Сила человеческой любви

Однажды в детстве зимой Гэвин провалился под лед на озере недалеко от дома. Он плохо помнил этот момент, но отчетливо помнил то чувство безысходности, неконтролируемого ужаса, когда барахтался в ледяной воде, пытаясь выплыть, и никак не мог. Отец был рядом и вытащил его за шкирку, как котенка. Но те эмоции, что испытал Гэвин за секунды, проведенные под водой, он запомнил на всю жизнь. Сейчас были те же ощущения — он проваливался под лед, вода сдавливала его, тянула вниз, Гэвин трепыхался, пытаясь ухватить хоть один глоток воздуха, но безуспешно. Легкие горели, сердце бешено билось о ребра, мышцы сводило судорогой. Он тонул... Слова Коннора словно выбили ему почву из-под ног. Он слышал каждое слово, понимал его, но как будто в замедленной съемке, и никак не мог уловить смысл. Отключить? Гэвину? Что это значит? Диод на виске Коннора снова сбился на желтый, потом на красный. Он мигал и крутился, переливался знакомыми цветами. Гэвин уставился на него, и, кажется, забыл, как дышать. Понимание пришло как цунами — резко и неотвратимо. Он почувствовал слабость во всем теле и удержался на ногах лишь потому, что все еще цеплялся за Коннора. Гэвин отпрянул назад, пытаясь унять дрожь в руках и всматриваясь в лицо напротив. — Коннор? Уже знакомый страх липкими холодными пальцами вцепился в горло, царапая его изнутри. Если сейчас Коннор посмотрит на него тем самым пустым взглядом, то уже ничего нельзя будет изменить. Они дошли до точки невозврата, потеряли слишком много времени, на миг позабылись, стали беспечными, поддались эмоциям. Только что все было идеально, но это оказалось лишь иллюзией, временной передышкой. Блядь, как Гэвин мог снова все просрать? Он долбанный кретин! — Коннор, — хриплым голосом повторил Гэвин. Все, что он сейчас мог — это, как заведенный, повторять имя Коннора. Если бы это хоть что-то могло изменить, он бы стёр язык до крови. Но Коннор смотрел на него, хмурясь, и молчал. Он все так же опирался на столешницу, вцепившись в неё пальцами. Тириумный насос все так же тихо урчал в его распахнутой грудной клетке. — Ошибки. Не могу больше... — голос Коннора был глухой, незнакомо отдавал металлом. Он напрягся и сильнее нахмурился, будто ему физически было больно говорить, если такое вообще возможно. — Я теряю контроль над телом... Совсем немного... Гэвин... Гэвину казалось, что он умирал. Что последние силы покидали его, сердце замедлялось, кровь застывала в жилах, а воздух больше не попадал в легкие. Он тонул... Он должен был спасти Коннора, придумать что-нибудь. Как это было самонадеянно с его стороны, если даже Камски не знал, что делать, откуда ему-то разбираться в сложных микросхемах андроидов? И он снова все похерил. И снова Коннор страдал из-за него. — Пистолет, — голос Коннора все больше становился не похожим на себя, из него исчезали плавность, та вкрадчивая мягкость, с которой он допрашивал Броди Финча. Сейчас он звучал как будто из старого приемника и резал по ушам. — Стреляй в лоб. Эти слова отрезвили Гэвина, словно кто-то дал ему смачную пощечину. То, что было нужно, чтобы прийти в себя, выйти из тупого оцепенения. Нет времени страдать и винить себя, этим он сполна займется после того, как Коннор придёт в себя. Гэвин схватил его за края форменного пиджака — руки слушались с трудом, будто одеревенели — и встряхнул. — Что ты несешь, мать твою? — голос его дрожал. — Коннор, очнись! Ты можешь, контролируй себя. Я... Я сейчас позвоню Камски и... — Гэвин с ужасом вспомнил, что оставил телефон в машине и выругался про себя. — Коннор, еще чуть-чуть. Пожалуйста... — последнее слово он еле выговорил сорвавшимся голосом. Хотелось орать. Хотелось ударить Коннора, разбить об его голову костяшки в кровь. Хотелось привести его в чувства хоть как-то, хоть каким способом. Но Гэвин только цеплялся онемевшими