Минка мёртв. Худа крыша,
Ни души.
Осторожный чуть слышно
Дождь шуршит.
Пол разбух, гасит звуки.
Гниль и слизь.
В темноте две подруги
Там срослись.
«Если хочешь что-то спрятать, спрячь это на самом видном месте». Тусклый дневной свет снаружи обволакивал город, задевая хлипкие оболочки бумажных фонарей. Отделанные благородным тёмным деревом лабиринты комнат — хмурые и полупустые — поросли мраком. Он спускался с потолка, незримо давил на плечи. Смотрящая на себя в зеркало Миори зажала ртом тесьму, перекидывая расчёсанные волосы через правое плечо. Вот уже почти месяц, как они с Киёрой переступили порог дома господина Кагэморо. Месяц, как они поселились в этом поместье. Полный долгих дней адаптации, развеянных грёз и внутренних компромиссов. Оплетающая прямые волосы тканевая лента стянула их в хвост. Наверное, им стоит быть благодарными: судьба позволила начать практически с чистого листа. Что бы с ними сталось, если бы не тот старый монах? — Прошу! Не выгоняйте нас, — стиснув зубы вместе с собственной гордостью, светловолосая наёмница упала в ноги безволосому старцу, — Моя подруга сильно пострадала. Нам больше некуда идти!.. Медлительный старик с выцветшими ресницами — высохший и сгорбившийся — не спеша оглядел лежащую рядом с ней девушку, чья грудь размеренно вздымалась и опускалась во сне. — Что с вами приключилось, юные барышни? — На нашу деревню напали. Нам пришлось бежать, — в колени Миори упиралась невидимая постороннему сая меча напарницы. «Ложь — лучшее из твоих умений. Подслеповатый и полуглухой дед всё равно не заподозрит обмана». Лидера передёрнуло: словно чужим голосом. Будто слова принадлежали той Киёре. «Теперь эта дрянь лезет ко мне в голову?..» — Я сожалею вашему горю. Но не могу позволить вам остаться. Чертыхнувшись про себя, Идогава сжала пальцы до побеления костяшек. — Однако… — служитель задумался, — В храм частенько захаживает один почтенный меценат. Кагэморо-сан не так давно обмолвился, что в его хозяйстве недостаёт пары-другой рук. Нужны трудолюбивые и честные работники, на кого можно положиться. Я мог бы порекомендовать вас. Это было лишь стечением обстоятельств. Однако благодаря ему вкупе с даром убеждения лидера дуэта девушки сумели кое-как прибиться ко двору зажиточного вельможи. Получив покровительство нового господина, они могли рассчитывать на пищу, кров и даже на возможность немного заработать. Искусстволюб Итами Кагэморо не был красавцем, а обладал весьма своеобразной внешностью. Он напоминал Миори своей беспристрастностью и закрытостью её саму. Так же не разбрасывался словами попусту, был щепетилен и придирчив, не позволяя работникам лишний раз расслабиться. Было невозможно догадаться, что у него на уме. Одно только присутствие господина вызывало у прислуги почтенный ужас и трепетное благоговение. Реалистично смотрящая на вещи Идогава не питала иллюзий: не надеялась ни на жалость, ни на снисхождение. Лишь беспрекословно выполняла всё то, что ей вверялось.***
По обе стороны роскошной постройки — открытые переходы. Они протянулись от энгавы практически до самых ворот. Идеальная симметрия вертикальных столбов, частыми решётками подпирающих кровлю и меряющих шаги. Идогава держала ворот хаори плотно запахнутым: поздняя осень одаривала стылым ветром. Мрачный козырёк глухого навеса поглощал редкие всплески солнечных лучей. Выбравшись из-под него на волю, замедлившаяся Миори взглянула в вышину. Над ней плотной периной плыл глухой облачный заслон, погружая город в сонливое забытье. Полого парящая, сереющая облачная вата. «Бессмысленно навсегда забиваться в кокон страха. Страшиться любого света, словно он — пламя. Один только приказ этого коварного лицедея — и нас достанут откуда угодно». Она ускорила шаг, чтобы не отстать от впереди идущего господина Кагэморо. «В первую очередь нам понадобятся сильные и влиятельные союзники знатного происхождения, держащие связь с государственными чинами. Я постараюсь убедить их последовать за нами». Полукровка нахмурила тонкие брови. «Настроив против него верха, мы обрежем ему золотую жилу». Однако кое-что всё же подрывало её уверенность. В душе продолжало зреть беспокойство из-за странного чувства недосказанности, оставшегося с того самого дня.***
