— Десять лет не знать, где он находится. Десять лет делать вид, что всё в порядке. Десять лет пытаться встать с колен и начать всё с чистого листа. Десять лет безбожно впахивать, пытаясь забыть весь этот ужас, который накрыл меня с головой снова. Десять лет думать, что всё наладиться, и мир из-за одного придурка не рухнет, — с каждым последующим словосочетанием «десять лет» Минхён с особой злостью запихивал папки с документами в книжный шкаф, которые оттуда буквально вываливались и с грохотом падали на пол. — Так долго учиться жить заново и так быстро сломаться обратно, понимаешь? Я не понимаю, чего он опять хочет. Вернее, понимаю, но не хочу в это верить.
Ченлэ, в этот момент подпирающий дверной косяк и с неподдельным интересом наблюдающий за раздраженным Минхёном, напрягся, прочищая горло, чтобы заговорить. Он сам был в не меньшем шоке, когда увидел перед собой Донхёка. Марк ещё долго всматривался в смутно знакомый силуэт, а китаец уже давно его узнал. Быть может, Марк тоже, просто не хотел в это верить. Верить в то, что человек, по которому он так скучал и одновременно с тем ненавидел больше всего на свете, вновь появился в его жизни, ураганом ворвался в чёрно-белую реальность. Поначалу были моменты, когда Марку казалось, что он готов всё простить Донхёку, дать второй, третий, сотый шанс, лишь бы он вернулся, обнял, уткнулся носом в плечо и пробурчал что-то из разряда:
«а давай завтра не пойдем на пары? я тебя отмажу, у меня много денег и большое обаяние». Они часто лежали, обнимая друг друга всеми конечностями и уже под утро, когда до звона будильника оставалось совсем немного, Хёк начинал канючить, расцеловывать раскрасневшиеся щёки старшего и умолять остаться в теплом плену уютной постели. Марк смеялся, обещал, что в следующий раз обязательно останутся, но не сегодня, потому что впереди ждут важные экзамены и лекции, а уже под конец года, когда материала будет не так много, можно позволить себе и прогулять денёк. Он залезал в ту самую коробку и перечитывал письма их родителей, прижимал к груди пожелтевшую фотографию маленького Хэчана и вытирал рукавом колючего свитера соленые дорожки с глаз. Да, ему хотелось быть почаще сильным и независимым, но разве можно делать вид, что ничего не происходит, когда всю душу вымочили в керосине и уже зажгли спичку? Когда из груди вырвали сердце, разорвали на куски и превратили в пепел, а зияющую дыру облили кислотой и заставили дышать, чтобы с каждым последующим движением грудной клетки лёгкие разрывались внутри? Наверное, нет. Вот и он не смог. Задыхался в слезах, кусал губы до белых пятен в глазах и разбивал коленки в кровь, когда в очередной раз падал на них, стоило двери квартиры закрыться за ним после ещё одного прожитого в пустоту дня.
— Марк, клин клином вышибается, как говорится. Уничтожь его, а я тебе в этом помогу. Сделай с ним всё то, что тебе пришлось пережить. Сделай больно так, чтобы голос в крике надрывался. Это несложно, вот увидишь. Просто собери в кулак всю свою злость и ненависть к этому человеку, замахнись и ударь, что есть силы, — Чжон поднимает потрепанную годами папку, вручая другу и раскрывает руки в приглашающем жесте, обнимая Минхёна.
— Ты правда мне поможешь?
— Ага. Сломать хребет у меня не получится, конечно, также профессионально, как у тебя, но вот морально уничтожить, почему бы не попробовать? Мы ведь с тобой не пальцем деланные. Ещё покажем, на что способны, детка.
Канадец шутливо пихает друга в бок, игнорируя порывы Ченлэ обняться, так как не совсем любит все эти телячьи нежности, на что тот обиженно дует губы, удаляясь из кабинета. Он кричит напоследок что-то не совсем членораздельное, и Минхён кривит губы в улыбке. Быть может, это действительно отличный выход из этой ситуации? Немного надломить крылья, а там уже он сам себе больно сделает, ведь летать с подрезанными крыльями очень опасно: можно упасть и уже больше никогда не подняться. Минхён складывает разбросанные бумаги на столе, украдкой улыбнувшись в углу стоящей фотографии с младшей сестрой, где они оба такие счастливые и, кажется, пытаются задушить друг друга объятиями. Мия была единственной соломинкой, которая всё ещё удерживала Марка на плаву. Она была слишком умна для своего возраста, поэтому часто молча подходила к брату, обнимала со спины и шептала, что сделает все, чтобы её Марк побольше улыбался и не глотал слезы. Говорят, дети, потерявшие родителей в раннем возрасте, резко взрослеют и начинают чаще размышлять над жизнью, предлагать такие решения проблем, которые могли бы возникнуть в голове только уже духовно сознательной личности. Отчасти Марк этому рад, ведь девочка не понаслышке знает, как больно может ударить реальность под дых и что бесплатный сыр только в мышеловке, а с другой, она ведь ещё совсем юная, где те детские забавы и невинный смех, который должен окружать её, когда она сделает очередную глупость, детскую шалость? Мысли нескончаемым потоком охватили Минхёна до такой степени, что он даже не заметил, как медсестра О вошла в кабинет и сообщила о том, что пациент Ким Чжуён готова к операции. Он устало потёр холодными пальцами виски и глазами ещё раз пробежался по досье девушки, вспоминая, какая именно операция ей будет нужна, ведь на сегодняшний день у Минхёна ещё четыре и все разные, поэтому запомнить каждую просто нереально.