пальцами за края пиджака и бегал взглядом по лицу Коннора, как будто пытаясь найти там подсказку. Гэвин никогда не впадал в панику, на заданиях мыслил здраво, логично, рационально. В академии его тренировали быстро принимать решения и это ни раз ему помогало. Так почему же сейчас, мать вашу, он стоял, как истукан, и ничего не мог сделать? В голове не было ни одной мысли, кроме пульсирующего страха. Он никогда и ни за кого раньше так не боялся. Красный диод отсчитывал последние секунды. — Ты должен, Гэвин. — Заткнись! Заткнись! Господи, Коннор, я не могу, — Гэвин шептал эти слова, прижимаясь лбом ко лбу Коннора. — Не могу. Ты не можешь так со мной поступить. Сейчас было абсолютно плевать, что Коннор может выйти из себя и причинить ему вред. Да и пусть. Пусть он сдохнет здесь. Пусть Коннор застрелит его, переломает все кости, свернет шею. Похуй. Эти мысли не пугали. Пугали те, в которых он наводил пистолет на Коннора, в то самое место, куда тот целился ему несколько часов назад. — Помоги мне... Стреляй... — Блядь! Блядь, Коннор! Да что же это... Гэвина бил озноб, как если бы его голышом выкинули на мороз, зубы стучали друг об друга так сильно, что он прикусил язык, но даже не заметил этого. Его мутило, пустой желудок закручивало в узел и хотелось блевать. Рукой, будто налитой свинцом, он потянулся к поясной кобуре... — Хочу целоваться, — прошептал Коннор и слабо улыбнулся. Спазм сдавил горло Гэвина, не давая вдохнуть. Вот придурок! Коннор только что просил выстрелить в него и одновременно говорил самые соблазняющие слова, что Гэвин когда-либо слышал. Рука его уже легла на кобуру, пальцы коснулись холодной рукоятки пистолета. Гэвин задушено всхлипнул и, зажмурившись, прижался губами к губам Коннора. Если бы он мог плакать, то рыдал бы уже, как побитая сука. Но слез не было, они просто не текли, наверное, Гэвин разучился плакать уже давно. Он мог только судорожно втягивать носом воздух, прижимаясь к мягким знакомым губам последним поцелуем. Пистолет, казалось, стал весить тонну. Он не ложился удобно, как всегда. Рукоятка скользила во вспотевшей ладони. Холодный металл будто напоминал о неотвратимости того, что должно случиться, о том, что Гэвин должен сделать. Рука безжизненно повисла вдоль тела, не желая подниматься. Как он будет жить после этого? Как он будет жить без Коннора? Гэвин в одно мгновение понял, что что-то не так, и открыл глаза. Мерного жужжания тириумного насоса не было слышно, Коннор уже не отвечал на поцелуй, а медленно опускался вниз. Глаза его были закрыты, а диод не горел. Его гребаный диод не горел! Не светился ровным голубым светом, не мигал желтым или красным. Ничего. Серый безжизненный кружок на виске. — Что за... Нет. Нет-нет-нет! Гэвин попытался подтянуть Коннора за пиджак к себе, всмотреться в его лицо, но одной рукой это не получилось. В другой он все еще держал пистолет. Коннор медленно осел на пол, опустив голову и руки вниз. Он сидел перед Гэвином на коленях, с раскрытой грудной клеткой, где больше не шумел, перегоняя тириум, насос, и выглядел как манекен — безжизненный и неподвижный. Как те андроиды, которых они увидели в доках Делрея. Это было невыносимое, ужасающее зрелище. Гэвин тупо, ещё не до конца осознавая произошедшее, пялился на макушку склоненной головы Коннора. Сердце билось в грудной клетке раненой птицей, дышать становилось все тяжелее, он глотал воздух, как в приступе, но никак не мог вздохнуть. Он тонул... Кажется, кто-то заорал. Гэвин оглушенный упал на колени перед Коннором, уронил пистолет рядом, и только тогда понял, что этот крик принадлежит ему. Боль, страх и отчаяние рвались наружу, выворачивая, разрывая, перекручивая. В голове была только одна мысль — все кончено, он не успел. — Блядь! — Гэвин ударил кулаками о пол рядом с собой. — Блядь! У них не было достаточно времени. Кажется, никогда