Ты не думай, я смелая, не боюсь ни обиды, ни горя, что захочешь – всё сделаю, – слышишь, сердце моё дорогое? Только б ты улыбнулся, только б прежним собой становился, только б не ушибался, как пойманный сокол, не бился.
Вероника Тушнова
– Клэр, родная, нужно просто потерпеть! В глазах Сергея было столько болезненной мольбы, словно это ему было тяжело снова выходить из этой полутёмной раздевалки на полигон и прятаться под звуки выстрелов среди серых бетонных стен. Клэр и раньше не нравилось это, но тогда она, по крайней мере, была убеждена, что никак иначе попросту нельзя. Тогда она верила, что только так и может пройти для неё этот год – если она, конечно, вообще сможет справиться хоть с чем-то. Но после этих полных удивительного и невыразимого двух дней, что она провела рядом с Сергеем, доверчиво открывая ему душу, так тяжело было возвращаться к тому, что она должна. С ним она могла быть такой, какой всегда хотела, а здесь снова была вынуждена кем-то притворяться. – Я знаю, – тихо проронила Клэр, опустив глаза. Чуть помедлила, а потом нерешительно взглянула на Сергея. – Я всё сделаю, как ты скажешь, только… – Что? – Не сердись на меня, пожалуйста, если вдруг… не будет получаться. Я с ума сойду, если ты станешь говорить со мной, как тогда с Алекс. – Ну что ты такое выдумала? – с мягкой укоризной улыбнулся Сергей и погладил её по щеке. – Я здесь для того, чтобы тебя поддержать, чтобы помочь справиться с этим. Просто помни, что ты не одна, что я всегда рядом, и не бойся ничего! – Но тебе ведь было бы приятно, если бы у меня получалось лучше, чем у остальных? Сергей вздохнул едва слышно, и на мгновение в его глазах промелькнуло то беспомощно-тоскливое выражение, с которым он смотрел порой на Сашу. Он не знал, как, какими словами объяснить им обеим, что больше не нужно бояться, что тебе предпочтут кого-то другого просто потому, что этот другой умнее, красивее и попадает в мишень десять раз из десяти. И что не нужно пытаться доказать ему, что они заслуживают того, чтобы он выбрал их. Он понимал, что этот страх стал частью самой их сути ещё с мгновения обрёкшей их на одиночество потери, но не знал, как его победить. Если с ним не в силах совладать даже любовь и доброта, то что же тогда сможет? – Мне было бы приятно, если бы ты могла просто ходить с Наташей в кино и гулять по парку с Сашенькой. Читать какие захочешь книги и не мучиться с тем, что тебе совсем не нравится. Я ведь знаю, что ты всего этого не хочешь. Клэр тяжело вздохнула, подошла чуть ближе к нему в тёплом полумраке раздевалки и всё ещё очень нерешительно положила руки ему на плечи. – Я хочу быть с тобой, – тихо проговорила она. – И, если так надо… пусть. Я боюсь только разочаровать тебя… и ещё боюсь, что меня могут выслать. – Ничего этого не будет, – мягко возразил Сергей. – А кино, парк и книги? – улыбнулась одними уголками губ Клэр. – А это – будет! – Но потом, да? Сергей помедлил и взглянул на неё как-то странно – так, словно знал в глубине души, что никакого «потом» для них нет. От этого взгляда стало холодно в груди, но Клэр решила, что это просто от его извечной уверенности в том, что у него осталось всего лишь пять минут. – Да… потом, – тихо отозвался он наконец и отступил на шаг назад. Снял со стойки один из бронежилетов и осторожно помог Клэр надеть его. Она не любила чувствовать тяжесть бронежилета на плечах и тяжесть пистолета в руке, но молчала, терпела и старалась ничем этого не выдать. Сергей и так ведь знал, что ей неприятно, да только что же тут можно поделать? – Не очень туго? – спросил он, затягивая ремешки на левом боку. – Нет… ничего, – вымученно улыбнулась Клэр. И пошутила неловко: – Такое чувство, что меня целиком загипсовали. – К этому тоже нужно привыкнуть, – чуть устало улыбнулся в ответ Сергей. – Зато так безопаснее. Клэр почувствовала, как внутри снова зашевелилась болезненная тревога: так бывало всякий раз, когда она вспоминала обо всех опасностях, что поджидали Сергея в каждый день его службы. – А тебя… когда-нибудь ранили? – нерешительно спросила она, сама толком не зная, хочет ли услышать ответ. – Задевали пару раз, но это просто царапины были. А так чтобы серьёзно – нет, ни разу, – утешил её Сергей, лишь мысленно прибавив столь очевидное «пока». – Но ты ведь будешь себя беречь, правда? В глазах Клэр заплескалась такая тоска, что он не удержался: подошёл к ней и обнял, чувствуя, как она цепляется чуть подрагивающими пальцами за бежевую ткань его спецовки. – Обещаю, что буду, – тихо проговорил Сергей. А потом чуть отстранился и рассмеялся негромко. – Мы с тобой в этих бронежилетах как две обнимающиеся черепашки! Клэр тоже засмеялась, глядя в его глаза, что искрились солнцем даже в этом тёплом полумраке. Пусть сейчас ей было так трудно поверить, что ещё вчера она и правда кружилась на тихой лесной поляне в вихре опадающих белоснежных лепестков, рядом с Сергеем она и теперь ощущала эту удивительную близость, что связывала их всё крепче с каждым днём. – Серёж, пора начинать! Голос Андрея, донёсшийся от входа, вернул их против воли к тому, что они оба были должны. И всё же Сергей был прав: они вместе, и они смогут всё – не только ради того, что будет потом. Ради того, что было у них здесь и сейчас.***
– Так, всё! Я сказал: всё! Сергей, в голосе которого явственно слышались нотки раздражения, выхватил из рук Андрея мегафон и неожиданно громко выкрикнул: – Всё! Звук одинокого выстрела пронёсся над серым бетоном полигона и растворился в окружавшей его безмятежной тишине леса. – Всем выйти, быстро! Первой из-за перепачканной сажей стены показалась кудрявая макушка Анны, нерешительно выбравшейся из укрытия. Следом за ней потянулись остальные; Клэр вышла последней, и Сергей сразу заметил, что у неё дрожат руки. Наверняка думала, что он сейчас начнёт её перед всеми отчитывать. – И когда он только будет доволен? – едва слышно, но со всей своей привычной надменностью вздохнула Алекс. – Я буду доволен, когда ты перестанешь изображать из себя девушку Бонда, – холодно сообщил Сергей. На мгновение на лице Алекс промелькнуло замешательство, потому что она не ожидала, что тот сможет её услышать, но она не была бы собой, если бы тут же не вернула прежний надменный вид. – Разве у меня плохо получается? – Что именно? Принимать красивые позы? И, кажется, я уже объяснял, что волосы нужно убирать, если не хочешь дать противнику возможность вцепиться в них и перерезать тебе горло. – Но… – Что? В кино «так не бывает»? Алекс взглянула на него зло, но тут же опустила глаза, сложив при этом руки на груди и пряча проступившие на щеках некрасивые красные пятна. – Теперь ты, Стэн, – чуть более спокойно продолжил Сергей. – Прости, конечно, но ты умер, потому что в тебя попала граната. И ты не можешь просто взять и швырнуть её обратно! – Но у неё же не выдернута чека! – Обиженно насупившись, Стэн продемонстрировал бутафорскую гранату. – Считается, что выдернута. – Но она не выдернута! – А почему тогда ты её не выдернул, когда бросал обратно? Озадаченно взъерошив волосы на затылке, Стэн окинул гранату глубокомысленным взглядом и пожал плечами. – Понятно, – тяжело вздохнул Сергей и прибавил уже куда мягче: – Анна, у тебя хорошо получается, правда! Только не забывай, пожалуйста, выдёргивать чеку у гранаты, прежде чем её бросать. Ладно? Анна поспешно закивала, всем своим видом показывая, что всё поняла и ко всему готова. Напоминать, что в прошлый раз чеку она вырвала, но бросила её вместо гранаты, никто не стал. – И… Господи, что это? – Сергей с недоумением воззрился на исписанный блокнот в руках Сэма. – Я рассчитывал максимально эффективную мощность броска, исходя из оптимальной траектории и… – важно начал Сэм, поправляя то и дело сползавшие на нос очки. Сергей, не раз уже просивший его что-то с этим сделать, вздохнул ещё тяжелее. – Ты хоть понимаешь, что в полевых условиях никто не станет ждать, пока ты будешь производить расчёты на листочке? – спросил он тем самым тоном, каким говорят обыкновенно с маленькими неразумными детьми. В сущности, таковыми они все ему и казались: может, оттого, что прежде он никогда не занимался обучением диверсантов – да и не стал бы, если бы не Клэр. С одной стороны, ему была неприятна сама мысль о том, что он станет учить кого-то делать страшные вещи – те вещи, которые он должен был по долгу службы предотвращать. С другой – чувствовал он себя так, словно его назначили воспитателем самой трудной группы в детском саду. В целом же, он так и не смог до сих пор решить, как к этому относиться, и потому предпочитал не думать об этом вовсе, просто выполняя свой долг и заботясь о Клэр. О Клэр, стоявшей теперь с таким лицом, словно она умрёт в то же мгновение, как он к ней обратится. – Ты молодец, – с привычной мягкостью в голосе и глазах проговорил Сергей и улыбнулся ей ободряюще. – Только следи за тем, чтобы у тебя пистолет после выстрела носом не клевал, хорошо? Держи его чуть крепче – только так, чтобы руки не дрожали. Ему хотелось взять её руки в свои, показать, как нужно, почувствовать родное тепло через тонкую ткань перчаток, но он не решился сделать это при всех. Раньше он даже не усомнился бы в том, что никто не заподозрит в этом ничего такого, но теперь он уже вовсе не был уверен, что смог бы сдержаться и ничем не выдать себя… их. И разве не говорили их взгляды о том, о чём они вынуждены были молчать? Но взгляды – ещё не доказательство. Может ведь просто показаться – как показалось Анне, что Алекс очень уж нехорошо смотрит на расцветшую улыбкой облегчения Клэр.***
Грохот выстрела прокатился по узким переходам укрытия, и Клэр инстинктивно прижалась спиной к серой бетонной стене. Эта часть полигона строилась для летних тренировок, и потому над головой была не столь же серая крыша, а высокое синее небо, залитое светом майского солнца. Когда над полигоном стихали выстрелы, окружавший его лес наполнялся пением птиц, и трудно было поверить, что здесь люди учились тому, как убивать и не быть при этом убитыми. Краем глаза Клэр заметила, как над ней пролетела всё та же бутафорская граната, а мгновение спустя из соседнего перехода раздался возмущённый вскрик Сэма, сообщившего, что Анна снова не выдернула чеку, да ещё и умудрилась попасть ему по голове. Клэр не удержалась и коротко рассмеялась, представив, как падает на занятого расчётами в блокноте Сэма многострадальная граната. Выстрел грохнул совсем близко, и Клэр, чуть помедлив, осторожно приблизилась к концу прохода. Ей бы пересидеть всё это где-нибудь в тихом месте – с её-то умением стрелять, – но слишком уж она боялась разочаровать Сергея: что бы он ни говорил, а ей очень хотелось, чтобы он гордился ею. Чтобы знал, что она правда сделает ради него, ради них, всё что угодно. Она развернулась боком, готовясь выглянуть из-за угла – и тут же ощутила сильный толчок в спину. Потеряла равновесие и, не успев опомниться, упала на землю ничком, беспомощно попытавшись уцепиться за гладкую стену. А в следующее мгновение почувствовала, как что-то больно ударило в плечо, и услышала испуганный вскрик метнувшей очередную гранату Анны, неожиданно для себя снова попавшей по живой цели. – Остановиться! Всем остановиться! Клэр с трудом приподнялась на локтях и увидела Андрея, стоявшего на небольшом возвышении за бетонной коробкой укрытия с мегафоном в руках. Слева к ней уже бежала бледная как полотно Анна. Справа – спешил Сергей. – Господи, я… я не знаю, как это вышло! – беспомощно оправдывалась Анна, помогая Сергею усадить Клэр. Та пыталась сказать, что ничего страшного не случилось, но сбившееся из-за такого резкого и неудачного падения дыхание не давало ей произнести ни слова. – Ты как? Тебе больно? Покажи, где болит! В глазах Сергея плескалась такая тревога, что Клэр хотелось только успокоить его, и она вымученно улыбнулась, мягко сжав его пальцы. – Плечо… больно, – едва слышно прошептала она. Подняла руку и коснулась левого плеча чуть выше локтя. – Вот здесь. Это, наверное, из-за гранаты. – Я не нарочно! – чуть не плача, пробормотала Анна. – Я знаю, – заверила её Клэр. – Это… ничего. – Она чуть помедлила, а потом прибавила, снова повернувшись к Сергею. – Ты только не сердись на меня, пожалуйста: я всё делала, как ты говорил, но меня кто-то в спину толкнул. Это так надо было, чтобы мы научились, как не дать противнику сзади подкрасться? – Что?.. Господи, конечно, нет! – воскликнул Сергей. – Неужели ты думаешь, что я бы не сказал? – Серёж, «скорую» вызывать? – обеспокоенно окликнул его переминавшийся с ноги на ногу на пригорке Андрей. – Ты сильно ушиблась? Вызвать врача? – быстро спросил Сергей. Клэр замерла на мгновение, чувствуя, как он мягко сжимает её предплечье, желая утешить без слов, и покачала головой. – Ничего страшного, правда! Он посмотрел на неё пристально, но ничего больше не сказал – только помог ей подняться на ноги и, осторожно придерживая за локоть, вывел её из серого бетона укрытия. – Подождёшь минутку? Я только к Андрею подойду. – Клэр кивнула и улыбнулась устало. – Анна, побудь тут, хорошо? Анна поспешно кивнула и подошла ближе. Сэм уже успел высказать ей всё, что он думал по поводу её броска с попаданием в его голову и отсутствия у неё какого-либо стремления принести ему столь же искренние извинения, как те, в которых она рассыпалась перед Клэр, но её это совершенно не тронуло. И на то была причина. – Ты ведь понимаешь, что тебя только Алекс могла толкнуть? – тихо спросила она, подойдя ближе к Клэр. Та вздрогнула, взглянула на неё с болезненным недоумением. В её жизни не раз случалось такое, что она не нравилась кому-то, и что этот кто-то норовил задеть или обидеть её при всяком удобном случае, но с такой настойчивой и деятельной неприязнью она столкнулась впервые. – О чём это вы тут шепчетесь? Клэр вздрогнула снова, когда голос Алекс раздался всего в двух шагах от неё – такой же надменный и холодный, как и всегда. – Анна, будь добра, оставь нас на секундочку. Я бы тоже хотела с нашей принцессой поболтать. Сергей стоял вместе с Андреем в каких-нибудь десяти шагах от неё, но находиться рядом с Алекс было всё равно ужасно неприятно. Неприятно почти физически. Но Клэр обещала Сергею и самой себе, что будет сильной, и потому она кивнула Анне, словно подтверждая, что ничего страшного из-за этого разговора не может случиться. – Что, собираешься переложить свою вину на меня? – Вину? – Да. Упала, потому что неуклюжа, как выдранная из забора жердь, а теперь рассказываешь сказки про то, как тебя кто-то толкнул? Клэр одарила её тем самым своим колючим взглядом, после которого ей всегда хотелось вцепиться обидчику в горло. Хотелось тем больше, что когда-то она была лишена возможности отплатить нелюдям, сломавшим её жизнь. – Ты знаешь, что это правда, – очень твёрдо и очень холодно ответила она, жалея, что у неё всё равно не получается так, как у Сергея. Если бы получилось, Алекс, наверное, отстала бы от неё. А так вышло только хуже. – Думаешь, тебе всё можно только потому, что ты с ним спишь? – злобно прошипела Алекс, вмиг уподобившись раздувающей капюшон кобре. Клэр прерывисто выдохнула, инстинктивно сжимая руки в кулаки. Не будь на ней перчаток и повязок – точно расцарапала бы себе ладони в кровь. – Не меряй всех по себе, – неожиданно спокойно отчеканила она, глядя Алекс в глаза. А в следующее мгновение лицо её обожгла пощёчина, и, не удержав равновесия, Клэр упала навзничь и ударилась спиной о бетонную стену. – Ты что, с ума сошла?! – возмущённо воскликнула Анна. На её возглас обернулись и Сергей с Андреем: видела бы Алекс, какое у первого было лицо – точно провалилась бы прямо сквозь пригорок. – Даю слово офицера, что ты вылетишь отсюда быстрее, чем успеешь произнести собственное имя, – холодно и жёстко бросил Сергей, и на лице его проступило такое отвращение, что даже Алекс стушевалась на пару мгновений. – Для этого нужно три выговора, – чуть опомнившись, надменно сообщила она. С голосом ей, правда, справиться не удалось, и в конце фразы он предательски дрогнул. – Уверен, третий не заставит себя ждать, – одёрнул её подошедший ближе Андрей. Ещё мгновение назад он искренне боялся, что Сергей не сдержится и сделает какую-нибудь глупость, да и теперь ему хотелось увести Алекс подальше. – Переодевайся и иди в машину. Для тебя тренировка окончена. Клэр ещё успела поймать раздражённо-злой взгляд Алекс, которым та щедро одарила всех присутствующих, но ей было уже всё равно, потому что Сергей подошёл к ней, взял за руки, помог подняться. Мягко сжал её пальцы и с тихой нежностью проговорил: – Прости, что оставил тебя.***