Слабеющая зелень жадно впитывала остатки влаги в напоминание об иссякнувшем дожде. Набухающие капли свешивались с кромки листьев, разбиваясь о сырую землю. Алые тории указывали путь: сквозь коридор стволов виднелась потемневшая от времени, поросшая мхом каменная лестница — облитые водяным глянцем неуклюжие ступени. Повидавший ни один век дзиндзя укрывался в тени леса. Грозные комаину, навострив чуткие уши, охраняли покой божественной обители. Несмотря на светлый полуденный час, под крышей святилища собирались полутьма и прохлада. «Извините, что без спросу вторглись в ваши владения…» У деревянной колонны, держа ладони вместе, стояла опустившая веки Миори. «…пожалуйста, позаботьтесь о нас». — Молишься с утра пораньше? — прозвучал позади голос напарницы. — Кто разрешил тебе встать? — повысила тон повернувшаяся к ней лицом Идогава, — Рановато подниматься с твоими-то ранами! — Я сама себе разрешила, — устроившись на храмовых ступенях спиной к девушке, Ринозуки вынула катану из ножен, кладя возле себя саю. — А если они откроются? — крестьянская дочь слушала вполуха, намётанным глазом осматривая помутневший от грязи металл, — Когда-нибудь твоя беспечность сведёт тебя в могилу… — Ничего не меняется, — с долей печали усмехнулась младшая полукровка, отвлекаясь от своего занятия, — Как только всё заканчивается, ты сразу гонишь меня прочь, — она вновь взяла в руки клинок, концентрируясь на чистке лезвия и более не отрывая от него взгляда, — Ждёшь, чтобы я скорее уснула и мне на смену явилась «другая» Киёра, — горьковато улыбнулась девушка. Движение головы сбросило прикрывавшие шею спирали каштановых локонов — на светлом плетении ткани безобразными грязными кляксами проступали крупные кровавые подтёки. — Что за глупости… — как-то растерянно фыркнула лидер дуэта. — Ты до сих пор боишься меня, Ми-чан? Прячущая глаза Миори поджала сухие губы. Она подсознательно готовилась к тому самому премерзко колющему чувству, когда на коже ощущался взор с противоположной стороны. Электрическим разрядом проходящий по телу. — Почему ты так меня боишься? Пересилив себя, она взглянула на самозванку. Сейчас в выражении Ринозуки не было ни царапающей остроты, насквозь прожигающей чувство защищённости, ни неуютной шершавости. Морок болотно-серых глаз не таил в себе той самой пугающей, гипнотически бездонной глубины. В них стояла непривычная, никак не вяжущаяся с этим образом мягкая, тёплая грусть — отрешённая меланхолия. Эта эмоция очеловечивала настолько, что Идогаве даже стало совестно. — Ты так хочешь скорее воссоединиться со «своей» Киёрой… Ты же в курсе, что, вышли он погоню, эта слабая девчонка будет только мешаться под ногами? — Ты в самом деле переживаешь за нас? Никогда не поверю, — съязвила русоволосая красавица. — Со мной у тебя объективно больше шансов. По крайней мере, пока всё не уляжется, — заметила спутница. — Особенно после того как ты отпустила коня Ураши… — с презрительным смешком припомнила ей лидер, — в то время как мы обе прилично отхватили и нам сложно передвигаться пешком. — Лошади не созданы для службы человеку, — с нетипичной для неё ласковостью проговорила едва улыбающаяся «иная» Киёра. Миори скептически возвела бровь. — В этом и заключается человеческая натура: вы всегда хотите слишком многого, стремясь присвоить себе и контролировать даже то, что не может принадлежать вам по самой своей природе. Этот красавец здорово нас выручил, и мы не вправе требовать от него больше. Живые существа не орудие и не средство. «Она ещё более странная, чем я предполагала, — подумала поглядывающая на неё Миори, — И вдобавок не особо дальновидная». — У меня сейчас нет сил с тобой спорить, — вздохнула старшая полукровка, смирившись с ситуацией, — Как только закончишь с мечом, возвращайся в храм и приляг. Не подлечишь раны — придётся мне вместо лошади тащить на себе твоё бренное тело. Так мы точно не уйдём далеко, учитывая, сколько наела «настоящая» Киёра за вас обеих. Она старалась звучать как можно суровее, но её реплика лишь повеселила спутницу. — Ну прямо строгая старшая сестра, — посмеялась дочь землепашца, — Знаешь, я даже немного завидую «той» Киёре, — призналась она, — Она так мечтала сократить дистанцию и добилась своего. — О чём это ты? — Что ж… Пожалуй, последую твоему совету, — с усилием поднялась темнокудрая воспитанница — тяжело и медленно. Уходя, она напоследок повернулась. Её непонятная улыбка сбивала с толку. Взгляд светлых глаз зацепился за задумчивые и неуверенные карие — свободный и плавный, немного насмешливый, но по-доброму открытый. — До встречи… Миори. «Даже не Ми-чан?» — с неозвученный смешком мысленно вернула ей статная девушка.***