не было. А то, что было, они не использовали в полной мере. Даже сейчас урвали совсем немного. Коннор не заслуживал всего этого! А Гэвин не заслуживал его. Ведь Коннор — лучшее, что случилось в жизни Гэвина за последние много лет. Но он даже это умудрился проебать. Сам! Снова! Хотелось бессмысленно орать и материться, разнести весь дом, схватить пистолет и начать палить по любым мишеням, только бы вытеснить те раздирающие его изнутри чувства. Но он просто смотрел на неподвижное тело Коннора, как будто специально пытал себя этим зрелищем, чтобы запомнить, чтобы оно отпечаталось на подкорке, и всегда напоминало ему, чего он лишился. Гэвин протянул руку к груди Коннора, закрывая панели. Он не хотел, чтобы кто-то еще кроме него видел Коннора в таком виде. Хотя бы не при нем. Сейчас он пойдёт в машину, возьмет телефон, позвонит Камски, потом Коннора заберут у него... Гэвин не хотел думать об этом. Не хотел думать, что кто-то вроде Камски будет ковыряться во внутренностях Коннора, перебирать трубки, трогать тириумный насос, как делал сам Гэвин только что. От всех этих мыслей, от беспомощности, от внезапно навалившейся усталости болела голова. Гэвин замер с прижатой к груди Коннора рукой, чувствуя себя полностью обессиленным, таким же безжизненным манекеном, как будто ему тоже вырубило насос. Не было сил даже встать. Возможно, он просидит так вечность, пока не сдохнет. А потом их найдут тут вместе — два безжизненных тела. Сейчас всего на долю секунды он понял, почему люди закидываются Красным льдом. Потому что иногда боль настолько сильная, что ее невозможно терпеть, хочется забыть о ней, раствориться в расслабляющем чувстве и поверить, что все хорошо. Приятный самообман. Для слабаков. Коннор бы такое не одобрил. — Прости, Коннор, — тихо, почти шепотом, проговорил Гэвин. — Я настоящий долбоеб. По его ладони прошла слабая вибрация, возможно, в другой ситуации Гэвин ее бы даже не заметил. Но в тишине комнаты, где, казалось, было слышно даже биение его сердца, этот звук прозвучал, как колокольный звон. Это звук работающего тириумного насоса. Гэвин так резко вскинул голову, что у него чуть не хрустнули шейные позвонки. Его взгляд метался по Коннору, пытаясь понять, что происходит. Грудную панель он уже закрыл, поэтому просто прислонился к ней щекой. Да, это точно был шум работающего насоса. Сердце Гэвина снова начало колотиться с невероятной скоростью. Не может этого быть! Он четко слышал и чувствовал вибрацию от насоса. Но как же... Но ведь только что Коннор... Он ведь отключился. Полностью. Гэвин отстранился только чтобы еще раз осмотреть Коннора. Диод! Его чертов диод светился ровным голубым светом! Мигал, крутился и переливался. Кажется, у Гэвина сейчас мог случиться сердечный приступ. Его ладони вспотели, он весь дрожал, дыхание перехватило, а сердце с такой силой долбилось о ребра, что это было больно. Но это была приятная боль. — Твою гребаную кибернетическую мать, Коннор! — медленно проговорил Гэвин. Коннор смотрел на него своими невероятными карими глазами. Гэвин даже боялся моргнуть или вздохнуть, чтобы не спугнуть момент, потому что это все ещё выглядело нереальным. Может, он уже сдох и ему просто все кажется? Или давно уже лежит обдолбанный наркотой у себя на диване и пускает слюни на свои фантазии? Коннор моргнул, чуть дольше необходимого подержав глаза закрытыми, а потом снова посмотрел на Гэвина. И улыбнулся. — Ошибки не обнаружены. Все хорошо, Гэвин. Если бы Гэвина спросили — в какой момент он был самым счастливым придурком на этой гребаной планете, то он ни секунды бы не раздумывал и назвал этот момент. Потому что сейчас он готов был реально обоссаться от счастья. Буквально минуту назад он думал о том, что Красный лед — не такой уж и хреновый способ решения проблем, а сейчас готов был повиснуть на Конноре, как какая-нибудь