– Правда ничего не болит? Клэр улыбнулась ласковой заботе в его голосе, глазах, бережных прикосновениях к её спине и шее. Она знала, что никогда не сможет к этому привыкнуть, что всегда будет удивляться и благодарить за каждую каплю тепла. – Не болит, – покачала она головой и нерешительно сжала его руку. – У тебя такой усталый вид, – тяжело вздохнул Сергей, погладив её по щеке. Даже в полумраке раздевалки было видно, какое у неё бледное лицо. – Ты совсем себя изведёшь с этим экзаменом. – Так надо, – мягко возразила Клэр. – Ты же знаешь. Он помолчал немного, гладя тонкое, изувеченное шрамом запястье. – Хочешь погулять немного, прежде чем возвращаться в город? – Конечно, хочу, – улыбнулась она, вспоминая вчерашний солнечно-снежный дождь и белые крылья за спиной. – Я очень люблю гулять с тобой. Тропинка вилась узкой лентой между озарёнными светом солнца стволами деревьев. Зелёный листвяной шатёр мерно вздыхал вместе с тёплым майским ветром у них над головами, и проглядывало сквозь его резной узор высокое синее небо. Успокоенные воцарившейся над полигоном тишиной, вернулись в лес птицы – и теперь расплёскивали в ещё по-утреннему безмятежный воздух серебристую воду звонких трелей. – А медведи здесь водятся? – спросила вдруг Клэр. Она шла рядом с Сергеем, держала его за руку и всё думала, до чего же это странно, что она может вот так просто подойти и прикоснуться к нему. Даже обнять – и он будет так этому рад! А ведь ещё совсем недавно она так верила, что ему было бы неприятно, если бы она сделала вдруг такое. Наверное, и к этому она никогда не сможет привыкнуть. – О, конечно! – шутливо отозвался Сергей. – А что ты сделаешь, если вдруг медведь выскочит? – Вежливо попрошу его нас не кушать! – И он послушается? – Ну как меня можно не послушаться? Клэр весело рассмеялась под шутливо укоризненным взглядом Сергея. – Между прочим, раньше верили, что медведей нельзя убивать, потому что на самом деле это люди, превратившиеся в зверей, – сказал он вдруг. – А ещё есть такая пьеса – «Обыкновенное чудо». В ней один волшебник, наоборот, превратил медведя в человека и сказал, что так продлится до тех пор, пока его не полюбит и не захочет поцеловать принцесса. Когда это случилось, он сбежал, потому что не хотел превращаться обратно в зверя. И вернулся лишь через несколько лет, когда заболевшая от тоски по нему принцесса была уже при смерти. Тогда он поцеловал её – даже зная, что снова станет зверем и погибнет от пули охотника. – И он превратился в медведя? – Нет. Любовь так изменила его, что он уже не мог стать прежним. Это и было «обыкновенным чудом». – Красивая история, – вздохнула задумчиво Клэр и подумала о том, что, полюбив, и правда нельзя уже стать прежним. Это ведь значит стать настоящим. – Только я никогда не понимала, отчего все придают такое значение поцелую. В сказках и… вообще. Разве не приятнее, когда тебя обнимают? – Прости. Не знал, что тебе неприятно, – чуть помедлив, с болезненной напряжённостью в голосе отозвался Сергей. – Мне казалось, что тебе нравится. Клэр осеклась, только теперь осознав, какую сказала глупость. Закусила губу и порывисто прижалась к его плечу – тоненькая, хрупкая, как рассыпанные по её платью васильки. – Нет, что ты, я совсем не это имела в виду! Ты только не сердись и не обижайся, пожалуйста! Мне… мне очень нравится, – уже совсем смущённо прибавила она, словно снова почувствовав, как тепло его дыхания касается впервые её лица. – Я имела в виду… когда целуют в губы. Это ведь… другое. – Другое? – удивился Сергей. – Тебя кто-то поцеловал, и тебе не понравилось? – Меня? – неожиданно неприязненно переспросила Клэр. – Кто? Те, кто меня насиловал? Нет, они меня не… не целовали. Мне ведь нельзя было смотреть, и я всегда лицом вниз лежала. Да и слишком я им противна была. Или ты того парня имеешь в виду, который меня шлюхой считал? Рука Клэр болезненно дёрнулась, словно она хотела вырвать её из пальцев Сергея, но тот мягко её удержал. – Прости, родная, я не хотел тебя расстроить, – виновато проговорил он. Больно было видеть, как она снова прячет лицо оттого, что ей так мучительно было говорить об этом при свете солнца. – Нет, это ты прости, – тихо проронила Клэр. – Опять срываюсь, как… ненормальная. – Я правда подумал, что, может, кто-то был… ну, до того, как ты сбежала. Или… после всего, – чуть смущённо проговорил Сергей. – Нет, – покачала она головой. – Да я и не из тех, кого целуют. – А кого же целуют? – Красивых. А они делают вид, что им нравится, потому что это вроде как их… привилегия. Клэр продолжала идти, потупившись и глядя себе под ноги, и оттого не заметила изумлённого взгляда Сергея. – «Делают вид»? – не удержавшись, удивлённо переспросил он. – Что, все? – Не знаю, – отозвалась неуверенно Клэр и даже чуть пожала плечами. – Наверное, все. В кино и в книгах бывает по-другому, но это ведь всё выдумки. – И ты правда веришь, что целуют только красивых? – Ну, ещё жён – потому что имеют на это право. И любимых… не знаю, почему. Наверное, мужчинам это просто нравится. Тебе ведь… нравится? – нерешительно спросила она, подняв на него блестевшие то ли смущением, то ли какой-то странной тревогой глаза. – Ты поэтому хотел меня тогда… поцеловать? Сергей смотрел на неё, на её усталое, бледное лицо с проступившим на щеках лихорадочным румянцем, и чувствовал, что она хочет, чтобы он сказал «нет», чтобы убедил её в том, что ему не нравится, не может нравиться такое, что и тогда он хотел совсем не этого, что он никогда и ни за что не пожелает сделать с ней все эти ужасные вещи, которые делают другие мужчины просто потому, что им это нравится. – Я… надеялся, что тебе будет приятно, – чуть дрогнувшим голосом ответил он наконец. – Разве так правда бывает? – всё с тем же искренним непониманием спросила Клэр. – Думаю, не мне об этом судить, – сдержанно отозвался Сергей, чувствуя, как болезненно сжимается в груди сердце. Жаль, что и этого у них тоже не будет – никогда. Они сели на ствол поваленного дерева – совсем как в тот день, когда Клэр впервые решилась попросить Сергея её обнять. Она и теперь ещё смущалась немного, но всё равно доверчиво приникла к его плечу и не отпускала его руку. Какое-то время они оба молчали, рассеянно прислушиваясь к шороху листьев, пению птиц и чему-то внутри самих себя. – Знаешь, твоя мама рассказала мне про Веронику Тушнову и Александра Яш… – Яшина? Это когда мы в гости приезжали? – Нет… потом. В тот вечер, когда я к тебе пришла и сказала, что… – Что любишь другого. Я помню. В голосе Сергея ей послышалась та напряжённость, что заставляла её чувствовать себя ужасно жестокой и виноватой перед ним, и она ещё крепче прижалась щекой к его плечу. – Так ты из-за этого передумала? – Да… отчасти. Просто поняла, что, когда я решусь открыться, и правда может стать слишком поздно. И ещё поняла, что ты бы ждал меня, как ждала она… до самого конца. Сергей помедлил, мягко сжал её руку и тихо-тихо сказал: – Так и есть. Клэр медленно выдохнула, чувствуя сквозь тонкую ткань рубашки родное тепло. – А ещё я тогда подумала, что тебя ведь тоже станут осуждать. Так ведь… нельзя. – «А ты за чистоту свою моею жизнью платишь», – медленно проговорил Сергей. – Мне эти слова в сердце запали, ещё когда я их впервые услышал, хотя мне тогда лет пятнадцать было. Я к тому времени и не влюблялся-то ни разу всерьёз, а всё равно думал, как бы я поступил. – А теперь? – осторожно спросила Клэр. – Теперь ты… как думаешь? – Разве я не обещал, что никогда тебя не оставлю? – Обещал… Она тихонько вздохнула и замолчала. – Хочешь спросить, что я выберу – тебя или свой долг, – если меня заставят выбирать? Клэр едва заметно вздрогнула, взглянула на него тревожно и смущённо прикусила губу. – Я знаю, что не имею права тебе такие вопросы задавать. – Ну почему же? – мягко улыбнулся Сергей. – Только я ведь говорил, что с того мгновения, как мы встретились, никакого выбора не было. Я ничего не выбирал тогда и не стану ничего выбирать впредь. Да и почему я должен? Я люблю тебя и люблю Родину – и в этом нет никакого противоречия. – Ты ведь клятву давал… – Давал. Я поклялся, что буду защищать свою Родину, но разве мне нужно защищать её от тебя? И разве ты сама не хочешь, чтобы она стала и твоею? – Хочу, – бесхитростно ответила Клэр. Она готова была принять всё, что было дорого Сергею, потому что это было частью его самого. – Но другие ведь не поймут. – Те, кто никогда не любил, не поймут, конечно. Но они ведь только люди, а люди могут ошибаться. Моя правда в том, что я люблю тебя и люблю свою Родину – и, если мне придётся защищать эту правду, то я не отступлюсь от своих слов и своей клятвы. Я не предал свой долг, полюбив тебя – а те, кто думают иначе, просто не могут этого понять. Клэр помолчала немного, ещё не в силах одолеть холодную тревогу, бившуюся в её груди. Она верила каждому слову Сергея и знала, что он во всём прав, но всё равно понимала, что вокруг слишком много тех, кто осудил бы их, если бы только узнал. – Только это ведь не значит, что тебя не накажут, если узнают, – с горечью проронила она, уткнувшись лбом в его плечо. – А я не вынесу, если из-за меня тебе будет плохо. – Пусть наказывают, – твёрдо ответил Сергей. – Я своей клятве верен, и пусть они докажут, что это не так! Клэр рассеянно кивнула и снова прижалась щекой к его плечу. Она знала, что Сергей не отступится от своего, верила, что он правда её не оставит – потому что без этой веры ей было бы невозможно дышать. Она не представляла своей жизни без него. Это была бы уже не жизнь. – Я всегда буду рядом, – словно зная, о чём она думает, тихо проговорил вдруг Сергей. Клэр улыбнулась, глядя в его полные нежности и тепла глаза, бывшие теперь так близко. Мягко высвободив руку, Сергей обнял её за плечи, привлёк к себе, и она доверчиво уткнулась макушкой в его шею. Ей казалось, как и тогда, прежде, что в мире нет ничего, кроме этого леса, никого, кроме них двоих, и солнечно-золотое мгновение становилось вечным, бесконечным. Рядом. Это простое слово поднималось невыразимым теплом в её груди, когда Сергей обнимал её плечи, касался её шеи, целовал её руки. Касался губами тёплого виска и чуть порозовевшей щеки. Она была такой податливой в его руках, так доверчиво отзывалась на ласку, подставляя своё лицо, что он забыл все её полные искреннего непонимания слова. Забыл о том, что её пугали совсем простые вещи. Её родное тепло было так близко, что невозможно было поверить, будто она захочет его оттолкнуть. Снова. Он почти коснулся её губ – совсем как тогда, в тот напоённый ароматом сирени вечер, что был всего неделю и целую вечность назад, – но она успела отвернуться от него прежде, чем он сделал это. Не отпрянула, но отстранилась, подалась назад – так, словно его рука на её спине не согревала её теперь, а мешала убежать. Она не решалась поднять на него глаза, глядя куда-то бесконечно мимо, но в её дрожащих ресницах, болезненно закушенной губе и стиснутых пальцах ясно читалось смятение, растерянность и… разочарование? Сергею отчего-то казалось, что это было именно оно. Словно до этой минуты она и вправду верила, будто он не способен желать такого, а теперь убедилась в обратном. И, наверное, станет думать, что он такой же, как все. – Прости, я… не хотел тебя напугать, – проговорил он чуть напряжённо, чувствуя, как всё внутри него сопротивляется тому, чтобы он просил прощения за то, что всего лишь хотел поцеловать любимую женщину. – Нет, это ты прости, – быстро отозвалась Клэр и взглянула на него с той полынной горечью в глазах, которую он надеялся никогда больше не увидеть. – Я знаю, что не должна… так. Ты… ты обиделся, да? Сергей поспешно мотнул головой и опустил глаза, кляня себя за то, что сам нарушил данное себе обещание не желать больше того, что у него уже есть. С трудом поднял руку, словно та налилась свинцом, и взглянул на часы. Помедлил ещё немного, потому что пришлось приложить усилие, чтобы понять, сколько на них времени. А потом проговорил чуть дрогнувшим от волнения голосом: – Нам… пора возвращаться, а то искать начнут. Пойдём? Он поднялся с поваленного дерева, глубоко вздохнул, пытаясь прогнать поднявшуюся внутри горечь, и повернулся к Клэр с чуть вымученной улыбкой, протягивая ей руку. Она смотрела на него как-то странно, словно одновременно удивляясь, не понимая, осуждая и чувствуя свою вину, и он снова поймал себя на мысли, что, наверное, никогда не сможет разгадать её до конца, как бы сильно он её ни любил.***
Сергей молчал почти всю дорогу до Припяти, а Клэр так и не решилась заговорить с ним о том, что случилось, лишь отвечая рассеянно на его ничего не значившие сейчас вопросы. Ей трудно было даже смотреть на его казавшееся таким непроницаемым лицо, в котором не было сейчас привычной мягкости. Сергей не выглядел обиженным – скорее, отстранённым. И, наверное, немного разочарованным. Клэр думала об этом – и всё больше чувствовала себя виноватой. Ей ведь меньше всего на свете хотелось показаться ему неблагодарной – так почему же она не может заставить себя уступить в такой малости? Она так и не проронила ни слова об этом – просто потому, что не знала, что ей сказать, и боялась испортить всё ещё больше. Они вернулись в город, и всё снова стало так, как было до того: Сергей вёл себя как ни в чём не бывало, и никто, кроме неё, конечно, не заметил бы то и дело проскальзывавшей в его голосе и взгляде напряжённости: словно он, как и Клэр, стал вдруг бояться сделать что-то не так. Она надеялась, что это пройдёт, когда они закончат заниматься и вернутся домой, но ближе к шести Сергей сказал вдруг, что у него ночное дежурство, и что ей лучше будет вернуться в гостиницу. Клэр сначала только молча кивнула, но потом всё-таки спросила, почему. Сергей сказал, что это оттого, что ей нездоровится в последние дни, и нельзя оставаться одной на всю ночь – а так он сможет попросить Анну присмотреть за ней. Клэр хотела было возразить, убедить его в том, что на самом деле она прекрасно себя чувствует, но поняла вдруг, что дело совсем не в этом. Уж точно – не только в этом. Он, наверное, просто не хочет её видеть, потому что снова почувствовал себя отвергнутым. – Можно мне хотя бы позвонить тебе, если… если что? Солнце горело золотистым багрянцем, отражаясь в стеклянных глазах гостиницы, и дрожал, словно тонкий василёк под порывами ветра, голос Клэр. Она попросила только что Сергея, чтобы он разрешил ей остаться с ним на ночь в отделении, а он сказал, что так нельзя, и что она должна как следует отдохнуть. Она понимала, что он прав, но всё равно не могла прогнать мучительное чувство, что она безвозвратно что-то испортила. – Конечно, можно, – улыбнулся Сергей. Уже без прежней напряжённости, но с какой-то тревогой. – Ну что же ты так переживаешь? Клэр не знала, как объяснить ему, что за эти три дня рядом она ни разу не подумала о том, что ей придётся снова с ним расставаться – пусть даже вот так, всего на одну ночь. А теперь ей казалось, что без этого рядом она просто не сможет больше дышать, и сердце её перестанет биться, как только она останется одна. – Так будет лучше, правда, – повторил терпеливо