за чувство? Этот… Этот заполняющий его сердце трепет? Этот… яростный импульс, бегущий раскаленным пламенем по венам, возвращающий к жизни давно отмершие нервы?       Он резко вздохнул, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы. Блять. Вот так ощущается счастье? Или это была радость? Как люди выживают с этим каждый день? Это чувство было подавляющим, всепоглощающим и чрезвычайно болезненным в своей яркости. Никогда в своей жизни он не ощущал (не чувствовал?) подобного, не после того как…       Экран над сценой сделался черным и безмолвным.       Наконец-то, к окружающему миру снова начали возвращаться цвета (и, чёрт побери, неужели мир всегда был таким ярким?), и Сайтаме пришлось часто заморгать. Забавно, но он почувствовал странное покалывание спускающееся по щеке. Сердце его билось в горле, неожиданно громкое и сильное, после тишины, тянувшейся, казалось всю его жизнь. Повинуясь инстинктивному порыву, Сайтама поднял руку к лицу и потер затянутыми в красный латекс пальцами по дорожке из странного щекочущего чувства. Ткань оказалась странно влажной, она поблескивала на солнце, пока герой внимательно вглядывался в дрожащие пальцы.       Ох. Вот оно что…       Это слёзы.       Я всего лишь... плачу.       Постепенно, начали возвращаться и звуки, пока Сайтама, замерев, разглядывал поблескивающую влажность на кончиках пальцев. Еле уловимое поначалу, подбадривающее скандирование и громкие крики нарастали, пока шумной волной не смыли безмолвие, поселившееся в голове мужчины. Он медленно поднял голову, скользнув взглядом со своих красных перчаток на спинки впереди стоящих стульев, затем - по лицам, бесстыдно повернутым к нему, как будто перед ними чертова мыльная опера. Наконец - по лакированному боку новенькой сцены, в поисках единственного важного сейчас человека. Точнее киборга.       Генос теперь стоял, очевидно выскользнув из-под маленькой ладошки эсперки. Не задумываясь, он развернулся к толпе, сразу выхватывая из людского моря лицо своего учителя. На обычно безразличном лице киборга сейчас читался абсолютный ужас. Когда они встретились глазами над много-головой толпой, выражение Геноса моментально поменялось: сначала появились замешательство и стыд, исказившие идеальные черты лица; но затем их место заняло своего рода приглушенное, озадаченное благоговение, сделавшее черно-золотые глаза киборга больше пятьсот-йеновой монеты и наполнившее их неверием.       Сайтама не знал, как поступить. Они находились в очень публичном месте, свидетелями этого необычайно личного момента в их жизнях стали тысячи людей, и в голове у него было совершенно пусто. Как он должен был отреагировать? Множество камер записывали происходящее со всех ракурсов, множество камер передавали трансляцию в прямом эфире на потеху жадным до зрелищ обывателям, - а у него тисками сдавливало грудь, а легкие у него горели, и ни слово было не протолкнуть через сжавшееся горло, в которое будто залили бетонный раствор. Биение сердца отдавалось в каждом уголке тела, в каждой поре, и он, блять, никак не мог перестать плакать.       Если так чувствовалась радость, Сайтама не был уверен, что вынесет её ещё даже пару лишних мгновений.       Казалось, всё в его теле тянуло и ныло. Это чувствовалось, как боль. Это было похоже на перерождение. Как будто первые лучи солнца выглянули из-за горизонта и согрели землю, предвещая приход весны. Казалось, что его сердце сейчас пробьет грудную клетку и взорвется, орошая всё вокруг кровью и неудержимыми эмоциями. Или как будто один из его же ударов пришелся в солнечное сплетение, и теперь там зияет кратер, но не с пустотой, а с обжигающе болезненным чувством.       Генос… его любил?       Генос был влюблен в него?       Никто не испытывал к нему “любовь”. Это было жизненной аксиомой, которую он выучил еще много лет назад - почти два десятилетия назад, если быть точным. Вокруг был мир и люди, жившие в нём и занимающиеся своими людскими делами, - а ещё был он, Сайтама, одиночка в заброшенном и забытом городском районе, где даже монстры отказывались селиться. Хотя одинок он был ещё задолго до того, как решил уехать на окраины, подальше от общества. Он дрейфовал в серой пустоте, в апатии и безмолвной тишине, которые тянулись бесконечными годами.       А потом Генос ворвался сияющей кометой в его существование - и принёс с собой позабытые краски, и заполнил пустые пространства внутри него несмолкающим гомоном жизни.       Сайтама был потерян в собственной жизни вот уже долгое время. Всё то стылое время до встречи с Геносом. - ..лащ?       Мужская ладонь нерешительно, в какой-то степени благоговейно, дотронулась до его плеча, моментально возвращая лысого героя из путаных метаний и заставляя разорвать зрительный контакт с киборгом на сцене. Сайтама моргнул и повернулся к герою, сидевшему сбоку от него. Чувствовал он себя при этом совершенно сбитым с толку и всё никак не мог собрать мысли в кучу, или хотя бы выхватить из общей мешанины одну конкретную. Голова немного побаливала. - Тут… эмм… ну знаешь… ты следующий, - сбивчиво проговорил мужчина, старательно избегая смотреть на две влажных дорожки на его щеках и, скорее всего, мысленно коря себя, что вообще решился заговорить. Когда Сайтама в ответ лишь тупо уставился на него, герой указал трясущимся пальцем вверх. Потерянные карие глаза проследили за направлением и остановились на огромном экране над их головами, где уже набивший оскомину список показывал результаты последнего зрительского голосования

1. Лысый Плащ - 99% 2. Безлицензионный Ездок - 1% 3.\Пусто/

Пиздец.       Сайтама тяжело поднялся на ноги; его немного пошатывало, а тело было как будто слабее чем когда-либо на его памяти. Он повёл плечами и медленно побрёл по проходу к сцене. В голове у него было по-прежнему совершенно пусто.       Но вот сердце его было заполнено до краёв.       Возможно, впервые за всю его жизнь.