полоумная школьница-фанатка. И в итоге он это сделал. Кинулся на шею Коннора и крепко прижал его к себе. Они сидели на полу в полумраке кухни и обнимались, и это было самое запоминающееся объятие в жизни Гэвина. Возможно, он мог бы написать об этом объятии книгу. «Сто способов все проебать и одни обнимашки». Или спел бы песню, если бы умел. Или... Да к черту! Все, что сейчас было важно — Коннор улыбался, тихо вибрировал, обрабатывал свои терабайты памяти и был рядом, живой. Да, живой! И пусть кто только попробует сказать что-то против. — Я думал, что ты отключился. Ну в смысле, совсем отключился, — сказал Гэвин, отстранившись и всматриваясь, во все ещё улыбающегося Коннора. Тот улыбался так широко и заразительно, что Гэвин не смог устоять — тоже расплылся в совершенно тупой и счастливой улыбке. — Система была слишком перегружена и выключилась, чтобы не допустить перегрева, а потом перезапустилась заново. И все ошибки исчезли, я продиагностировал себя трижды. — Но у тебя даже диод не мигал, — все еще не понимал Гэвин. — Да, это не та перезагрузка, которую я могу провести сам. На этот случай у меня нет протоколов. Система просто не смогла обработать то количество накопившихся ошибок и отключилась, — тоном университетского преподавателя объяснял Коннор. Гэвин снова почувствовал себя тупым студентом. — У меня есть небольшой бесперебойный блок, которого хватило, чтобы тириумный насос не перестал работать полностью, а система за это время смогла себя перезапустить. — То есть Камски был прав. Выбило пробки, — ухмыльнулся Гэвин. — Предположение Камски ничем не было подкреплено, — сказал Коннор и слегка нахмурился. — Это могло бы не сработать или иметь обратный эффект, я уже говорил. — Но твои слова тоже ничем не подкреплены, — возмутился Гэвин. — Ты не мог быть уверен на все сто, что это не сработает. Но ты даже не захотел дать нам шанс попробовать. — Система могла бы не отключиться, мог бы произойти очередной сбой, я мог бы перестать себя контролировать полностью. Я и так держался из последних сил. Гэвин, то, что все произошло так — это чистая случайность, нам повезло. Камски не знал наверняка, он лишь опирался на теоретические знания, а тебя пытался вынудить провести эксперимент, потому что сам не мог. — А ты, кусок пластмассового идиота, заставлял меня выстрелить тебе в лоб! — вскипел Гэвин. — Это по-твоему лучше? Ты понимаешь, что я был почти готов это сделать? Ты хоть представляешь, что я чувствовал в этот момент? Ты почти умирал на моих руках! А если бы я спустил курок? Новая волна злости накатила на Гэвина. Очень захотелось прописать Коннору пару раз кулаком промеж прекрасных глазок, стоило только вспомнить его слова. Пистолет так и лежал на полу рядом. Гэвин посмотрел на него и прикрыл глаза, выдохнул. Меньше всего сейчас хотелось ругаться, хотя желание вставить небольших пиздюлей, так, для профилактики, никуда не делось. — Я представляю, — тихо ответил Коннор. Гэвин почувствовал его руку на своем сжатом кулаке и расслабился. — Прости. Я старался мыслить рационально, просчитать все возможные исходы, выбрать наиболее оптимальный... — С оптимальным ты явно налажал, — фыркнул Гэвин. Злость исчезла так же быстро, как и пришла. На ее месте осталась только усталость, будто все тело налилось свинцом, будто невидимый кукловод, что все это время, дергая за веревочки, заставлял руки и ноги Гэвина двигаться, наконец, отпустил крестовину. Он посмотрел на Коннора — тот выглядел достаточно пристыженным, насколько так может выглядеть андроид, этого вполне было достаточно для извинений — и улыбнулся. — За эмпатию тебе кол с минусом. А за то, что вернулся ко мне, — Гэвин взял лицо Коннора в свои руки и придвинулся ближе, — пять. Неспешно целоваться оказалось таким нереальным кайфом, что Гэвин чуть постыдно не застонал в рот Коннора. Этот день его настолько