— Вы звали меня, Кагэморо-сама? — поклонилась старшая полукровка, переводя за спину скользящий по плечу хвост волос. — Входи, — мужчина предстал перед ней в своём бирюзовом нагаги и узорчатом головном уборе, покрывавшем начавшие проглядывать залысины. Восковая маска лица, как обычно, не выдавала эмоций. Наёмница бесшумно присела на татами. — Миори, верно? — длинноносый господин с тянущейся складками с подбородка широкой шеей остановил на подчинённой свои рыбьи глаза — крупные и точно слюдяные. Она молча кивнула. — Ты отлично себя показала, Миори. Я весьма тобою доволен, — Идогава прикусила губу, не осмеливаясь поднять взгляд. Она смиренно опустила его вниз, словно то была брань, а не похвала. — Вы очень добры, Кагэморо-сама, — ещё один быстрый поклон. Она сделает всё, лишь бы её Киёра оставалась в безопасности. Всё, что от неё зависит. — Как ты заметила, у тебя появились дополнительные поручения, — продолжал он, — Будешь и дальше демонстрировать достойный результат, и я смогу сделать тебя своим личным сопровождающим и увеличу твоё жалование. Ей точно не послышалось? Господин и правда выделил её? Приглашённая отважилась посмотреть в лицо уважаемому меценату. Тот почти никогда не улыбался, но иногда его глаза становились чуть мягче и будто бы добрее. В точности как сейчас. Миори покраснела. Она не чувствовала, что заслуживает этого. У неё не было таких страшных ранений, как у Киёры. Она не бралась за исполнение своих обязанностей с тем же воодушевлением, что и та. Не желала признания столь же страстно, как её напарница. Киёра прикладывала все усилия, чтобы её заметили. Только бы её заметили… — Сменить постели? Предоставьте это мне! — восклицала младшая прислужница, закатывая рукава. Ринозуки почти перестала носить своё любимое светло-сиреневое кимоно. Всё чаще и чаще лидер дуэта видела её в кэйкоги, застиранном и заплатанном на коленях и локтях. — Гляди, Миори! Я натру стол так, что ты увидишь в нём своё отражение! — улыбалась во весь рот дочь землепашца. — Смотри, не протри дырку! — нарочито грозно свела брови осанистая красавица прежде, чем рассмеяться. Новая позиция в иерархии поместья должна была достаться не ей. Вальяжный Итами не любил суету и спешку. Ему нравились сдержанность и немногословность Миори. То, как она подавала себя, с каким достоинством исполняла свои обязанности. Не привыкла спорить и перечить. Умела поддержать разговор об искусстве и философии, к коим он тяготел. Лучшей кандидатки и придумать нельзя. — Что же касается твоей соседки… Миори на миг оживилась, замерев в напряжении. — …Керы? Коры, кажется?.. — бровь дёрнулась против воли её обладательницы. — Киёры, — негромко поправила Идогава. — Неважно. Её работа… это совершенно никуда не годится… — что-то внутри у лидера оборвалось, — Во-первых, продуктивность и качество. Другим постоянно приходится всё за ней переделывать. Эта лентяйка ужасно медленная: моет полы по полдня, отвлекаясь на что угодно. Уж не говоря о тех вещах, которые она сломала или испортила. Во-вторых, прожорливость. Всё время выпрашивает на кухне дополнительные порции. В-третьих, манеры. От неё всегда столько шума… Только и делает что лезет, куда ей не следует, и нервирует остальных, привлекая к себе излишнее внимание, — слушающая увлажнила пересохшие губы, — Я дам ей время до конца недели. Полагаю, этого достаточно для поиска нового жилья. — Кагэморо-сама, пожалуйста!.. — вступилась за возлюбленную Миори, — Вы же знаете, как она старается, несмотря на ещё не затянувшиеся раны! Позвольте ей проявить себя!.. Я готова за неё поручиться. — Возможностей было предостаточно, — покачал головой почти не моргающий вельможа, — Передай ей мои слова. — Но господин… — Можешь идти, — он вернулся к своим делам, давая понять, что продолжать диалог бессмысленно.***
— Миори, как всё прошло? О чём вы говорили? — к вернувшейся в комнату Идогаве тут же подлетела вскочившая с места Киёра. — Ну… — О! Дай угадаю, — в нетерпении перебила её Ринозуки, — Тебе предложили новую должность, да? «Я должна сказать ей». — Вроде того, — отозвалась вторая наёмница. Лучистые серо-зелёные глаза блестели, будто светясь изнутри, пока губы расползались в счастливой улыбке. — Миори, я так за тебя рада! — воскликнула бывшая селянка, — Ты достойна этого больше кого бы то ни было. Я всегда в тебя верила!.. — она промокнула веки тыльной стороной ладони, — Ты же приняла его предложение? Миори еле заметно кивнула. — Ну слава Ками-сама… А то я тебя знаю: вечно преуменьшаешь свои заслуги, — подойдя ближе, улыбающаяся Ринозуки потрепала её по плечу, — Ты же у нас сама скромность. «Ну же! Расскажи правду прямо сейчас». — Знаешь, что я думаю? — едва Идогава открыла рот, крестьянская дочь легонько ткнула её в грудь указательным пальцем, — Нам стоит отметить твоё повышение. Возражения не принимаются! Киёра отступила назад со своей довольной кошачьей улыбкой. Она даже подвязала волосы. Ринозуки всегда сопротивлялась этому до последнего, не заплетая их ни на учениях, ни на миссиях. Здесь же она была вынуждена послушаться старших. Женщины-служанки господина Кагэморо часто ругали её за неопрятный внешний вид, прозвав «лохматой ведьмой», и ей пришлось пойти против себя. Миори не забудет, как напарница плакала и вопила от боли, приводя