Ознакомившись, Марк слишком громко хлопает позади себя дверью, чем привлекает внимание мимо проходящих больных и извиняется, мило улыбаясь уголками губ. Он все ещё кипел от злости и какого-то еле уловимого чувства отчаянности? Будто знал, что дальше будет только хуже и сложнее, словно все те испытания, которые ему пришлось пережить до сегодняшнего дня – цветочки, по сравнению с тем, что ожидает его впереди. Задумавшись о своём, он как-то на автомате, глядя себе под ноги, заходит в предоперационную, намыливая по локоть руки в каком-то растворе и тщательно смывая по несколько раз. В последнее время он слишком много думает и мало спит, но если от первого уже никак не избавиться, то второе легко исчезнет, если кто-то перестанет специально в своё расписание набирать ночных дежурств, чтобы не идти домой. Дома ему плохо, там его, словно что-то душит и атмосфера какая-то удручающая. Войдя в операционную, медсестры облепляют ординатора с двух сторон: надевают халат, аккуратными узелками завязывая на его спине, вручают медицинские перчатки и сверяются с показателями приборов жизнеобеспечения, заявляя, что всё в норме и модно начинать операцию. Нащупав зону, которую нужно было вскрыть, Марк протянул руку, в которую позже одна из медсестер положила скальпель. У пациентки обнаружились первые признаки гепатоцеллюлярной карциномы¹, вследствие чего она нуждалась в удалении печени и замены её на донорскую,
если приживется. Минхён аккуратно провёл скальпелем чуть выше пупка пациентки и вернул скальпель рядом стоящему медбрату, попроси расширитель. Марк чуть надавливая пальцами и, придерживая кожу, расширил порез, дабы с лёгкостью добраться до печени. Как только открылся потрясающий вид на печень девушки, то все ахнули. Опухоль была настолько большой, что видно было невооружённым глазом. Она буквально разъедала печень, теперь не удивительно, почему Ким Чжуён так себя ужасно чувствовала последние два года. За это время опухоль заметно увеличилась и тянуть время дальше, было просто бессмысленно, поэтому она и обратилась в больницу.
Ординатор прищурился и попробовал отодвинуть мешавшую ему артерию, как вдруг приборы, которые измеряли пульс и давление пациентки, начали пищать. Давление быстро падало и стало понятно, что, вероятно, где-то со стороны печени девушки произошёл разрыв артерии, из-за чего вскоре появилось кровотечение. Медбрат, что постоянно поглядывал на пищащие приборы, начал потихоньку паниковать, но виду старался не подавать (видимо, впервые присутствует на такой масштабной операции). Марк же был абсолютно спокоен, и на его лице не дёрнулась ни одна мышца. Врач лишь перевёл взгляд на медсестру и приказным тоном сообщил увеличить подачу кислорода и приготовить переливание крови. Она кивнула и начала выполнять указания ординатора, в то время, как тот повернулся в сторону медбрата, попросив отсос. Ему подали продолговатый инструмент, и Марк принялся отсасывать им лишнюю кровь, которая накопилась около печени из-за кровотечения. Повезло, что кровотечение было не очень большим и поэтому совсем скоро все жизненные показатели девушки снова пришли в норму, и присутствующие с облегчением вздохнули. Минхён отложил инструмент в сторону и принялся аккуратно обрезать артерии, через которые к печени поступала кровь. После чего ему подали железную миску со льдом с лежащей в ней донорской печенью. Одна из медсестер сообразила сразу дать ординатору пинцет, продолжая с неподдельным интересом следить за действиями молодого врача. Марк действительно был талантливым и в свои юные годы добился уважения у старших коллег очень быстро не только своими способностями и знаниями, но и храбростью и умением моментально принимать сложные решения в неожиданных ситуациях. Как и сейчас, когда жизнь пациентки была фактически на волоске от смерти. Со смертью в этих стенах сталкиваются каждый день, в этом нет ничего неожиданного, но далеко не все могут пережить эту встречу и сохранить здравый ум и рассудок. Минхёну удалось вытащить полумёртвую печень девушки, после чего, аккуратно подцепив донорскую, вложить её отверстие, в котором раньше лежала печень Чжуён. Марк подсоединил остальные артерии к новой печени и отложил приборы в сторону. Ещё раз взглянув на приборы, Марк победно улыбнулся.
— Кровь начинает поступать в печень. Вы все хорошо поработали. Можно зашивать. Надеюсь, моя помощь вам не потребуется, — все вежливо поклонились ординатору, после кивнув головой в сторону выхода из операционной, мол, мы сами справимся.
Марк снимает перчатки, швыряя их в мусорное ведро вместе с маской, рукой ударяя об холодную стену.
«Чёрт, чёрт, чёрт...» — в голове снова, как по щелчку пальцев нарисовался расплывчатый образ Донхёка; его самодовольная улыбка на мягких губах кольнула разрядом боли в самое сердце. Так было всегда: он улыбался и появлялся в мыслях канадца только с этой гадкой ухмылкой, словно издеваясь. Это было ужасное чувство. Когда Минхёну снились кошмары с его участием, где Хёк притягивал к нему свои руки, обнимал и игрался пальцами с прядками волос, Марк резко подрывался с кровати, направляясь в ванную. А там уже, согнувшись пополам и схватив колючую мочалку с полки, начинал тереть кожу до уродливых красных пятен, пытаясь смыть с себя эту грязь и чувство обнимающих его рук Донхёка. Но как назло, его имя, возможно, главной ошибки всей жизни Минхёна, сохранилось внутри больных клеток. Он никогда не сможет его простить. Пытался оправдать Донхёка даже перед самим собой первое время, но то ли разум, то ли сердце отказывалось окончательно спускать это всё ему с рук. А что же сейчас? Почему он вернулся? Как так получилось, что Хэчан появился как раз в тот момент, когда холодные костлявые руки призраков прошлого потихоньку начали отпускать горло Марка, ослабевать свою хватку на рёбрах, уже не пытаясь сломать его (дальше уже некуда просто), а пытаясь научить канадца жить с этой болью дальше? Донхёк, словно сам по себе радар всех человеческих несчастий, и когда он улавливает какие-то отчаянные волны чьей-то печали или грусти, сразу появляется и делает ещё хуже, ударяет ещё больнее. Марк ненавидит его, но сильнее этой ненависти лишь отчаяние, ведь он осознаёт, что если и с Хёком что-то случится, не сможет стоять в стороне и утверждать, что ему не больно и плевать на то, как тело когда-то любимого человека холодеет на глазах. Он просто не сможет справиться ещё с этим.