эмоционально вымотал, что сейчас он просто хотел сходить в душ, завалиться на кровать, крепко обнять Коннора и так проспать до самого утра. Теперь у них впереди будет еще много поцелуев, много объятий, много друг друга. Но самое главное, что Гэвин четко и ясно понял для себя — это все ему необходимо: Коннор, их странные отношения, странные и необъяснимые чувства, жаркие поцелуи, пылкие объятия, обжимания по всем углам. То, что он испытывал к Коннору — было настоящим. Коннор — был его настоящим. И будущим. — Чувствовать — это так тяжело, — уже позже, лежа на кровати и смотря в потолок, задумчиво произнес Коннор. Гэвин только что вышел из душа в одних домашних штанах и вытирал мокрые волосы полотенцем. В ответ он лишь хмыкнул. — Быть человеком вообще отстойно. Все эти эмоции, физиологические потребности... Такая хуйня. Ты знаешь, что к старости мой хер перестанет подниматься? Как думаешь, «Киберлайф» сможет с этим что-нибудь сделать? Коннор удивленно моргнул, а затем улыбнулся. — Киберчлен? Интересно. Хотя твой кожаный мне нравится больше. Теперь пришла очередь Гэвина удивленно моргать. — Срань Господня, я создал озабоченного монстра! Гэвин плюхнулся на кровать, поерзал, удобно устраиваясь, и повернулся на бок, лицом к Коннору. Тот повернулся к нему тоже. Какое-то время они просто лежали, смотря друг на друга. Гэвин прокручивал в голове обрывки сегодняшнего вечера. Если честно, он бы с удовольствием стер из своей памяти все эти болезненные и страшные воспоминания. Видеть страдающего Коннора; Коннора, у которого не горит диод; Коннора, который мертвой пластмассовой куклой сидит на полу — все это слишком. Но они должны быть, как напоминание о том, что нужно хранить и ценить то, что имеешь, а не наматывать сопли на кулак, когда это потеряешь. Коннор сложный, уникальный механизм, но в то же время, как оказалось, его так легко сломать, как живого человека. И Гэвин не собирался больше быть этому причиной. За сегодня он ошибался миллион раз, но и столько же убеждался в правильности происходящего. Значит это для чего-то было ему нужно. Гэвин никогда в жизни не был фаталистом, но иногда просто стоит поверить, что все происходит просто потому что должно. — И что теперь дальше? ПДС ведь не прошел? Это все временно? — Нет лекарства от ПДС. Теперь это часть нас. Для андроидов он — как стресс для человека. Он накапливается в виде ошибок, и в один момент его надо сбросить. Как ты сказал, вырубить пробки, — Коннор слегка улыбнулся. — То есть у тебя снова будут эти... — Гэвин замолчал, подбирая слово, — припадки? — Я теряю контроль при накоплении критического количества ошибок. Но теперь я знаю этот порог, когда он наступит, я сообщу тебе. И тогда снова нужно будет произвести, скажем так, аварийную перезагрузку. — И каким образом? Коннор посмотрел на Гэвина так, будто тот сморозил самую нелепую глупость на свете. И тут до Гэвина стало доходить, что конкретно имел в виду Коннор. — А как люди справляются с накопившимся стрессом? Выпивают в баре, дерутся, ходят на тренировки, занимаются сексом? — О. О. Ого. Да, понятно, — Гэвин откашлялся. — А тебя всегда будет так вырубать, когда мы... Ну... — Гэвин замялся. Вот же, блядь! Кто бы мог подумать, что ему будет неловко говорить о сексе. О неловком сексе с его андроидом. — Если я буду трогать тебя там, — он посмотрел на грудь Коннора. — Смотря какое количество ошибок будет на этот момент в системе. Выключение произошло от большого их количества, а не от того, что ты трогал мои трубки, Гэвин, — Коннор ухмыльнулся. Слишком по-человечески нагло. Ну какой же гандон! И как у него получилось сделать обычную фразу настолько пошлой, что Гэвину захотелось уткнуться лицом в подушку, чтобы скрыть запылавшие щеки. Он медленно сглотнул, хотя в горле было сухо, как в пустыне. Коннор лежал рядом, смотрел на него своими до