в порядок свою кучерявую копну. Да, Киёра сильно изменилась с тех пор, как они попали к меценату. Трудилась в поте лица, не позволяя себе лишнего нытья. Бралась за любую работу, что бы ей ни дали. В том числе за самую тяжёлую и грязную. Не жаловалась, даже когда появлялись мозоли или высыхала и лопалась кожа ладоней. — Я тут немного подкопила, так что гуляем за мой счёт! — подмигнули смеющиеся болотно-серые глаза, — Спрятала в саду. Никому здесь не доверяю, если честно, — добавила напарница уже тише, приложив пальцы ко рту, — Особенно этим злыдням. Мерзкие старухи!.. Без конца твердят, что я всё делаю неправильно! — прорычала она, скрежеща зубами. От этого зрелища лидер невольно засмеялась, хотя на сердце всё ещё было неладно. «Нет. Я не могу сказать вот так». Она с усилием выдохнула, мысленно убеждая саму себя. «Ещё не время».***
— Побудем пока здесь. Вести тебя назад в таком состоянии чревато для нас обеих, — Миори, всю обратную дорогу героически терпевшая нетрезвые речи и посягательства спутницы, усадила ту на крыльцо гостевого домика, — Подожди тут. «Вот дурёха: напилась так, словно это она виновница торжества», — усмехнулась в своих мыслях лидер дуэта. — Ага, так я тебя и отпустила, — притянула её объятиями пьяная Ринозуки. — Эй! — почувствовав на своей груди цепкие пальцы напарницы, старшая полукровка сняла с себя её руку, — Я скоро вернусь. Идогава вошла во тьму, развеяв созданное ею же тепло. Киёра осталась одна в безмолвии. Если у неё нет выбора, остаётся только ждать. И она будет ждать до конца. Ночь разносила по воздуху умиротворяющую негу. Бушевавший днём ветер практически стих, лишь изредка прогоняя по двору свой призрачный шлейф. Стоящая зыбью сплошная темнота нехотя расходилась от поместья, испускающего мягко рассеивающееся свечение. Туман освобождал сознание, восприятие постепенно обретало ясность. Словно тянущийся пушистой пряжей облачный полог там, высоко наверху, что медленно развеивался, являя земному наблюдателю крошечные искры звёзд. Их ровный леденящий свет пронизывал, задевал что-то в ней. Что-то глубоко внутри. — Я взяла у слуг фонарь. Извини, что долго. Движущийся по камням дорожки островок света упал под ноги задумчиво подпирающей подбородок дочери землепашца. — Миори, прости меня… — За что ты извиняешься? — удивилась опустившаяся рядом светловолосая наёмница, ставя на дощатый подъём тёутин. — Мне так стыдно за то, как я себя вела… — напряжённо прикрыла веки Киёра, потирая пальцами переносицу, — За все мои похабные комментарии и приставания. Я ничем не лучше тех мерзких дружков Ураши, — тяжело вздохнула она. — Всё в порядке, не волнуйся об этом, — взгляд Идогавы соскользнул вниз на выступы камней. — Чувства и эмоции часто берут надо мной верх. Порой мне сложно вовремя остановиться. Вспомни, сколько раз я выводила тебя из себя, когда мы только познакомились, — пресно усмехнулась Ринозуки, — Я была такой вечно восторженной идиоткой с шилом в одном месте… и как у тебя хватало терпения мне не врезать?.. Темноволосая воспитанница с силой сжала кулак, впиваясь ногтями себе в ладонь. — Ты такая замечательная… правда, — искренняя улыбка дочери селян заставила поднявшую глаза Миори неловко отвести их, — Иногда мне кажется, что я тебя не заслуживаю. Лидер дуэта тихо опустила голову. — Знаешь, Миори, я подумала… Что, если я снова поведу себя как полная идиотка, и этот день вдруг станет последним?.. — негромко произнесла младшая, — Мы живём в страшном, нестабильном мире. Те жуткие истории из книг Ураши… Скорее всего, они были сфальсифицированы, как и всё остальное. Но ведь такие случаи действительно происходят. Это — наша реальность. После короткой паузы она продолжила: — Я очень боюсь потерять тебя… Киёра поймала блестящие глаза напарницы. Миори запрокинула лицо, останавливая слёзы. — Ты точно дурочка… — отозвалась она, потянув носом, — Как ты можешь такое говорить?.. — Я… — Киёра не успела сочинить оправдание, как лидер крепко прижала её к себе. — Я никогда не относилась к тебе плохо, — прошептала старшая полукровка. Руки бывшей крестьянки оплели шею Миори, приподнимая тяжесть светлых волос. — Я счастлива, что ты у меня есть, — Идогава не видела её выражения, но почувствовала в голосе улыбку, — Я люблю тебя, Миори… Ринозуки отняла голову от плеча лидера дуэта. Глаза бывшей селянки встретились с тёмными. В черноте карих бликами играл огонёк фонаря. Дотронувшись до щеки Миори, Киёра провела по коже подушечками пальцев, мягко наклоняя лицо девушки к себе и соединяя их губы в поцелуе. Он не был таким, как прошлые. Боязливым, слишком осторожным или смущающим. В их близости больше не осталось места горечи и отчаянию. Отныне она не казалась ни побегом от реальности, ни желанием скрыться от нависшей над ними опасности, став столь простой и естественной. Пальцы опустившей ресницы Ринозуки погрузились в гладкий шёлк волос, перебирая золотые пряди. Лежащие на спине девушки руки Идогавы согревали её, отгоняя прочь все лишние мысли. «Что бы ни уготовила нам судьба...» Миори склонила голову немного вбок, сильнее обнимая Киёру. «...я ни за что не отпущу её».***
