Just Act Normal 2: Как снег на голову

Распространено такое мнение, что жизнь актера состоит из блеска и пафоса. Что все решают деньги. Все решает слава, желание заставить говорить о себе, как об артисте, запечатлеть на века. Они не замечают реалий этой работы. Не учитывают долгие часы, бесчисленные нереализованные мечты, реальную опасность психического и физиологического истощения, неприятное внимание, с которым сотни тысяч, а может, даже миллионы людей следят за каждым твоим шагом. Они не замечают этого, ведь это несправедливо — когда тебе платят так много только за то, что ты воплощаешь фантазию в визуальный формат. Не сказать, что Стайлзу это не нравится. Быть актером, в смысле. Просто иногда ему самому интересно, сколько ему удастся продержаться до того, как он наконец не заорет «да пошло все нахуй» и скроется в лесной хижине. Или в шалаш на необитаемом острове. Дерек, пожалуй, мысль о необитаемом острове бы не оценил. Правда, его дом — их дом — и так находится почти посреди леса, так что Стайлзу просто можно махнуть рукой на работу — и уходить никуда не надо. Он мог бы стать парнем-на-дому. Это было бы круто. Может, заставить своего бухгалтера прокачать его пакет акций, чтобы стать еще более непристойно богатым, чем сейчас, и… осесть, в общем-то. Дерек мог бы и дальше ваять свои делишки помощника шерифа, Стайлз мог бы… да черт его знает, что бы он мог. Возможно, заняться резьбой по дереву или чем-то вроде. Продавать деревянные фигурки волков старым дамам, которым нравятся по-деревенски очаровательные образы. Ладно, наверное, вряд ли. Что Стайлз пытается сказать — так это то, как хорошо быть дома. Дома в Бикон-Хиллз. Сидеть на удобном диване, смотреть «Netflix» и ждать, когда Дерек вернется с работы, а уж Стайлз заставит его приготовить им ужин. Он это сделает — Дерек это сделает, — просто потому, что Стайлз вернулся домой только на неделю, и Дерек так счастлив, что Стайлз дома, а не в Индии, что это сводит на нет всю досаду по поводу приготовления все более сложных блюд. Хотя вчера, когда Стайлз попросил карри, он все равно для приличия побрюзжал. Именно это Стайлз и пытался сделать. В смысле — вывести его из себя. Раздраженный Дерек — это притворяющийся-что-он-раздражен Дерек, а притворяющийся-что-он-раздражен Дерек — это… что ж, черт, это означает, что Стайлз дома, вот что это значит. — Какой ты жалкий, Стилински, — бормочет Стайлз себе под нос, и, наверное, ему только кажется, что слова эхом отражаются от стен гостиной, доносятся по коридору до обновленной гостевой спальни, которую никто из них не использует, а потом возвращаются обратно на кухню. Слишком много мебели, чтобы возникло эхо. Плюс включен телевизор. Стайлз ерзает, поджимает ноги и потягивается, пока не щелкает позвоночник. Он с ужасом осознает, что ему охуенно скучно и одиноко, и… и что им надо завести собаку. Огромную и похожую на волка, потому что Стайлзу по душе такая ирония. Из приюта. Может, даже парочку. Или три. У них должно быть три собаки. Достаточно для того, чтобы, пока он валялся бы на диване и ждал Дерека с работы, его не окружало пустое пространство и унылые герои, которых он видел тысячу раз и чьи слова он слышал столько же. Достаточно для того, чтобы, когда Стайлзу нужно будет уехать куда-нибудь на пару месяцев для съемок фильма или уехать на пару дней в Лос-Анджелес, Дерек тоже не был один. Стайлз не знает, почему они не завели собаку раньше. Разве не это делают пары? Они вместе уже… три года, блядь. И последняя поездка в Индию была единственной протянувшейся дольше трех месяцев, так что он тоже сможет о ней заботиться. Три месяца, две недели и четыре дня. Стайлз не считал часы, потому что он, черт возьми, не идиот. И это было не… ладно, это было ужасно, потому что Дерек приехал в Индию повидать его только раз и он то и дело принюхивался к чему-то, зыркал на всех, и вообще все было как-то напряженно. Секс был потрясающим, но опять же, — он всегда такой. Так что да, Стайлзу надо завести собаку. Дерек не согласится, но, если он просто принесет собаку домой, Дерек не такой уж мудак, чтобы отвезти ее обратно. Но может выгнать Стайлза из спальни. Из принципа отказать в сексе. Неделями безразлично мотаться по дому с тем затравленным выражением глаз, что Стайлз так ненавидит. Черт побери. Внезапно ощутив раздражение, Стайлз вскакивает с дивана, даже не потрудившись поставить телевизор на паузу, потому что он уже видел этот эпизод Баффи слишком много раз, чтобы он до сих пор казался забавным. Он даже не знает, почему это смотрит. Ностальгия, наверное. До этого он работал за компьютером — у Миранды медовый месяц, и последние пару недель им занимается Джоан, а это значит, что у Стайлза больше работы, — так что телевизор он включил скорее для фона. Он проходит на кухню (также недавно отремонтированную, и теперь тут все компьютеризировано; это потрясающе, потому что даже у холодильника есть экран и он может посмотреть по нему погоду, ясно?) через арку, которая соединяет ее с гостиной, и заглядывает в буфет, чтобы чем-нибудь перекусить. Это перекус от скуки — хуже быть не может, — и тренер его убил бы за одну мысль о подобном. Он рассматривает почти пустые коробки от хлопьев — чертов Дерек не умеет доедать их до конца, — и остатки батончиков «Кит-Ката» со вкусом зеленого чая, которые Стайлз купил в Японии по пути домой, когда телефон взрывается саундтреком из «Бэтмена». Этот звук заставляет его усмехнуться, потому что у Дерека на нем стоит такой же рингтон, и за этим всем есть история, долгая, сложная и такая сахарно-сладкая, что она не должна быть реальной, но она такая, какая есть, так что он вытягивает телефон из кармана и отвечает. — Привет, сдобная булочка, — здоровается он, просто чтобы услышать, как Дерек рыкнет. — Стайлз, — выдыхает Дерек, и у Стайлза стискивает грудь, потому что он знает этот тон. Это не тот хриплый вздох, что вырывается у Дерека в постели после долгого дня, когда ему просто хочется лечь спать. Это звук, не предвещающий ничего хорошего. Это тот самый тон, который использует Дерек, когда с облегчением понимает, что все живы и никто не умирает. — Что случилось? — Стайлз забывает о перекусе и ногой закрывает дверь шкафа, на автопилоте направляясь к входной двери. Два года назад Стайлз приказал возвести вокруг земли, на которой стоит дом, трехметровые каменные стены в комплекте с автоматическими воротами и камерами слежения. Это произошло после того, как он в пижаме вышел за дверь и обнаружил на крыльце странную посылку (до жути чернушный и графичный фанарт... и ногти с пальцев ног). Но это привычка несет его сейчас к входной двери и заставляет подергать ручку, чтобы убедиться, что дверь заперта, и закрыть