В цветении

      Заканчивалась весна. Этот дом был не настолько приличным, чтобы в него не могли пробраться подростки, которым было больше некуда пойти вдвоем. Но все же он стоял в порядочном квартале, где никто не шатался по лестницам днем, поэтому парочку не беспокоили. Они пристроились на подоконнике перед последним лестничным пролетом, ведущим к заколоченному выходу на крышу. Пахло пылью, краской и цветущей сиренью из открытой форточки над их головами. С улицы внизу слышались далекие голоса. Катия сидела на высоком и узком подоконнике, чуть боком, отвернув от Домри Раде колени, прикрытые подолом легкого платья. Сидя, она была чуть выше его ростом, и склонила голову к кавалеру, окутав лица их обоих ворохом золотистых локонов. Руки Катии обхватили плечи Домри, его же ладони ездили по ее спине, безуспешно пытаясь нащупать хоть какую-нибудь лазейку-застежку в почти прозрачном, но совершенно закрытом платье эльфийской девочки из Селезнии. Они обнимались так крепко, что их одежда вспотела насквозь, и целовались так яростно, что не хватало воздуха. Наконец они оторвались друг от друга, чтобы отдышаться. Домри приоткрыл зажмуренные до слез глаза. Спереди платье Катии оказалось в грязных разводах – он ходил в безрукавке на голое тело, а мылся не сказать чтобы часто. Губы девочки вздулись от его жарких и не слишком умелых поцелуев. Юбка ее платья задралась почти до пояса. Это была великолепная возможность. Распаленный желанием, Домри схватил подружку за колени и попытался раздвинуть ее плотно сжатые ноги. – Не здесь! – едва ворочая языком, возразила Катия. Он нехотя убрал руки. – Опять... А где? – Ну не здесь. Пожалуйста, – девочка спрыгнула с подоконника, одернула платье и поправила волосы. – Я не могу так. У нас каждый раз все эти этажи, подворотни... Давай уже завтра пойдем туда, где... – Катия огляделась, словно только сейчас заметив лестницу и чужие двери, – где красиво. Куда-нибудь в лес. Домри вздохнул. Некоторые округа Равники он знал как свои пять пальцев, но именно в тех местах, где он лучше всего ориентировался, не было и близко ничего такого, что селезнийка могла бы счесть красивым. Катия жила в одном из самых великолепных районов Равники – в квартале под названием Плетеница, в гильдейском общинном особняке из белого мрамора, стоявшем в кружевных древесных зарослях. Домри Раде не подходил к нему ближе, чем позволяли эти деревья, служившие одновременно и садом, и живой изгородью, понимая, что Груулу там не место. Сам Домри жил в трущобе на горе, в хижине, построенной поверх крыши другой хижины, и выше нее лепились к склону еще много ярусов жилищ из грубого кирпича и плетеных ширм. У подножия горы лежали руины городских строений. Сквозь них прорастали могучие деревья, охватывая камни медленными тяжкими объятиями, и год за годом разъединяли их и раздавливали. Стоки с горы образовывали мелкие болотца, и в них отдыхали дикие буйволы, которые, когда на них нападала ярость, довершали разрушения, растаптывая в пыль все, что попадалось на пути стаду. Домри находил это завораживающим, но Катия, как он был уверен, не оценит груульскую жизнь. Конклав направлял природу так, чтобы деревья, травы и лозы врастали в белоснежный мрамор, не повреждая его, но становясь частью восхитительного замысла единения. Поэтому им двоим ничего не оставалось, кроме как прятаться по чужим дворам, чердакам и беседкам. И каждая попытка юного Груула наконец сблизиться с подружкой по-настоящему заканчивалась ее отказом. Катии совершенно не нравилась обстановка вокруг. Но у него еще было время на раздумья о том, куда отправиться завтра Держась за руки, Домри и Катия по крутой лестнице спускались с этажа на этаж. Им навстречу поднимались жители дома, провожая их подозрительными взглядами. Когда парочка добралась до низа, в последнем на их пути окне уже зажегся уличный фонарь. Хлопнула дверь за их спинами, и они вышли в вечернее тепло. Он проводил Катию до Плетеницы. Они то и дело останавливались и целовались прямо посреди улицы, мешая народу на вечернем променаде. При прощальном объятии у высоких ажурных ворот сада Домри, как и приличествовало посвященному Груулу, уверенно обшарил подружку сзади ниже пояса, не встретив от нее особого сопротивления. Трое рослых эльфов-караульных, вооруженных веерными граблями с острыми лучами, годившимися в равной степени и как оружие, и как садовые инструменты, посмотрели на подростков пристально, но без осуждения. – Ты найдешь, куда нам пойти? – прошептала юная эльфийка ему на ухо. – Конечно. Конечно. Я придумаю место. – Лес, ладно? – с надеждой уточнила она. Домри скривился. Он понадеялся было, что Катия забудет о своей просьбе. Ему вновь не захотелось сейчас задумываться об этом, но все же пришлось. Ну какой лес посреди города... Вечер начинал терять свою прелесть. Задача все же была невыполнимой. Он поплелся прочь от селезнийского квартала в трущобы. По мере того, как дорога постепенно поднималась в гору, сам подросток погружался в мрачные размышления. Его Погребение состоялось уже довольно давно. Тогда он стал полноправным Груулом, и не только. Обряд прошел настолько странно и потрясающе, что об этом было невозможно никому рассказать. Честно говоря, Домри и сам толком не понял, каким образом с ним случилось то, что случилось, и как это называлось. Но он догадывался, что произошедшее возвысило его не только над своей гильдией, но и над всей Равникой. Некая странная сила выдернула его из могилы и сквозь пустоту утянула его в иной мир. И, хотя потом он так же непостижимо перенесся обратно в Равнику и с тех пор пребывал здесь, Домри чувствовал, что ему открылась великая тайна. Он очень хотел поделиться ею с кем-нибудь, но знал, что его в лучшем случае обзовут сумасшедшим, и поэтому молчал. Однако кое в чем другом он все еще оставался никем. Его ровесники еще до своих посвящений спали с девчонками, а Домри с этим никак не везло. И вот теперь, когда все наконец складывалось так взаимно и так удачно, подружка попросила о невыполнимом. Домри был нужен настоящий лес, пронизанный живым солнцем и играющий тенью, многоголосый от пения птиц, расцвеченный цветами и плодами, буйный и прекрасный. Но ни Груулы, ни Селезния, не говоря уж о Голгари или Симиках, не могли ему этого дать. Стемнело. Фонари стали встречаться на пути на гору все реже и горели через один. На разбитой дороге валялся мусор, и Домри споткнулся о жестянку. От досады на все происходящее он с силой по ней наподдал. Банка с грохотом врезалась в скрюченный фонарный столб, давно утративший лампу. Громовое эхо прокатилось по темному небу позади. Он обернулся и поднял голову. Выше городских огней, выше патрульной линии Скайеков, во мраке полыхнула зарница и вновь с оттяжкой ударил гром. Будет гроза, понял Домри, но не сегодня. Этой ночью она соберет силы, а завтра после заката опустится на город. И в то мгновение, когда новая вспышка озарила ночь над шпилями Равники, что-то словно вспыхнуло и в его голове тоже. А что если попробовать... Кажется, теперь он сообразил, куда отправиться с Катией, и как именно это сделать. Домри резко развернулся и помчался назад с горы.