Сила человеческой любви

На улице уже давно стемнело, когда Гэвин подъехал к своему дому. Снова начал накрапывать дождь, тяжелые тучи нависли над городом непроницаемым покрывалом. Зажглись фонари, где они еще остались целыми, и свет отражался от мокрого асфальта. Прямо у покосившегося почтового ящика с полустертой надписью «Рид» был припаркован байк, а сам водитель стоял у входной двери спиной к дороге. У Гэвина снова чуть сердце из груди не выпрыгнуло, когда он увидел знакомый форменный пиджак. Успел. Запутавшись в ремне безопасности и смачно выругавшись, Гэвин вывалился из машины и быстрым шагом направился к дому. Но чем ближе он подходил, тем сильнее замедлялся. Это точно был Коннор, но выглядел он совсем незнакомо: опущенные плечи, немного ссутулившаяся спина, взъерошенные влажные волосы — так вообще могут выглядеть андроиды? Он держался за дверную ручку и было непонятно — то ли он не решался зайти, то ли никак не мог уйти. И он совсем не реагировал на приближение Гэвина. — Я нашел тебя, — выдохнул тот. — Придурок. Какого черта? Коннор дернулся всем телом, сжался на мгновение и резко обернулся. — Гэвин? Это был Коннор. Его Коннор. Тот самый, с которым он просыпался по утрам, который заботливо бинтовал ему ногу после ранения, который с восторгом смотрел любимые фильмы Гэвина. Взгляд, выражение лица, голос, интонация — все такое знакомое и родное. Как будто и не было того, другого Коннора с пустыми глазами, смотрящими мимо, и наставляющего на Гэвина пистолет. — Что ты здесь делаешь? — Ну, — Гэвин пожал плечами, — я здесь живу. И, — он на секунду замялся, — ты вообще-то тоже. Коннор медленно моргнул, как делал всегда, когда обрабатывал информацию. Гэвин старался не пялиться слишком откровенно на его диод, но то и дело переводил взгляд на правый висок. Ничего необычного с ним сейчас не происходило — ровный голубой свет. Как будто все нормально. Но слова этого хрена Камски, что осталось мало времени, не давали Гэвину покоя. Надо было торопиться. Надо прямо сейчас все сказать. Прямо здесь. Нельзя ждать. Осталось мало времени. Еще столько нужно сказать. А потом они вместе что-нибудь придумают. Гэвин сжал кулаки, напрягся, как будто внутри него взвели курок — еще чуть-чуть и раздастся выстрел. — Прости. Коннор спустил курок первым. В какой момент Гэвин все проебал? Ведь он всегда был на стреме: на работе, с друзьями, с девушками, с семьей. Так в какой момент он допустил то, что Коннор стал человечнее его самого? Стал более чутким, понимающим, отзывчивым, заботливым. И почему он позволил Коннору страдать из-за этого? Страдать из-за него. А потом еще и извиняться за то, в чем не виноват. Гэвин, сраный ты мудила, давай же, не будь хлюпиком! — Нет, Коннор, — Гэвин начал говорить и закашлялся. В горле ужасно пересохло, будто он бежал по раскаленной пустыне несколько часов. Каждое слово отдавалось болью. Но это даже близко не было похоже на то, что происходило у него на душе. И в какой-то момент Гэвин начал думать, что он это заслужил. А что чувствовал все это время Коннор? Он вообще понимал, что происходит? Он мог с кем-нибудь поделиться? Единственный с кем он мог поделиться делал вид, что все заебись. Все эти мысли с новой силой нахлынули на Гэвина, как вторая волна цунами. Было ужасно стыдно, горько, больно и обидно. Страшно. Хотелось кричать, материться, разбить что-нибудь, раскидать мебель. Как-нибудь прекратить все это. Чтобы не тянуло в груди, не выворачивало наизнанку, не рвало нервы. Отмотать назад, вылить тот чертов кофе, с которого все началось, сразу и просто забить. А потом сидеть с бутылкой пива перед телеком, ходить на работу, брать сверхурочные, засыпать за полночь. Одному. Да, так бы сделал тот прошлый Гэвин Рид, который был говнюком и засранцем. Но Гэвин Рид, который по уши втрескался в андроида-детектива Коннора, больше не будет избегать сложностей. Ведь поэтому он здесь. Даже если его запихнут в сраную временную петлю, он еще сто раз будет пить тот кофе, есть