Льющийся из единственного источника свет достигал потолка. Ненадёжное, маленькое пламя колебалось, грозясь потухнуть. Взяв ладонь Киёры, лидер целовала белёсые полосы от порезов. Ринозуки словила внимательный взгляд тёмно-карих глаз — уголки её губ чуть приподнялись. Миори внутренне вздрогнула. Никогда прежде она не замечала, как скромно-вкрадчивая улыбка напарницы напоминает ей слабую полуулыбку внучки Нагасима. Ей даже на мгновение показалось, что нос вновь защипал тонкий запах жасмина. Запах Химарин. «Химарин, ты всегда наблюдаешь за мной…» Пальцы длинноволосой красавицы переплелись с расчерченными шрамами пальцами крестьянской дочери. «Помнишь, как ты ругала меня, когда я говорила, что, наверное, недостойна счастья?.. Тогда я ещё ничего не понимала». Идогава склонилась над младшей полукровкой. Её губы касались чувствительной кожи шеи, учащая и сбивая дыхание Киёры. «Теперь же я точно знаю: мне без разницы, что будет завтра. Позже я обязательно что-нибудь придумаю». Кисть старшей полукровки скользнула под свободно лежащий эри, обводя выступ небольшой груди. Чувствуя колотящееся сердце девушки. Миори целовала Ринозуки — неторопливо и плавно, словно пытаясь замедлить течение времени. «Сейчас же… я просто хочу побыть с ней». Дочь землепашца проводила по её волосам. В памяти Идогавы всплыла подруга детства, гладящая её по голове. — Ты большая молодец, Миори-чан. Не смей зря себя ругать! «Да, я действительно изменилась». Миори ненадолго отстранилась. Её руки помогли младшей наёмнице привстать. Раскрывшееся двухслойное одеяние заскользило вниз, подставляя фонарю обнажённый стан. Световые пятна — отблески на поверхности кожи — подчёркивали изящество линий. Ямка на шее ниже полосы бинта, выделяющиеся ключицы, округлость бюста… Лидер дуэта не могла отнять взгляд. Ринозуки путающимися пальцами распустила волосы, уронив на плечи тёмно-каштановые локоны. Миори приблизилась к полукровке практически вплотную, возобновляя прерванный поцелуй. — Сюда точно никто не зайдёт? — забеспокоилась Киёра, оторвавшись от держащей её талию напарницы. — Не переживай, — возлюбленная убрала с её лба непослушные кудри, — все уже готовятся ко сну. Припавшая к губам бывшей селянки Миори уложила девушку на раскинутое кимоно, вновь оказываясь над ней. Идогава старалась быть максимально деликатной, не задев ненароком болезненные следы от ран. Прикосновения к не защищённому одеждой телу заставляли Ринозуки неосознанно подаваться навстречу. Ладонь легла выше колена, побуждая Киёру раскрыть бёдра немного шире. Рвано дышащая темноволосая воспитанница рефлекторно вцепилась в коралловую ткань на спине старшей наёмницы. Порождаемая небыстрыми круговыми движениями дрожь и тонущие в частых поцелуях обрывки стонов. Лидер дуэта слегка выпрямилась, чтобы закинуть ноги полукровки себе на плечи и приподнять её таз. Прикусившая тыльную сторону кисти Ринозуки замычала, отворачивая лицо: в узкую влажность протиснулись пальцы. Глубокие, медленные толчки — до самого основания — заставляли младшую наёмницу раз за разом содрогаться. Она заглушала всхлипы ладонью. Светловолосая полукровка без усилия входила в неё, надавливая на переднюю стенку согнутыми фалангами. Губы Идогавы нежно дотрагивались до кожи бедра, вызывая колкие мурашки. Киёра дёрнулась в её руках, запрокинув голову назад. Миори почувствовала, как ослабевает тело напарницы. Упавшие вдоль него руки не двигались. Аккуратно опустив девушку, всерьёз заволновавшаяся лидер подвинулась, очутившись сбоку от неё. — Что… — не успела она дотронуться до плеча, как тут же отдёрнула пальцы, отскочив дальше: сердце рухнуло в ноги от внезапно окатившего её страха. Будто посветлевшие, широко раскрытые глаза резко вскинувшей лицо Ринозуки навелись точно на карие. Рот обезображивал искривлённый оскал. — Ты скучала по мне, Ми-чан? Слова как нарочно застряли в горле. — Ну на-адо же, всё в точности, как я и говорила, — протянула «иная» Киёра, вальяжно оперевшись на согнутый локоть, — ты готова дать всё, что угодно, ничего не ожидая взамен. — Зачем ты пришла? — опомнилась от испуга русая полукровка. Самозванка как-то чересчур легко выпрямилась из положения лёжа и элегантно набросила на плечи поднятый дзюбан, затянув завязки. Ровно севшая Киёра стала почти на полголовы выше лидера дуэта. — Ты ведь не