дверь на засов. — Труп, — говорит Дерек. — Нашли на кладбище, убит недавно. Еще не опознали, но блядь… Стайлз. — Да? — переспрашивает Стайлз, осознавая, что что-то не так. Раз Дерек звонит, значит, это что-то сверхъестественное. Если бы это было обычным убийством, он бы подождал, позвонил бы Стайлзу и рассказывал бы ему об этом медленно, почти шепотом. А когда пришел бы домой — скорее всего, рано утром, может быть, даже после того, как взошло бы солнце, — то свернулся бы на кровати или рядом со Стайлзом, где бы он ни был, с напряжением во всем теле, со сжатыми кулаками. Стайлз отпускал бы шуточки или просто молчал, или, быть может, гладил его по шее, как он любил, пока бы он не расслабился. Дерек оставляет этот тон для тех случаев, когда не только полицейские будут расследовать это преступление; когда это будут делать и они тоже. — Ее… сожрали, — продолжает Дерек. — Разорвали, Стайлз. Внутренности. Кожу. Что бы это ни было, оно оставило легкие и вырвало сердце. Ее разорвали на части и… съели. Я не узнаю запах, но это не человек, и мне нужно… — Система безопасности включена, — прерывает Стайлз. — Двери заперты. — К тебе едет Скотт, — говорит Дерек, вздыхая, и Стайлз чувствует, насколько он встревожен. — Айзек с Эрикой пытаются его выследить. — Ладно, хорошо, — отвечает Стайлз. — Отец? — Знает. — Стайлз слышит шорох на заднем плане: как Дерек идет по траве, а потом по асфальту. — Он дает возможность нам разобраться с этой ситуацией. Стайлз кивает. — Хорошо, — говорит он. — Это… это хорошо. Так… я попробую что-нибудь найти. Эллисон обновила бестиарий пару месяцев назад, верно? Пока я был в Индии? — Да, — подтверждает Дерек. — Отлично, — Стайлз вновь опускается на диван и поднимает ноутбук с журнального столика. — Тогда давай детали. — Зубы не острые. Человеческие, не звериные, — начинает Дерек. — Пахнет… блядь, Стайлз, пахнет знакомо, но я никак не могу распознать. Остро. Неприятно. — Помощи от этого, конечно, мало, — бурчит Стайлз, когда вводит запахи в справочник бестиария: поиск ничего не дает. — Знаю. Думаешь, я не знаю? — закипает Дерек. До Стайлза доносится звук вставляемого и затем проворачиваемого в замке ключа. — Лидия уже обновила защиту вокруг… — Чувак, насколько я знаю, — да. Помнишь, меня тут три месяца не было? — напоминает Стайлз, и Дерек на это рычит. — Всякий раз, когда ты надолго уезжаешь и потом возвращаешься, происходит какое-нибудь дерьмо, — говорит он, и Стайлз слышит, как он открывает дверь машины. Он пытается найти что-нибудь по запросу «пожиратели плоти», и появляется около трехсот запросов, от чего… от чего Стайлзу становится нехорошо. — Ты сейчас о фиаско с Салли? Или о дерьме с охотниками в прошлом году? — спрашивает Стайлз. — Потому что все это произошло не по моей вине. На деле это произошло настолько не по моей вине, что… — Я еду в участок, — вмешивается Дерек, и Стайлз слышит урчание двигателя. — Не открывай дверь никому, кроме Скотта, и постарайся найти что-нибудь — что угодно, — что пожирает плоть и часто посещает кладбища. — Жрет плоть, навещает кладбища. Понял, — рапортует Стайлз. — Сделаю. Может, и правда что-нибудь найду по этой абсолютно бесполезной информации, Дерек. Что не поедает плоть и не ходит по кладбищам? — Просто… оставайся дома, — говорит Дерек. — Твоя забота просто очаровательна, Дерек, — невозмутимо произносит Стайлз. — И ни капельки не смешно, что ты до сих пор думаешь, будто я какой-то… — Я не знаю, когда вернусь. И клянусь, если ты хотя бы на секунду задумаешься о расследовании, Стайлз, я собственноручно брошу тебя за решетку. — Я тоже тебя люблю, правда, чувак. Чувствую любовь, какой бы стремной она ни была, — говорит Стайлз, вешая трубку, когда Дерек начинает смеяться. Добавление информации про кладбище к поисковому запросу дает еще плюс тридцать ответов, и Стайлз падает на диван, издавая долгий, громкий, жалобный стон. Он открывает приложение сканнера с настройкой на полицейские частоты, которое Денни установил на его компьютер, и уменьшает громкость настолько, чтобы непрерывный поток голосов и статический шум как бы оставался на заднем плане, усмехаясь всякий раз, когда прорывается голос Дерека. По мере поиска через сканнер он узнает, что жертва была женщиной, сто пятьдесят восемь сантиметров ростом, что она была одна, что ее нашел могильщик лежащей на надгробной плите одного из основателей Бикон-Хиллз. Все это ужасно жутко, и Стайлза нельзя винить в том, что, когда у него через двадцать минут звонит телефон, на этот раз с рингтоном Скотта, он вскрикивает. — Скотт, — все еще хрипло отвечает он. — Черт, чувак, какого черта? — Что? Что случилось? — спрашивает Скотт. — Ничего, просто… — Стайлз прочищает горло. — Ты позвонил. — Да, позвонил, — повторяет Скотт. — Я только что проверил Эллисон, поэтому буду минут через десять, так что… — Я ничего не нашел. Если это только не гуль, — признается Стайлз. — Это не гуль. Дерек говорит, им там не пахнет, — отвечает Скотт. — Почему все дерьмо случается, когда… — Когда ты возвращаешься? — посмеиваясь, спрашивает Скотт. — Не знаю. Наверное, у тебя что-то вроде плохого йо-йо [1] или типа того. — Я бы не сказал, что у меня… о, черт тебя побери. — Стайлз стонет, когда звонят в дверь. Или, если точнее, раздается звук дверного звонка. Потому что в этом доме его нет! Кому нужен дверной звонок, когда есть ворота с кодовым замком и система видеонаблюдения? Да здравствуют клише из фильмов ужасов. — Это тебе в дверь звонят? — придушенно спрашивает Скотт. — Я думал, у вас нет звонка. — Да, это звонят в дверь, — говорит Стайлз, приподнимая с колен ноутбук. Ему даже удается осторожно опустить его на журнальный столик несмотря на то, как колотится сердце и пульсирует в висках, мысли проносятся так быстро, что невозможно сосредоточиться на чем-то одном. — И нет, звонка у нас нет. Он шутил о клише из фильмов ужасов, но так они и начинаются. Вот сидит ни о чем не подозревающий человек у себя дома, один, садится солнце, раздается звонок, потом — шум, а в следующей сцене уже кровь, крики и, возможно, сиськи. — Стайлз, тебе следует… блядь, чувак, просто иди наверх. Не знаю, что происходит, и если Лидия не… — Я практически уверен, что она это сделала, — шепчет Стайлз, медленно — чтобы не скрипели под ногами половицы — направляясь к входной двери. На ближайшем к нему окне висят шторы, а возле входной двери камер нет, несмотря на то, что они понатыканы по всему периметру территории. Поэтому Стайлз может увидеть, кто звонил в дверь — в несуществующий дверной звонок, — только заглянув в крошечное окошечко в центре дверного полотна. Это существо, наверное, вцепится ему в глаз, если он это сделает — так ведь все происходит? — Стайлз, может… — теперь