невозможности красивыми глазами, улыбался, как какой-нибудь блядский плейбой с обложки журнала, и выглядел одновременно невероятно возбуждающим и совершенно невинным. Как он это делает, блядь? — Мне, кстати, очень понравилось, когда ты это делал, — тихо сказал он. Ну все, блядь, это пиздец! Гэвин застонал и все-таки уткнулся лицом в подушку. Он чувствовал себя, как какой-нибудь школьник, который только что первый раз потрахался, а теперь его партнёр хотел поговорить об этом. У него никогда не было проблем с сексом или с разговорами о сексе, но, кажется, у него были проблемы с Коннором, который хотел поговорить о сексе. Хотя какого черта! — Мне тоже понравилось делать тебе приятно, — Гэвин оторвался от подушки и посмотрел на Коннора. — Тебе надо было раньше научить меня этому секретному приёмчику. — Это было даже для меня ново, — Коннор улыбнулся. — Но, думаю, у нас еще будет время, чтобы его отшлифовать. — Твою мать, Коннор! — закатил глаза Гэвин. — Ты говоришь как какой-нибудь секс-андроид. Мне Андерсон голову оторвет, когда узнает, что я тебя так испортил. И как ты умудрился со мной связаться? — он ухмыльнулся. — Ты, конечно, не подарок, — задумчиво протянул Коннор, на что Гэвин лишь приподнял одну бровь, — но я ни разу не пожалел о своем выборе. Это был мой первый осознанный выбор. И я на все сто процентов уверен, что он единственно верный. Сердце Гэвина сделало пару лишних ударов на этих словах. Если Коннор так говорит, кто он такой, чтобы сомневаться. — Ну, возможно, у меня найдется еще пара скелетов в шкафу, чтобы тебя удивить, — подмигнул Гэвин. — Если ты про то, что подкармливаешь кошек на заднем дворе участка во время обеденного перерыва, то я знаю об этом. Гэвин подскочил на кровати и, открыв рот в немом вопросе, вытаращился на Коннора. Как? Он думал, что отлично шифровался. — А еще ты каждый месяц переводишь родителям деньги. И брату. И все время спрашиваешь его про учебу, про команду по футболу и про Миранду. Я так понимаю, это его девушка? А еще ты любишь старые фильмы про копов и, когда смотришь их, тихо шевелишь губами, повторяя все реплики. Гэвин подавился воздухом. Коннор за все это недолгое время, что они вместе, узнал о нем такие вещи, которые он всегда тщательно скрывал от всех. От родителей, от своих девушек, от коллег, даже от Тины. Вроде бы надо было разозлиться, ведь Коннор влез в его секреты без спроса и разрешения, но злости не было. Наоборот, Гэвин ощущал что-то вроде облегчения от того, что эти вещи знает кто-то ещё. Знает именно Коннор. Видит его настоящего и принимает это. Как будто с него только что, как с андроидов, сошел кожный покров, и он стоял перед Коннором полностью обнаженным, без прикрас и всей той мишуры, которую он навешивал на себя при посторонних. Такой, каким его не знал раньше никто. А теперь знал Коннор. — Я знаю, что ты просто пытаешься казаться говнюком, потому что так проще никого не впускать в свою жизнь, но на самом деле ты не такой, — Коннор тоже сел на кровати. — И мне все это в тебе нравится, все твои стороны: где ты мудак, и где не совсем. — Блядь, Коннор, заткнись, а то я сейчас разрыдаюсь, — Гэвин шутливо стукнул его кулаком в плечо, но на самом деле его разрывало на мелкие кусочки от слов Коннора. Хотелось кинуться на него и целовать, пока воздух в комнате не кончится. — Прости, что влез в твой телефон без разрешения, — сказал Коннор, не отводя взгляд. — Да ты и в мою жизнь влез без разрешения, — фыркнул Гэвин и добавил, — но я даже этому рад. Кто я такой, чтобы избегать сложностей, если они сами так и липнут ко мне? Коннор просиял, как рождественская ёлка, чуть в глазах не зарябило. Гэвин обругал себя, когда понял, что пялится на него с умильной улыбкой, от которой аж челюсть свело. Да уж, Коннор точно делает с ним что-то не то. — Кстати, когда я нашел тебя, почему ты просто