Сергей. Они стояли возле его служебной машины, на виду у всех горожан, высыпавших в этот майский вечер на главную городскую площадь, и оттого он не мог её обнять – мог только с привычной нежностью сжать её руки. – Мне не может быть лучше без тебя, – глухо проронила вдруг Клэр, опустив голову и чувствуя, как ломается с треском что-то внутри неё. Помедлила, подняла на него глаза. – Это ведь из-за того, что я тебя обидела, да? – Клэр, я никогда на тебя не обижался, – мягко возразил Сергей. Она взглянула на него пристально – словно плеснула в лицо чёрной полынной водой. – Ты всегда так говоришь! – с горечью бросила она, вырвала у него руки, обхватила ими себя и отвернулась, опустив голову. Прежняя жгучая ненависть к самой себе поднималась в груди удушливой чёрной волной, не давая дышать. Ну почему, почему всё в ней такое неправильное? Сергей смотрел на неё растерянно и не знал, что сказать. Ещё недавно ему казалось, что после того страшного, что пришлось открыть Клэр, ничего такого уже больше не будет, и он не увидит больше этой ужасной горечи в её глазах. И что же теперь? Она снова станет мучить себя из-за того, что он не смог сдержаться? – Клэр, я ведь и так уже извёлся совсем из-за того, что я… так. Хочешь, чтобы я совсем себя загрыз? – мягко, виновато проговорил Сергей. Подошёл ещё ближе и ласково положил руку ей на плечо. – Нет, это я не должна была… – упрямо пробормотала Клэр. Прикрыла на мгновение глаза, а потом взглянула на него устало. – Не надо… увидят ведь. Она тяжело вздохнула и заставила себя чуть отстраниться. – Тебе уже пора, да? – Да. – Тогда до завтра? – До завтра. Сергей улыбался со светлой грустью, глядя на неё, и Клэр всё смотрела на него в ответ, не в силах сдвинуться с места. Потом сделала шаг. Другой, третий. Резкий, порывистый, словно кто-то силой тащил её ко входу в гостиницу. Сергей проводил её взглядом, улыбнулся и помахал рукой, когда она остановилась и обернулась на мгновение у дверей. Широкие стеклянные створки закрылись за её спиной – и захлопнулась за ним дверца машины. Сергей откинулся на спинку сиденья: ему уже и правда пора было возвращаться в отделение, но из головы никак не шли больные глаза Клэр, и никак было не отделаться от неподвластного разуму чувства, что он просто бросил её. Не сделал чего-то такого, что должен был сделать. Не сказал того, без чего она не сможет пережить эту ночь. Руки уже лежали на руле – а сердце рвалось туда, к ней. Сергей медленно выдохнул, отстегнул ремень и порывисто распахнул дверцу машины. «Что ты сделаешь, если тебе осталось всего пять минут?» Клэр открыла не сразу – и взглянула на него так, словно и в самом деле не верила, что увидит его когда-нибудь снова. Он молчал, и молчала она – потому, наверное, что все слова уже были сказаны, и оба они понимали, что их всё равно слишком мало для того, чтобы выразить невыразимое. Она нерешительно отступила на шаг назад, будто бы робко прося его войти – и Сергей вошёл. Дверь с лёгким стуком закрылась за его спиной. Взгляд потемневших синих глаз скользнул по разложенным поверх покрывала книгам и остановился на бледном измученном лице. Она смотрела на него больными, воспалёнными глазами – и с этим её болезненно пронзительным взглядом пришли единственно верные слова. – Иди ко мне, – тихо проронил Сергей, зная, что она услышит, и протянул ей руки. Мгновение – всего одно мгновение, едва не обернувшееся вечностью, – она смотрела на него неверяще, а потом с болезненным отчаянием приблизилась, схватила его руки, доверчиво припала к его груди, когда он обнял её, с нежностью обняла его за шею в ответ. – Я так хотела попросить тебя подняться… – тихо-тихо прошептала Клэр. – Вот я и пришёл, – ответил с растворённой в голосе улыбкой Сергей. – Разве я мог тебя оставить, зная, что ты будешь тут казнить себя ни за что? – Я всё для тебя сделаю, правда-правда! – порывисто выдохнула она. – Говоришь, как Сашенька, – засмеялся он. Чуть отстранился и убрал упавшую ей на лицо тёмную прядь. – Ты мне теперь не веришь, да? – Ну конечно, верю! Только не нужно себя… заставлять. Заниматься, кстати, тоже. Если не будешь отдыхать хоть понемножку, вместо экзамена окажешься в больнице. Клэр опустила глаза: ей всё казалось совершенно ясным уже из-за одного того, как быстро он сменил тему. Но она не будет неблагодарной, потому что он правда пришёл. Потому что обнял её, и теперь она как никогда верила, что сможет сделать, сможет выдержать ради него всё что угодно. Наверное, просто не прямо сейчас, потому что ей и в самом деле нужно отдохнуть. – Я отдохну, обещаю, – тихо проговорила она. – А ты… ты пообещаешь, что будешь беречь себя… если что? – Обещаю, – улыбнулся Сергей. Привлёк её к себе и коснулся губами прохладного лба, чувствуя, как сладко замирает она под этим прикосновением, и снова переставая понимать её. Наверное, он никогда не сможет.***
Какое-то время Клэр стояла, припав к закрытой двери, и прислушивалась к звукам его шагов, кляня расстеленный в коридоре ковёр за то, что он так настойчиво пытается украсть их у неё. Вот он дошёл до конца коридора и начал спускаться по лестнице: одна ступенька, вторая, третья… Сколько же сил нужно, чтобы только не сорваться с места и не устремиться вслед за ним! Она медленно выдохнула, прислонившись к двери спиной, когда последние звуки растаяли в вечерней тишине. С трудом заставила себя оторваться от светлого дерева, подошла к столу, налила себе воды. Сделала глоток – и тут же поморщилась: до того та была горькой. Наверное, ей стоило бы чаще наведываться в гостиницу, если она хотела, чтобы кто-то помнил, что она должна жить здесь, но теперь этот номер, показавшийся ей таким уютным после приезда в Припять, стал для неё совсем чужим. Она погладила распростёртые крылья птицы, что охраняла кольцо с ключами от дома: вот, где ей хотелось быть. Вот, где было её место. Присев на край кровати, Клэр принялась перебирать книги: отдых – отдыхом, но и заниматься тоже было нужно. Ей ведь и без того уже казалось, что, чем ближе пятница, тем меньше она знает. Но голова вдруг снова начала кружиться, и Клэр обессиленно опустилась на постель, из последних сил потянув край покрывала, поверх которого она легла, чтобы хоть немного укрыться. Какое-то время она ещё прислушивалась к тяжёлым ударам сердца, отдававшимся в голове, а потом незаметно для себя провалилась в тяжёлое забытьё, совсем не похожее на целительный сон. Она едва не проспала завтрак, но её разбудила Анна, которую Сергей так просил за ней присмотреть. Несмотря на то, что она провела в этом тяжёлом забытьи добрых десять часов, ей совсем не удалось отдохнуть: голова была точно свинцовая, и по всему телу разливалась волнами слабость. Есть не хотелось – наоборот, начинало подташнивать от одного вида еды, – и Клэр только рассеянно поковыряла вилкой омлет, но так и не проглотила ни крошки. После завтрака за ней зашёл Андрей: сказал, что Сергей очень хотел прийти сам, но ужасно устал после проведённой на дежурстве бессонной ночи. Клэр только кивнула и зябко закуталась в синюю вязаную кофту. Ей стало чуть легче, как только она поднялась на второй этаж отделения и вошла в кабинет Сергея. Тот сидел за столом, так старательно подпирая голову рукой, словно в противном случае он бы уже уткнулся лбом в столешницу и заснул. Рядом стоял на подносе кофейник и большая чашка кофе. В распахнутое окно падали косые лучи утреннего солнца и звонкие трели птиц. – Совсем не удалось отдохнуть? – удручённо спросил Сергей. – Тебе, я смотрю, тоже, – вымученно улыбнулась в ответ Клэр. Она понимала, что и в этом была её вина: ведь, если бы ему не нужно было готовиться с ней к экзамену, после ночной смены он бы поехал домой отсыпаться, а не мучился бы в обнимку с кофейником к вящему недовольству доктора Данилова. Заниматься в то утро было совсем тяжело: Сергей то и дело запинался, пытаясь что-то объяснить, словно ему стало вдруг трудно подбирать слова на чужом языке, а Клэр, казалось, окончательно запуталась в том, что уже успела узнать. Сергей шутил, что это она ещё даже план атомной электростанции не видела, да и на самой ЧАЭС ни разу не была, но Клэр было совсем не смешно. Она хмурилась, кусала губы и обрывала нитки с растрепавшихся бинтов на руках. – Господи, как же хочется спать! – устало потянулся Сергей, поднялся из-за стола, за которым они вместе сидели, и переставил на него со своего небольшой белый вентилятор. – Да ещё жара такая… Не хочешь раздеться? Так ведь удар может хватить! День и правда был по-летнему жаркий, пусть даже на дворе было только двадцать первое мая, но, хотя Сергей давным-давно снял пиджак, Клэр продолжала упорно кутаться в свою кофту. Теперь же, когда Сергей предложил ей последовать его примеру, она так резко мотнула головой, чуть отпрянув назад и вжавшись в спинку стула, что тот невольно заподозрил, что здесь что-то не так. – Тебе нездоровится? Знобит? – Он быстро щёлкнул кнопкой, и вентилятор затих, не успев даже как следует разогнаться. – Жара нет? Сергей осторожно коснулся её лба тыльной стороной ладони, но Клэр только качнула головой. – Тогда, может, всё же снимешь? Вдруг тебе правда легче станет? Он только протянул руку, чтобы помочь ей снять кофту, но Клэр отпрянула так, словно он пытался её задушить. – Клэр, да что такое? – с нескрываемой тревогой в голосе спросил Сергей. – Что там у тебя? Она посмотрела на него с тоскливой горечью в глазах, опустила голову, вздохнула тяжело. А потом потянула вверх левый рукав, обнажая покрытое глубокими царапинами предплечье. – Господи, кто это сделал? – ахнул Сергей, опускаясь на соседний стул. Осторожно придерживая её руку, он с нескрываемым ужасом разглядывал глубокие борозды на светлой коже. – Это… я, – почти прошептала Клэр. – А почему ничего не сказала? – Не хотела, чтобы ты подумал, что я совсем… сумасшедшая. В голосе Клэр слышались слёзы, и Сергей мягко сжал её руки, взяв их в свои. – Клэр, ты же знаешь, что я никогда бы о тебе так не подумал, – возразил он. – Только… нельзя же так. Этот экзамен… это ведь не конец света, чтобы из-за него так переживать! – Для меня – конец! – бросила в отчаянии Клэр. Ну как же он не понимает? – И я… я не могу без тебя, понимаешь? Ты сказал, что так лучше, а я не могу! – Клэр, милая, ну что ты… – понизив голос, проговорил Сергей. Придвинулся ближе и обнял её за плечи. Он понимал, что бесполезно напоминать ей о ночном дежурстве и обо всём, что люди называют «непреодолимыми обстоятельствами», потому что она слишком хотела быть рядом с ним, чтобы посчитать их и вправду «непреодолимыми». Он вспомнил, как она пришла к нему ночью сквозь дождь и грозу, потому что не могла иначе. В эту ночь он ведь тоже мог разрешить ей остаться, и она спала бы рядом на диване, и не калечила бы себя из-за того, что ей было одиноко и страшно. – Сегодня мы поедем домой, обещаю, – мягко заверил её Сергей. – Позанимаемся там, вместе. И выспимся хоть оба. Он улыбнулся, гладя её волосы, пока она прерывисто дышала, уткнувшись лбом в его плечо. – Только сейчас я отведу тебя к доктору, и он перевяжет твои лапки, хорошо? – Хорошо, – тихо-тихо выдохнула Клэр.***
– Давно это у тебя? Клэр с таким усилием подняла голову, чтобы взглянуть на доктора, что, казалось, должны были скрипнуть в шее позвонки. Теперь руки у неё были перевязаны до самых локтей – словно она усердно искала что-то в ящике с битым стеклом. – Давно. – А чуть конкретнее? Клэр не хотелось говорить «конкретнее», она надеялась, что будет довольно и того, что она повторила скучным голосом, что это «нервное», но Валерий Степанович улыбался ей так дружелюбно, и во взгляде его так ясно было видно желание помочь, что она не чувствовала в себе сил просто свернуться колючим ёжиком, как делала это раньше. – Больше десяти лет, – коротко ответила Клэр и улыбнулась чуть виновато, словно ей стало вдруг неловко из-за этого «нервного». – Да, такое бывает из-за сильного стресса в подростковом возрасте, – кивнул доктор. – «Сильного стресса»? – Да. Было ведь что-то? Клэр с горечью усмехнулась: так то, что случилось с ней, ещё никто не называл. – Можно и так сказать, – глухо уронила она в ответ. Доктор помолчал с полминуты, записывая что-то в формуляр. – Значит, голова стала часто кружиться, и сегодня подташнивало с утра? Клэр рассеянно кивнула, глядя на свои сложенные на коленях руки. – А ты, случайно, не беременна? – Я? – Ты, ласточка, ты. Ей хотелось ударить со злостью кулаком по столу и выбежать прочь – но доктор смотрел на неё с таким участием, что она не смогла даже сдвинуться с места. Силе доброты она противиться не могла. – Нет, я… я не беременна. – Уверена? – Да, – отрывисто ответила Клэр и запнулась. Почему-то ей было трудно просто сказать, что у них с Сергеем ничего не было – словно тем самым она признала бы, что допускала такое хотя бы в своих мыслях, и от этого доктор стал бы думать о ней плохо. Но и говорить про другое тоже было трудно. И трудно было молчать. – У меня не может быть детей. Она прерывисто выдохнула и обхватила себя руками, словно на неё повеяло вдруг холодом. Но искреннее сочувствие в глазах доктора грело лучше солнца, и ещё ей нравилось, когда он называл её «ласточкой». Если бы у неё только был такой отец… – Ты болела, или это из-за травмы? Давно тебе диагноз поставили? – От его вопросов Клэр только понурилась ещё больше, и Валерий Степанович прибавил мягко: – Клэр, милая, я ведь не из праздного любопытства спрашиваю, а только потому, что помочь хочу! – Я знаю, – выдавила она с трудом. – Из-за… травмы, да. Мне тогда шестнадцать было… почти. Она даже не сомневалась, что доктор почувствует её ложь: пусть он и врач, всё равно ведь работает в КГБ. Но и правду он, значит, разгадает и без её слов. Уже понял, судя по глазам. – Тогда у тебя это «нервное» и началось? – Клэр медленно кивнула. – Знаешь, в твоей карте почти ничего нет, как будто бы ты и не болела ни разу. – Я ничего им не рассказала, а они не настаивали. – Ну, я-то намерен тебе помочь, поэтому вынужден настоять, – мягко улыбнулся Валерий Степанович. – В карту я записывать ничего не буду, но знать мне нужно. Рассказывай, не стесняйся. Клэр прикусила губу, давя новый горький смешок. Да уж, «не стесняйся»… – Были… переломы. – Она запнулась, но поймала выжидающий взгляд доктора и продолжила, тяжело вздохнув: – Нос, пять рёбер и правая ключица. И… левое запястье. Ещё сотрясение мозга и пневмония. – И давно всё это было? – Тогда же. Валерий Степанович промолчал, но Клэр без труда прочла в его взгляде изумлённое «неужели всё сразу?» – Это не помешает мне заниматься, – прибавила она. – Да… Но дело ведь не только в этом. – Валерий Степанович закрыл лежавшую перед ним папку и отодвинул её в сторону. – Ты в аварию попала? На машине разбилась? – Клэр отрицательно покачала головой. – Были осложнения после пневмонии? Нет? Но переломы рёбер и сотрясение мозга не могут лишить возможности иметь детей. – Вы ведь всё знаете! – не сдержавшись, бросила в сердцах Клэр. – Наверняка ещё в первый день поняли, как и… Серёжа. – Она запнулась, понизила голос почти до шёпота, словно почувствовав вдруг, что не имеет права произносить вот так его имя, откинулась тяжело на спинку стула и опустила голову. – Вас ведь учат работать с «жертвами насилия», – с горечью прибавила она. Доктор молчал с минуту, а Клэр не решалась поднять головы. Наконец он вздохнул тяжело и тихо проговорил: – Я надеялся, что ошибаюсь. – Нет, – так же тихо проронила в ответ Клэр. – И шрамы… оттуда же? – Да. – Она помедлила и надтреснутым голосом спросила: – Вы теперь, наверное, не захотите, чтобы мы с Наташей… дружили? – Ну что же ты меня за зверя какого-то бессердечного держишь? Никто, зная о твоём горе, не станет о тебе плохо думать. – Серёжа тоже так говорит. – Что же ты, не веришь ему? – Верю, только… – Что? Клэр подняла на него усталые глаза, пытаясь подобрать слова для собственной боли. – Вы все… такие… А я… – Клэр, милая, мы все просто люди, – ласково улыбнулся доктор, придвинулся вместе со стулом поближе к ней и мягко взял её за руки. Она чуть сжала его руки в ответ, и теперь было так странно думать, что всего несколько недель назад она так вырывалась от него, словно он и вправду был каким-то злым чудищем из сказки. – С каждым в жизни случалось что-то такое, о чём он всегда будет сожалеть. Но никто не может вернуться в прошлое и всё изменить – так ведь не бывает. Можно только найти тех, кто примет тебя вместе со всеми твоими ошибками и сожалениями. Ты, наверное, просто очень долго была одна, и теперь тебе трудно поверить, что так правда может быть, но… У тебя ведь теперь есть семья, есть друзья. Всё будет хорошо! Клэр медленно выдохнула и благодарно улыбнулась ему в ответ.***