забыла о нашем уговоре? — блеснули демонически-ясные глаза. Спину Миори прожёг холод. «В прошлую нашу встречу она была другой. Что с ней произошло?» — Как ты помнишь, мы с тобой заключили сделку, — Ринозуки приблизила своё лицо к лицу Идогавы. Девушке сделалось некомфортно от вида неестественно сузившихся зрачков. Узор серо-зелёных радужек зашевелился… или ей почудилось, и то плясало отражение огня тёутина?.. — Скажи, Миори… — чарующе сладкая улыбка пленила, — …ты готова отдать мне всю себя?.. Кудрявая дьяволица по-хищнически впилась в губы статной красавицы, обманчиво нежной рукой придерживая её затылок. Частое, тесное и мокрое соприкосновение языков. У Миори закружилась голова — очертания неярко освещённой комнаты поплыли и смазались, вызвав в животе спазматический отклик. «Признайся, ты ведь хочешь этого?» Цепенеющее тело отяжеляла слабость. Ореол фонаря будто бы пульсировал, окрасившись ржаво-красным. Ютящаяся по углам темень обретала глубину. Отделялась от тонких стен и получала собственную форму. «Будь честна с собой, Миори». Уложив лидера дуэта на спину, самозванка опустилась сверху. Приподнимающие голову пальцы сильнее врезались в кожу. Нижнюю губу Миори остро укололо болью — рот заполнился солёно-металлическим привкусом. Очнувшаяся Идогава столкнула с себя девушку, перевернувшись на живот. Но опередившая её попытку встать полукровка схватила хвост золотых волос и, намотав его на запястье, потянула на себя. Старшая наёмница судорожно шарила по полу в поисках снятого кайкэна. — Ты всегда мне нравилась, Миори, — она затылком ощущала эту съехавшую набок ухмылку нависающей над ней крестьянской дочери, — но казалась какой-то неискренней. Выждавшая момент Миори попробовала отпихнуть Ринозуки, разорвав её хватку, но та поймала руку, заламывая и придавливая девушку своим весом к полу. — Душевное равновесие твоей дорогой Киёры в последнее время так шатко, — отпустив русый хвост, забравшаяся под коралловое полотно ладонь оглаживала выдающиеся формы. Лидер дуэта с силой сдавила челюсти. «Иная» Киёра наклонилась к самому её уху, пока пальцы Ринозуки водили по белизне бедра: — Вскоре я смогу заполучить полный контроль над этим телом. Всё внутри Миори замерло. «Что это значит?..» — Для тебя я — побочная личность, не так ли? — усмехнулась в светлые волосы темнокудрая демоница, — Но что ты скажешь, когда я стану основной… и мы сможем развлекаться так каждую ночь? Лидер практически перестала чувствовать свою кисть. Собравшись с силами, она попробовала вывернуться из захвата. — Ми-чан, кончай уже сопротивляться, — самозванка сменила позу, потащив за собой старшую полукровку. Локоть Миори случайно коснулся лежащего рядом предмета. — Ты ведь, как никто другой, знаешь… — понизила голос Киёра. Осторожные пальцы сомкнулись на рукояти. — …что за всё приходится платить!.. Удар. Рывок. Скачок. Они поменялись местами: темноволосая воспитанница оказалась снизу. Тяжело дышащая Идогава направляла к бледной шее блестящее лезвие. — Почему ты остановилась? — смеялись хитрые серо-зелёные глаза, — Ты ведь собралась убить меня? Миори медлила: крепче сжала цуку, но не сдвинулась с места. — Так давай же! Тогда умрём мы обе. — Дьявол… — поняв, что у неё нет выбора, напряжённая лидер дуэта медленно отвела кинжал, отпустив рукоять — кайкэн упал сбоку от лежащей. — Жизнь умеет разочаровывать, не правда ли? — со смешком бросила та в спину вставшей и отошедшей от неё Идогавы. Поднявшись, Киёра выпрямилась позади девушки: — Ты ведь хотела изменить её? Повлиять на ход событий, чтобы невсегда остаться со своей наивной глупышкой? Погрузивщаяся в думы Миори какое-то время стояла, не шелохнувшись. Она с яростью сжала зубами прокушенную губу, мысленно проклиная всё на свете. Карие глаза слепо бегали из стороны в сторону. Идогава смазала с подбородка капли крови. Она не собиралась слушать. Не хотела получать подтверждение своих самых больших страхов. Но не могла пропустить слова самозванки мимо ушей. — Смирись, Ми-чан: ты ничего не сможешь сделать, — продолжала Ринозуки, её голос звучал уже ближе, — Против предначертанного тебе ты бессильна, просто прими это. «Просто прими это», — отдалось ненавистным эхом в голове нахмурившей лоб старшей полукровки. Взяв себя в руки, она обернулась. — Что насчёт нашего уговора? Ты же не успокоишься, пока я не дам то, чего ты хочешь? — отстранённо и безэмоционально произнесла морально опустошённая наёмница. — Я вовсе не собиралась брать тебя силой, лишь немного подразнить, — усмехнулась собеседница, — А ты приняла всё за чистую монету и даже чуть не зарезала меня. Ты такая забавная, Ми-чан, — как ни в чём не бывало расползлась в улыбке прикрывшая глаза Киёра, — Всегда сама серьёзность. Хмурая Идогава глядела на неё, как на ненормальную. — Мне нет смысла запугивать и принуждать тебя: рано или поздно ты сама ко мне придёшь. Вдоволь насладившись красноречивым взором Миори — рассерженной и ошеломлённой до глубины души, она продолжала: — …ведь я останусь единственным живым напоминанием о той, кого ты так любила.***