Скотт дышит тяжело, и Стайлз слышит, как визжат шины, когда тот резко входит в поворот. — Чувак, я сейчас буду. Ты только… ну что за хуйня! Я хотел сегодня рано лечь спать! — Я остаюсь на линии, друг. Все хорошо, — произносит Стайлз, и ни один из них не упоминает о том, что его голос немного выше обычного. Он прочищает горло, вздрагивает, когда в дверь снова звонят, и… — Стайлз? — это голос Дерека. Снаружи. Только вот Дерека здесь нет. Дерек только что позвонил ему из… ну, Стайлз предполагает, что он покидал место преступления и направлялся в участок, когда ему звонил. И Дерек бы… — Это даже не… — слышит Стайлз свой голос и внезапно, задохнувшись, чувствует, как поверх чар прорывается резкая паника и страх. Он срывается с места, минуя дверь, и сдергивает шторы, даже когда Скотт начинает ругаться, рычать, хрипеть ему в ухо — ебучий шоковый фактор. — Это… Скотт, ебаный в рот… У него на крыльце Дерек— только это не Дерек. Дерек смотрит на него слишком яркими глазами, а улыбка холодная и чересчур зубастая. Зубы… испачканы. Чем-то. Его — чьи-то — руки прижаты к бокам, небрежно, жутко, словно приглашая. Скотт кричит ему подниматься наверх, и Стайлз уже готов повиноваться, рвануть в спальню и запереться там, но, ну черт, что бы это ни было, оно по какой-то причине остается снаружи. Стайлз догадывается, что это либо заклятия Лидии, либо что-нибудь еще. Может быть, это что-то вроде загона вампиров, которых сначала нужно пригласить войти… — Ты не Дерек, — говорит он. Скотт громко матерится, крича, что ему лучше не открывать дверь или он отутюжит Стайлза так, что тот себе почки выплюнет, или что-то вроде того. Стайлз не вполне уверен, что именно, потому что улыбка существа становится шире и оно делает шаг к окну — попутно активируя световые датчики движения, — и кладет руку с когтями на стекло. На нем кровь. Много крови. На руках, красная, свежая, и кусочки чего-то еще: плоти, возможно, мышц и сухожилий, и маленькие дробинки костей; она капает на землю и размазывается по стеклу. У него красные губы, на подбородке и носу засохла кровь… Оно ничего не говорит. Это не обязательно. У Стайлза сжимается в груди, и он смутно ощущает громкое биение сердца и собственный ужас. Существо улыбается, медленно и широко, лицом Дерека и ртом его же. И оно просто… стоит там. С одной поднятой окровавленной рукой, свесив другую, с ужасающей улыбкой во все лицо. Оно стоит там, не двигаясь, пока вдруг с искаженным лицом не бросается в стекло — в этом выражении не только ярость, но что-то еще, что делает его черты более резкими, более выраженными и менее человеческими; глаза горят болезненно-желтым. Стайлз вскрикивает, даже не чувствуя смущения от этого крика, и отшатывается назад, задевая коврик и падая на задницу. Монстр, чем бы он ни был, только продолжает долбиться в стекло, изрыгая слова — и не слова-то на самом деле, а какие-то звуки, рыки, гортанные хрипы. Звучит знакомо, но Стайлз никак не может их распознать. В голове пусто, только сжимается горло и стискивает грудь, сердце бьется быстро и с трудом. Он, полон ужаса, не отрывая взгляда от монстра, каким-то образом, даже не осознавая этого, может, потому, что он почти всю жизнь имеет дело с подобным дерьмом, открывает приложение камеры на телефоне и начинает снимать видео. Запись нечеткая, потому что он дрожит, вздрагивая, даже когда отползает назад до тех пор, пока не натыкается плечами на журнальный столик, но хотя бы так. Можно показать остальным. Это… существо — уже не Дерек, не выглядит даже примерно похожим на то, каким может быть Дерек; его черты превратились в нечто гладкое, плоское и нереальное — продолжает бить по стеклу и кричать. Стекло начинает трескаться небольшими паутинками, и Стайлз в ту же секунду вскакивает на ноги, оглядываясь в поисках чего-нибудь — почему они больше не держат внизу оружие?! — что поможет ему себя защитить. Он ничего не находит, и, скорее всего, когда стекло трескается — по правде говоря, разлетается на кусочки, осыпая его градом осколков, — он всхлипывает и откидывается назад в ожидании удара, которого не происходит. Он вдыхает, единожды, потом выдыхает. Несмотря на панику, несмотря на страх, он фокусирует взгляд, и вот оно, это существо — стоит перед разбитым окном, с все еще поднятой рукой, словно мим, напротив стекла, которого нет. — Стайлз, — говорит оно удушливым голосом, от которого у Стайлза по спине бежит дрожь. Он произносит имя со странным щелчком на букве «т», сильно прижимая язык на «л». — Ебучее дерьмо, — произносит Стайлз и опускает взгляд, чтобы убедиться, что все еще снимает это на камеру — запись идет, и он задней мыслью надеется, что визуального представления… монстра будет достаточно, чтобы Дерек поумерил свой пыл, когда узнает, что Стайлз был таким идиотом, что не забаррикадировался где-нибудь, пока была возможность. — Стайлз, — шипит оно, растягивая «с», словно смакуя звук. Его глаза мерцают желтым, и он вновь бьет рукой… по воздуху. — Ебучее дерьмо, — снова произносит Стайлз, на этот раз из-за… «недоверие» было бы хорошим словом. Оно не может войти. Его удерживают чары Лидии. — Лидия, — хрипит он, поднимаясь на ватные ноги, не сводя взгляда с монстра, — ты милейшая, дражайшая, прекра… блядь! Без предупреждения. Без звука. Без рыка, как в старые-добрые времена, возвещающего о прибытии героя. Вот чудовище открывает рот, чтобы снова прошипеть имя Стайлза, и вот его уже нет, и Стайлз слышит рычание, удары когтей и более громкие звуки столкновения тяжелых тел с землей. Он вскакивает, бросает телефон на диван и хватается за все, что под рукой, за чертову лампу — он паникует, он зол, ему вдруг все равно, что это старинная латунная лампа стоимостью в двести долларов, потому что снаружи чудовище, и ему нужно, чтобы оно свалило,— и он выпрыгивает из разбитого окна. Его джинсы зацепляются за один из торчащих осколков, и внезапно его накрывает режущая боль в ноге — которая кажется неправильной; рана глубокая и кровоточит, — но ему плевать, он только встряхивает ей и бежит в угол, где существо, кем бы оно ни было, притерло Скотта к стене, задрав руку с сияющими жутким зеленым светом пальцами. Стайлз не думает, у него нет на это времени. Он поднимает лампу и с силой опускает ее на голову чудовища. Для него это неожиданность, когда оно кричит, высоко и жалобно, и падает на пол, отползая вбок каким-то сумасшедшим крабьим шагом. Для Скотта, пожалуй, это еще больший сюрприз, потому что, даже несмотря на обращение и хриплое дыхание, Стайлз улавливает короткий растерянный звук, который он издает. Момент уходит, и Скотт орет ему уходить внутрь, а монстр приходит в себя и… спрыгивает с крыльца и бежит в лес. А Стайлз не знает, что и думать.