– Как ты? В глазах Сергея плескалось беспокойство, чуть отступившее, когда он увидел улыбку Клэр. Та тихонько вошла, притворила за собой дверь, кивнула приветливо стоявшему возле стола Андрею. – Доктор сказал, что это, наверное, от переутомления. Витамины прописал… вот. – Она вытащила из кармана кофты сложенный пополам листочек и протянула Сергею. – Ладно, зайдём в аптеку по дороге домой, – облегчённо улыбнулся тот. – Только пообещай, что сразу скажешь, если хуже станет! – Обещаю, – покорно согласилась Клэр и прижалась к его боку, когда он привлёк её к себе, обнял за плечи и поцеловал в висок. Стоявший рядом Андрей улыбался одними глазами, хотя на лице его были ещё видны следы беспокойства. Сергей тоже то и дело ронял взгляд на разложенные перед ними на столе фотографии. – А что это у вас? – спросила Клэр, продолжая жаться к его плечу. Разве можно отказаться от такого, когда разрешают? – Если это, конечно, не секрет… – Да вот, кто-то ночью проник на территорию станции и оставил надпись на стене четвёртого энергоблока, – вздохнул Сергей. – Странно, но охрана его не заметила, и даже запах краски никто не почувствовал. Утром только увидели, и… вот. – Взяв со стола одну из фотографий, Сергей протянул её Клэр. – А что здесь написано? – «Третий ангел вострубит». – Ангел? – Да. Странное что-то, но мне почему-то знакомым кажется. Андрюш, ну правда же было что-то такое! – Ой, Серёж, это у тебя по научному атеизму всегда «пятёрка» была, – только и отшутился Андрей. – Так что по ангелам ты у нас специалист! Сергей состроил по-детски недовольную гримаску. Андрей засмеялся, а Клэр всё задумчиво покусывала губу. Она помолчала немного, а потом, наконец припомнив, воскликнула: – Конец света! – А? – удивился Сергей. – Ну, помнишь, ты сказал, что экзамен – это не конец света? – Помню, но… – Конец света! Ну… Апокалипсис! Ангелы трубят в трубы, и происходят всякие ужасные вещи! – Клэр так воодушевило само осознание того, что она может оказаться вдруг полезной Сергею, что она едва не подпрыгивала на месте от нетерпения. – То есть…. – Откровение Иоанна Богослова! – Библия? – Да! Сергей переглянулся с Андреем и тяжело вздохнул, положив фотографию обратно на стол. – Вот только религиозных фанатиков нам в Припяти и не хватало… Андрей, сможешь нам Библию найти? Андрей вернулся через четверть часа, держа в руках потрёпанный томик в чёрном переплёте с пожелтевшими от времени страницами. Сергей перебирал фотографии, а Клэр нетерпеливо ждала, присев на край подоконника: она очень боялась, что ошиблась и зря обнадёжила Сергея. – «Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод»… Клэр, ты просто умница! – Сергей порывисто притянул её к себе и поцеловал в щёку. Она умиротворённо вздохнула, чувствуя, как проступает румянец на лице, и уткнулась ему в плечо. Пусть повод для радости был, в целом, более чем сомнительным, она и вправду смогла сделать для него хоть что-то. – «Имя сей звезде «полынь», и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки», – продолжил Сергей, с каждым словом читая всё медленнее и медленнее, будто ему вдруг открылся истинный смысл написанного – и смысл этот поразил его до глубины души. Андрей тоже казался растерянным и огорчённым – и Клэр, с лица которой тут же исчезла улыбка, обеспокоенно спросила: – Что там такое? – Полынь… Полынь здесь называют «чёрной травой». Чернобыльник! Звезда по имени «полынь» упала, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки! – Радиация? – тихо проронил Андрей. Сергей ничего не ответил – только опустил глаза на страницу книги, глядя в неё с тем сосредоточенно-холодным выражением, от которого Клэр до сих пор становилось не по себе. – Он… что, хочет взорвать станцию? – почему-то шёпотом спросила она. – Не знаю, Клэр. Если бы хотел – вряд ли стал бы нас об этом оповещать. Да и не может один человек такое сделать, а сумасшедшие редко сбиваются в группы… если он, конечно, сумасшедший. – А почему его никто не заметил? – Ну… рано пока выводы делать, но это может быть кто-то из бывших или нынешних работников станции. Может, паранойя обуяла, а может… – Может, хочет предупредить? Сергей посмотрел на неё как-то странно, а потом вдруг снова оттаял в одно мгновение. Улыбнулся и мягко погладил её плечо. – Будем разбираться – это ведь и есть наша работа. А ты не бойся ничего: обещаю, я смогу защитить и тебя, и наш город!***
Клэр вся извелась за те два часа, которые Сергей провёл на станции вместе с Андреем. Строки из учебника плыли у неё перед глазами, формулы казались бессмысленным нагромождением цифр и букв, а воображение то и дело рисовало всевозможные ужасы, которые могли случиться там с ними. То на них нападала целая стая сумасшедших, то обвешанный динамитом диверсант… Клэр, конечно, всё ещё почти ничего не знала о диверсиях, но догадывалась, что в жизни всё совсем не так, как ей представлялось – и всё равно, несмотря на всю нелепость этих картин, не могла отделаться от мучительного беспокойства. И, когда Сергей вернулся целым и невредимым, она так порывисто вскочила из-за стола, что ударилась коленом о боковину и едва не упала. По дороге домой они заехали в аптеку и в магазин, и Клэр всё думала, до чего же странно звучит это «по дороге домой». От одной мысли об этом и о том, что ей не придётся расставаться в этот вечер с Сергеем, на душе у неё становилось легче, и она казалась почти оживлённой, даже несмотря на то, что по-прежнему чувствовала себя не очень хорошо. Она сидела со своими книгами прямо за кухонным столом, пока Сергей готовил ужин, умудряясь даже при этом отвечать, когда ей было что-то непонятно. Он улыбался, глядя, как она склоняется над учебником, запустив в волосы тонкие пальцы и покусывая от усердия губу. А она улыбалась, глядя, как он суетится между холодильником и плитой под умиротворённое мурлыканье чайника. Ей было спокойно в этом красно-золотом вечернем свете, потому что он был рядом. После ужина они ещё немного позанимались, но Клэр почувствовала вдруг новый приступ слабости, и Сергей настоял на том, что она должна прилечь. Клэр, правда, всё равно взяла с собой книги, попросив, чтобы Сергей почитал ей хоть немножко. Тот сказал, что непременно почитает – и, когда она откинулась на подушки, принёс книгу с русскими народными сказками. Клэр тихонько рассмеялась, а он сказал, что она должна его слушаться и отдыхать. Тогда она спросила, какая сказка у него любимая, и Сергей сказал, что «Зимовье зверей», потому что в ней совсем разные звери поселились вместе, и вместе же дали отпор волкам, защищая свой дом. Он показывал ей красивые картинки в книжке и рассказывал, как всё было, а Клэр всё смотрела на него и думала о том, что она, наверное, сама похожа на маленького дикого зверька, который впервые за долгие годы встретил человека, чьи руки обещали защиту и помощь, но всё продолжает царапаться и кусаться, потому что однажды ему сделали очень-очень больно, и этот страх повторения никак не отпустит его, каким бы нелепым он ни был. Она ведь понимала – правда, понимала, – что Сергей никогда не причинит ей вреда, никогда не пожелает дурного. И она, наверное, очень жестока, потому что не умеет даже его отблагодарить. – А потом баран ударил волка рогами, и… Сергей увлечённо пересказывал ей свою любимую сказку, хотя Клэр уже потеряла нить истории. С трудом оторвавшись от подушки – голова всё ещё немного кружилась, – она оперлась на его плечо, подняла нерешительно руку и робко погладила его по щеке. И, когда Сергей обернулся к ней с улыбкой, неловко потянулась к нему, чтобы поцеловать. – Что ты делаешь? – удивлённо спросил он, всё ещё улыбаясь, но чуть отстранившись от неё. – Я думала… – пробормотала в замешательстве Клэр, – я думала, ты… хочешь. Больше нет?.. Сергей посмотрел на неё как-то странно, а потом отвернулся и захлопнул книгу. – Это неважно, – чуть резко ответил он. – Важно, раз ты из-за этого расстроился. Ты ведь сам так говорил, – растерянно и очень нерешительно возразила Клэр. Сергей коротко взглянул на неё, но так ничего и не ответил. Он не знал, как объяснить ей, что она заставляет его чувствовать себя каким-то ужасным, жестоким чудовищем, которое хочет из одной только прихоти замучить её до смерти – и всё только потому, что он пытался её поцеловать. – Соня ведь не была такой, да? – тихо-тихо спросила вдруг Клэр, чуть отодвинувшись в сторону и обхватив колени руками. – Такой? – непонимающе переспросил Сергей, удивлённый самим её вопросом. – Ты правда думаешь, что я вас… сравниваю? – Нет, что ты, – поспешно отозвалась Клэр, испугавшись проскользнувшей в его голосе обиды. – Но она ведь не отталкивала тебя, когда ты хотел её поцеловать? Сергей медленно выдохнул, прикрыв на мгновение глаза. Вспоминать о Соне ему было просто грустно – как бывает грустно вспоминать о безвозвратно ушедшей юности, – но от того, что говорила и думала Клэр, всё внутри словно сворачивалось тугим колючим узлом. – Нет, – коротко ответил он наконец. – Вот видишь… – вздохнула Клэр. – А я… – То есть ты думаешь, что она меня терпела, и казнишь себя из-за того, что не можешь так? – с болезненным напряжением в голосе спросил вдруг Сергей и взглянул пристально на неё. Клэр почувствовала, как всё внутри холодеет от страха – словно она сказала что-то настолько ужасное, что после этого уже ничего не будет, как прежде. Словно она нанесла Сергею обиду столь тяжёлую, что за это он уже никогда не сможет её простить. – Серёжа, я… Пожалуйста! – бессвязно проронила она и с силой царапнула по повязке на левой руке. Он посмотрел на неё долгим взглядом, в котором смешались обида, боль и какое-то смутное разочарование – то ли в ней, то ли в самом себе, – а потом спокойно проговорил: – Не будем больше об этом. У тебя и так достаточно поводов поволноваться – не изводи себя ещё и этим. – Уронив с нарочитым пренебрежением последнее слово, он поднялся с постели. – Пойду, заварю нам ромашковый чай. Надо… выспаться. Нам обоим. Он вернулся через несколько минут, показавшихся Клэр целой вечностью, и ей стало только больнее от того, каким потерянным и поникшим казался он теперь. Ещё недавно она так удивлялась тому, что была способна его радовать – и что же теперь? Он так искренне и щедро дарил ей это неповторимое рядом, а она даже не могла его отблагодарить. Не могла подарить в ответ то, чего ему хотелось. И не сможет – потому что теперь он уже не поверит, что она искренна с ним. Не захочет принимать то, что из одного только чувства долга. Она не знала, как объяснить ему, что ей кажется таким неправильным притворяться, что она не понимает, как он может этого желать, – а после его слов она и вовсе чувствовала себя совсем растерянной. Может, это только с ней что-то неправильно, не так? Она всё думала об этом – даже когда Сергей переменил тему, говоря с ней о каких-то пустяках. Даже когда они легли спать, и он обнял её совсем так же, как в прошлые ночи – будто она и не говорила ему никаких жестоких и неправильных слов.***
– Даже не верится, что и я когда-то была такой же! Наташа звонко рассмеялась, смешно щурясь от бившего в окно яркого майского солнца. Она уже добрых полчаса рассказывала о своей сестре, в жизни которой всего через несколько дней должно было произойти событие воистину потрясающее: выпускной бал. Клэр охотно слушала, потому что в её жизни такого не случилось и не случится уже никогда, но тревожные мысли о другом не отпускали её даже здесь, у Наташи. Сергей уехал на станцию вместе с Андреем, сказав, что они не вернутся до вечера, и ей совсем ни к чему сидеть весь день одной в отделении, а Наташа всё равно просила её зайти и примерить платье. На какое-то время Клэр и правда забыла обо всём, словно заразившись жизнерадостным настроем Наташи. Забыла даже про экзамен и про разложенные у окна книги. Они пили чай и болтали о всяком: Клэр это казалось немного странным, но она чувствовала, что уже начала привыкать, потому что на самом деле ей ведь так хотелось, чтобы и у неё была подруга. Потом Наташа показала ей то, что успела сделать за три дня. Сказала, что к понедельнику всё уже совершенно точно будет готово, потому что для выпускного бала Катерины она сшила платье и вовсе за пять дней. Клэр даже спросила, очень ли это трудно, и Наташа тут же предложила её научить. Клэр сказала, что их немного учили шить на машинке в приюте, но она уже почти всё забыла. Наташа вздохнула и пожала мягко её руку: она не могла даже представить, каково это – остаться совсем без родных, и ей было очень жаль никогда не знавшую родительского тепла Клэр. Потом Наташа заговорила про свадьбу, и тогда Клэр уже не могла не думать о Сергее. Его слова, его голос, его глаза, в которых было столько обиды, всё не шли у неё из головы, и она всё продолжала казнить себя то за одно, то за другое, и всё думала о том, что она должна была сделать, и чего – не должна. Ещё недавно ей казалось, что всё самое трудное и страшное осталось позади, когда она смогла наконец рассказать ему обо всём, а теперь между ними будто бы снова вырастала стена обоюдного непонимания. Словно каждому из них казалось, что он знает единственную правду, но на самом деле у каждого она была своя, совсем непонятная другому. – Голова болит? – сочувственно спросила Наташа, когда Клэр в отчаянии сжала руками виски. – Совсем ты себя с этим экзаменом изведёшь! – Да нет, не в этом дело… То есть не только в этом. – Клэр опустила руки, вздохнула тяжело и взглянула на Наташу. Она только сегодня рассказала ей с разрешения Сергея о том, чем приехавшие в Припять «студенты» занимались на самом деле, а Наташа ответила с чуть печальной улыбкой, что уже давно догадалась об этом сама. И ещё догадалась, что Клэр приехала сюда совсем не для того – и тогда та рассказала ей правду и об этом тоже. Так неужели сейчас она должна молчать? – Можно тебя спросить? – Можно, – чуть удивлённо улыбнулась Наташа, совсем не понимая, зачем спрашивать на это разрешения. – О чём? – А Андрей когда-нибудь тебя… целовал? Клэр выглядела такой смущённой, что Наташа не удержалась и рассмеялась тихонько. – Конечно, целовал! Она сидела у открытого окна – ясная, солнечная, как прекрасный майский день. Клэр была чуть в стороне – у самой границы света и тени, словно какая-то часть её всё ещё хотела спрятаться в самом тёмном уголке. – И как… как это было? – нерешительно спросила она. – Как? – ещё больше удивилась Наташа. На её щеках проступил нежный румянец. – Ну как может быть, когда тебя целует любимый человек? – Не знаю, – чуть пожала плечами Клэр. – Я потому и спросила. – Разве Серёжа ни разу тебя не целовал? – Наташа так изумилась, что даже отложила в сторону шитьё. – Он… хотел, – вконец стушевавшись, пробормотала Клэр. – А я его… – Неужели оттолкнула? Клэр понурилась и виновато кивнула, чувствуя себя так, словно призналась только что в каком-то страшном преступлении. – А почему? Она даже не заметила, как Наташа пересела к ней на диван и придвинулась поближе. Её голос был тихим и очень мягким – словно она понимала, что