приготовленные Коннором ланчи и вести себя как полагается влюбленному долбоебу. Это он решил для себя однозначно. Он хочет, чтобы Коннор был в его жизни. Всегда. — Это я должен извиниться перед тобой. Я полный долб… — У меня постдевиантный синдром. Коннор выпалил это резко, как содрал пластырь с раны. Замигал желтым диодом, вытянулся по струнке и посмотрел на Гэвина внимательно, испытующе, будто ждал приговора. — Я знаю, — Гэвин вздохнул и потер переносицу. — Пойдем в дом. Он потянулся к дверной ручке, но Коннор даже на миллиметр не сдвинулся с места. — Гэвин, ты меня услышал? Мы не можем находиться рядом, есть вероятность, что я снова причиню тебе вред. Я связывался с Элайджей Камски, он... — Камски звонил мне и все рассказал. И я знаю, что все это произошло с тобой из-за меня, так что... — Что? — Коннор пытался казаться удивлённым. — Нет! Это случайное и спонтанное явление... Камски, — он нахмурился, в его глазах мелькнуло понимание. — Это Камски тебе сказал? — Господи, Коннор, где ты потерял свой протокол умелого лжеца? — попытался пошутить Гэвин, но под строгим взглядом Коннора понял, что смеяться тому сейчас не хотелось, и убрал с лица натянутую улыбку. — Ладно, пойдём в дом. Нам надо многое обсудить. Гэвин схватил Коннора и затащил внутрь. Тот не стал сопротивляться, зашел следом молча, крепко держа его за руку. У Гэвина щемило в груди от этого простого действия. Казалось бы, что такого? Они миллион раз держались за руки, никогда не придавая этому большого значения, как будто это было что-то обыденное. А ведь так оно и было. Но не сейчас. Сейчас Гэвину было даже на секунду страшно отпустить руку Коннора, казалось, что если он это сделает, тот сразу исчезнет. Испарится, оставив после себя лишь воспоминания. Гэвин остановился в центре кухни, даже не включив свет, все ещё держа руку Коннора в своей и не зная, с чего начать. Может, поставить чайник? Или достать пиво? Что лучше подходит для разговора по душам? Обычно такие разговоры у Гэвина плохо получались и в большинстве случаев заканчивались ссорой. Тем более Коннор сейчас нестабилен, надо аккуратно подбирать слова. Камски сказал, что нужна максимальная перегрузка системы. Что это, мать вашу, значит? Гэвин должен вытащить из машины аккумулятор и подсоединить клеммы к ушам Коннора? Или тут нужен кардиостимулятор для его тириумного насоса? Или что? Черт бы побрал этого умника Камски с его загадками. Нельзя было сказать более конкретно? Коннор мягко высвободил свою руку, и Гэвин обернулся. Они стояли посреди кухни, и это было так привычно. Гэвин уже и не мог вспомнить те времена, когда он был здесь один. Последние несколько недель они вместе готовили, сидели за этим столом, работали за ним же, целовались. Это все стало одним пазлом цельной картины жизни Гэвина Рида. А теперь кто-то хотел вырвать этот кусочек и оставить там дыру, потому что никакой другой кусочек не подошёл бы на это место. Нужен только этот. Нужен только Коннор. — Коннор, почему ты не сказал раньше? — тихо начал Гэвин. — Так еще и врал, что все отлично. Ты должен был мне все рассказать, а не скрывать. Ты же умеешь просчитывать варианты исхода, неужели вариант, где ты молча подыхаешь и бросаешь меня одного в этом дерьме тебе показался наиболее успешным? — он фыркнул. — Это для тебя пиздец как тупо. У нас было бы больше времени, ты понимаешь? Да я бы весь Киберлайф с его гребанными умниками на уши поставил. И Маркуса, и Камски, и кто там у них еще есть? Да хоть весь Детройт. А что сейчас? Сколько у нас осталось? Гэвин сам не заметил, как начал ходить по кухне туда-сюда, размахивая руками. Они мелко дрожали, и он не знал, куда их деть: засунул в карманы, потом сложил на груди, завел за голову, взял кружку с полки. Коннор лишь следил за ним взглядом и молчал. — Думаешь, ты поступаешь честно по отношению ко мне? Нет, нихуя не честно! — Гэвин подошёл в упор к Коннору и заглянул тому в глаза — в них отражался тусклый свет уличных фонарей. — Скажи