OBLIVION
Заниматься раскладыванием папок с документами по цветам корешков и алфавиту никогда не было любимым занятием Донхёка, но после прошлого владельца кабинета этим в кои-то веки нужно было заняться. Ему кажется это всё таким скучным и удручающим, что он лениво вновь пробегается быстрым взглядом по бумажным стопкам, ещё раз проверяя, ничего ли не потерялось, не смешалось, а потом косится на настенные часы. Время перевалило за полночь, в отделении остались лишь дежурные врачи, а в горле неожиданно пересохло. Донхёк надевает белый халат, пряча руки в карманы, да несколько бумажек на подпись прихватывает с собой заодно. Вся эта документация, работа со стопками бумаг и прочая канцелярская ерунда отнимала у заведующего слишком много энергии; глаза слипались, мышцы шеи неприятно покалывало. Как и ожидалось, на регистратуре сидела медсестра, вероятно, недавно нанятая в больницу, так как вечно что-то роняла и, в принципе, была неловкой в своих движениях, а ещё клевала носом, почти засыпая за рабочим местом. Донхёк кидает папку с бумагами на высокий стол с характерным звуком, чтобы привлечь внимание спящей девушки, которая от неожиданности подпрыгнула на месте и виновато улыбнулась. Она молча приняла бумаги, и, ставя печати, возвращает Хэчану. Кажется, медсестра ему подмигнула? Он точно не знает, поэтому, пожав плечами, отправляется на поиски ординаторской, где можно было бы заварить себе кофе. Поиски длились недолго. Заветная комната была самой крайней к лестнице, чему Донхёк был очень рад, ведь назад пилить будет не так далеко, а сил сейчас едва хватает, чтобы ноги переставлять. Ординаторская встречает его запахом свежести из открытого настежь окна, абсолютным бардаком (видимо, кто-то здесь повеселился и забыл за собой убрать), жалостно скрипучими досками под ногами, (хотя казалось бы, не такое старое здание) чьими-то висящими халатами на причудливых крючках возле двери и едва уловимым запахом перегара. Кажется, здесь всё-таки развлекался. Донхёк брезгливо перемещается по стеночке, стараясь обойти беспорядок в центре комнаты (когда он стал таким чистоплотным?) и с облегчением выдыхает, когда находит чайник и конфорку. В карманах завалялись упаковки с растворимым кофе, которое он так ненавидел, но когда рядом не было кофемашины, приходилось обходиться тем, что было. Поставив чайник, Ли садится на потёртый диван, раскидывая конечности в стороны и откидывая голову назад. Его взгляд привлекают несколько гелиевых шариков, висящих у самого потолка с надписью
«happy birthday». Тут до Хёка доходит: у Марка день рождения, ведь, просматривая профайлы работающих здесь врачей, он наткнулся на того самого, где второе августа было обведено красным.
Он ведь устроился сюда только из-за Марка. В Америке его обожали, в его больнице Донхёка боготворили, книги раскупали такими сказочными тиражами, что сложно представить, как из того бездаря могло вырасти такое светило медицинской науки. Всё очень просто: Донхёк вовремя взял себя в руки, поклялся себе, что изменит свою жизнь, которую прожигал впустую и станет тем, ради кого изначально хотел поступать в медицинский. Он любил свою мать и ещё в пять лет, сидя на коленях перед её палатой, где она делала свой последний вдох, а в его руках свернулся калачиком маленький Марк, у которого несколько минут назад умер отец, пообещал себе, что больше никогда не сдастся. Будет биться до конца и сделает всё возможное, чтобы отныне люди больше знали о раке и о методах его лечения. Каждый день, проживая с этой болью в груди, он говорил себе, что больше нельзя топтаться на месте и убеждать себя в том, что уже сделал всё, что мог, ну просто никак не получается идти дальше. Сбежав в Америку, Донхёк в корне изменил свою жизнь, пристрастился к сухим и пожелтевшим страницам учебников, а ещё стал зависимым от кофеина, потому что двадцать четыре часа в сутках ему было мало, чтобы уделить время образованию. Он создал себя заново, стараясь избегать тех ошибок, которые совершал ранее, поднялся с колен. За ним по пятам уже ходила смерть с косой, а горло плотно стягивала колючая ветка тернистого куста, потому что с тем образом жизни, который был у него ранее люди обычно до тридцать не доживали. Донхёк изменился: поменял свои принципы, взгляды на жизнь, но изменился ли он внутри, перестал ли быть тем избалованным засранцем и эгоистом, которым был лет десять назад, пока что рано судить. Хэчан готов доказать Марку, что всё это было ради него. Он не любил, когда тот много пил? Донхёк бросил. Ему не нравилось, когда тот слишком вызывающе одевался? Донхёк поменял стиль одежды. Его бесило, когда тот вёл, себя, как малолетний придурок? Донхёк стал ответственнее и взрослее. Он терпеть не мог, когда тот обращался с людьми, как с вещами? Донхёк изменился. Донхёк делал это всё, потому что за столько времени, так и не смог никого полюбить, кроме Минхёна. Он просто не мог открыть кому-то другому своё сердце, потому что доверял только Минхёну. И что получается? Сейчас они поменялись позициями, и теперь Марк на законном праве будет причинять боль Донхёку?