для такого ужасного поступка непременно должны быть серьёзные причины, и хотела теперь только узнать, какие именно были у Клэр. – В этом ведь… ну, ничего такого. Вы же любите друг друга, и неужели ты боишься, что он станет думать о тебе плохо, если ты позволишь себя поцеловать? – Клэр молчала, опустив голову и обхватив себя руками, и Наташа улыбнулась, игриво толкнув её плечом. – Неужели тебе самой не хотелось? – Хотелось? – Клэр удивлённо взглянула на неё. Помедлила и снова отвела глаза. – Нет, но… Я знаю, что хотелось ему, и он расстроился, и я хочу сделать ему приятное, но теперь не хочет он… Я очень путано объясняю, да? – Ну… немного. Только я всё равно не понимаю, почему не хотелось тебе? – А тебе хотелось? В глазах Клэр плескалось такое отчаянное непонимание, что Наташа совсем растерялась. – Конечно, хотелось, как же иначе? Ну, в первый раз боязно было немножко, потому что лезли в голову всякие глупости: мол, вот сделаю сейчас что-нибудь не так, и… Только я так и не смогла придумать, что за «и…» такое, и успокоилась. – Наташа снова засмеялась. – Тот, кто тебя любит, не станет ведь смеяться над твоей неловкостью – так чего же тогда стесняться? Ну, то есть я всё равно стеснялась, конечно, но… – Так тебе что, понравилось? – Ты так говоришь, как будто это плохо, – растерянно проронила Наташа. – И тебе понравится, если ты больше не будешь Серёжу от себя отпихивать! Не будешь ведь? – Она шутливо толкнула её в бок кулачком. – Да он теперь сам не захочет, – понуро отозвалась Клэр. Она верила, конечно, Наташе, но всё равно не могла отделаться от мысли, что у неё самой всё будет не так. Она ведь не такая, как Наташа – неправильная, будто бы калечная. У неё не будет так просто и светло. А ещё Наташа совсем невинная и потому не понимает, что это ведь не просто поцелуй. Из того, что видела Клэр в жизни и в кино – с оглядкой на то, что там почти нет правды, – она сделала простой и очевидный для себя вывод: если мужчина хочет поцеловать женщину, значит, он хочет и другого. И теперь ей казалось легче умереть, чем смириться с одной только мыслью об этом. Сергей вернулся только к вечеру: выяснить, кто оставил надпись на стене четвёртого энергоблока, так и не удалось, но он всё равно страшно устал. Он почти всё время молчал: и пока Наташа кормила их ужином, и пока они ехали домой. Даже когда они сели заниматься, он говорил медленно и неуверенно, и Клэр то и дело начинало казаться, что он вот-вот уронит голову прямо на раскрытый учебник и заснёт. Но она тоже молчала – потому что он то брал её руку, то обнимал мягко за плечи. Привлекал к себе – и продолжал молчать, словно эти объятия возвращали ему хоть немного сил. Клэр тоже чувствовала это – и припадала к его груди, думая о том, что до конца остался всего один день.***
Наутро оба они были совсем разбитыми: встретивший их у входа в отделение Валерий Степанович отвёл их в сторону и встревоженно принялся допытываться, что случилось. Сказал, что при других обстоятельствах настоял бы на том, чтобы они отдыхали до конца недели, но понимает всю важность того, что должно было случиться уже завтра. Сергей пил кофе, тяжело опирался на край стола и время от времени начинал вдруг повторять одно и то же предложение по несколько раз. Клэр куталась в свою вязаную синюю кофту, пытаясь избавиться от мучительного озноба, и старалась не вставать лишний раз из-за стола, потому что у неё ужасно кружилась голова. После обеда её снова стало подташнивать, во рту появился противный горький привкус, а по телу начала разливаться волнами мучительная слабость. Она ничего об этом не говорила, потому что видела, что Сергею тоже плохо и тяжело, но в какой-то момент, уже не в силах справиться с собой, просто уткнулась лбом в его плечо. – Не можешь больше? – тихо спросил он. Клэр только выдохнула что-то невнятное ему в плечо, и он мягко сжал её пальцы. – Знаешь, мне сегодня придётся уехать на станцию на всю ночь. Может, тебе не стоит оставаться дома одной? – Хочешь, чтобы я поехала в гостиницу? – удручённо спросила Клэр. Она надеялась провести эту – самую трудную – ночь рядом с ним. Как ей справиться теперь, когда ей так плохо? – Там за тобой Анна присмотрит. Позвонит мне, если что. – Сергей ласково прислонился лбом к её голове. – Мне бы очень хотелось, чтобы мы могли поехать вместе домой, но… ты же понимаешь… – Понимаю, – тяжело вздохнула Клэр. Ведь это его долг. Он долго обнимал её, когда они уже поднялись в номер: гладил её спину и шею и повторял, что всё получится, что всё будет хорошо. Сетовал на то, как много навалилось на них в эти дни – и экзамен, и этот сумасшедший… Клэр знала, что он думает и про другое тоже – просто не говорит, потому что не хочет её тревожить. Потому что винит себя за то, в чём вовсе не был виноват. Она тоже промолчала, потому что ещё не знала, как объяснить ему всё то, что было у неё на душе. Чувство опустошающего одиночества нахлынуло на неё в то самое мгновение, когда за спиной Сергея закрылась дверь: хотелось выскочить в коридор, броситься за ним – и Клэр, наверное, так бы и поступила, если бы не была слишком слаба даже для того, чтобы просто дойти до этой двери. Она сидела на краю постели, беспомощно вцепившись в бежевое гостиничное покрывало, и чувствовала, как всё внутри скручивает от боли и страха. Она боялась завтрашнего дня, боялась, что у неё ничего не выйдет, что она подведёт Сергея и лишит их обоих надежды на счастье. А ещё она боялась того, что может случиться с ним в эту ночь, когда он будет искать человека, возможно, собиравшегося устроить на станции взрыв. Когда за окном совсем стемнело, Клэр прилегла на край постели прямо поверх покрывала: её знобило, но не было сил накрыться – что уж говорить о том, чтобы переодеться в пижаму и забраться под одеяло. В горле пересохло, и ужасно хотелось пить, но кувшин с водой стоял слишком далеко, а от одного воспоминания о том, какой противной та была в прошлой раз, во рту снова появлялся горький привкус. Клэр чувствовала себя совсем больной, и от этого ей становилось ещё более одиноко. Она будто бы снова оказалась в той маленькой квартирке, в которой жила по ту сторону океана: она и сейчас ещё помнила, как заболела тяжело несколько лет назад, и лежала совсем одна в своей постели, и некому было прийти и помочь ей или хотя бы позвонить и спросить, что с ней случилось. Она просто лежала, свернувшись клубочком под одеялом: всё тело ломило от сильного жара, а она только беспомощно плакала в подушку. Ей было так плохо и больно, что она только на третий день догадалась вызвать «скорую помощь». Сейчас ей тоже было очень плохо – и так хотелось, чтобы Сергей оказался вдруг рядом! Обнял, взял за руку, погладил по голове. Поправил подушку, укрыл одеялом и дал попить горячего чаю. Сказал, что всё будет хорошо, и что он больше никуда-никуда не уйдёт. Но его не было. Его не было рядом – и ей казалось, что сквозь её измученное тело словно протягивают колючую проволоку, усеянную острыми шипами. Клэр едва смогла доползти до ванной, хватаясь за стены, и там зашлась в удушающем приступе кашля. Ярко-красная капля крови сорвалась с её губ и упала на белый фаянс раковины. А потом ещё одна. И ещё. Когда Анна влетела в номер – запереть дверь Клэр забыла, – она сидела на полу, тяжело прислонившись спиной к краю ванны, и прижимала к губам перепачканное красным полотенце. Анна испуганно заглядывала ей в лицо и просила сказать, что у неё болит, но Клэр не могла выдавить из себя ни слова. Тогда та помогла ей подняться, довела до кровати и уложила, накрыв одеялом. Клэр подтянула его край к самому подбородку, чувствуя, как растекается по телу мертвенный холод. Почти сразу она впала в тяжёлое забытьё и потому не слышала, как Анна звонила в отделение и просила найти доктора Данилова. Тот приехал из дома через четверть часа: было уже почти одиннадцать вечера, и он ужинал с женой и дочерями. Он пытался расспросить пришедшую в себя Клэр, но та только повторяла, что это ничего, и что завтра она непременно сдаст экзамен, и просила обязательно передать это Сергею. Доктор сказал, что у неё сильный жар, и что ей срочно нужно в больницу: он уже взялся было за трубку стоявшего рядом на тумбочке телефона, как вдруг Клэр вцепилась в его рукав, едва не застонав от предпринятого ею усилия. – Нет… пожалуйста! Мне нельзя в больницу, понимаете? Ни за что нельзя! Они меня не пустят на экзамен, и меня тогда вышлют, обязательно вышлют, а я не могу вернуться, слышите? Не могу! Я там умру! Умру! Она всё повторяла и повторяла это бесконечное «умру», а доктор безуспешно просил её объяснить, о чём она говорит. Потом велел Анне подержать её, чтобы она не упала с постели, а сам позвонил на станцию и попросил найти и позвать Сергея. Тот выслушал рассказ доктора, ни разу его не перебив, но Валерий Степанович прекрасно понимал, что скрывалось за этим тяжёлым молчанием и прерывистым дыханием на том конце провода. Он думал, что Сергей теперь делает выбор между долгом, что велел ему остаться на станции, и любовью к женщине, которой он так нужен был рядом. Он не знал, что никакого выбора не было с того мгновения, как он узнал её. – Серёжа? – Клэр приподнялась с трудом на локте, вся подавшись к телефонной трубке, из которой ей послышался родной голос. – Можно… пожалуйста… – Она протянула к ней тонкую дрожащую руку. На глаза у неё навернулись слёзы, и даже доктору казалось теперь, что она и вправду может умереть, если хотя бы не услышит сейчас голос Сергея. Клэр сжала подрагивавшими пальцами вложенную доктором в её руку телефонную трубку и тихо-тихо выдохнула в неё родное имя. – Серёжа? – Клэр, я приеду через десять минут. Она тяжело вздохнула, почти всхлипнула – до того её ранила болезненная усталость в его голосе. – Да это… это ничего… Всё хорошо… – вымученно проговорила она, чувствуя, как начинает шевелиться в груди колючий кашель. – Тебе ведь нельзя… – Я попрошу Виктора меня подменить и приеду, – словно не слыша её, ответил Сергей. И прибавил твёрдо, прежде чем положить трубку: – Десять минут. Клэр горестно вздохнула, зарываясь лицом в подушку, и снова провалилась в черноту. Очнулась лишь от негромкого стука двери и от звука родного голоса, упавшего в воспалённую тишину комнаты. – Так ведь нельзя, Серёж… Ей в больницу надо! Я не могу вот так, в полевых условиях, ей диагноз поставить! – Я понимаю, – быстро ответил Сергей, подошёл к постели Клэр и опустился на край. Она смотрела на него больными глазами и с благодарностью сжимала его руку. – Опять я тебя подвела, – горестно проронила она. – Клэр, ну что ты… – Мне правда нельзя в больницу! Я должна пойти на экзамен завтра утром, я обещала! – Мы же не знали, что всё так… – Это неважно! Клэр с трудом приподнялась на локтях, стараясь не выпустить руку Сергея, и села, неловко опершись на подушку. – Я ведь сказала, что всё для тебя… для нас сделаю, – почти прошептала она. Анна уже ушла, а доктора она почему-то совсем не смущалась. – Пожалуйста… Если захочешь, я потом, после экзамена поеду – но только не сейчас! Сергей тяжело вздохнул, беспомощно глядя на неё. Он очень устал и ужасно хотел спать уже вторые сутки подряд, а Клэр смотрела с такой мольбой, что отказать ей казалось немыслимой жестокостью, и в глубине души он начинал сомневаться в том, что его решение было бы верным. – Ну что с вами будешь делать? – покачал головой Валерий Степанович, когда Сергей обернулся и взглянул на него. – Не силой же её везти? Да ещё тебя при этом держать. – Тяжело вздохнув, он отвернулся и открыл стоявшую на столе сумку. – Выпьешь для начала парацетамол. Он хотя бы жар собьёт – глядишь, сможешь поспать до утра. Но если кашель опять начнётся… не знаю, что тогда делать. Взяв стоявший на подносе стакан, Валерий Степанович снял крышку с кувшина, чтобы налить из него воды, но замер вдруг, едва его приподняв. Наклонился, принюхался, а потом отпрянул, чуть не расплескав воду на стол. – И давно в «Полесье» воду с какими-то химикатами подают? – Что?.. – Сергей быстро поднялся и подошёл к доктору, едва не зацепившись за спинку кровати. – И правда… ужас какой-то! – Вода… горькая была, – тихо проговорила Клэр. – Ещё на той неделе… помнишь, когда мы в субботу заходили? – Да… Господи, да! – Сергей едва не хлопнул себя ладонью по лбу. Как он мог забыть? – Я ещё подумал, что просто поменять забыли, потому что Клэр не ночевала в номере! – Экого ты мнения о здешнем обслуживании, – невесело усмехнулся Валерий Степанович. – Это, конечно, нужно будет утром в лабораторию отправить, но я бы сказал, что по запаху похоже на средство для чистки стёкол. Клэр вздрогнула и подтянула колени к груди, словно ей захотелось вдруг стать совсем маленькой и незаметной. – Есть идеи, кто мог такое сотворить? – Есть. – На лице Сергея снова появилось то ледяное выражение, которое до дрожи пугало Клэр – и счастье, что сейчас она на него не смотрела, уткнувшись в свои колени. – Если узнаю, что это правда она, я с неё своими руками шкуру спущу. Последних слов Сергея Клэр не поняла, потому что он произнёс их по-русски, но самого тона его голоса и выражения лица доктора было достаточно для того, чтобы она догадалась, о чём речь. В сущности, ей тоже было не так уж трудно догадаться, кто мог сделать такое с ней. – Ты только ничего… – пробормотала она, – …я не вынесу, если тебя накажут из-за меня! Сергей глубоко вздохнул, прикрыв на мгновение глаза, а потом вернулся к кровати и опустился рядом с Клэр. Взял её горячие руки в свои и мягко проговорил: – Завтра… Всё завтра. Сейчас выпьешь лекарство, жар спадёт, и ты сможешь поспать. – А… ты? – Я буду рядом. Доктор принёс от Анны кувшин с водой, который та отдала для Клэр, и она наконец смогла напиться и выпить таблетку. Ей почти совсем не хотелось кашлять, но Валерий Степанович сказал, что он должен остаться и присмотреть за ней: он и так переживал из-за того, что согласился на это безумие и не настоял на немедленной госпитализации, и прекрасно понимал, что всё равно не заснёт в эту ночь. Сергей, собиравшийся поначалу попросить, чтобы ему принесли раскладушку, отказался от этой мысли, поймав на себе взгляд Клэр: её глаза светились такой радостью, что он не смог бы лишить её возможности спрятаться в его руках от мучивших её боли и страха. Он и сам, наверное, не заснул бы, если бы не почувствовал, что она рядом, если бы не знал, что ей ничего не грозит. Им обоим это сейчас было нужно – как вода, как воздух, как дыхание. Это было странно – ложиться рядом с ней вот так, под присмотром доктора, – но тот ведь тоже всё понимал. – Вам просто нужно поспать, – мягко проговорил он, гася настольную лампу и выпуская из углов темноту. Сергей лёг, чувствуя, как свинцовая усталость придавливает его к кровати, и стараясь не думать о том, что уже почти полночь, а завтра рано вставать. Он осторожно притянул к себе Клэр, и та доверчиво прижалась к его груди, спрятала горячее, воспалённое лицо, вцепилась подрагивавшими пальцами в расстёгнутый ворот его рубашки. Он успокаивающе, утешающе погладил её по напряжённой спине, и она медленно выдохнула, чувствуя, как отступает боль. И думая рассеянно сквозь подступающий сон о том, как много может измениться от этого простого рядом.***