Ясное осеннее утро — тоска природы по ушедшему лету. Прозрачность чистого неба в редких облаках и робкое, словно прощающееся с землёй солнце. Пробудившаяся префектура жила своей жизнью, готовясь к новому дню забот. Зевающая и помятая с виду Киёра неторопливо плелась вдоль городской улицы, старалась отогнать сон, обвивающий плечи пушистым хвостом. «Надеюсь, это верная дорога, — думала про себя не выспавшаяся девушка, — Похоже, ушлые старухи решили под конец выжать из меня максимум выгоды… Надо же: он уже даже не доверяет мне свои деньги. Покупки оплатили авансом, — ехидно усмехнулась она, — Миори будет рвать и метать, узнай она, что я одна ходила по Коти. Как будто я могла возразить что-то старым гиенам. У неё теперь новые заботы: она обязана являться по первому зову жабомордого господина и всюду таскаться за его мерзкой физиономией. Сдаётся мне, приставил он её к себе не просто так, а потому, что прознал о боевых навыках. Хорошенькая, искусная и беспрекословно подчиняющаяся тебе телохранительница — чем не мечта любого богатого мужчины? Не приведи Ками-сама, этот носатый уродец начнёт распускать с ней руки». В душе бывшей селянки ещё оставалась обида на судьбу за тот случай, когда она отключилась в самый неподходящий момент, очнувшись уже в комнате слуг в доме господина. С тех самых пор как Ринозуки непреднамеренно подслушала разговор Итами и кого-то из старожилов поместья, поводов для простых радостей становилось всё меньше и меньше. Именно тогда она узнала о намерении Кагэморо от неё избавиться. С того момента она сдалась. Не ставшая лишний раз дёргать и без того нервную Идогаву младшая полукровка переживала это внутри себя. Утратив всякий энтузиазм, справлялась с задачами с горем пополам. Желание изменить мнение о себе пропало напрочь, отныне казавшееся бессмысленной тратой сил. Она не размышляла ни о запасных вариантах, ни о временном пристанище — больно было даже думать о расставании с надёжно пристроенной здесь напарницей, которой чудом удалось добиться расположения господина. Кроме того, разница в статусах девушек существенно отдалила их друг от друга. В новых условиях они могли уделять друг другу не уж так много времени: как правило, обе были вымотаны настолько, что буквально валились с ног. Находясь в подвешенном, неустойчивом состоянии, крестьянская дочь в последнее время плохо спала. Могла пролежать целую ночь, так и не сомкнув глаз. Неумолимо бегущие дни превратились в обратный отсчёт до её разлуки с Миори. — Да чтоб тебя!.. — едва не плачущая Киёра сжала челюсти, со злостью пнув придорожную гальку, — Почему я должна заниматься всякой ерундой за эти унизительные гроши! За издевательства и смех!.. Она не обращала внимания на проходящих мимо горожан, провожающих её осуждающе-недоумёнными взглядами. — Вы серьёзно предлагаете мне положить своё моральное и физическое здоровье на то, чтобы толстобрюхие и холёные свиньи набивали рты деликатесами в чистоте и комфорте?! Ну уж нет!.. — трясущаяся от негодования Ринозуки в одно движение сняла с волос ненавистную ей завязку, — Раз они смеют пировать за наш счёт, я тоже имею право! Взгляд полукровки упал на уличный прилавок. Вывеска гласила: «Данго». От вида свеже приготовленных и заманчиво разложенных рядами вагаси у неё потянуло живот. Она ведь так и не успела перекусить с утра, прежде чем её выпроводили за продуктами: обед для иностранных гостей господина — оценщиков-европейцев — нужно было готовить исключительно из свежайших ингредиентов. «Миори назвала бы это пустой тратой денег и предложила что-то попроще. Но её здесь нет…» Спустя пару минут младшая наёмница уже уплетала вожделенное лакомство за обе щеки. «Объеденье!.. Ради такого и жизнь отдать не грех, не то что деньги», — мечтательно изрекла она про себя. Город вокруг неё — разноликий и неумолкающий — сливался во многоцветные пятна. Запах выпечки, ноты табака. Обрывки фраз, шум шагов и шелест ветра… всё это был Коти. Ставший по-своему родным и всё ещё такой чужой. Киёра почти никогда не останавливалась вот так, чтобы в него вслушаться. Чтобы он перестал быть лишь фоном для её жизни, сделавшись отдельным действующим лицом. Иногда ей казалось, что она постепенно теряет связь с этим миром. Будто вот-вот перестанет быть его частью. Однажды она снова провалится в неизвестность и больше не сможет вынырнуть, захлебнувшись в её тёмных водах. — Киёра-чан? Какими