Так выходит, что, имея столько связей и уважения в Америке, Хэчан всё равно вернулся в Корею, в обычную, ничем не примечательную клинику лишь потому, что там работал Марк? Да, так оно и есть. Приехав сюда, он не знал, с чем, а точнее, с кем столкнется. В Сеуле у него были дела, связанные с отцовским бизнесом, который взял на себя всё-таки Тэён, но по законному праву старшего брата, он обратился за помощью к младшему. И совершенно случайно Донхёк встретился с главврачом, который оказался старым другом его отца. Разговор быстро завязался, а потом выяснилось, что они ищут нового заведующего, и Хэчан отказался сначала, но после слов мужчины о том, что у него в штабе работают очень одаренные сотрудники, он заинтересовался. Донхёк согласился ознакомиться со списком сотрудников и расслабленным, совершенно не сосредоточенным взглядом скользил по незнакомым именам и фамилиям, пока не наткнулся на ту самую — Ли Марк. Если честно, Хёк хотел просто переманить кого-нибудь к себе в штаб, ведь золотых и умелых рук всегда мало, а тут такой шанс подвернулся. В тот же день он позвонил своей секретарше в Штаты и поставил перед фактом, чтобы те искали нового главврача, так как теперь он неожиданно начинает работать в Корее. Конечно, в клинике своей появляться будет, но только, как её коммерческий владелец, а не в качестве сотрудника. А к своим обязанностям в нынешней клинике приступил спустя месяц после того, как дал добро на новую должность. Выходит, Донхёк всё бросил ради Минхёна, оставил позади ту американскую жизнь, которой так усердно добивался годами, но оценит ли этот жест сам Минхён? Вот так и получается, что ради любви мы порой совершаем глупые и необдуманные поступки, как и в его случае. Так подставляться, ставить под угрозу карьеру, но ради чего? Ради человека, который тебя ненавидит, и шанс того, что простит равен нулю? Слишком глупо и обескураживающе. В стиле Донхёка. А что, если ничего не получится? Если Марк никогда его не простит, хотя, по большому счету, и не должен. Марк никому ничего не должен, тем более Хэчану после всего дерьма, которое появилось в его жизни с приходом Ли. Они оба ради друг друга унижались, только Марк раньше, ещё в начале из отношений неосознанно подставлялся, а Донхёк — сейчас. Марку пришлось расстаться с Донхёком и возненавидеть его, чтобы наконец полюбить себя. Хёк обещал ему целый мир, и Марк поверил ему. Марк ставил Хёка на первое место, а тот ловил кайф с этого. А потом в сердце Марка начался настоящий пожар, и он позволил своему лесу сгореть, глотая горькие слёзы. Жестоко? Очень. Несправедливо? Безумно. Обидно? Жутко. И на что только Донхёк рассчитывает? На то, что Минхён обо всем резко забудет, упадет в ноги и позволит снова топтать и без того настрадавшееся сердце? Слишком глупо и неоправданно. Телефон неожиданно нарушает эту пугающую тишину и заодно напоминает о своем существовании жутко громким сигналом сообщения. Хэчан тянется в карман, чтобы разблокировать экран.
yong_in_my_heart (00:38): ах ты засранец неблагодарный. приехал в город и даже не сообщил своему брату?
do.onghyuck (00:38): как ты узнал? я вещи только утром завёз в отель и сразу помчал на работу, сорри. можем выпить, я как раз собирался уходить. что скажешь?
yong_in_my_heart (00:38): ок, жду *-*
Дорога до пентхауса Тэёна много времени не заняла. Донхёк успел сгонять в круглосуточный и затариться несколькими бутылками соджу и на разогрев не забыл про вино. Тэён часто кочевал с места на место, долго не жил в одной квартире и предпочитал заселяться вообще в какие-нибудь отелях, так как особой привязанности к одному месту не чувствовал, да и никогда себя в безопасности не чувствовал. Вокруг столько завистников и врагов, мечтающих отобрать или разорить твой бизнес, что невольно становишься параноиком. Новое партнёрство дало ему шанс шагнуть на ступеньку выше и закрепить за собой позицию сильнейшей онлайн-корпорации во всей Азии. А ещё знакомство с симпатичным коммерческим директором партнёрской компании. К слову, Чон Джэхён держал дистанцию и продолжает её соблюдать по сей день. После того случая в кабинете Тэёна он стал слишком отстранённым и холодным. В присутствии Ли проявлял исключительную сухость в словах и крайнюю незаинтересованность. Сначала это очень сильно обижало Ёна, ведь им, по сути, воспользовались, но потом как-то стало вдруг всё равно. Их сотрудничество приносило свои плоды и этого было достаточно. Однако Тэ так привык к тому, что в офисе, в соседнем кабинете, до полуночи всегда был включен свет и играл лёгкий джаз, стоило приоткрыть дверь и поинтересоваться, почему же директор Чон не покидает рабочее место, когда все сотрудники уже давно разъехались по домам, то в сердце Тэёна разливалось что-то очень тёплое и мягкое. Радость, что он не один такой любитель впахивать до потери сознания? Роковым решением Ли было предложить Джэхёну продолжить сотрудничество ещё на неопределенный срок, так как им всё-таки удалось сработаться и добиться определенных успехов. На удивление, Джэ слишком быстро дал положительный ответ, и с тех пор Тэён мучается в раздумьях над тем, почему же он, не долго думая, согласился, если раньше они буквально готовы были вцепиться друг другу в глотки. Вот и сейчас он сидел за широким столом, задумчиво покачивая бокал с вином и смотрел расфокусированным взглядом в сторону панорамных окон. А ведь действительно, почему?
— Сова, открывай, медведь пришёл, — в шутливой форме кричит Донхёк с пакетами наперевес, выжидающе пепеля взглядом дверь перед собой.
— Уже бегу, — Ён с улыбкой до ушей открывает дверь, встречая брата с распростертыми объятиями. — М-м... как звенит.