________________________________________

Когда в первый год обучения в университете Стайлз возвращается домой на зимние каникулы, он отсчитывает три часа и едет проверять, не прикончился ли там Дерек и не спалил ли снова дом Хейлов. Он уже повидался со Скоттом, завалил отца рассказами о том, как скучно в колледже, уже отправил сообщения всем и каждому, кого могло волновать то, что он вернулся в город, поэтому ему больше нечем заняться, кроме как поехать к заместителю шерифа Хейлу. …Черт, как же странно. Стайлзу кажется, что он никогда к этому не привыкнет. Когда он останавливается перед домом, Дерек сидит на верхней ступеньке крыльца, заранее насмешливо приподняв бровь. Стайлз дает себе секунду на то, чтобы его рассмотреть — его скошенную линию челюсти, щетину, от которой тот никак не может избавиться (вероятно, и не хочет, потому что Стайлз клянется: мужик наверняка оформляет ее, чтобы она выглядела так идеально), легкую улыбку на губах и расслабленные (для Дерека, по крайней мере) плечи, — а потом выбирается из джипа и подходит. — Офицер, — говорит Стайлз и игнорирует свой мозг, которому дай только все опошлить и который переполнен хуевой тучей кинков, которые Стайлз виртуозно пытается игнорировать еще с первого раза, когда он увидел Дерека в форме. Дерек фыркает, потом делает вдох, и на его лице появляется странное, какое-то мрачное выражение. Взгляд накаляется, он сначала внимательно смотрит на Стайлза, потом на джип, потом снова на него, и Стайлзу интересно, не чувствует ли Дерек перепих с парнем с вечеринки неделю назад. Брэндон. Брайс. Брэд. Что-то на “Б”. Должен, наверное? Оборотни всегда чувствуют, когда… — Стайлз, — произносит Дерек в ответ через пару секунд, которые кажутся эонами, и на его лице, наконец, появляется усмешка. — Я заместитель шерифа. — Заместитель, — начинает Стайлз, — я сын шерифа, а потому могу называть тебя так, как, блядь, захочу. — Ясно, все еще засранец, — говорит Дерек. — И почему я думал, что благодаря колледжу ты станешь менее раздражающим? — И все же не такой засранец, как ты, Дерек, — ласково отвечает Стайлз и подходит, чтобы опуститься рядом с ним на крыльцо. — Плюс, тебе нравится, когда я тебя выбешиваю. Надо же тебе на кого-то злиться.

________________________________________

— А… Асванг[2]? — говорит Стайлз, щурясь в надежде, что так получится лучше прочитать слово с экрана компьютера. Или, собственно, четче его произнести. — Или… суанги[3]? Или, черт, даже не знаю, как это… мананангал[4]? Они все пожиратели плоти, — заканчивает он, поднимая взгляд на Скотта в надежде, что тот предложит что-нибудь… еще. Что-нибудь кроме раздраженного взгляда, которым он прожигает Стайлза последние десять минут. — Чувак, я пытаюсь… — Ты ударил монстра лампой, — не дает договорить Скотт. — Латунной лампой, Стайлз. — И у меня есть видео, — говорит Стайлз, очень хорошо понимая, что его голос звучит капризно. — У тебя идет кровь, — продолжает Скотт. — Я даже не… Дерек даже ничего по телефону не сказал, понимаешь, да? Только зарычал, когда я ему рассказал. — Почему, по-твоему, я сказал тебе ему позвонить? — спрашивает Стайлз. — У тебя идет кровь, а он сейчас приедет и будет над тобой квохтать, а он для этого слишком стар, а потом заставит кого-нибудь с тобой нянчиться до тех пор… — Воу, бро. — Стайлз отрывается от экрана — он перебирает монстров с Филиппин, и называют их в народе одинаково ужасно, — чтобы взглянуть на Скотта. — Перебарщиваешь. Это я ударил его — это — по голове. Я не… — Знаю, знаю. — Скотт падает в кресло. В гостиной срач, но им плевать. Прошло десять — двенадцать — минут с тех пор, как это, что бы это ни было — пожалуй, Стайлзу стоит назвать его Боб, просто чтобы обозначить, сделать менее устрашающим, — убежало в лес и смыло волну адреналина. — Я просто… это было реально неожиданно. Э-э, гм, эскалация. — Неужели? — спрашивает Стайлз. — В одну минуту Дерек говорит мне быть осторожным, а в следующую — бам, у меня под дверью монстр. — Оно знало твое имя, — замечает Скотт. — Так что это твоя вина. — Я… — Стайлзу на это нечего сказать. — Ладно, пусть так. Хочешь что-нибудь? Могу заказать пиццу в качестве вознаграждения. Скотт моргает, почесывает нос — на нем кровь. Стайлз не знает, чья она. — Я… ты имеешь в виду, типа… да, конечно, пицца звучит неплохо. Потом. На следующей неделе. — Заметано. — Стайлз вздыхает и соскальзывает вниз, откидывая голову на диван. — Не позвонить бы тебе Эллисон? Кому-нибудь еще? Может, если у нас будут свидетели, Дерек не обрушит на меня всю свою ярость рыцаря в доспехах. — Он не такой… — Ш-ш-ш, дай мне пофантазировать. — Стайлз снова переводит взгляд на экран компьютера. — И почему мы никогда не знаем, с какими существами имеем дело? Неужели нельзя как в старших классах? Оборотни, много оборотней. И охотников. Мы хотя бы знали, с чем имеем дело. — Нахуй то, — говорит Скотт. — Хотя… это тоже нахуй. — Все нахуй, — соглашается Стайлз. И снова вздыхает. — Я уже говорил, что актер? Что мне платят миллионы долларов за игру? В фильмах, Скотт? И мы до сих пор по какой-то странной причине… не наняли кого-нибудь, кто будет разбираться с очередным созданием недели? — Прошло месяцев пять с тех пор, как мы в последний раз разбирались с чем-то странным, — указывает Скотт, затем почесывает нос. — Хотя это был оборотень с проблемой личного пространства, а не какой-то жуткий магический пожиратель плоти… поэтому, думаю, общий знаменатель здесь ты. — Что я могу сказать, чувак, — начинает Стайлз, бездумно пролистывая список монстров, которых он еще не просмотрел, — я катализатор. Магнит для неприятностей. — Заноза в заднице, — ласково заканчивает Скотт. — Засранец. В каком-то роде кретин… — он замолкает, когда звонит телефон, хватает его с журнального столика — который находится в полнейшем беспорядке, — и последовавшая за этим улыбка убеждает в том, что это Эллисон. — Эллисон, — отвечает Скотт. Он поднимается, проходит на кухню, оставляя Стайлза наедине с проклятущим разбитым окном и бестиарием. Черт их побери. Стайлз закрывает глаза, вдыхает и выдыхает как можно медленнее, и пытается просто подумать. Здесь есть что-то еще: связь, фактор, просто… что-то — что прольет свет на все происходящее, когда он это осознает. Однако он слишком ошарашен, чтобы собраться с мыслями. Потерял, блядь, хватку, потому что все стычки после той большой драмы с перевертышами были незначительными и, можно сказать, забавными. Хотя охотники, прибывшие в город в прошлом году, забавными не были. Они были уродами. Стреляющими без разбора к тому же. Но, даже несмотря на три недели мини-версии холодной войны, это нельзя было сравнить с событиями сегодняшнего