стоял у двери? — Я хотел оставить тебе сообщение на телефоне. Если я не мог встретиться с тобой лично, то хотел хотя бы написать. Гэвин пошарил взглядом по кровати и тумбочке в поисках телефона. Потом вспомнил, что так и не принес его из машины, раздосадовано цыкнул. — Я удалил его уже. Оно теперь без надобности, — Коннор улыбнулся. — И еще я удалил пару сообщений от Хэнка, где он обещал оторвать тебе яйца. — Старый пердун, все ему мои яйца покоя не дают. Я напишу на него заявление о харассменте, — проворчал Гэвин. — Ладно, тогда давай спать, завтра нам надо быть в участке вовремя. Я подозреваю, что отхватим мы там с тобой пиздюлей по первое число. Он улегся обратно на кровать, притягивая к себе Коннора. Тот устроился у него на груди. Тихая вибрация насоса приятно щекотала бок Гэвина. Наверное, сейчас он мог с полной уверенностью сказать, что счастлив. — Гэвин? — Что? — Хочу целоваться. Да, точно счастлив.

***

— Да вы совсем охуели! Вы вообще в курсе, что вы при исполнении, долбоебы? Значки вам какого хрена выданы? Мне их вам на лоб прицепить, чтобы не забывали? В край ебанулись уже. Фаулер вышагивал от стены к стене, махал руками и орал так громко, что стёкла в его кабинете опасно начали вибрировать. Коннор и Рид одновременно сделали полшага назад, чтобы не попасть под раздачу. В таком состоянии от него можно было ожидать чего угодно — прописал бы поджопник и не заметил. — С Ридом все понятно, но ты Коннор? Что за хуйню ты творил? Финч до сих пор в камере скулит. Одного подозреваемого угандошил в доках, другого упустил. Остальные два все еще в больнице без сознания. Рид, блядь, куда ты смотрел? — Это скорее был риторический вопрос, поэтому Гэвин предпочел промолчать, тем более любое оправдание выглядело бы жалко и разозлило Фаулера еще больше. — А потом вы просто не явились в участок. Вы что, бессмертные? — Ну фактически, сэр, я... — начал Коннор, но Гэвин толкнул его локтем в бок, и тот прикрыл рот. Фаулер окинул их таким взглядом, что будь Гэвин чуть более слабохарактерным, навалил бы уже в штаны от страха. — Ладно, Джеффри, — подал голос стоявший в углу Андерсон, — пожурил пацанов и хватит. Они и так много сделали. Финч нам про Делрей сказал, только благодаря им. Сбежавшего подозреваемого задержали. А в остальном была самооборона. Ну не лишишь же ты их значков за это? Как только те в больнице очнутся, мы их допросим, дело почти раскрыто. Фаулер хмуро посмотрел на Андерсона, потёр переносицу и устало вздохнул. Видимо, это дело с Красным льдом совсем ему все нервы вытрепало. А тут еще подчиненные творят невесть что. — Пиздуйте, чтобы мои глаза вас не видели. Отчёты к вечеру должны быть у меня на столе. Если не сделаете, месяц будете в архиве бумажки перекладывать. Гэвина при упоминании про перекладывание бумажек передернуло — хватит с него, наперекладывался уже. Он первым развернулся и вылетел из кабинета. Ну что ж, сделать отчет к вечеру сложно, но не невыполнимо. Только если кое-кто, идущий сзади и мигающий голубым диодом, не будет его отвлекать всякими похабными сообщениями. Через какое-то время из кабинета Фаулера вышел Андерсон. Он бросил такой многозначительный взгляд в сторону Гэвина, что у того непроизвольно поджались яйца. Не то чтобы он боялся Андерсона, но тот столько раз обещал его кастрировать, что стоило бы опасаться за сохранность своего достоинства. Андерсон пошел к своему терминалу, но сначала подсел к Коннору, перекинулся с ним парой слов и с совершенно недовольной миной плюхнулся на свой стул. Коннор, заметив, что Гэвин наблюдает за ними, улыбнулся ему краешком губ. Черт, как теперь сосредоточиться на работе? Гэвин сделал серьезное лицо и, прикрывшись экраном терминала, чтобы Коннор не отвлекал его, взялся за отчет. Ближе к обеду желудок, как по часам, подал знак, что пора бы и прерваться. Гэвин оторвался от