— Алкаш, — за это заявление Донхёк получает заслуженный подзатыльник, чем немного забавит старшего.
Тэён помогает с пакетами, достаёт бутылки и бокалы. На самом деле, он рад, что Донхёк пускай даже и после пинка нашел в своем плотном графике время и для любимого старшего брата. Младший ему очень помог в своё время, а потому старший решил полностью взять на себя ответственность бизнеса отца и на законном праве построить собственную империю. К слову, Рювон, нынешний мэр Сеула, больше не занимался запугиванием своих детей: времени особо не было, да и те уже выросли, не в том возрасте, когда бумажка с подделанным тестом ДНК сможет их напугать. Он добился того, чего хотел. Только вот дети окончательно отвернулись от него, да и он особо не горевал по этому поводу. По его мнению, в этой жизни можно купить всё и детей в том числе. Донхёк давно разочаровался и потерял последнюю веру и надежду в отца, как в порядочного человека, а потому знал, что им с Тэёном теперь придется самим ему противостоять. И, кажется, у них неплохо получается. А может, Рювон просто поддаётся, так как уничтожать бизнес детей ему пока что не выгодно: с компании Тэ ежемесячно выжимает сказочные налоги и проценты с прибыли (пускай всего 3% от всего общего дохода, в связи с тем, что компания как-никак заручилась поддержкой государства), а что касается Хэчана, то тут гораздо сложнее. Свой бизнес он основал специально за границей, чтобы не страдать от влияния отца. Только лицом торгует, когда посещает Сеул, однако Рювон имеет полное право, а самое главное, власть, чтобы запретить Хёку, к примеру, въезд на территорию Южной Кореи на какое-то время, пока не придумает гораздо более изощрённее месть. Тэён с уставшим взглядом сообщает брату, что надолго его вряд ли хватит, так как хочется спать, а значит, совсем скоро (а точнее, через два бокала) прогонит Хёка спать на диван и не забыть убрать за собой весь срач, что они через несколько минут разведут, будучи пьяными в дрова.
— Ну, а в целом? Как твоё триумфальное возвращение на Родину? Чувствуешь какую-нибудь радость или разочарование? — Ён обхватывает холодными пальцами ножку бокала, ожидая ответ на свой вопрос.
— Пока рано делать выводы, — как-то слишком сухо отвечает тот, опустошая залпом бокал. Нет, так не хлещут, когда чувствую радость на душе, скорее, от отчаяния, осознания неизбежного провала.
— Слушай, если ты всё ещё переживаешь насчёт того мальчика, то зря. Мне птички напели, что он недавно на могилу твоей матери ходил, да и квартиру, ключи от которой ты дал для вашего совместного проживания, до сих пор не продал. Соседи видели, как он туда наведывался частенько. Может, там и не живёт, но заглядывает ведь. Ежу понятно, что забыть тебя не может, а из жизни вычеркнуть тем более, — Тэён наливает брату ещё бокал, напоминая, что вино пьют небольшими глотками, чтобы распробовать весь букет, покатать на язычке, как говорится.
— Я думал, он тебе ключи вернул и плюнул в лицо. В его стиле, — мужчина тяжко вздыхает. Всё-таки искать ответы на все свои вопросы на дне бутылки он ещё не привык.
— Он не связывался со мной после того случая. Как тебе наверняка уже известно... у него умерла мать, а младший брат, что десять лет был прикован к койке, вот-вот ходить чудом заново научился. Плюс, младшая сестра легла тяжёлой ответственностью на его спину. Ты правда думаешь, что он тебя простит после такого?
— Ты же сам сказал, что он не может выкинуть меня из головы, — Хёк хмурится, пытаясь понять, почему его брат противоречит сам себе.
— Да, но я не говорил, что он простил тебя. Мы можем помнить о человеке и ненавидеть его одновременно. Никто не запрещает ему проклинать тебя до конца жизни. К тому же я не знаю, чем он там занимается в твоей квартире, может, порчу наводит, как знать? Но с другой стороны, ненависть всяко лучше, чем пустое безразличие. Знаешь, почему? Потому что ненависть неискренней не бывает. А если он что-то к тебе чувствует, то это уже победа, Донхёк. Он тебя не забыл, — Ли чокается бокалом и расстёгивает верхние пуговички на воротнике рубашки. Он до сих пор не успел переодеться, придя с работы.
— Может, ты и прав.
OBLIVION
— Господи, Джено... — Марк бросается на шею брата, когда видит, как он на своих двух спускается по ступенькам вниз, где на улице его уже ждала Мия и брат. Джемин с Ренджуном идут рядом с ним, в случае чего подстраховывают его.
— Тише, задушишь, — ворчит Ли, но в ответ брата чуть приобнимает. Для него это такая же победа, как и для всех парней: идти своими ножками, а не катиться в инвалидной коляске.
— У кого-то сегодня выходной? — подаёт голос На, сжимая в руках одну из сумок с вещами Джено.
— Нет, но ради брата отпросился на несколько часов, чтобы его встретить, — Минхён, наконец, отпускает Джено, хитро подмигнув ему.
— Я думал, Ченлэ с Джисоном тоже придут, — как-то неуверенно парирует Джун, оглядываясь по сторонам.
— У Ченлэ-оппы сегодня дежурство, а Джисон-оппа наверняка к экзаменам всю ночь готовился и уснул благополучно за столом, щекой приложившись к тетрадям с конспектами, — весело сообщает Мия, ведь теперь её очередь обнимать брата, чем, собственно, она и занялась.
— Нам бы завезти твои вещи домой, а потом можем где-нибудь перекусить и отметить твою выписку, — предлагает Джемин, вручая Ренджуну сумку, которая всё-таки оказалась тяжёлой. А Джено предупреждал, сказал, что лучше пусть Хуан надрываться будет, чем их принцесса.
— Домой?