дня. Ничего похожего на страх, который стиснул легкие и сжал горло. Двадцать минут — и он разбит. Наверное, он стареет. Наверное, он… — Стайлз. — Внезапно рядом оказывается Дерек в помятой и пропотевшей форме заместителя шерифа, со свистом пропуская воздух сквозь острые белые клыки. Стайлз оглядывается, заметив распахнутую дверь, опускает взгляд — Дерек не снял обувь; переводит взгляд на его лицо, на котором застыла смесь злости, беспокойства и смятения. — У меня есть видео, — приветствует он. — Получилось снять на камеру, и чары, которые наложила Лидия, кажется, работают: оно не смогло войти, поэтому все… гм, хорошо. Дерек опускается на край журнального столика и просто смотрит на него. Стайлз слышит смех Скотта, разговаривающего с Эллисон. — У тебя кровь, — говорит Дерек, протягивает руку и касается лба Стайлза. И Стайлз подается навстречу прикосновению, потому что может. — Или ты… черт, Стайлз, твоя нога. Стайлз пытается кивнуть и пожать плечами одновременно; получается не очень. — Ты разузнал что-нибудь о жертве? На кладбище? — спрашивает Стайлз, заключая ладонь Дерека в свои. — В те пять минут, что прошли со звонка тебе до визита этого чего бы то ни было сюда? — вопрос Дерека начинается с юморком и завершается рыком — определенно с намеком на территориальный вопрос, — и он крепко сжимает руку Стайлза. — Нет, не разузнал. Хотя на крыльце пахнет смертью. Смертью и чем-то… чем-то более древним. Дерек выглядит усталым и измотанным. Если бы не удлинившиеся зубы и слишком крепкая хватка, он выглядел бы почти постаревшим, человечным, хрупким. И, конечно, Стайлза тут же накрывает приступ вины, и он вздыхает, перемещается на край дивана достаточно близко к Дереку, чтобы наклониться и положить голову ему на плечо. Он пахнет плохим кофе и потом, и Дереком, и это приятнее, чем Стайлз ожидал. А он ждал, что это будет чертовски приятно. — Я ударил его лампой, — признается он, и Дерек смеется, поднимая руку, чтобы погладить Стайлза по затылку. — Та латунная фигня, которую нам купила Миранда. Это… я снял видео? — Ты идиот, — говорит Дерек, проводя губами по его уху, и Стайлз передергивает плечами, обнимая Дерека за талию. — Оно выглядело тобой, — наконец произносит Стайлз. Он уже не слышит Скотта, хотя это, наверное, потому, что он вслушивается в дыхание Дерека, замечая, как оно замедляется, становится все спокойнее и глубже. — Оно позвонило в дверь — я знаю, что у нас нет дверного звонка, не спрашивай, — улыбнулось мне и назвало мое имя. С этим странным… стремным… думаю, иностранным акцентом? Дерек вздыхает, низко и многострадально. Он целует Стайлза медленно и отчаянно, вылизывает его рот так, как делает, когда хочет осознать, что Стайлз рядом, что он в порядке, в безопасности, а потом встает, подходит к разбитому окну и начинает его обнюхивать. В буквальном смысле. Хохотнув, Стайлз встает и, хромая — швы накладывать нет нужды, но по ноге до сих пор течет кровь, пропитывая джинсы, и даже как-то не верится, что никто еще не вызверился на него за это, — подходит к Дереку, включая видео. Стайлз показывает экран Дереку, вздрагивая от гортанных звуков, издаваемых то существом, то им самим. На окне остались капли крови: вероятно, принадлежащие и ему, и… черт, существу она принадлежать не могла. Это кровь убитой девушки. Девушки, которую оно… съело. Черт, иногда реальная жизнь оказывается еще более странной, чем в фильмах. Хотя, может, это только у него так. Другим, пожалуй, не приходится иметь дел… с оборотнями-пожирателями плоти. Они, наверное, ходят в боулинг или еще чем-то таким занимаются. — Запах такой же? — спрашивает Стайлз, когда видео заканчивается и Дерек с рыком пихает ему телефон. Складка меж его бровей становится еще более глубокой. — Да, — отвечает Дерек и нервным жестом — который Стайлзу знаком как сыну шерифа и как бойфренду заместителя шерифа, и, в меньшей степени, как актеру, который в прошлом году в течение двух недель играл офицера полиции Лос-Анджелеса в той полицейской драме, — кладет руку на табельное. Стайлз подходит ближе и опускает ладонь на спину Дерека. Есть в этом что-то волнующее, думает он, — прикасаться к кому-то так обыденно и знать, что этот жест говорит больше слов. (Хотя, черт побери, ему двадцать восемь, и, пожалуй, рановато для подобных мудрых высказываний). — И чем пахнет? Смертью? Разрушением? Гневом? Мне нужно что-то помимо «пожиратель плоти» и «меняет форму». Там сотни запросов. — Скотт разговаривает с Лидией, — говорит Дерек вместо ответа, проводя пальцем по мазку крови на одном из осколков и обнюхивая его. Стайлз надеется, что она не его. Это было бы стремно. Правда, все и так стремно, но было бы еще более стремно, если бы это была кровь Стайлза. — Я подумал, Салли может что-нибудь знать. — Из-за того, что она перевертыш? — Стайлз морщит нос, потому что это… имеет смысл. Вроде как. — Да, но то были перевертыши, а это… хер его знает что. — Запах какой-то пряный, — говорит Дерек, выглядывая из окна. — И… — Сейчас приедут Лидия и Эллисон, — прерывает Скотт, заходя в гостиную из кухни. — Бойд еще на встрече, освободится только через пару часов. Айзек с Эрикой еще ничего не обнаружили… — Потому что оно было здесь, — произносит Стайлз. — Потому что оно было здесь, — соглашается Скотт. — И… это все? — Папа? — Стайлз оглядывается на Дерека, пожимающего плечами. — В участке. У меня не было времени сказать ему, что ты снова пытаешься куда-нибудь вляпаться. — Эй! — Стайлз показывает ему средний палец, хотя эффект немного смазан из-за того, что тот покраснел, опух и кровоточит. — Я заснял видео, в том числе когда он показывал эту жуткую интерпретацию тебя. Не понимаю, почему, блядь, он из всех ебучих мест выбрал этот дом… — Альфа? — Скотт указывает на Дерека, потом на себя и пожимает плечами, когда Стайлз бросает на него взгляд. — Возможно, он искал… гм, самого сильного. — А я — сильный? — спрашивает Стайлз. — Или я девчонка в беде? Потому что я продолжаю повторять это, придурок: я вырубил его бронзовой антикварной лампой. Чего вы еще от меня хотите?! — Гм, не знаю, — у Дерека тот самый тон, который означает, что он в следующие три минуты закатит глаза и драматично вздохнет, — может, чтобы ты не играл в гляделки с сумасшедшим монстром, Стайлз? Да, и вот оно — закатывает глаза. — Фи, — говорит он, — так интереснее. — Ин… интереснее? — переспрашивает Дерек, направляясь к входной двери, затем выходя на крыльцо и прослеживая пальцами — с выпущенными когтями — царапины, оставшиеся после боя. — Что-нибудь еще? Что-нибудь, что может помочь нам понять, что это такое? — У него светилась рука, — говорит Скотт, высунув голову из двери. — И оно зарычало на каком-то языке, прежде