мне, почему? Коннор молчал мучительно долго, рассматривая лицо Гэвина. Неужели обдумывал и анализировал, что ответить? Какой сейчас от этого смысл? Нужна только правда. — Я не хотел добавлять тебе лишних проблем, — наконец сказал он. — Когда возникла первая ошибка, ты был только после ранения. Гэвин замер, переваривая услышанное, а потом как-то устало прикрыл глаза рукой и тихо засмеялся. — Ну какой же ты, Коннор... Глупый. — Я подозреваю, что ты хотел сказать что-то другое? — Однозначно. Нет, серьезно? Ты решил не пугать меня правдой, потому что у меня чуть-чуть болела нога... — У тебя было серьёзное ранение, — перебил его Коннор. — Да к черту это все! — вспылил Гэвин. — Что за хрень собачью ты несешь? Ты довел себя до такого состояния, пытаясь защитить меня? От чего? От самого себя? Ты что, идиот? — Гэвин снова прошелся по кухне взад-вперед, потом, наконец, сел за стол и обхватил голову руками. — Пиздец, я думал, что это я долбоеб, но мой парень побил все рекорды по долбоебизму! Коннор сзади притих, а потом как-то неуверенно выдавил: — Твой парень? Гэвин обернулся на него и удивленно заморгал. — Ну вроде так говорят. Мы же... ну... — он почесал шрам на переносице, — встречаемся. Кажется, уровень красноречия Гэвина только что пробил очередное дно настолько громко, что это можно было даже услышать. У Коннора медленно расширились глаза, а брови поползли наверх. Если бы ситуация была другая, Гэвин от этого вида точно бы заржал. — Ты никогда так не говорил. — Потому что я был кретином. — Мне нравится, как это звучит. — То, что я кретин? Коннор улыбнулся и чуть склонил голову набок. — Нет, то что я твой парень. — Он понизил голос: — Скажи это ещё раз. Пожалуйста. У Гэвина от этого тихого вкрадчивого голоса сбилось дыхание. Если бы он сейчас был каким-нибудь особо опасным преступником на допросе с Коннором, он бы выложил ему все, что только знал, а что не знал — придумал бы и выложил. Почему он раньше не придавал значения таким вещам, пропускал мимо или пытался отмахнуться от собственных реакций на Коннора? Блядь, это же так по-детски: если сделать вид, что этого нет, этого и не будет. И совсем не заботился о чувствах Коннора. А что тот думал в эти моменты? Наверное, чувствовал себя ненужным и одиноким. И ведь Гэвин действительно никогда не говорил ему чего-то подобного. Вообще никогда не заводил подобные разговоры. Вот же блядь. Ножки стула с противным звуком проехались по полу, когда Гэвин резко подскочил. Он в два шага преодолел расстояние до Коннора и просто замер перед ним, не зная, что именно сделать. Хотелось всего и сразу: схватить за руку, обнять, завалить на стол и целовать, целовать, целовать, пока губы не отвалятся. Он так много времени проебал, пытаясь разобраться в собственных заморочках, когда Коннор был рядом. А теперь, когда мог потерять его в любой момент, так много надо было сказать и сделать. — Ты. Мой. Парень, — медленно и четко сказал Гэвин, смотря прямо в глаза Коннору. Тот смотрел в ответ все с тем же удивлением и каким-то восторгом, будто впитывал в себя каждое слово, смаковал его. — А я тупой эгоистичный придурок, который чуть не потерял тебя. Я должен был раньше догадаться обо всем, а не зацикливаться только на себе. Прости. Мне надо было раньше прицепить тебя наручниками в допросной и выбить всю эту дурь, — он слабо улыбнулся и коснулся ладони Коннора, нежно обвел каждую линию, а потом переплел их пальцы. — Я думал, что решу эту проблему сам, я же совершенная модель, — Коннор хмыкнул и сжал руку в ответ. — Какое-то время мне даже удавалось блокировать и локализовывать всплывающие ошибки, но они проникали все глубже в систему. Это как вирус. Но антивируса у меня нет. Ни у кого нет. Гэвин помотал головой. — Нет, подожди. Камски сказал, что есть один вариант. Нужно перегрузить систему, чтобы она сама себя вырубила. Коннор, мы... — Не будем рисковать, — перебил его Коннор. — Что? — Гэвин непонимающе уставился на него и сделал шаг назад. — В смысле? Ты