— Кстати, об этом. Марк, ты ведь не против, если Джено будет жить с нами? — интересуется Хуан, словно мнение Минхёна сейчас было важнее всего.
— Он уже давно взрослый мальчик. Пусть сам решает, — Марк пожимает плечами, взяв под руку Мию, от которой редко можно было дождаться приступов нежности, как сейчас. Руку не кусает, а крепко держит, надо же.
— Думаю, что так будет лучше для всех, если я перееду к вам. Мне осталось сдать экзамены, и я смогу получить диплом, а там уже и на работу устроюсь, — Джено и правда усердно учился всё это время в больнице: дистанционно поступил в информационный на программиста, — как и впрочем хотел этого всегда, и осталось только получить специальность.
— Эй, мы не такие бедные и жадные, считающие каждую вону. За кого ты нас принимаешь? Нам деньги с человека, что недавно выписался из больницы, не нужны. Устроишься, когда захочешь. Даже не смей считать себя обязанным нам, понял? — в разговор встревает Джемин, что чуть ли не голос повысил, так как эта фраза его правда обидела.
— Хорошо, только не сердись, солнце, — Джено чмокает парня в щёку, спиной чувствует волну ревности и тоже самое проделывает с щекой Хуана. Марк, поздно спохватившись, решил закрыть рукой глаза сестре, но так укусила его за палец. Всё-таки не долго нежность в ней играла.
— Ай, Мия. А, вы трое, не можете подождать, когда останетесь наедине? Не ломайте психику ребёнку! — рассерженно сообщает Минхён, немного шипя от боли.
— Какому ребёнку? Тебе, что ли? Успокойся, Мия знает побольше твоего. Она тебя лет на десять в развитии перегнала, — сквозь ехидный смех умозаключает На, после чего получает толчок под ребро: Марк пихнул, засранец такой.
Всей компанией, рассмеявшись, парни двинулись в сторону машины Минхёна. Джено, оценивающе цокнув, спросил, сколько раз дал Минхён, чтобы такую красотку купить, но даже его частичная инвалидность не спасла от щипка за нос. Марк бы с радостью сломал этот чудный носик, но возвращаться назад в больницу нет желания, да и чего лукавить, Джено он любит слишком сильно, чтобы причинять боль. Ренджун сел с Марком за переднее сиденье, а Джемин, Джено и между ними втиснувшаяяся Мия расположились сзади. Всю дорогу они впятером обсуждали новинки кино, которое хотели бы посмотреть все вместе, музыку, которую хотели бы послушать в машине, отправляясь куда-нибудь на пикник, планы на предстоящие выходные (отметить день рождения Марка сюда тоже вписывалось) и прочее. Джемин предложил отметить у Ренджуна в загородном доме, что находился в живописных лесах неподалёку от Сеула, остальные лишь поддержали эту идею. На двух машинах туда добраться не проблема, да и не так много народу будет, лишь самые близкие. К слову, сестра их покойной матери, тётушка Сомин тоже изъявила желание поздравить Минхёна лично, а значит, её придется встретить в аэропорту (она так и жила в Пусане, не желая куда-то перебираться, лишь на первое время, чтобы Марку помочь поднять на ноги Мию). Мию Минхён оставил вместе с парнями, так как в школе у неё сегодня был санитарный день (ну, или эта чертовка опять придумала, чтобы пропустить учебный день), а сам отправился в больницу. Такая постоянность: дом — работа — Джено, нравилась Марку. В его жизни больше ничего значимее и не было. За эти десять лет он не пытался кого-то полюбить или дать кому-то шанс, потому что знал, что эти попытки будут впустую. Он не был одержим идеей любви, а потому жить было гораздо проще: никого не ждать и не от кого не зависеть. Разве это не счастье?
В отделении Минхён появляется весь запыхавшийся и раскрасневшийся из-за длительного бега, потому что опять потерял счёт времени, решив по пути заехать в кафешку и перекусить. Ченлэ, сонный и злой, встретил его раздражительным взглядом, но потом всё же успокоился. Ли щёлкнул парня по носу и показал ему язык, передразнивая его раздражение. Ну да, это ведь не его сегодня посреди ночи вызвал идиот-заведующий в больницу из-за большого наплыва пациентов. Кажется, в пол второго произошла авария огромных масштабов неподалёку отсюда, и все решили забить битком неотложку. К слову, Донхёк недолго гостевал у Тэёна, и как только ему позвонили, тут же примчался в больницу. К счастью, выпил он лишь два бокала, но к пострадавшим, разумеется, не подходил, потому и вызвал замену своим золотым рукам, в том числе и Ченлэ, что в это время лежал в кровати с Джисоном, обнимаясь, и обсуждал имя девочки, которую захотели бы удочерить из дома малютки в скором времени. Марк быстро надевает халат, скидывая джинсовку и отправляет сообщение Джемину с просьбой проследить, чтобы Мия хорошо питалась и меньше ела всякой дряни, что любили покупать парни. Чжон вскипятил чайник, налив себе отвратительный растворимый кофе, запах которого на дух не переносил, но всё же в кофеине на данный момент он нуждался больше всего на свете. Минхён сочувственно похлопал друга по плечу и покинул ординаторскую, отправляясь сделать утренний обход пациентов. Однако чья-то знакомая каштановая макушка отвлекла его внимание от бумаг с историей болезней пациентов. Макушка повернулась в его сторону, и Марк нервно сглотнул. Тэён, это был Ли Тэён. Он словно кого-то искал, хотя понятно было, кого именно. Мужчина, увидев Минхёна в конце коридора, приветливо замахал руками, чтобы привлечь его внимание и жестом попросил подойти к нему. Марк сам не знал, почему, но всё же пошёл в сторону Ли. Он выглядел немного помятым и сонным, но это не мешало ему улыбаться во все тридцать два.