Было начало восьмого, когда Валерий Степанович проснулся, едва не упав со стула. Вопреки худшим его опасениям, Клэр проспала до самого утра почти совсем спокойно: время от времени она начинала ворочаться и тихонько стонать, но Сергей сонно притягивал её к себе, и она затихала. Наверное, это был один из тех случаев, когда любящие объятия становятся лучшим лекарством от всех хворей – но, увы, нельзя было просто оставить их вот так. Валерий Степанович осторожно тронул Сергея за плечо, но тот открыл глаза лишь после того, как он легонько его потряс. Клэр тоже проснулась, когда Сергей повернулся: они оба казались совсем разбитыми и ничуть не отдохнувшими, и доктор только сказал со вздохом, что, будь его воля, он бы их обоих отправил в больницу. – Я поговорю с председателем комиссии. Они поймут, это же непредвиденные обстоятельства! Сдашь этот несчастный экзамен, когда поправишься! – И из-за меня одной целая комиссия приедет из другого города? – И приедет! Клэр грустно улыбнулась этой трогательной уверенности Сергея и уткнулась лбом в его плечо. Голова кружилась, и ужасно хотелось спать, но она видела, что и он сам чувствует себя немногим лучше. – Я не хочу, чтобы тебе из-за меня выговор объявили… или ещё что-нибудь похуже. – Клэр и сама не представляла толком, что такое это «похуже», и тем больше оно её пугало. – Я бы хотела, чтобы ты мною гордился, и чтобы тебя похвалили за то, что ты так хорошо подготовил такую бестолковую подопечную, как я. – Она рассмеялась тихонько, а потом украдкой вздохнула. – Может, тогда ты снова будешь улыбаться, как раньше. И подаришь мне цветы. – Конечно, подарю. – Сергей тоже вздохнул, понимая, что ему уже никак не удастся её переубедить. Наверное, и не было у него никакого права лишать её этой возможности отстоять то, что было для неё – для них обоих – так важно. Нет, он просто должен быть рядом и поддерживать её – потому что это всё, что он может сейчас для неё сделать. Жар у неё немного спал, но Валерий Степанович сказал, что к вечеру тот может вернуться вновь. Он спросил, что у неё болит, и Клэр сказала, что больше всего болит голова, и ещё такое чувство, будто она проглотила ежа, и теперь тот шевелится внутри, стоит только неловко повернуться или кашлянуть. Кашлять хотелось не всё время, но довольно часто – и этого она боялась больше всего. А ещё она ничего не ела со вчерашнего обеда, и от этого была так слаба, что Сергею пришлось под руки довести её до ванной, чтобы она могла умыться и хоть немного привести себя в порядок. Сергей спросил, не хочет ли она переодеться, и Клэр сказала, что, наверное, придётся, потому что платье, в котором она так и проспала всю ночь, совсем измялось. К тому же она ещё вчера утром приготовила белую блузку и чёрные брюки: Анна сказала, что так здесь принято одеваться, когда идёшь сдавать экзамен. Сергей улыбнулся этим её объяснениям, доставая одежду из шкафа. Валерий Степанович спустился вниз, чтобы попросить накрыть для них с Сергеем завтрак – Клэр сказала, что есть пока не рискнёт, – и в комнате они были одни. Но, когда Сергей подошёл к ней и положил рядом одежду, Клэр даже не шелохнулась, рассеянно глядя на белую блузку. – Ты передумала? – Нет, просто… – Хочешь, чтобы я вышел? Клэр бросила на Сергея быстрый взгляд, но промолчала, боясь обидеть его своим ответом. – Ладно, я попрошу Анну тебе помочь. Его голос чуть дрогнул, но он всё равно не обернулся, выходя из номера, хотя чувствовал, что Клэр смотрит ему вслед. Он слишком вымотался и устал, чтобы всерьёз обижаться из-за такого, но это всё равно задело его немного. Он понимал, что дело не столько в нём самом, сколько в её воспоминаниях о том, что было, но неужели она и правда равняет его в своих мыслях с теми, другими, при которых ей было так стыдно и страшно снимать с себя одежду? Неужели думает, что он мог бы так же с ней поступить? А Клэр только молча смотрела в закрытую дверь, чувствуя себя так, словно она всё продолжала раз за разом подводить и предавать его. Анна пришла всего через несколько минут: помогла ей переодеться и посидела с ней, пока не вернулись с завтрака Валерий Степанович и Сергей. Вдвоём они помогли ей спуститься вниз и усадили в машину: за рулём был Константин, инструктор Сэма, которого Клэр видела время от времени в отделении; он был одним из немногих, кому удалось поспать в эту беспокойную ночь. В отделении было не протолкнуться: казалось, что туда приехала не комиссия из пяти человек, а целая делегация. Все бегали, суетились и громко разговаривали. Андрей подошёл к ним, как только они поднялись наверх, и сразу принялся рассказывать Сергею о том, как дежурил на станции до самого утра вместе с Виктором. Выяснить снова ничего не удалось, новых надписей пока так и не появилось, но всё равно все были на взводе. И из-за этого, и, конечно, из-за экзамена. Клэр едва удержалась на ногах, когда увидела издалека, как заходит комиссия в отведённый для экзамена кабинет. Свой последний экзамен она сдавала полжизни назад – и тем страшнее ей было теперь. Она молчала, но с таким отчаянием цеплялась за рукав Сергея, что и тому невольно передавался её страх. Он пытался успокоить её хоть немного; мягко брал за плечи и спрашивал, очень ли ей плохо. Наконец отвёл к доктору и попросил сделать ей укол обезболивающего, чтобы она смогла продержаться ещё хотя бы час. Валерий Степанович вздыхал и неодобрительно качал головой, но укол сделал, и через десять минут Клэр с бледной улыбкой на губах сказала, что ей и правда стало чуточку легче. Сергей казался немного помятым и взъерошенным даже несмотря на то, что по дороге в отделение они подъехали к его дому, чтобы он мог подняться к себе и хотя бы переодеться. Сразу было ясно, что ему, как и всем остальным, хочется, чтобы этот день закончился как можно скорее. Он казнил себя за то, что никак не мог успокоиться сам и хоть немного тем самым успокоить Клэр – и, когда заметил, что она снова начинает царапать ногтями свежие белые повязки на руках, решительно увёл её в свой кабинет. – Ты уверена? Он снова мягко взял её за плечи, заглянул в лицо, в глаза, в самую душу. Она тоже взглянула на него своими усталыми, измученными, больными глазами, а потом обвела взглядом кабинет, в который он привёл её в тот, самый первый, день. Всё здесь было теперь таким родным: и косые лучи солнца, падавшие сквозь окно, и белые папки на столе, и чайные чашки, и прыгавшие с сифона на наградные кубки солнечные зайчики. Невозможно было представить, что она может просто лишиться всего этого в одночасье – и вернуться туда, где не было ничего, кроме пустоты. Она говорила правду. Она там умрёт. – Всё будет хорошо, – мягко проговорила Клэр и вымученно улыбнулась. Она чувствовала, что Сергей очень боится за неё, и сейчас ей больше всего хотелось его утешить. Показать ему, что она правда может быть сильной – ради него, ради них. – Я ведь… я и не такое выдерживала, – тихо прибавила она, опустив на мгновение глаза. – Ты ведь будешь там? – Конечно, буду. – Он бережно обнял её, погладил по напряжённой спине. – Просто представь, что всё уже закончилось. Что мы вернулись домой и пьём чай… – …с шоколадными пряниками? Сергей засмеялся, ещё крепче прижимая её к себе. – С пряниками… Сердце сжималось от одной мысли о том, что он ничем больше не может ей помочь – так, словно он не понимал сейчас того, как огромно и важно это простое рядом. Не понимал, что ей достаточно и того, что он просто будет, и больше ей ничего не нужно для того, чтобы биться насмерть за право продлить это рядом хоть ненадолго. – Серёж… пора! Андрей заглянул на мгновение в приоткрытую дверь – и снова исчез, притворив её за собой. – Так… Раз уж одного взгляда достаточно, чтобы понять, что тебе нездоровится, притворяться, что это не так, мы не будем, ладно? – Сергей мягко сжал её пальцы, выпустив её из объятий. – Но и акцентировать на этом внимание не будем тоже. Это как… ранение, которое не может помешать выполнению ответственного задания. – Да, я… я поняла, – быстро кивнула Клэр. Она старалась не думать о том, что будет с ней, когда она увидит Алекс – и уж тем более старалась не думать о том, что может сделать с той Сергей. Надеялась только, что он не наделает глупостей, стремясь за неё отомстить. – Тогда пойдём? – Он улыбнулся устало, погладил её плечи и увлёк за собой к двери. Уже на выходе осторожно взял её за локоть: она хотела было отстраниться, потому что «увидят ведь», но он качнул головой, показывая, что сейчас можно. Привилегия того, кому нездоровится. – Когда зайдём, я сяду сзади, а ты подойдёшь к столу и возьмёшь билет, хорошо? – Клэр кивнула. Она знала, как всё будет проходить, но уже один голос Сергея успокаивал её. – Вопросы небольшие, но времени на подготовку давать не будут, помнишь? – Она снова кивнула. Всё верно: в полевых условиях надо быстро соображать. Пожалуй, она бы даже посмотрела, как будет сдавать экзамен я-люблю-писать-в-блокнотах-Сэм. Возле отведённого для экзамена кабинета уже стояли все «диверсанты» вместе со своими инструкторами: Сэм лихорадочно листал тетрадку, Стэн меланхолично подпирал стену, их инструкторы разговаривали друг с другом, встревоженная Анна – с Виктором, и только Алекс сверлила взглядом приближавшихся к ним Сергея и Клэр: это было настолько заметно, что Владимир одёрнул её, попросив «не пялиться так». – Ничего, если мы первыми пойдём? – спокойно спросил Сергей, нарочито игнорируя само существование Алекс и продолжая бережно поддерживать едва стоявшую на ногах Клэр. Весть о том, что случилось ночью, разлетелась в их маленьком кружке быстро, и никто, конечно, не стал возражать. Сергей благодарно кивнул и ободряюще улыбнулся Клэр, открывая перед ней дверь. Она взглянула на него с беспомощной растерянностью и мольбой, словно просила не заставлять её входить, но всё равно вошла, потому что она обещала. Дверь закрылась за ними с тихим стуком, и в тишине коридора раздался неожиданно громкий смешок Алекс. Все удивлённо обернулись к ней, и только Анна сухо проронила: – Не думай, что это сойдёт тебе с рук.***
В первое мгновение, когда Клэр только переступила порог, и все пятеро экзаменаторов, словно по команде, повернули головы к ней, ей показалось, что она потеряет сознание прямо сейчас. Возможно, и потеряла бы, но тогда Сергей ещё поддерживал её за локоть. Потом отпустил, мягко сжав напоследок, и сел за стоявший сзади и чуть в стороне стол. Все экзаменаторы сидели за двумя составленными вместе столами; перед глазами у Клэр всё плыло, и она не могла разглядеть их лиц. Кажется, все были старше сорока, но она не поручилась бы даже за это. С трудом выдавив из себя вымученное приветствие, она на негнущихся ногах прошла к столу, на котором были разложены билеты. Рядом с ним стояла большая доска на колёсиках, под которой был разложен мел; чуть в стороне висела на стене схема ядерного реактора без подписей. На неё не смотрели с неприязнью или предубеждением – разве что с лёгким любопытством. А в целом – довольно безразлично. Но она всё равно чувствовала себя так, словно всходила на эшафот: быть может, потому, что она всегда оказывалась в центре внимания лишь в тех случаях, когда происходило что-то ужасное. Оттого она и не могла унять дрожь в руках, беря со стола маленький белый листочек. Чёрные буквы вопросов прыгали перед глазами, и ей пришлось ухватиться за край стола, потому что голова закружилась, а никто больше не держал её за локоть. «Массовое число атомного ядра». На ярком развороте книжки – ёжики, апельсины и яблоки. Апельсины – протоны, яблоки – нейтроны. Ёжик под крыльцом пьёт молоко из белого блюдца. Сергей обнимает её под шёпот лесной реки. – Массовое число атомного ядра – это массовое суммарное количество протонов и нейтронов. Оно позволяет оценить массу ядра и атома, и… Удар сбивает с ног, и ей кажется, что она уже никогда не сможет дышать. Всё тело превращается в одну большую рану. «Ты всё равно больше ни на что не годишься». Ночь сменяется утром, а её всё продолжают рвать на куски. Мел касается доски с противным скрипом. Кожа лопается и расходится под безжалостным ударом. «Ты что, пыталась вскрыть вены консервным ножом?» Кривая усмешка на красивом лице. Хочется ударить, чтобы стереть её, но нельзя, потому что Серёже будет плохо, а ещё совсем нет сил. Забраться бы под одеяло, да прижаться к нему, забыть обо всём. Клэр смотрела на написанную на доске формулу так, словно не понимала, откуда та взялась. Она обернулась: экзаменаторы смотрели на неё всё с тем же вежливым безразличием, будто она была уже сотой студенткой в бесконечном потоке учащихся университета. Краем глаза она заметила бледное лицо Сергея, который смотрел на неё так, словно боялся, что она лишится чувств, как только он отведёт от неё взгляд. – Можете переходить ко второму вопросу, – проговорил вдруг тот из экзаменаторов, что сидел в центре и казался чуть старше остальных. Наверное, это и был глава комиссии. Сергей говорил, что он полковник. Клэр кивнула: хорошо это или плохо, она не знала, но отступить уже не могла. – Ядерный реактор – это устройство, предназначенное для организации управляемой самоподдерживающейся цепной реакции деления, которая всегда сопровождается выделением энергии, – неожиданно быстро и чётко ответила Клэр. Двое экзаменаторов слева переглянулись чуть удивлённо, а сидевший в центре одобрительно кивнул и попросил назвать основные части, из которых этот самый реактор состоит, и показать их на схеме. – Активная зона с ядерным топливом и замедлителем, – не задумываясь, ответила Клэр. – Её окружает отражатель нейтронов. Ещё теплоноситель и система регулирования цепной реакции, в которую входит аварийная защита. Также радиационная защита и система дистанционного управления. Она выдохнула и тяжело оперлась на край стола. Полковник поворошил лежавшие перед ним бумаги, чуть помедлил и поднял на неё холодные серые глаза. – Вы ведь не закончили школу, верно? – равнодушным тоном спросил он. Наверное, она никогда не привыкнет к таким людям – словно высеченным из холодного камня. Её губы обиженно дрогнули, и она поняла, что они не могли этого не заметить, но важнее было, конечно, то, как она ответит на вопрос. Она привыкла прятаться или кусаться, когда кто-то её задевал, но теперь этого было нельзя. – Да, – ровным голосом ответила она. Счастье, что слово такое короткое – просто выдох. – Для одного месяца занятий результат весьма впечатляющий, – снисходительно заметил полковник, откидываясь на спинку стула. – Вы и боевые успехи, как я посмотрю, делаете? Клэр напряжённо замерла, не зная, какого ответа от неё ждут на сей раз – и ждут ли вообще. Голова кружилась так, что ей казалось временами, будто лампы горят на полу, а деревья за окном растут вершинами вниз. Если бы она не чувствовала на себе взгляд Сергея, точно потеряла бы уже сознание. Она так и не проронила ни слова, и полковник повернулся к Сергею. – Примите мои поздравления, товарищ капитан! Сергей как-то по-собачьи резко повернул голову и машинально кивнул. – Клэр делает большие успехи по всем направлениям подготовки, – механическим тоном сообщил он, стараясь не думать о том, что, в сущности, обманывает сейчас собственное руководство – просто потому, что на самом деле вовсе не стремится подготовить к чему-то свою «подопечную». Уж точно не к тому, чего хотели они. Полковник широко расписался в экзаменационной ведомости и протянул её Клэр. Та растерянно взглянула на белый прямоугольник, но Сергей едва заметно кивнул ей, поднимаясь из-за стола. С трудом оторвавшись от своей опоры, она сделала несколько шагов и взяла листок. – А что скажете о других, капитан? Сергей остановился так резко, словно налетел на невидимую стену. Он взглянул сначала на полковника, потом – на Клэр. Из груди так и рвались обвинения в адрес Алекс, но Клэр словно умоляла его одними глазами не делать того, что может ему навредить. – Я не столь хорошо осведомлён об их успехах, как их непосредственные инструкторы, – всё тем же механически-официальным тоном проговорил Сергей. Полковник кивнул. – Всего доброго! Уже у двери Клэр почувствовала, как земля уходит у неё из-под ног, но всего за мгновение до падения Сергей мягко сжал её локоть, и этого было достаточно, чтобы она устояла. Дверь открылась и закрылась с лёгким стуком, когда из-за неё донеслось зычное «следующий!» – Я вспомнила, вспомнила! Анна налетела на них так неожиданно, что Сергей едва не отпрянул в сторону. – Я видела, как она выходила во вторник из номера Клэр! – Анна вцепилась в его рукав и только что не встряхнула. – Я тогда ещё удивилась, с чего это она вдруг к ней в гости решила зайти, и только сейчас поняла, что Клэр ведь не было там в тот вечер! Это всё она, она! Не выдержав, Анна яростно ткнула пальцем в сторону Алекс, но та только презрительно усмехнулась. – Что это ещё за чушь? В чём это ты тут меня обвиняешь? – надменно поинтересовалась она. – Мы уже и так всё поняли, – холодно проговорил Сергей. – Но спасибо, Анна. Тем, кто будет заниматься делом о предумышленном нанесении тяжёлого вреда здоровью и покушении на убийство, будет очень любопытно выслушать твои показания. Алекс очень старалась сохранить невозмутимый вид, но под изумлёнными взглядами всех присутствовавших это было слишком сложно даже для такой актрисы, как она. – Если я хотела, чтобы она провалила экзамен, это ещё не значит, что я попыталась бы её отравить! – дрогнувшим голосом проговорила она. – О, а разве я говорил, что Клэр пытались отравить? – с деланным удивлением переспросил Сергей. Алекс осеклась, поняв, что выдала себя. Она бросила полный злобы взгляд на Клэр и хотела было уже прошипеть что-то нелицеприятное в её адрес, но её оборвал Сергей. – Молчать! – неожиданно громко выкрикнул он. За дверью затихли, а потом кто-то зашевелился. – Дежурный! – окликнул проходившего по коридору офицера в форме Сергей. – Отвести её в камеру до дальнейших разбирательств! Алекс дёрнулась и отступила на шаг назад. Бросила короткий злой взгляд на своего инструктора, глядевшего на неё с плохо скрываемым отвращением, а когда дежурный направился к ней, бросилась к Клэр, занеся руку для удара. – Ты… я тебя убью! В коридоре было тесно, но Сергей всё равно исхитрился преградить ей путь и оттолкнуть к противоположной стене, где её уже схватили за руки. Ему пришлось отпустить локоть Клэр всего на мгновение, но этого было достаточно, чтобы она осела на пол, беспомощно хватаясь за гладкую стену. На глаза наворачивались слёзы обиды – потому что было так больно, и потому что она не могла даже дать сдачи. Она слышала, как слева от неё распахнулась дверь, и коридор заполнился гулом голосов. Сергей бросился к ней, схватил её за плечи, стал что-то говорить, но у неё очень сильно звенело в голове, и снова захотелось кашлять. Он попытался поднять её на ноги, но она в тот же миг провалилась в черноту.***