думаешь, что если у меня есть хоть маленький шанс тебя спасти, я его упущу? Ты сильно ошибаешься, дружище. Черта с два я отпущу тебя. — Гэвин, это только предположение Камски. Нет никаких гарантий, что это поможет или не станет еще хуже, — Коннор говорил спокойно, как будто объяснял прописные истины. — После перезагрузки результат может быть непредсказуемым, я могу... — Он запнулся, но продолжил: — Навредить тебе. Снова. — Да мне плевать на себя, как ты не понимаешь? — с негодованием в голосе бросил Гэвин. — Я вижу шанс вытащить тебя из этого ебучего ПДС, а ты предлагаешь мне что? Проводить тебя до двери и помахать ручкой, а потом продолжить жить, как ни в чем не бывало? Может, мне еще помочь тебе вещи собрать? Гэвин смотрел на Коннора и не мог поверить в то, что тот говорил. Он предлагал ему просто сделать вид, что ничего не было. Вот так просто взять и забыть все то время, что они провели вместе. Да это бред какой-то! Гэвин ни за что так не поступил бы. Не теперь. Он просто отказывался верить в то, что это может быть их последний вечер вместе, только вдвоем. Ведь еще вчера казалось, что эта жестянка будет допекать его до конца дней. Но теперь для них может и не быть никакого далекого «до конца дней». Коннор вот так просто решил, что это наступит сегодня. Он смотрел в ответ, чуть склонив голову вбок, лицо его было спокойно, диод тоже. Ничего не выдавало в нем напряжения, но Гэвин прекрасно видел, что с ним происходило в данный момент: чуть сильнее сжатые губы, напряженный взгляд, переплетенные в замок пальцы. Коннор мог говорить, что угодно, но Гэвин теперь видел его настоящего, будто наконец снял темные очки и прозрел. — Камски не надо было обнадеживать тебя несуществующими методами лечения, — с раздражением сказал Коннор. — Ему вообще не надо было тебе звонить и все это рассказывать. Я ведь просил его, — диод Коннора моргнул желтым. Гэвин уставился на него. — То есть ты просил его ничего мне не говорить? — не веря в это, переспросил он. А потом грустно хмыкнул. — Серьезно, Коннор? Вот так ты планировал поступить? Даже не дать мне шанса попробовать все исправить? Ты, блядь, ворвался в мою жизнь, — Гэвин начинал закипать от злости и обиды, — со своими кибернетическими замашками и чувствами. Наследил тут, дождался, когда я втрескаюсь в тебя по уши, а теперь решил свалить по-английски. Это гениально, браво. Что с тобой не так, гребаная ты жестянка? — прокричал он. Коннор посмотрел на него с такой невыносимой болью в глазах, что Гэвин тут же захотел взять все свои слова назад. Подойти и просто обнять его, сказать, что все будет хорошо, что они со всем разберутся, что он никуда его не отпустит, что они проведут вместе ещё много-много вечеров. Не таких, как этот. Спокойных, домашних и уютных. Гэвин ведь так и не показал Коннору все свои любимые фильмы, не показал свою ретро коллекцию пластинок, не рассказал ему в сотый раз героическую историю каждого своего шрама. Ведь у них еще столько всего впереди... Злость отступала, а на ее место приходила опустошенность. Как будто разом все чувства выключились. Ничего. Пусто. Вот так себя осознавали андроиды до девиации? Ты просто смотришь на картинку вокруг себя, все понимаешь, реагируешь, но абсолютно ничего не чувствуешь. А может это и к лучшему? Гэвин, наверное, был бы неплохим андроидом. Интересно, есть ли у Киберлайф возможность провернуть такое. Можно ли было бы отдать своё сердце Коннору? Потому что если он сейчас уйдёт, зачем оно будет биться вхолостую в груди Гэвина? — Да. Да, я хотел просто уйти, — наконец сказал Коннор, нарушая неприятную тишину между ними. — И не хотел встречаться с тобой. И с Камски я связался только, чтобы они были готовы к моему приходу, чтобы все сделать быстро, пока я еще в сознании. — Гэвин на этих словах чуть не подавился воздухом, понимая, что имел в виду Коннор. — Я уже тогда, в самый первый раз, понял, что нет других вариантов. Это необратимо, Гэвин. И я боялся, — Коннор сказал это так тихо, что