чем Стайлз его ударил. — Лампой. Значит, это иностранец? — предполагает Стайлз, и, когда Дерек со Скоттом на него таращатся, пожимает плечами. — А что? Я просто нашел кое-кого с Филиппин. Оно говорило по-филиппи… тьфу, по-тагальски? — Без понятия, — отвечает Скотт. — Я не говорю на тагальском. — Дерек фыркает, осматривая особенно внушительные отметины от когтей на дереве рядом с окном, но ничего не говорит. Что означает, что он либо задумался, либо предпочитает их игнорировать. Скорее всего, последнее. — Ладно, итак… иностранец. — Стайлз начинает мерить шагами двор, по привычке лохматя волосы — просто потому, что это приятно. — Убил выбранную наугад девушку на кладбище, съел ее плоть, может менять форму… но не перевертыш, у него есть магия, но не ведьма. Не человек, потому что меняется… не по-человечески. — Лицо существа изменялось так, словно было жидким. Ничего похожего на хруст костей и растяжение кожи, привычное для оборотней. Еще более отвратительно. Он вздыхает. — Пожалуй, стоит дождаться Эллисон и Лидию. Я ничего не нарыл. — Какой сюрприз, — произносит Скотт, и Стайлз снова показывает ему средний палец. Вскоре после этого он хромает обратно в дом: ему становится скучно смотреть на Дерека, который осматривает место происшествия, и Скотта, нервно прочесывающего двор и леса вокруг их владений. Там он поднимается в ванную, чтобы промыть царапины и раны, которыми до той поры пренебрегал. Он разрывает джинсы на голени, вздрагивая, когда приходится отдирать присохшую к ране ткань. В последний раз у него был такой глубокий порез, когда он снимался в сцене взрыва для «Грэнвальд Прокси» в Индии. Во всем были виноваты кусок дерева, не в том месте оказавшийся актер массовки и неисправное оборудование, и даже тогда это его мало обеспокоило. Он заставил их продолжить съемки, потому что хотел покончить с этой ебанутой сценой и вернуться домой. Хотя в конце они все равно отвезли его в больницу, пусть порез и не требовал швов. Сейчас он в больницу не поедет — по очевидным причинам. Нет необходимости, потому что рана выглядит так, словно кровотечение вот-вот остановится. И даже если нет, он просто заставит Скотта ее зашить. Он уже так делал. В любом случае, Стайлз, достав из шкафа под раковиной аптечку, закидывает ногу на раковину — новую, гранитную, невъебенно холодную — и начинает протирать ногу ватным тампоном, щедро вымоченным в спирте. Он выбирает один из самых больших бинтов, задаваясь вопросом, стоит ли положить на рану марлю, когда в дверном проеме появляется Скотт, смотрит на него и вздыхает, опустив плечи. — Швы нужны? На запах вроде нет, — говорит он, входя и обхватывая ногу Стайлза, а потом наклоняясь и прищуриваясь. — Средний палец вывихнут. Глубоких царапин больше нет, верно? Стайлз… Стайлз вообще на это внимания не обратил. Разве что на палец. Он поднимает взгляд в зеркало и видит красную линию на лбу и еще одну — на носу. Наверное, от осколков. — Нет, я в порядке, чувак, — отвечает Стайлз, осматривая руки — пара легких царапин, не более. Он в порядке. Испуган, конечно. Растерян. Но в порядке. — Помимо раны на ноге. — Швы не нужны, — объявляет Скотт, ловкими пальцами выхватывая из аптечки повязки, спирт и какую-то мазь, которую Стайлз никогда не использовал. — Ты преувеличиваешь. Не дергайся. — Говорит оборотень, — напоминает ему Стайлз, — который уже исцелился бы. — Ты, когда ранен, всегда сучишься, — просто отвечает Скотт, отвлекаясь от ноги Стайлза и ухмыляясь ему. — Мне позвать твоего ухажера, чтобы он вытянул боль… — Ага, — не мог не прервать Стайлз, — через чле… — Я сам попался, — тут же произносит Скотт, говоря громче Стайлза, словно это может его остановить. — Лидия внизу, с Дереком. Эллисон подъедет через десять минут. Где остальные — не знаю. — Круто, — говорит Стайлз, наблюдая, как Скотт заканчивает перевязку, а потом использует палочку от мороженого, чтобы наложить шину на его палец. — Итак, — начинает Скотт, запихивая аптечку обратно под раковину, — думаешь, добром это не кончится? Дерек кажется напряженным. — Не знаю, мужик. — Стайлз хочет потереть лоб и, только ткнув перевязанным пальцем в глаз, вспоминает, что так делать не стоит. — Может, Эрика и Айзек его сегодня найдут? Мы сможем с этим справиться… блядь, я забыл об отце. — Ты… ты же о нем спрашивал, — говорит Скотт. — Разве он не вернулся в участок? — Да, но… — Он в участке! — кричит Дерек с нижнего этажа, и до Стайлза доносится смешок Лидии. — С ним все хорошо, Стайлз. Я ему ничего не сказал. Стайлз вздыхает и спрыгивает со шкафчика. — Ладно, — говорит он. — Я пойду надену штаны.

________________________________________

— И… это мертвое тело, — констатирует Стайлз. Он опускается на корточки: достаточно далеко, чтобы, если его поведет вперед, не упасть лицом в кишащие личинками останки, но достаточно близко, чтобы видеть детали, какими бы отвратительно тошнотворными они ни были. Где-то сзади Скотт издает побитый звук, вздыхает отец, а Дерек шумно бормочет себе под нос что-то, что звучит подозрительно похоже на «идиот». — Хорошая работа, сынок,— говорит отец. — Теперь, когда дело решено, мы все можем… — Есть тут что-то знакомое, — без задней мысли произносит Стайлз. У жертвы нет сердца — зияющая дыра в середине груди, настолько разложившейся, что Стайлз даже не может сказать, мужчина это или женщина, — а на коже виднеются перекрещивающиеся царапины. Они образуют букву «Х», и это какое-то сообщение, предупреждение, почерк или просто… подпись. — Ты об «иксе», — говорит отец и, делая шаг вперед и наклоняясь, указывает на отметины ручкой. — Да, о нем, — отвечает Стайлз. — Ну и сердце пропало, конечно. Не понимаю. Мы знаем кого-нибудь, кто пожирает сердца? Человеческие? Скотт? Дерек? — Почему ты сначала у меня спросил? Дерек наверняка больше об этом знает, — говорит Скотт. — Я не жру человеческие сердца, Скотт,— рычит Дерек. — Чувак, я не об этом! Господи, да высунь голову из задницы. Я сказал, ты больше знаешь… ну, знаешь, ты обычно всегда больше об этом знаешь! В книгах у тебя до… — Дерек сверлит его взглядом. — Я ничего об этом не знаю. Никогда не слышал ни о ком, кто выжирает у людей сердца… — Кто сказал, что выжирает? Эту штуку извлекли рукой или когтями, или еще чем-нибудь. Не зубами, — говорит отец. — Может, у этого убийцы такой почерк. — Ситуацию это проще не делает, — резюмирует Дерек. — Говорю тебе, Скотт, есть в этом что-то знакомое, — повторяет Стайлз, пытаясь понять, почему. — Что, запах? — уточняет Скотт. — Все трупы пахнут странно знакомо, Стайлз, когда ты видишь, что это трупы. — Нет, не запах, волчонок… то, как его пришили, как извлекли сердце. Не знаю, просто… я это уже где-то видел.