Очнулась Клэр уже в больничной палате: свет солнца за окном стал чуть красноватым, предвещая скорый закат, и птицы носились над верхушками деревьев с пронзительным вечерним криком. На стуле рядом с её кроватью сидела бледная Наташа: она схватила Клэр за руку, как только та открыла глаза, и принялась сбивчиво рассказывать, как та всех напугала. Клэр слабо улыбалась и всё смотрела на дверь. Наташа заметила её взгляд и сказала, что Сергей скоро придёт: он сидел рядом с ней почти всё это время – несколько томительных часов, пока она была без сознания, – а потом Валерий Степанович попросил его подойти ненадолго. Сергей и правда пришёл совсем скоро: теперь он казался ещё более бледным и измученным, но на лице его всё равно появилась улыбка, как только он увидел Клэр. Он присел на край постели и взял её руки в свои. Спросил, как она себя чувствует, и Клэр сказала, что очень устала. – Так это правда сделала Алекс? – нерешительно спросила она, боясь рассердить или расстроить Сергея. – Да, – тут же помрачнел он. – Она ведь сама себя выдала при десяти свидетелях. Теперь она, правда, говорит, что вовсе не хотела, чтобы ты в больницу попала или… ещё хуже. Хотела только, чтобы ты провалила экзамен, и чтобы тебя выслали обратно. Скорей всего, так и есть. – Почему? – В лаборатории сказали, что раствор был очень слабый. Если бы она хотела… ну, ты понимаешь… она бы сразу полбутылки вылила. Или придумала что-то ещё. – И что теперь будет? – Ну… судить её здесь, конечно, никто не станет, она ведь гражданка другой страны. Вышлют – да и всё. – Сергей мягко сжал её руки. – Обещаю, больше ты о ней никогда не услышишь! – А её инструктор? – Володя? Нет, ему ничего не будет, он ведь ни сном ни духом о её… похождениях. Если бы он знал – первым мне обо всё рассказал бы. Клэр помолчала немного, задумчиво покусывая губу, а потом спросила: – Я только не понимаю… За что она меня… так? – Она слабая и трусливая, а ты – сильная. Она просто тебя боялась. – Боялась? – Да. И ещё завидовала. – Из-за тебя? – улыбнулась Клэр. – И из-за меня тоже, – тихонько рассмеялся Сергей. – В её глазах я был одной из тех вещей, что должны по «статусу» принадлежать ей. Клэр кивнула и попыталась чуть повернуться, потому что совсем отлежала спину, но тут же застонала и неловко завалилась набок от заворочавшейся внутри боли. – Больно? – встревоженно спросил Сергей, помогая ей сесть поудобнее. – Позвать доктора? Он сказал, что тебе капельницу поставят, когда ты в сознание придёшь. Клэр осторожно вздохнула и потянулась к его руке. Сжала её и просительно заглянула ему в глаза. – Серёжа, я домой хочу… пожалуйста! Мне здесь плохо будет… без тебя. – Клэр, милая, я тоже хочу забрать тебя домой, но у тебя ведь отравление! Что же я буду делать, если тебе хуже станет? – Не станет! – Она порывисто придвинулась к Сергею, стискивая его руку. – Я не могу… в больнице. Сразу такое вспоминается… Она снова подняла на него полные мольбы глаза, и он вспомнил, как она рассказывала ему о своём сне про крыс. – Ну, как вы, молодёжь? – Валерий Степанович добродушно улыбнулся им с порога. – Валера, слушай, можно я Клэр домой заберу? – тут же попросил Сергей. Доктор обвёл их обоих изумлённым взглядом. – Да ты что, с ума сошёл? Прошлой ночи было мало? – Если меня заставят остаться, я ночью сама убегу! – неожиданно решительно заявила Клэр. Ей было неважно, что всё внутри ныло от боли – лишь бы не расставаться больше с Сергеем. – Что, со второго этажа спрыгнешь? – спросил укоризненно доктор. – И спрыгну! – упрямо подтвердила Клэр. – Ну что за детский сад? – вздохнул Валерий Степанович. Посмотрел на них пристально, а потом сказал Сергею: – Только с её лечащим врачом сам сейчас объясняться будешь. Идёт? – Идёт! – быстро ответил тот. Пожал ободряюще руку Клэр и почти что выбежал из палаты, попросив ждавшую в коридоре Наташу посидеть с ней, пока они пойдут поговорить с врачом. Сергей вернулся через десять минут, и по одним только золотистым искоркам в его глазах Клэр поняла, что он пришёл с победой. – Твой доктор сказал, что тебе нужно полчаса под капельницей полежать и ещё полчаса просто так. А потом Наташа поможет тебе переодеться, и поедем домой. Клэр облегчённо выдохнула, чувствуя, как разливается в груди тепло от одного этого короткого слова. Домой. Она послушно лежала под капельницей и «просто так», пока Наташа весело болтала с ней, отвлекая её от грустных мыслей, и пока Сергей ездил вместе с Андреем в магазин, чтобы купить обещанные шоколадные пряники и что-нибудь к ужину. Он вернулся в больницу через час с букетом лиловых тюльпанов, и Клэр спросила с улыбкой, что они значат на «языке цветов». – «Не знаю, как рассказать о своей любви!» – засмеялся Сергей. – Одна надежда на то, что за меня это смогут сделать шоколадные пряники! Клэр тоже засмеялась, потому что теперь уже не имела значения ни терзавшая её боль, ни слабость, ни головокружение, ни горсть таблеток, которые её заставил выпить и взять с собой доктор. Ведь Сергей был рядом – улыбался, смеялся, оживал на глазах, и ей больше ничего, совсем ничего было не нужно! Она сделала то, что должна была сделать, то, что обещала – и доказала, что тоже может защитить то, что дорого им обоим. Доказала, что вместе они могут сделать всё что угодно. И теперь она имела право дышать этим тёплым золотистым воздухом, окутавшим вечернюю Припять, слушать голос Сергея и пение птиц, прижимать к груди букет лиловых тюльпанов и прижиматься.***
Последние лучи солнца золотили стены гостиной, когда они вернулись домой. Сергей провёл её в комнату, усадил на диван и пошёл налить воды в вазу, а она просто смотрела в окно на притихший город, едва заметно гладила лежавшие у неё на коленях тюльпаны и прислушивалась к тому умиротворению, что разливалось у неё в груди. Сергей поставил цветы на стол, и красно-золотой луч света рассыпался сотнями солнечных зайчиков, пройдя сквозь узорный хрусталь. Клэр рассмеялась тихонько, глядя, как весело те запрыгали по светлым стенам. – Спасибо тебе за всё, – тихо проговорил Сергей, опустившись перед ней, глядя в её усталые глаза. – Я и так знал, что ты сильная, но… Он запнулся и беспомощно вздохнул – словно те лиловые тюльпаны были правы, и он в самом деле не мог подобрать слов для того, что было у него на душе. Клэр улыбнулась – сквозь боль, усталость и все свои страхи. Свет закатного солнца озарял её лицо, и в глазах её было столько любви, что невозможно было дышать. – Я всё вынесу, лишь бы быть рядом, – тихо-тихо проронила она. Подняла руку и нерешительно, так нежно коснулась его щеки. В тот день жар так и не вернулся, и перед тем, как они уехали из больницы, Валерий Степанович посоветовал ей принять дома горячую ванну, чтобы снять напряжение, с которым она не могла справиться никак по-другому. Клэр всё ещё была очень слаба, но, когда Сергей предложил набрать для неё воду, отказываться не стала. Ей ещё хватило сил на то, чтобы раздеться и забраться в ванну, но через полчаса, когда та начала потихоньку остывать, Клэр поняла, что выбраться сама она уже не сможет. Напряжение и правда прошло, зато навалилась такая усталость, что трудно было даже просто поднять руку. Это было ужасно нелепо – и, наверное, даже глупо. Сергей несколько раз подходил к двери и спрашивал, всё ли в порядке, а она никак не могла решиться попросить его помочь. Но потом в груди снова заворочался колючий кашель – ей давно уже пора было попытаться съесть хоть что-нибудь и выпить лекарство, – а вода остывала всё быстрее. – Серёжа! – нерешительно позвала Клэр, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Она и сама не смогла бы толком объяснить, отчего мысль о том, что он увидит её вот так, совсем без одежды, казалась ей такой унизительной. Он ведь никогда не смеялся над тем, что она некрасивая – и уж точно не стал бы говорить такие ужасные вещи, как те, другие. И всё равно ей было страшно, и ещё она чувствовала почему-то, что этот её страх неправильный. Наверное, как и всё в ней. – Всё хорошо? Всё внутри сжималось от этих тревожных ноток в его голосе. Он ведь так заботится о ней, а она то и дело начинает вести себя так, будто они чужие друг другу. – Да, только… – Она запнулась, замолчала, вздохнула глубоко и почти выпалила: – Помоги мне, пожалуйста, из ванны выбраться! Голова очень кружится. Незапертая на всякий случай дверь быстро открылась: глядя на Сергея, можно было подумать, будто он решил, что Клэр уже при смерти, раз решилась позвать его на помощь. – Ты так смотришь, как будто я – часть задания государственной важности, – неловко пошутила она, нервно обхватывая колени. – А, ну… я… так, подумал… что-то, – точно так же неловко попытался объясниться Сергей. Запнулся и тряхнул головой. – Это от усталости, наверное, – вздохнул он наконец и снял с вешалки большое белое полотенце. – Встать сможешь? – Постараюсь, – неуверенно отозвалась Клэр. С трудом подняла руку, ухватилась за край ванны и бросила на Сергея короткий, полный смятения взгляд. – Я не буду смотреть, если ты этого боишься, – мягко заверил он, разворачивая полотенце. – Могу даже глаза закрыть, если хочешь. Клэр чуть не до крови закусила губу, остро ощущая странную неправильность собственных чувств. Она едва заметно покачала головой, но всё равно инстинктивно пыталась прикрыться хоть немного, опираясь на край ванны и поднимаясь на ноги. В конце концов она просто потеряла равновесие – и упала бы обратно, расплескав воду по всей ванной, если бы только Сергей не успел подхватить её, одновременно заворачивая в полотенце и усаживая на бортик. – Больно? – быстро спросил он, увидев, как она съёжилась, схватившись за живот. Клэр кивнула: от резких движений боль внутри проснулась и заворочалась колючим ежом. – Хочешь посидеть здесь немножко, или потерпишь, пока я тебя в комнату отнесу? – Потерплю, – робко улыбнулась Клэр, которой от одной мысли о том, чтобы оказаться снова в его руках, становилось легче. – А тебе не тяжело? – с трогательной заботой спросила она, доверчиво обхватывая рукой его шею. – Поверь, любая штанга в нашем спортзале гораздо тяжелее тебя, – рассмеялся в ответ Сергей. Он осторожно усадил её на край кровати и принёс ещё одно полотенце, чтобы ей было удобнее вытираться. Потом поставил рядом и расстегнул сумку с её вещами. – Ты пока одевайся, а я пойду чай заварю. Не передумала насчёт пряников? – ласково спросил Сергей, и Клэр с улыбкой покачала головой. – Лапки перевяжем, или ты больше не будешь себя царапкать? Она чуть пожала плечами, глядя на свои израненные руки, а потом тихо спросила: – Это… плохо, что я так тебя… стесняюсь? Клэр нерешительно подняла глаза на Сергея, потому что тот всё молчал, словно пытаясь понять, какой именно ответ она хочет от него услышать. – Ты ведь сама мне свои шрамы показала, помнишь? – Я же не только из-за шрамов, а… вообще. Он снова помолчал какое-то время, стоя совсем рядом и опираясь на спинку кровати. Клэр робко смотрела на него снизу вверх, чувствуя, что опять спросила о том, о чём ей было бы лучше молчать. – Я понимаю, – медленно проговорил наконец Сергей. – Понимаешь? – Да. Ты боишься… убедиться. – В чём? – В том, что я такой же, как все. Такой же, как… те. Что я тоже хочу посмотреть и, когда смотрю на тебя, думаю о том же, о чём и они. Я понимаю, правда – хотя мне и очень больно оттого, что ты так думаешь обо мне, зная, что я люблю тебя, – но, может быть, мы хотя бы не будем больше об этом говорить? Клэр съёжилась, прижимая полотенце к груди и чувствуя себя каким-то ужасным, жестоким чудовищем. Ей казалось, что она никогда не думала об этом вот так – и ещё отчего-то казалось, что она не смогла бы убедить в этом Сергея. И всё равно очень хотелось сгладить это хоть немного, оправдать то, с чем нужно было просто смириться. – Ты ведь не виноват, что всё так… устроено, – дрогнувшим голосом проронила она. Он посмотрел на неё очень долгим и очень странным взглядом, в котором было много усталости и муки, а потом что-то будто бы сломалось внутри него, и он проговорил очень тихо: – Как и ты не виновата в том, что случилось с тобой. Сказав это, он вышел из комнаты – чуть поспешно, словно не желая, чтобы она что-то увидела или поняла, – а она смотрела ему вслед и чувствовала, что ничего, совсем ничего не понимает. Беспомощные слёзы наворачивались на глаза, когда она с трудом натягивала на себя пижаму, но потом Сергей вернулся с чаем и шоколадными пряниками. Он снова ласково смотрел на неё; помог ей забраться под одеяло, поправил подушку и заботливо придерживал чашку с чаем, потому что у неё дрожали руки. Она выпила своё лекарство, и он поменял повязки на её предплечьях. Она почти совсем заснула, чувствуя, как затихает внутри колючая боль, когда он лёг рядом и молча привлёк её к себе.***