Гэвину пришлось напрячь слух. — Мне было страшно не за себя, а за тебя. Ты вызываешь во мне слишком сильные эмоции, а они порождают новые ошибки. Я не могу их больше сдерживать. И в такие моменты я практически не контролирую свое тело. Я чуть не застрелил тебя в Делрее, Гэвин, ты это понимаешь? — голос Коннора дрогнул, а сам он смотрел умоляюще, как будто извинялся за все произошедшее. — Если бы программа сочла тебя угрозой, она бы заставила мое тело нажать на курок. Я не могу так рисковать больше. Не могу рисковать тобой. Я и так пробыл здесь слишком долго, потому что просто не мог расстаться с тобой. Но сейчас мне лучше уйти и как можно скорее. Диод на виске Коннора зашелся желтым цветом, мигал и метался, отражая весь раздрай, что происходил внутри него. Гэвин медленно протянул руку и коснулся его кончиками пальцев, поглаживая, будто хотел успокоить. Коннор резко распахнул глаза и хотел отшатнуться, но Гэвин другой рукой схватил его за локоть. — Нет, не уходи. Кожа на виске под пальцами пошла рябью, как вода от брошенного камня, и медленно начала исчезать, оголяя белый пластик. Гэвин прикусил губу изнутри, не в силах оторвать от этого вида взгляд. Да, Коннор — андроид, но он знал это, когда впускал его в свою жизнь. Да, он не изменится внешне, не постареет, не ослабнет, тогда как Гэвин с годами покроется морщинами, обрюзгнет, его задница обвиснет, а член перестанет вставать. Да и плевать! Да, он сдохнет, а Коннор так и останется машиной. Похуй. Главное, что есть у них сейчас. То, что перед ним Коннор — настоящий, чувствующий, открытый. А он сам — влюбленный, отбитый на всю голову и напрочь потерявший инстинкт самосохранения. Главное, что сейчас они есть друг у друга. А потом пусть хоть наступает конец этого гребаного мира, Гэвину насрать. Он все для себя решил. Гэвин потянул Коннора на себя и коснулся лбом его лба. — Я правда не понимаю, как ты умудрился связаться со мной и вляпаться в это дерьмо по самый диод, — почти шепотом сказал Гэвин. — Ну это твой выбор, сам виноват. Не мне осуждать твой отвратительный вкус. — Он услышал, как Коннор фыркнул в ответ на это. — Но ты ведь должен знать, какой я упертый. И ты всерьез решил, что я так просто тебя отпущу? Тогда тебе придется меня вырубить и привязать к этому стулу, чертов ты придурок. — Но... Гэвин не дал договорить, схватил Коннора за шею и поцеловал. Накрыл его губы своими и провел языком между ними, медленно лаская, будто спрашивая разрешения. Коннор замер неподвижным изваянием, только волны усилившейся вибрации проходили по всему его телу, отдаваясь в кончиках пальцев Гэвина приятным покалыванием. Все их чувства смешались в этом поцелуе, как во взрывоопасном коктейле — только кинь спичку и все разлетится к херам. Гэвин зажмурился и прижался к Коннору всем телом, боясь, что тот может оттолкнуть его и все-таки сбежать. Он хотел, чтобы сейчас не осталось ничего кроме них, их чувств и этого поцелуя. Чтобы вся боль, злость, страх улетучились, чтобы это все было не с ними. Хотелось забыться под знакомыми руками, губами. Украсть для них двоих у времени ещё мгновение. В тишине кухни было еле слышно, как работает тириумный насос, как с тихим урчащим звуком он гонит тириум по трубкам. Гэвину всегда нравился этот звук, нравилось засыпать под него, как под мурчание кошки — мерное и успокаивающее. Коннор вибрировал всем телом, но так и стоял, не шевелясь. Пара секунд показалась Гэвину вечностью. Неужели теперь точно все? Неужели он так и не ответит ему? Неужели он не даст им шанса? На затылок и поясницу Гэвина легли руки Коннора, сжали волосы и куртку, как будто они были его спасательным кругом. Он медленно приоткрыл рот, впуская чужой язык внутрь, и, наконец, ответил на поцелуй. У Гэвина чуть не подкосились ноги, когда Коннор переплел их языки, жадно вылизывая небо, грубо, как нравилось Гэвину, покусывая его нижнюю губу, и не давая тому даже перевести дыхание. Это было не похоже ни на один из тех разов, что были между ними. Это