работы, размял затёкшую шею и быстро, перекинувшись парой слов с Тиной, умял свой обед, который ему заботливо с утра собрал Коннор. От перерыва еще оставалось время, и Гэвин, незаметно достав из ящика стола пару пачек кошачьего корма и сигареты, пошел к запасному выходу. Коннора почему-то не было на месте. Он вообще сегодня как-то слишком редко попадался ему на глаза. Подозрительное предчувствие заворочалось в груди Гэвина. Дверь с тихим шорохом закрылась за ним, и Гэвин тут же прикурил сигарету, медленно выдыхая колечки дыма. Зажав сигарету в зубах, Гэвин пошёл вглубь двора, обогнув автомобильную стоянку. Но стоило ему зайти за угол гаража, он остановился на месте, как вкопанный, чуть не выронив сигарету. — Ты? Коннор сидел на корточках перед мисками, у которых столпилось несколько котов. Он гладил одного, самого наглого, с разодранным ухом и шрамом поперёк глаза — это был любимчик Гэвина, — а тот, предатель, терся о его ноги и, кажется, даже урчал. — Привет, — Коннор улыбнулся, почесал кота за ухом и поднялся на ноги. — Я решил с ними познакомиться. Они милые. Гэвин закатил глаза и рассыпал по мискам корм. Коннор даже к его бродячим котам подход нашел, когда он сам чуть ли не неделю тут ошивался с едой, прежде чем они хотя бы вышли к нему. Даже немного обидно стало. — Ты что уже написал отчет? — спросил Гэвин, выпуская струйку дыма и присаживаясь на корточки, чтобы погладить животных. Те, узнав знакомый запах, с радостью окружили его, тыкаясь мокрыми носами в руку. Засранцы-предатели. — Да. И уже отправил его Фаулеру. Ну конечно, еще бы он не написал. Его отчет, наверное, был готов, когда они только из кабинета вышли. Хоть Гэвин и ворчал про себя — просто это было так естественно для него, как дышать, — но при этом у него не было ни злости, ни раздражения на Коннора. Тот всегда будет слишком бесячим, но при этом он не перестанет быть для него кем-то очень важным и дорогим. — Как ты сегодня? Я про, — Гэвин поднялся и слегка постучал по диоду Коннора, — твою башку. Фаулер так орал, что я сам чуть не обосрался. — Все так же как и вчера — ошибки отсутствуют. А гнев капитана Фаулера был очевиден, все же я допустил несколько оплошностей. — Все совершают ошибки, привыкай. Ты ж теперь совсем как человек. Гэвин прислонился спиной к стене гаража и, сделав последнюю затяжку, отправил окурок в урну. Коннор встал рядом с ним. — Возможно, со временем ошибок у меня в системе будет меньше, потому что я научусь правильно интерпретировать поступающую эмоциональную информацию, — сказал Коннор и улыбнулся. — Но тебе придется мне в этом помогать. — Надеюсь, в этот раз обойдёмся без пистолетов у лба? Ветер, заблудившийся в проеме между двумя гаражами, растрепал идеально приглаженные волосы Коннора. Он тряхнул ими и прикрыл глаза, будто подставляя лицо под ласки ветра. Гэвин засмотрелся на него, а потом протянул руки, обхватил его лицо и поцеловал. Коннор с готовностью ответил, зарываясь пальцами в волосы Гэвина. Хорошо бы стоять так весь день и просто целоваться. Коты настойчиво заорали и потерлись об их ноги, видимо, еда закончилась. Коннор оторвался от Гэвина, пригладил волосы и улыбнулся своей самой пикаперской улыбкой, от которой у Гэвина задрожали колени. — Пора возвращаться, ты ведь еще не дописал отчет. Мне не хотелось бы, чтобы тебя снова оставили разбираться с бумагами. Без тебя на выездах скучно. — Ах ты засранец, — беззлобно огрызнулся Гэвин, высыпал котам остатки корма и пошел вслед за Коннором к участку. Да, впереди их ждало еще много всего: ПДС отступил на какое-то время, но не ушел совсем; Коннору придется еще поработать над своей эмпатией; Гэвину придется учиться с этим мириться и постигать дзен, и, возможно таки, все же бросить курить. Но какая, нахрен, разница, когда они теперь есть друг у друга? Вот единственная важная и непреложная истина.