— Привет, не ожидал тебя здесь увидеть, — Тэ обнимает канадца, но тут же отпускает его, вероятно, вспомнив, что здесь они не одни и вокруг есть люди. — Как ты? Как брат? Прости, мы так долго не виделись, я немного нервничаю.
— Всё в порядке, хён, спасибо за беспокойство. Я тут работаю, как видишь, — немного смущённо выдавливает тот, сжимая бумаги в руках ещё крепче. — Джено сегодня утром выписали. И... спасибо. Это ведь ты оплатил операцию.
— Я? А, ты уже знаешь...я думал, что ты поверишь в то, что это мог сделать Ренджун, — Тэён попытался соврать, но у него это всегда плохо получалось.
— У Ренджуна были финансовые трудности из-за матери, поэтому я сразу догадался, что это был ты. Я... мы правда все очень тебе благодарны. Я у тебя в долгу, — всё же с Тэёном говорить было гораздо проще, чем с его братом и, несмотря на это родство, Марк не проводил между ним и Донхёком параллель, — они были слишком разные.
— О, перестань. Я сделал это, потому что хотел помочь... Кстати, я очень спешу и, к сожалению, не могу передать это лично, поэтому прошу тебя отдать телефон
ему. Донхёк забыл его вчера у меня, — немного подумав, наверное, посчитав, что этот жест будет уж слишком жестоким, учитывая вражду Марка и Донхёка, добавил: — Если это выше твоих сил, то попроси передать кого-нибудь другого.
— Хорошо, я передам, — Минхён берёт в руки протянутый телефон и прячет его в карман халата, наверное, ожидая логическое окончание этой светской беседы. Тэён будто улыбался натянуто.
— И ещё кое-что. Я знаю, мне не стоит лезть в ваши разборки, но... он очень сожалеет, Минхён, — Тэён сказал это как-то слишком разочарованно, будто он правда переживал за них двоих больше, чем за себя самого. Однако боялся, что сказал лишнее, потому поспешил ретироваться, кинув на прощание: — Мой номер тот же. Если надумаешь выпить или поговорить по душам, звони.
Конечно, Марку не хотелось передавать этот чёртов телефон и вообще попадаться на глаза заведующему. Но он был слишком гордым, чтобы показать свою слабость и неприязнь. Нужно было продемонстрировать своё безразличие в данной ситуации, потому-то Марк так быстро направился в кабинет Донхёка. Он искренне верил, что тот сейчас отсутствует на рабочем месте и тогда можно будет по уважительной и неприметной причине попросить отдать кого-то другого, мол, я правда искал, но его не было в больнице, а меня ждали пациенты. Более того, у Марка было будто какое-то нехорошее предчувствие. Его не покидало неприятное ощущение, словно за ним следили или, может, смотрели вслед и разочарованно качали головой. Может, все уже давно знают, что молодой ординатор Ли крутил когда-то роман с заведующим? Марк вроде каминг-аут не делал перед своими коллегами, но как раз таки отсутствие девушки долгое время (хотя, если бы они только знали, что у Марка её никогда и не было) навевало на мысль о нетрадиционной ориентации всезнайки Ли Минхёна. Он старается ускорить шаг, буквально переходя на бег, чтобы побыстрее покончить со всем этим. И с чувством неловкости в том числе. Постукивание костяшек пальцев по хлипкой двери (хотя лучше бы Минхён ворвался и не церемонился лишний раз) тактично отвлекли Донхёка, склонившегося в три погибели над какими-то документами и что-то подписывающего. После холодного
«войдите», ординатор приоткрыл дверь, просовывая сначала голову, а потом и остальное тело. Хёк так и не поднял головы, поэтому Марк, прокашлявшись, чтобы сделать свой голос более грубым и уверенным, сообщил о том, что его навещал Тэён и попросил передать телефон. А сам аж лицо кривит от отвращения, но кладет гаджет на угол стола, через плечо с любопытством заглядывая в документы.
— Вы хотели что-то ещё, ординатор Ли? — Хэчан захлопывает папку с документами, как раз в тот момент, когда в неё чуть ли не носом клюнул любопытный Минхён. Фу, с таким безразличием в голосе это произнёс, что Марк аж подавился своим недовольством. Это он должен так грубить, а не кто-то другой.
— Нет, всего доброго, — канадец разворачивается на пятках, покидая кабинет.
Ну, надо же. Сама воспитанность. Нет чтобы сказать
спасибо, ну да от этого урода не дождёшься. Злость вспыхнула с новой силой в Минхёне. Это его тактика была — грубить и показывать своё безразличие — Донхёк не имел право так поступать с ним. Кажется, этот день становится дерьмовее некуда, и Марк правда надеется, что он не будет таким длинным, иначе он просто не выдержит. Однако каково было его удивление, когда, заглянув в журнал с операциями, лежащий в регистратуре, он рядом со своей фамилией возле пациента Кан увидел ещё и инициалы Донхёка. Что за бред? Они что, вдвоём будут проводить операцию? Ещё чего не хватало. Но спорить было бесполезно, особенно с руководством. Всё же у Минхёна не было рычагов влияния на них, поэтому пришлось молча отправиться в предоперационную и начать готовиться. Как всегда, помыв до локтя руки и надев маску, он появляется в операционной чуть позже остальных, за что получил раздраженный вздох со стороны Донхёка, который ждал только его. Марк бы рад позлить парня, но на кону стоит жизнь человека, потому-то не рисковал и лишний раз ничего не спрашивал. Да, впервые за шесть лет он теперь не оперирующий врач, а ассистирующий. Злило даже не позиция ассистента, а то, чей на данный момент он ассистент. Вот так жизнь над ним посмеялась. Кто бы мог подумать, что когда-то раздолбай, не знающий, где находятся почки, будет командовать отличником, который с закрытыми глазами все артерии в человеческом теле нарисует с филигранной точностью. Донхёк сделал надрез, а Марк послушно подал ему расширитель. Подумать только, ещё вчера он стоял по ту сторону баррикад и командовал медсёстрами, а сегодня он стал одной из них. Вот так никогда и не знаешь, кем проснёшься завтра. Это сегодня ты генеральный директор компании, а завтра можешь стать столичным дворником. Бумеранг. В этой жизни всё относительно.