Ночью Клэр просыпалась несколько раз: подолгу кашляла и просила попить, а потом просила у Сергея прощения за то, что снова разбудила и никак не даёт ему поспать. Он почти ничего не отвечал – словно у него совсем уже не осталось сил на то, чтобы говорить, – и только обнимал её молча, привлекая к себе. Тогда она снова забывалась беспокойным сном и почти не чувствовала ворочавшейся внутри боли. К утру ей стало полегче, и они проспали почти до полудня. Клэр так и открыла глаза в его объятиях и сказала, что ей уже гораздо лучше. Она всё равно, правда, выглядела совсем измученной, а Сергей – смертельно уставшим, но одна мысль о том, что вчерашний день уже закончился, приносила им облегчение. Сергей вяло передвигался по квартире, время от времени натыкаясь на стены и углы и глядя на них с таким искренним удивлением, словно он и правда не понимал, откуда они здесь взялись. Он настоял на том, чтобы Клэр осталась в постели и отдыхала, но та попросила помочь ей лечь на застеленную кровать, потому что так не чувствовала себя совсем больной. После завтрака – Сергей уговорил её съесть хотя бы два кусочка омлета, – позвонили из отделения. Сергей сказал, что ему придётся съездить туда на пару часов, чтобы закончить все дела со «вчерашним». Клэр не стала спрашивать, что именно он будет там делать: лишний раз слышать об Алекс у неё не было никакого желания. Она только нерешительно возразила, когда Сергей сказал, что попросил маму прийти и присмотреть за ней, потому что ей казалось, что это неудобно. – Неудобно спать на потолке, – шутливо заметил Сергей. И прибавил, когда по квартире пронеслась птичья трель дверного звонка: – К тому же она уже пришла! Клэр смущённо подтянула плед к самой груди: пусть даже она была одета в платье и лежала на застеленной кровати, ей всё равно было отчаянно неловко от одной мысли о том, что Ольга Николаевна увидит её вот так, в комнате своего сына, в его постели. Она прислушивалась к весёлым и таким похожим голосам, доносившимся из прихожей, и не знала, куда ей деваться. – Смотри, кто к нам пришёл! – Сергей вернулся в комнату с большой корзиной в руках и поставил её на край кровати. Корзина мяукнула, зашуршала, и из-под крышки показалась мордочка рыжей кошки. – Василиса? – удивилась Клэр. Подалась вперёд, опершись на локоть и протянула руку к корзинке. – Собственной персоной! – засмеялся Сергей и, вытащив кошку, усадил её на покрывало рядом с Клэр. – Считай, что это – часть лечения, – с напускной серьёзностью проговорила Ольга Николаевна, входя в комнату. – Кошки, говорят, всегда знают, где у человека болит, и стараются помочь. – Спасибо, – смущённо проронила Клэр, чувствуя, как щёки заливает румянец. В глазах Сергея и его мамы было так много удивительной ласковой заботы, к которой она, наверное, никогда не сможет привыкнуть. – Слушай, Серёжа, а что это у тебя холодильник вечно пустой? – с шутливой строгостью спросила Ольга Николаевна, садясь на стул, который поставил Сергей возле кровати. – Ты когда последний раз в магазин заходил? – Вчера. И ничего не «вечно»! – Сергей состроил обиженное лицо. – Просто эта неделя была такая… – И что, ты поэтому решил Клэр голодом заморить? – Заморить? – протянул Сергей, в шутливом изумлении округлив глаза. – Клэр, я тебя голодом морил? Вот видишь, не морил! – быстро прибавил он, когда Клэр тихонько рассмеялась. – А ну, не спорь с мамой! – в тон ему ответила Ольга Николаевна. – Зайди на обратном пути в магазин, а если надумаешь с пустыми руками вернуться, мы тебя домой не пустим! – А вот и пустите! – упрямо заявил Сергей. – Я сяду под дверью и буду плакать, пока не пустите! Светлый, радостный смех наполнил комнату, растворяясь в золотых лучах майского солнца. Проводив Сергея на службу, Ольга Николаевна немного посидела с Клэр. Расспросила о том, как она себя чувствует, и о том, что было вчера. Сначала Клэр хотела сказать, что всё хорошо, и ничего страшного не случилось, но в глазах матери Сергея было столько искреннего сочувствия, что она не сдержалась и рассказала ей всё-всё. Излила всю свою горькую обиду на Алекс, которая была так к ней несправедлива и причинила ей столько боли. Рассказала о том, как переживала она из-за экзамена и из-за того, что может подвести Сергея. Ей очень хотелось рассказать и о другом, спросить её, как женщину, правда ли то, чего она так боится, но она не решилась, потому что это было бы слишком, и та наверняка стала бы думать о ней плохо. Ольга Николаевна терпеливо выслушала Клэр, пересела поближе к ней, на край кровати и ласково погладила её тёмные волосы. Сказала, что теперь всё будет хорошо, и что ей обязательно нужно сразу говорить Сергею, если кто-то станет её обижать. Клэр не знала, как сказать ей, что она сама так обижает его. Потом Ольга Николаевна пошла готовить обед, и скоро со стороны кухни потянуло ароматом куриного бульона. Василиса с любопытством принюхивалась, но от Клэр не отходила, ласково прижимаясь тёплым боком к её животу и груди. А она рассеянно гладила мягкую шерсть и смотрела на лиловые тюльпаны в хрустальной вазе, рассыпавшей по стенам сотни солнечных зайчиков. – Можно вас спросить, – нерешительно начала Клэр, когда Ольга Николаевна отнесла поднос с пустыми тарелками обратно на кухню, – почему вы меня… принимаете? Василиса сыто урчала у неё под боком, а внутри растекалось блаженное тепло – и, наверное, только потому Клэр, успокоенная, решилась задать такой вопрос. – Хочешь сказать, что ты должна была бы быть нам совсем чужой? – мягко спросила Ольга Николаевна, и она неуверенно пожала плечами. – Для нас в нашей семье нет чужих. – В семье? – Клэр взглянула на неё чуть недоверчиво, прижимая к груди старенького плюшевого кролика и вновь чувствуя себя ребёнком. – Серёжа говорил, что ты без родителей росла. Ты совсем маленькая была, когда их потеряла? – Да, – глухо отозвалась Клэр. – Мне всего два дня было. – Два… дня? – совсем как Сашенька когда-то, переспросила Ольга Николаевна. – Несчастный случай был? – Нет. Отец убил маму. Топором зарубил. – Клэр подтянула плед повыше и, так и не решившись поднять глаза, уткнулась носом в мягкие кроличьи ушки. – Он сумасшедший был. Его застрелил шериф. Чувствуя всю ту боль, что пряталась за короткими, отрывистыми фразами, Ольга Николаевна всё больше понимала, отчего Клэр так потянулась с самого начала к её сыну. Ей не хватало, так не хватало того тепла, которое он хотел ей подарить. – Вы теперь, наверное, будете думать, что я тоже сумасшедшая? – всё так же глухо спросила вдруг Клэр. – Ну конечно, нет, – мягко возразила Ольга Николаевна, пересаживаясь со стула на край постели. – Знаешь, я ведь всю войну медсестрой прошла – и чего я только там не повидала. Много… страшного было. И сумасшедшие были – а уж сколько сирот! Я старалась помогать, как только могла: я-то ведь, сама не зная почему, всё время верила, что мои родители живы, и Саша мой – тоже. Верила, кто бы что ни говорил. Даже чувствовала иногда, что они будто бы рядом. Вот и старалась других убедить в том, что всё ещё обязательно будет хорошо. – И они верили? – Не все, к сожалению. Помню, была одна девушка – да что там, девочка почти. Наши тогда как раз освободили крошечный городок, в котором она жила. В её доме после захвата солдаты поселились: родителей её убили, а её саму оставили себе на потеху. Говорили, что она от этого умом повредилась – а я всё не верила. Думала, выходить её смогу. Да только она всё лежала и молчала, так ни одного словечка и не проронила. А потом в речку бросилась и утонула. Ольга Николаевна вздохнула тяжело, покачала головой – и только тогда подняла глаза на Клэр. – Думаете, она просто… слабая была? Глупая? А я тоже так хотела! В груди её снова поднялась удушливая чёрная горечь, и Клэр, не замечая колючей боли внутри, неловко повернулась и уткнулась лицом в подушку. Она бы ни за что, никогда не рассказала матери Сергея о том, что с ней случилось – но разве можно было сдержаться теперь? Одно долгое, бесконечное мгновение спустя она ощутила тепло объятий. Беспомощно попыталась вырваться – потому что снова почувствовала себя грязной, испорченной, – но её не отпустили. Ольга Николаевна гладила её по голове, словно маленькую девочку, и от звука её ласкового голоса затихала тягучая боль. – Так ты об этом боялась тогда Серёже рассказать? – Да. Вы теперь, наверное, думаете, что я не заслуживаю его любви? – Ну что ты, милая, выдумала такое? – Он ведь мог полюбить кого-то… лучше, чем я. – А вот Вероника Тушнова писала, что не бывает «лучших», бывают только «любимые». Клэр всхлипнула и замерла. – Так ведь... нечестно, – горестно выдохнула она наконец. – Вы сами говорили, что Серёжа всегда хотел детей, а у меня… у меня их уже никогда не будет после того, что случилось. – А как же Сашенька? Ты ведь тоже её любишь! – Очень люблю! Только это всё равно несправедливо, что Серёжа никогда не сможет взять на руки своего ребёнка. – А разве справедливо то, что случилось с тобой? Жизнь несправедлива – и всегда такой была. Но, если мы можем быть рядом с теми, кого любим, и защищать то, что нам дорого – значит, всё не напрасно. – И вы правда не станете теперь думать обо мне плохо? – жалобно спросила Клэр. Ольга Николаевна улыбнулась и ласково погладила её бледное лицо. – Я понимаю, что ты очень долго была одна, и теперь тебе трудно в это поверить, но… просто поверь! Поверь, что теперь у тебя есть семья, которая принимает тебя такой, какая ты есть. Ты больше не одна, Клэр. Ты больше никогда не будешь одна. – Спасибо, – тихо-тихо выдохнула она, закрывая глаза и впервые в жизни ощущая материнское тепло, которого никогда не знала. Солнце уже начинало клониться к закату, когда по притихшим комнатам снова пронеслась птичья трель дверного звонка. – Смотрите, кого я привёл! Клэр только-только приподнялась на подушках, услышав радостный голос Сергея, как на неё налетела вихрем вбежавшая в комнату Саша. Крепко обняла её за шею и принялась сбивчиво спрашивать, путаясь в словах, очень ли сильно та заболела. Клэр сказала, что нет, и что она постарается поправиться поскорее, и Саша, успокоившись, принялась рассказывать, как она гуляла сегодня днём, и как они с «папой Серёжей» ходили в магазин. Рыжая Василиса сонно щурилась и мурчала, когда её гладили маленькие детские ручки. В это время Сергей готовил ужин вместе с мамой, и оба они со смехом пытались припомнить, когда же такое было последний раз. – Знаешь, она мне… рассказала. То есть не то чтобы «рассказала», но я теперь знаю. Сергей тяжело вздохнул, ставя на плиту чайник. Сквозь распахнутое окно доносился со двора детский смех, и ворковала о чём-то в спальне Саша. – Жаль, что у вас детишек не будет, – вздохнула Ольга Николаевна, – но я всё равно за тебя рада. Мы оба с твоим папой рады. Она… хорошая, и любит тебя очень. – Я знаю, – мягко улыбнулся Сергей. – С ней иногда бывает… трудно, но это ничего. Я ведь понимаю, что такое непросто перебороть. – Ты сможешь, даже не сомневайся! – Ольга Николаевна подошла ближе и положила руку ему на плечо. – Просто рядом будь, и всё будет хорошо! Она… выздоровеет. Уже выздоравливает. А Клэр лежала в озарённой жёлтым светом лампы постели и прислушивалась к радостном смеху Сашеньки, которая бегала по всей квартире с привязанным к верёвочке бантом, играя с Василисой. На кухне шумела вода, и слышались голоса Сергея и его мамы. Синие сумерки вглядывались в неё сквозь приоткрытое окно, но на душе у неё было тепло и светло. Когда ужин был готов, Сергей отвёл её на кухню, и они ели все вместе – даже Василиса уплетала что-то из маленькой мисочки в углу залитой тёплым светом кухни. Потом они пошли в гостиную – смотреть вместе с Сашей «Спокойной ночи, малыши!», пока Ольга Николаевна перестилала постель. Клэр всё ещё чувствовала слабость, но ей больше не было страшно, словно вот теперь она уже точно уверилась в том, что не останется одна, когда ей так плохо, зная, что никто не придёт ей на помощь. Потом Ольга Николаевна сказала, что ей уже пора, но утром она обязательно зайдёт снова. На прощание она поцеловала Клэр в лоб, обняла и сказала, что та может звонить ей, когда захочет, и заходить в гости. Сергей спросил, сможет ли Клэр потерпеть минут десять, пока он проводит маму домой, и она сказала, что, конечно, потерпит, а Сашенька тут же очень серьёзно заявила, что присмотрит за ней. Когда Сергей вернулся, они уже сидели вместе на кровати: на коленях у Саши лежала книга со сказками, и она водила пальчиком по строчкам, сначала зачитывая вслух кусочки из «Зимовья зверей», а потом пересказывая Клэр. Сергей тут же вызвался помочь ей и сел рядом, а Сашенька устроилась в уютном гнёздышке между ним и Клэр. Василиса сонно помахивала хвостом, щурясь на жёлтый свет лампы и грея Клэр тёплым боком, а та слушала с улыбкой голос Сергея и впервые в жизни начинала верить, что у неё и правда есть семья.***
Утром к ним зашёл доктор – проведать Клэр и узнать, как она себя чувствует, – и был вынужден признать, что, несмотря на свой отказ остаться в больнице, дома она и правда быстро пошла на поправку. Сашенька тут же спросила, можно ли Клэр уже пойти погулять, и Валерий Степанович сказал, что нет, гулять пока нельзя. Может быть, дня через два или три, а пока ей нужно отдыхать и есть хотя бы понемножку. Клэр покорно на всё согласилась: окружённая заботой и теплом, она и правда чувствовала себя всё лучше. Почти сразу после доктора пришла Ольга Николаевна и сказала, что погуляет с Сашей, а потом отведёт её обратно, потому что детишек из её группы снова повезут за город, чтобы показать птичек и цветы. Сергей смеялся и говорил, что у них сегодня столько визитов, что они до сих пор не успели даже позавтракать, а когда Валерий Степанович и Ольга Николаевна с Сашенькой ушли, спросил, подождёт ли Клэр немного, пока он сходит в соседний магазин за свежим хлебом и маслом. Клэр снова заверила его с улыбкой, что, конечно, подождёт – и едва не прибавила почему-то, что будет ждать всегда-всегда. Тогда Сергей спросил ещё, не хочет ли она пока посидеть на балконе и немножко подышать – и, когда она охотно согласилась, вынес для неё кресло, помог выйти и бережно усадил. Она придвинулась чуть ближе к перилам и опустила подбородок на сложенные руки, с детским любопытством глядя вниз. Она видела, как Сергей вышел из подъезда и пошёл по дорожке; чуть отойдя от дома, он обернулся и помахал ей рукой. Она помахала ему в ответ и проводила его взглядом, пока он не скрылся за пышными кронами деревьев, а потом понаблюдала немного за игравшими на площадке ребятишками. Было утро воскресенья – светлое, тихое, тёплое утро на исходе мая. Припять грелась в золотых лучах солнца, словно большая рыжая кошка, задремавшая на зелёной полянке среди бескрайних лесов. Чистый, прозрачный воздух звенел от пения птиц. Всё дышало ароматом цветущих яблонь и вишен, черёмухи и сирени – даже голова начинала кружиться. Клэр смотрела на всё это, ощущала, вбирала в себя – и всё думала о Сергее, потому что просто не могла отделить его в своих мыслях от этого города. Всё сливалось в одно: свет солнца и его улыбка, пение птиц и звук его голоса, аромат цветущих деревьев и аромат цветов, которые он ей дарил, тепло солнца и тепло его объятий – и оттого, наверное, ей и казалось теперь, что здесь, в этом городе, он всегда рядом. Она думала о том, как он вернётся, помашет ей рукой, взбежит по лестнице, распахнёт дверь, обнимет её и станет со смехом рассказывать о том, что видел там, на улице. Как будет резать свежий ароматный хлеб под умиротворённое мурлыканье чайника, а потом они будут завтракать, и в чашке чая будет плескаться золотое майское солнце. Это было так просто – и так много: ждать его дома, знать, что он обязательно придёт. От этого в груди разливалось невыразимое тепло, и не верилось даже, что оно существует – холодное колючее одиночество, что жило прежде у неё внутри. Теперь уже не было страшно, даже если было плохо и больно – потому что он придёт, возьмёт за руку, и всё пройдёт. Клэр почувствовала, что он вернулся, ещё за мгновение до того, как Сергей показался из-за деревьев. Выйдя на дорожку, он остановился, поднял на неё глаза и улыбнулся. Он был далеко, но она словно видела его совсем близко: только протяни руку – и сможешь коснуться его лица. Взгляд его касался её души, и она ощутила вдруг всем своим существом, что никакие расстояния уже не смогут их разделить. Он всегда будет рядом – как эта синяя птица, лежавшая у неё на груди. А если между ними разверзнется бездна, она сама обернётся птицей. Преодолеет вечность и бесконечность – и снова опустится на его плечо.