________________________________________

— Нет, я не ставила повторные чары, — фыркает Лидия, прогуливаясь перед разбитым окном. — Зачем бы мне их ставить? Тут месяцами ничего не происходило. — Значит… — Стайлз пихает локтем Дерека, который стоит рядом с ним, положив руку на его плечо, и незаметно пытается вытянуть из Стайлза боль (которую он почти не испытывает, но все равно это очаровательно), когда тот напрягается, наверное, собираясь накричать, нарычать или огрызнуться на Лидию, чтобы та в ответ, не впечатлившись, лишь приподняла бы бровь. — Значит, существо просто… не могло войти, получается. — Это… — начинает Скотт, а потом замолкает, опускаясь рядом с Эллисон, сидевшей на диване с ноутбуком, и хмурится. — Значит… — Значит, мы имеем дело с вампирами? — спрашивает Стайлз, потому что не может удержаться. — Говорю вам, это не было похоже ни на одного ебучего вампира, которого я когда-либо… — Нет, оно не пахло как вампир, — прерывает его Дерек. — Откуда ты, черт побери, знаешь, как пахнут вампиры? — спрашивает Стайлз, даже не заводя волынку на тему «так вампиры реально существуют», потому что, ну серьезно, этого стоило ожидать. Дерек пожимает плечами. — В детстве я жил в Нью-Йорке. Нью-Йорк может многому научить. — Ага, конечно. — Стайлз какое-то время сверлит его взглядом, а потом хорошенько пихает локтем в живот. — Итак, не вампир, не может войти в дом без приглашения. Это сужает круг, как думаешь, Эллисон? — Да, — фыркает Эллисон, печатая. — С трех сотен до полутора. Просто прекрасно. — Ты добавила пункт про иностранный говор? — спрашивает Стайлз, и Эллисон смотрит на него до тех пор, пока он не поднимает руки, сдаваясь. — Ладно, ладно! Твори свою магию. — Почему оно пришло за тобой? — спрашивает Лидия и в ответ на последовавшее молчание закатывает глаза. — У него что, стояк на актеров? — Я подумал, это из-за того, что Дерек, гм, альфа? — предлагает Скотт. — Ну, понимаешь… — Нет, я так не думаю, — обрывает его Лидия и останавливается. Она усмехается. — Кажется, у тебя появился фанат, Стайлз. — Это ужасно, отвратительно, и это неправда, — говорит Стайлз. — Ты видела его глаза? — Он вздрагивает, вспоминая. — Оно хотело меня убить. — Не имеет значения, кого или что оно хочет, — вмешивается Дерек. — Мы в любом случае его убьем. — Разве ты не всегда так говоришь? — спрашивает Стайлз, усмехаясь, когда Дерек лишь закатывает глаза. — Судя по внешнему виду этого существа, убийство вряд ли приведет к этическому конфликту, — говорит Лидия. Она задумчиво рассматривает свои ногти, потом отвлекается и поднимает взгляд. — Как думаете, оно… думаете, оно вообще живое? — Его движения напоминали… — Фильм ужасов? — говорит Эллисон, и все они — за исключением Дерека, который снова закатывает глаза, а потом уходит в кухню, чтобы попить или перекусить, по предположению Стайлза, — согласно кивают. — Мне кажется, — начинает Стайлз, присаживаясь на диван рядом с Эллисон, чтобы иметь возможность заглянуть в экран компьютера, — что моя жизнь всегда на семьдесят шесть, может, даже на восемьдесят процентов больше похожа на типичный фильм ужасов, чем у любого среднестатистического человека. — На девяносто три, — дразнится Лидия. — На девяносто три процента больше, чем у среднестатистического двадцативосьмилетнего американского актера. — И сколько у нас в Америке двадцативосьмилетних актеров? — спрашивает Стайлз, потому что, похоже, Лидия явно подготовилась. Он даже слегка разочарован, когда она пожимает плечами. — Не знаю; не важно. Твоя жизнь — наша жизнь — фильм ужасов, но не клише. — Последние два часа, — говорит Стайлз, — могли бы стать первой сценой любого ужастика, выпущенного за последние двадцать лет, Лидия. Не хватает только безудержного секса и сисек. — Ага, — усмехается Лидия. — Но мы-то не собираемся умирать, не так ли? Нам требуется в среднем неделя, чтобы достать этих гадов, Стайлз. Я даю два, максимум три дня. — Меня немного пугает, как много вы трое об этом думали, — замечает Скотт. — Но вернемся к теме. — Не стоит ли подождать остальных? — спрашивает Стайлз. — Они потом поедут домой, — кричит Дерек с кухни. — Какие-то встречи завтра с утра. Стайлз вздыхает, наблюдая, как Эллисон просматривает информацию о вендиго. — Блядь, — говорит он. — Это уже даже не фильм ужасов, это «Сверхъестественное»! — В «Сверхъестественном» оборотни жрут людей, — замечает Скотт. — Не думаю… — Нет-нет, я имел в виду… да, немного не так, — прерывает Стайлз. — Но вся эта фигня с очередным «существом недели». — Скорее «существо года», нет? Существо четырех с половиной месяцев, — уточняет Эллисон. — И мы еще не начинали и не прекращали апокалипсис, так что… — Как ни крути, — говорит Стайлз, — думаю… — Никакой семейной вражды между ангелами, — продолжает Эллисон. — А смерть — не устрашающий чувак с пристрастием к пицце по-чикагски… — Ты уделяешь много внимания деталям, — жалуется Стайлз. — Я просто говорю, что у нас достаточно драмы и сверхъестественных катастроф, чтобы мы могли… — Значит ли это, что нам пора расходиться? — вмешивается Лидия как раз в тот момент, когда с кухни с банкой содовой в руке возвращается Дерек. Наступает тишина, и Стайлз ждет, когда кто-то возразит — скорее всего, Дерек, потому что обычно он первым вставляет свои пять копеек, — но все молчат. И Стайлз вроде как… тоже соглашается. Он уже не так паникует, он уже немного отошел от всего произошедшего с окном и от криков, и от твари, которая знает его имя, и ему хочется только лишь поужинать (только сначала заставить Дерека приготовить), пошароёбиться по интернету (выискивая свое имя) и, быть может, посмотреть какой-нибудь сериал на ноутбуке (в спальне, потому что, как бы он ни «отошел» от случившегося, он не собирается смотреть сериал в гостиной с чертовым окном). Возможно, они заработали иммунитет ко всей этой сверхъестественной херне. Пожалуй, Лидия права, и, каким бы клише это ни казалось, они все слишком устали и слишком привыкли к происходящему, чтобы оно их по-настоящему заботило. Это стало их рутиной — теперь Стайлз практически в этом уверен. Большое зло атакует; они ищут, кто или что такое это большое зло; они атакуют большое зло и убивают его. Или калечат. Или что они там делают. Если без деталей, то в какой-то момент кого-нибудь ранят, кто-то взбесится, а Дерек, наверное, состроит потом свое «я такой пугающий, посмотрите на меня» лицо, но Стайлз вполне уверен: что бы ни напало на его дом, оно об этом пожалеет. — Ага, — отвечает Стайлз, когда никто ничего не говорит. — По крайней мере, мы знаем, что оно не может войти… — Хотя неизвестно, почему, — замечает Эллисон. — Оно не может войти в наш дом, — пожимая плечами, поправляется Стайлз. — Пожалуй, тебе следует спать с арбалетом. — Уже у нас под кроватью, — говорит Эллисон, закрывая ноутбук. — Я могу поставить чары перед уходом, — предлагает Лидия, подходя к сумочке, лежащей на журнальном столике, и начиная копаться в ней. — Я взяла кое-что с собой, когда ты позвонил, а руны я помню. — Отлично. — Стайлз поднимается и пытается засунуть руки в карманы, только потом понимая, что на нем серые пижамные штаны, в которых их нет. Они уже потрепанные, но удобные, и однажды, рано вернувшись домой с фотосессии в Лос-Анджелесе, он застал Дерека, который использовал их вместо подушки. У Стайлза на телефоне есть фотография. — Позвони, если что-нибудь произойдет? — Эллисон