Донхёк протянул руку, а Марк без лишних слов положил в неё отсос. Они снова вернулись на десять лет назад, когда один был марионеткой другого. Один дёргал за ниточки, как сейчас, а другой послушно склонял голову, полностью вверяя своё тело и разум человеку напротив. Донхёк указал пальцем на приборы жизнеобеспечения, а Марк молча увеличил подачу кислорода в крови. Будто место Минхёна именно рядом с Донхёком, возле его ноги, как самый верный пёс. Рядом стоящие медсёстры лишь глазами растерянно хлопали, ведь в такой тишине в их практике операцию ещё не проводили. Они оба понимали друг друга без слов и то ли это от того, что Марк просто догадливый, то ли от того, что у них мозг один на двоих. Самая удачная мысль, что посетила голову Марка за всю его жизнь. Делить один мозг с этим человеком? Никогда. Но вот опять Донхёк протянул руку в направлении Минхёна, даже не поворачиваясь и не поднимая головы, а тот также молча вручил пинцет, обмакнув его с ваткой в специальный раствор. Марк пытался абстрагироваться, забыть обо всем, выпасть из реальности и не мучить себя мыслями о том, что, чёрт возьми, они прекрасно понимали друг друга. Но у него выходило из рук плохо. Донхёк будто продолжал влиять на его сознание и слушаться любого приказа. Марк тщетно сопротивлялся, жмурился, но после такого громко среди звенящей тишины операционной (лишь приборы тихо пиликали, напоминая о своём существовании)
«ординатор Ли, вы меня слышите? Скальпель, пожалуйста», он пришёл в себя. Минхён потерял счёт времени. Казалось, эта операция была бесконечной: то ли от того, что рядом был Донхёк, то ли от того, что в операционной резко стало душно. И тут опять же навязывается вопрос: а душно ли из-за затруднённого поступления кислорода в помещение, или из-за того же Донхёка? Сложный вопрос. На него нет верного ответа. После утвердительного кивка заведующего Марк обошёл пациента с другой стороны и встал на место Донхёка, чтобы зашить, пока тот поблагодарил всех за работу и поспешно скрылся. Минхён зашивает аккуратно, даже немного расслабленно. До этого ему приходилось считать каждый вздох, находясь в душном помещении с Хёком. Когда своё дело он добросовестно закончил, также поблагодарил медсестёр и двинулся по направлению к выходу.
— Ты правда так сильно меня ненавидишь? — вдруг послышался голос со спины.
Марк повернулся и увидел Хэчана, который стоял позади него, спиной подпирая стену. Тот снял марлевую маску с лица и заправил мешавшие ему светлые пряди за ухо. Марк нервно сглотнул и опустил свою голову вниз.
«Лишь бы не столкнуться с ним взглядом, нет, пожалуйста, не надо, не смотри, Минхён».
— И давно ты тут стоишь? — тихо спросил он.
— Прилично. Ты так и не ответил на мой вопрос, — заметил Ли. Вдруг маска безразличия Минхёна куда-то резко испарилась.
— Я не обязан на него отвечать, — Марк поднял голову и поджал губы, надеясь, что нашёл спасение в этом неловком диалоге. А на самом деле, приближался ко дну всё ближе и ближе. Чёрт, он ведь совсем плавать не умеет. Ещё одна неудавшаяся шутка судьбы. — И вообще, с каких это пор Вы перешли со мной на «ты».
— Разве в Корее не принято с подчинёнными на «ты» обращаться? — Ли улыбнулся и подошёл к Марку вплотную. — Твоё дыхание... оно участилось. Боишься меня?
Как удар под дых напоминание о том, что Марк вообще-то подчинённый Донхёка. Он сделал это специально, чтобы задеть за живое и растоптать гордость? Что ж, Марк Ли не так прост, как кажется, на первый взгляд. Это лишь приманка, потому что на глупого внешне человека особо не рассчитывают, от него ничего опасного не ожидают, думая, что тот будет действовать у всех на виду, поэтому отключают бдительность. И, честно, это самое безрассудное действие, которое может совершить человек, досконально не зная Марка. Как раз исподтишка он и любил действовать. Кажется, его этому научил его бывший. Минхён скалится. Он снова так разозлился. Донхёка не понять: то он весь такой холодный и сосредоточенный, как утром в кабинете, то игривый и улыбающийся, как сейчас перед ним. И что вообще он вытворяет? Опять играет в свою игру, правила к которой знает только он один? Нечестно. Но Марк не дурак. За столько времени он научился противостоять его порывам, а потому решает пойти ва-банк и использовать элемент неожиданности. Выбить землю из-под ног. Марк сам приблизился к лицу Донхёка. Ну, не он, так канадец это сделает. Опередив все попытки Хёка что-либо произнести, Минхён, подавшись вперёд, лизнул в уголок губ заведующего. Но нет. Это был не поцелуй или действие, подразумевающее собой какую-то искру в попытках оживить потухшие чувства. Это было лишь заигрывание, а точнее отыгрыш. Минхён представил на секунду, что на кончике языка был смертельный яд, и он только что заразил им Донхёка. Яд будет течь по венам, постепенно поражая органы дыхания, а потом подкрадываясь к сердцу. Он смотрит с вызовом в лицо Хёку и даже не опускает взгляд вниз. Не боится. Кажется, если не оказать помощь ужаленному в течение часа, то всё закончится летальным исходом. Но, кажется, Донхёк уже давно глубоко внутри мёртв.