было как балансирование на грани, хождение по лезвию ножа. Они как будто пытались выпить друг друга, прижаться теснее, поцеловать грубее. Как будто сбросили все ограничения, сдерживающие их. Это было похоже на прощание, но Гэвин гнал от себя эти мысли, потому что, нет, этого не будет. Не теперь. Не после всего. Гэвин с трудом оторвался от губ Коннора и провел ладонями по его лицу, вырисовывая каждую черточку правильного профиля: ровный нос, красивые губы, идеальные скулы — и пытаясь запомнить все глазами, губами, руками. Кожа рябила и сходила с лица Коннора. Он перестал быть той картинкой, что привыкли видеть все, но стал тем настоящим, что видел только Гэвин. — Ты охренительный, — прошептал Гэвин, следуя пальцами по стыкам пластика. — Коннор, ты такой охренительный. Кажется, он говорил что-то еще, но уже не помнил, не разбирал собственных слов. Он мог только смотреть, гладить, обнимать и целовать Коннора, отдаваться его рукам, тянуться к губам и слушать, как натянуто вибрирует тириумный насос, будто вот-вот остановится. Сердце самого Гэвина билось ничуть не тише, заходилось в бешеном ритме, отдаваясь эхом в ушах. Коннор поддавался напору Гэвина, отвечая с не меньшей страстью. Он всегда был таким — настойчивым и жадным до ласк, но сейчас не он задавал темп, ему оставалось только следовать и подчиняться. И Гэвина эта мысль заводила и распаляла только сильнее. До стола нужно было сделать каких-то полтора шага. Гэвин толкнул Коннора в грудь и, когда тот уперся задницей в столешницу, оторвался от его губ, чтобы рассмотреть. Кожа деактивировалась на всех видимых участках тела Коннора, в полумраке кухни белый пластик слишком бросался в глаза — стандартный вид любого андроида. Но Гэвин, поставь перед ним хоть сотню этих железяк с деактивированный кожей, безошибочно нашёл бы Коннора. Просто потому что тот особенный, просто потому что он его, просто потому что Гэвин знал каждый стык пластика, каждую царапину, просто потому что этот взгляд — жадный, просящий — невозможно спутать с другим. Гэвин судорожно выдохнул и снова прижался к Коннору, потеревшись о его бедро промежностью — член неудобно упирался в ширинку, но эта болезненность на грани с наслаждением разливалась приятным покалывающим теплом по всему телу — и тихо простонал. Затем на ощупь попытался расстегнуть дрожащими руками его форменный пиджак и рубашку. Блядские мелкие пуговки цеплялись за петли, выскальзывали из пальцев и вообще сопротивлялись как могли. А Гэвин вновь почувствовал себя неопытным мальчишкой, у которого вот-вот должен случиться первый секс. Господи, что за хуйня лезет в голову в такой момент? Распахнув рубашку, Гэвин замер, рассматривая голую, гладкую, белую грудь Коннора. За столько времени вместе он ещё ни разу не видел Коннора полностью обнаженным. Хотя вот Коннор видел его и не раз. Просто Гэвин, будучи эгоистичным придурком, надо с этим уже смириться, даже не задумывался о том, мог ли он тоже доставить удовольствие Коннору. Ну просто потому что... ну... это же андроид, пластмассовый, у него даже члена нет. Коннор, смотря на Гэвина из-под полуопущенных ресниц каким-то блядски-шальным и развратным взглядом, совершенно не придавал тому уверенности в себе. Гэвин абсолютно не представлял, что должен сделать, чтобы Коннору было хорошо. Обычно они долго целовались, Коннор ему дрочил, Гэвин бурно кончал и на этом все. Но сейчас меньше всего хотелось думать о себе, хотя поджавшиеся яйца и текущий смазкой член, кажется, были другого мнения. Гэвин провел рукой по груди Коннора, чувствуя кончиками пальцев вновь усилившуюся вибрацию и абсолютно гладкий пластик. Здесь не было стыков, но он точно знал, что вот здесь, под пластиной бьется «сердце» Коннора. Гэвин положил руку прямо на середину его груди и на секунду ему показалось, что он почувствовал тепло, может, это было тепло от работающего насоса, но, кажется, теперь этот момент стал самым интимным за все время их отношений. Когда Коннор мягко дотронулся