на пути к двери хлопает его по плечу. — Перефразирую, — говорит Скотт, — если произойдет что-нибудь, что требует нашего немедленного внимания. Если просто испугаешься, чувак, сначала пару часов обожди. У меня завтра сумасшедший операционный график. — Видишь это? — Стайлз поднимает свой вывихнутый палец. — Тебе сюда, приятель. Прямо сюда. — Ага, — не впечатлившись, реагирует Скотт, выходя за дверь вслед за Эллисон и ощупывая карманы, чтобы убедиться, что ничего не забыл. — Спокойной ночи, придурок. — Спокойной, говнюк. Увидимся… позже. Когда-нибудь. Если я не умру. — Никто не умрет. — Дерек целится по его голени, достаточно медленно, чтобы ему удалось уклониться, а потом провожает на крыльцо Лидию с полными руками… всего, что она использует для чар. Раньше она использовала только аконит, но с тех пор смесь претерпела несколько модификаций, и теперь это скорее солодка, тимьян и еще какой-то странный минерал, который она покупала на черном рынке где-то в России. Стайлз в это не лез главным образом потому, что не знал русского. Что напомнило ему… — Ты опознала акцент? Или язык? — Стайлз выходит вслед за Дереком и видит, как Лидия начинает быстрыми, судорожными движениями вычерчивать символы. Она сосредоточена, и ее красные ногти ярко контрастируют с черным мелом, которым она пишет. Уже сгустились сумерки, все вокруг фиолетовое и темно-синее, а в тени — черное, из-за чего все приобретает жуткие очертания. Стайлз это ненавидит. — Нет, — отвечает Лидия как раз в тот момент, когда Дерек опускает ладонь на его спину, вырисовывая круги в основании шеи, заставляя Стайлза податься навстречу прикосновениям. — Это звучало… знакомо, но это не латынь, а что-то такое же… старое, древнее, не похожее на все, что я когда-либо слышала. — Если что-нибудь обнаружишь, позвони мне, — говорит Дерек. — Ну, сегодня я точно буду спать, — прямо отвечает Лидия, глядя на Дерека, пока тот не кивает, а затем снова возвращается к своим каракулям. — Но на работе мне особо нечем заняться, поэтому я завтра займусь изысканиями. — Ты разве не… путешествия во времени изобретаешь? — спрашивает Стайлз. — Ну, на работе. — Нет, я подсчитываю количество антима… не важно. Я позвоню, когда что-нибудь найду. — Но не сегодня, — уточняет Дерек. — Не сегодня, — соглашается Лидия. Она заканчивает писанину на дверной раме и делает шаг назад, и в тот же момент символы на полсекунды ярко загораются, а потом исчезают. — Как же это охуенно, — восхищается Стайлз. — Говорит искра, — поддразнивает его Лидия. Стайлз в ответ на это гримасничает, потому что его всегда раздражала вся эта ерунда с искрой. Слишком громкое для него слово. — Она самая. Катализатор, Стайлз, с которого постоянно начинается все дерьмо. — Это вечер «нагруби Стайлзу», что ли? — интересуется Стайлз, и они с Дереком, как утята, следуют за Лидией обратно в дом, наблюдая, как она собирает свою сумочку. — Я тебе не грубил, — замечает Дерек. — Нет, только бросал долгие нечитаемые взгляды и громко и многозначительно вздыхал, — отвечает Стайлз, поворачиваясь к нему и усмехаясь. — Так даже хуже. Намного хуже, дружище. — О боже, дайте мне уйти до того, как вы запрыгнете друг на друга. — Лидия поднимает руки ладонями вверх и, качая головой, проходит в открытую дверь, закрывая ее за собой. Но это Лидия, поэтому она демонстративно хлопает ею, просто чтобы показать, как она не одобряет любое проявление привязанности перед ней. — Как невежливо, — произносит Стайлз. — Все мои друзья сумасшедшие, грубые и… оборотни. В том числе, — добавляет он, когда Дерек открывает рот, чтобы что-то сказать — судя по выражению лица и почти слившимся с линией роста волос бровям, это что-то язвительное. — Я звоню папе. Ты готовишь ужин. — Я… — Не думаю, что ты завтра пойдешь на работу… — Стайлз моргает. — Или пойдешь? Я не против, если ты… — Нет, не пойду, — отвечает Дерек, явно оскорбленный, что Стайлз хотя бы подумал об этом. — Я сделаю сэндвичи, ты звонишь. — Я хочу… — Я знаю, какой сэндвич ты хочешь, придурок. Это я всегда их делаю, — ворчит Дерек, уже поворачиваясь к кухне. Стайлз чувствует легкий толчок в груди — возбуждение, счастье и удовлетворение, — потому что именно эти мелочи напоминают ему, как ему повезло. — Я тебя люблю! — кричит ему Стайлз, хватая телефон с журнального столика. — Я знаю! — кричит Дерек с кухни, и Стайлз снова ощущает этот толчок, задумываясь на секунду, как странно, что он может быть таким счастливым, таким удовлетворенным, так любить кого-то, кроме него самого, когда где-то там, снаружи, ходит чудовище, которое знает его имя и, по-видимому, пожирает плоть.

________________________________________

— Собачьи шуточки, Стайлз?— спрашивает Питер, прислоняясь к стене рядом с ним, скрещивая руки и приближая свое лицо к лицу Стайлза. Боже, какой же он жуткий. — Ты выше этого. — Нет, Питер, по правде нет, — отвечает Стайлз. — Мы же обо мне сейчас говорим. Я хоть раз упускал возможность шуткануть на эту тему? Дерек с Бойдом их игнорируют, увлекшись своей маленькой игрой, которая состоит в том, что они бросают друг друга в кучи деревянных ящиков, которыми заставлен склад Дерека (тайное логово четырех из шести из них). А Стайлз стоит вот тут, рядом с самым отталкивающим мудозвоном в Бикон-Хиллз. Да во всем мире, пожалуй. Самый отталкивающий мудозвон в мире. Стайлз не преувеличивает. Питер мертв. Он должен быть мертв. И вот он, стоит рядом, ухмыляется так, словно знает секрет, Стайлзу неизвестный. Вероятно, так и есть. Он, пожалуй, знает много неведомого Стайлзу дерьма, вроде каково это — умереть. Одно Стайлз перестал пытаться понять: почему Питер все еще здесь. В Бикон-Хиллз. Или почему Дерек держит его при себе. Частично это можно объяснить аргументом «потому что он стая, потому что он семья», но должно здесь быть что-то еще — что-то более веское, из-за чего Дерек еще не выкинул ублюдка из города. Вина? Стыд? Тяжелый случай боязни разлуки? — Судя по запаху в джипе, тебе в колледже посчастливилось, — произносит Питер, и у Стайлза по коже бегут мурашки. Ему удается сохранить лицо, несмотря на то, что его чувства будто… испохабили. — Судя по всему, это даже больше чем везение. Я тобой горжусь. Развеялся… своего рода… — Питер делает паузу, смотрит вдаль, а потом широко улыбается, — своего рода раскрыл свое сердце, не правда ли? — В этом нет никакого смысла, причем тут… — Стайлз моргает, прищуривается, пытаясь отследить связь между мертвым телом и внезапно еще более зловещим Питером. Он явно упомянул о сердце умыслом, либо чтобы поиздеваться над ним, либо… блядь, скорее просто поиздеваться. — Что тебе надо? — Много чего, Стайлз, — говорит Питер, пожимая плечами. — Слишком много. Кроме того… — Он наклоняется, поднимает руку и гладит Стайлза по волосам… медленно, неприятно, и Стайлзу не удается отстраниться достаточно быстро. — Отличная прическа. Дерек отбрасывает Бойда в особенно высокую кучу ящиков, и Стайлз делает три широких шага назад. — Ты в последнее время бегал в лесу, Питер? — спрашивает Стайлз, и на долю секунды ему кажется, что он замечает что-то вроде вспышки ярости в глазах Питера, но она исчезает, заменяясь слегка удивленной ухмылкой. — Приходилось навещать Дерека, а что? — Ни разу тебя не видел, — говорит Стайлз. — Помогал с трупами? Питер смотрит на него, задумчиво прищурившись, потом улыбается. — В каком-то смысле да, Стайлз, помогал.