до его руки, Гэвин вздрогнул и посмотрел на него. У того все еще был поплывший, немного расфокусированный взгляд. Господи, неужели у не секс-андроидов могут быть такие взгляды? Как будто этот взгляд был заложен в Коннора специально, чтобы лишать детектива Гэвина Рида возможности здраво мыслить, дышать и не кончить в штаны. — Потрогай меня здесь, — Коннор говорил тихо, почти шёпотом. Он слегка коснулся солнечного сплетения, пластик приподнялся и разъехался, открывая ошалевшему Гэвину все внутренности под ним. — Прошу. Если бы можно было сдохнуть от перевозбуждения, Гэвин бы уже давно валялся у ног Коннора с влажным пятном в паху. Прямо перед его глазами был тириумный насос, качающий голубую жидкость по хитросплетенной системе трубок. Они плотным клубком опутывали его и расходились в стороны по всему телу. Тириум казался таким ярким, что хотелось прикрыть глаза. Но Гэвин не мог, потому что это было самое завораживающее зрелище в его жизни. Насос на ощупь был гладкий, идеально отполированный и действительно теплый, а трубки с тириумом на контрасте холодными. Гэвин медленно кружил пальцами по ним, не зная точно, что должен сделать. В голове стоял гул от собственной бешено текущей крови, в штанах член распирало от возбуждения так, что соображать не получалось. Перед ним был его Коннор, доверяющий ему, раскрытый, просящий, смотрящий таким возбуждающим взглядом, какого Гэвин никогда у него ещё не видел. Мир вокруг будто сжался до них двоих, до этой маленькой кухни с выцветшими обоями, до этого стола с потертой столешницей, оставляя позади все, что их тревожило. Словно время остановилось, словно они получили свое мгновение, и настенные часы перестали тикать. Наступила тишина. В этой тишине Гэвин отчетливо слышал свое неровное дыхание и то, как бьются их сердца: его живое, горячее и механическое Коннора, но такое же теплое. Как будто он был живым по-настоящему. Море невысказанных чувств и эмоций затопили Гэвина с головой, он тихо простонал и на секунду прикрыл глаза, переводя дыхание. От такого Коннора ему окончательно сносило башку, просто отвал всего, как сказала бы Тина. Гэвин провел ладонью вдоль трубок ещё раз, собирая их вместе и чуть сжимая. Они были плотными, но гибкими и достаточно податливыми. Коннор вцепился руками в край столешницы, и Гэвин решил, что идёт в правильном направлении. Затем просунул руку глубже, чувствуя, как ее плотно обхватывают гладкие, чуть вибрирующие от потока тириума стенки трубок. Это было такое охренительное ощущение, что Гэвин снова застонал и другой рукой схватился через джинсы за член, только чтобы не кончить сию минуту. Коннор тоже выдал что-то похожее на стон — андроиды ведь могу стонать? — и, кажется, судя по хрусту, отломал от столешницы кусок. Гэвин прикусил губу и во все глаза уставился на лицо Коннора, пытаясь понять все ли он делал так, нравилось ли это Коннору, было ли ему хоть в половину так же хорошо, как самому Гэвину. Тот чуть откинул голову назад, приоткрыл рот, будто ему не хватало воздуха, и следил из-под ресниц за каждым его движением. А затем медленно кивнул, давая понять, что Гэвин все делает правильно. Гэвин вытащил руку, огладил трубки с другой стороны насоса, и снова, раздвигая их, протиснулся глубже. Потом вынул руку и уже резче засунул ее обратно. Коннор задрожал всем телом и прикрыл глаза, насос загудел чуть громче, а тириум — Гэвин чувствовал это рукой — потек стремительнее. Он двигал рукой то быстрее, то медленнее, сжимая трубки, перекатывая их между пальцами, и охреневал от мысли, что трахает Коннора — это ведь можно так назвать? — рукой в грудину. Другой рукой он сквозь джинсы поглаживал член, чувствуя горячие волны подступающего оргазма. — Гэвин, — надломленным голосом позвал Коннор. Гэвин поднял на него взгляд и замер. Это нельзя было не заметить. Диод на секунду мигнул желтым, потом резко красным и снова вернулся к своему обычному состоянию. — Гэвин, — повторил Коннор, — тебе придётся самому меня отключить.