судьбами? Внезапное обращение выловило полукровку из потока мыслей. Голос и манера речи показались какими-то уж чересчур знакомыми. — Ки-чан?!.. — вскинув глаза, вскрикнула от неожиданности Ринозуки. — А я уж и не рассчитывала на встречу, — возле неё остановилась высокая и ладно сложенная девушка в кирпично-красном косодэ и тёмно-коричневых хакама, — К тому же, такую спонтанную. Как тесен мир. Киёра хорошо помнила эту её лисью улыбку, отмечающуюся ямочкой на щеке. Непременно отражающуюся в бездонно-чёрных глазах. Крошечную родинку под кромкой нижних ресниц… — Что ты делаешь в Коти? — резко взбодрившаяся полукровка всё ещё пыталась отойти от потрясения. — Отец задумал расширить бизнес. Он организует здесь встречи со сведующими людьми, всюду таская меня с собой. Скука смертная, — суховато усмехнулась стоящая по её левую руку Киша. Младшая наёмница смотрела на неё и не могла оторваться. Не было причин отрицать, что её детская подруга выросла в крайне привлекательную молодую особу. Несмотря на не присущую ей женственность и манеру носить длинные красно-коричневые волосы подколотыми, Кишагири всегда приковывала взгляд. Она была хороша, как хороши бывают миловидные юноши: выразительный изгиб бровей, красивый разрез глаз, прямой нос, аккуратные губы, точёный подбородок. — Ничего себе, Ки-чан! — неподдельно восхитилась крестьянская дочь, — Вы собираетесь открыть тут закусочную? — Пока рано об этом говорить, — хмыкнула Ойва, разминая шею. Киёра про себя отметила, что она, не изменяя себе, носит всю ту же массивную и старомодную бабушкину заколку. После смерти любимой бабушки Кишагири стала более закрытой и по-взрослому серьёзной. С этого момента и начались все странности в её поведении. — А как там в Ино? — неутихающий интерес украдкой посматривающей на собеседницу бывшей крестьянки подталкивал всё к новым и новым вопросам. — Почти ничего не изменилось. Некоторые уехали, а так особо ничего нового, — пожала плечами Киша, — Ты лучше расскажи, как сама попала в Коти, — пересечение их взглядов немного смутило Ринозуки. — Ох, это будет долгая история, — призналась полукровка, — Мне столько всего нужно рассказать… Поглощённая общением с давней знакомой Киёра совершенно забыла о своём поручении. Как и о том, что старые мегеры ждут её скорого возвращения. — Мы с отцом остановились в минсюку. Если хочешь, можно продолжить разговор там. — Это отличная идея, — охотно приняла предложение подуставшая наёмница, — Я бы с удовольствием сейчас присела… Впервые за достаточно долгий период Ринозуки почувствовала, что душащая безысходная атмосфера отступает. Только сейчас девушка поняла, как соскучилась по простой болтовне. Всё это время ей ужасно не хватало беззаботных, ни к чему не обязывающих разговоров. Душевных и тёплых, какими были их разговоры с Кишагири. Сколько Киёра себя помнит, она всегда неосознанно тянулась к Ойве с её здравомыслием, независимостью и ничем не затуманенным взглядом. Не важно, о чём они говорили. Киша всегда умела отвлечь подругу от насущных проблем и малоприятных мыслей. Крестьянская дочь никогда раньше не задумывалась, насколько действенным лекарством может быть общение с близким ей человеком.***
В минсюку с его узкими коридорами и небольшими номерами для постояльцев пахло деревом и немного — бельевой пылью и стариной. Несмотря на закрытые сёдзи, внутри было довольно светло. Тесноватая, но в целом уютная комната была обставлена достаточно скромно: всего-то пара дзабутонов, низкий чайный столик с декоративными тканевыми салфетками и сухоцветами в маленькой вазе. — Узнаётся почерк Ойва… Порядок на зависть монаху-аскету, — осмотревшись, прокомментировала темноволосая полукровка, вызвав у Кишагири смешок. В юные годы она редко сидела перед знакомой в сэйдза, но сейчас ей хотелось произвести хорошее впечатление. — Возможно, «я из прошлого» предполагала, что у меня будут гости. Со стороны коридора раздался негромкий стук. Приняв предложение войти, поклонившаяся девушкам молоденькая работница в полосатом кимоно внесла бамбуковый поднос с парой отдающих пар яноми и небольшой порцией угощения. Поставив их перед гостьями, она неслышно удалилась. — Я никогда не была в подобном месте, — поделилась дочь землепашца, греющая ладони об глиняную пиалу. — Всё бывает впервые, — опёрла щёку на ладонь Кишагири. Густо-чёрные глаза и изящно очерченные губы улыбались. — Что правда, то правда, — согласилась Киёра, снимая пробу с напитка и сразу же обжигаясь до слёз из глаз. — Осторожнее. Лучше подожди, пока остынет, — порекомендовала Киша, ставшая свидетельницей её гримасы боли, — Это тамарёкутя — достаточно необычный и знаменитый чай на Кюсю. Если обожжешь язык — не сможешь в полной мере насладиться его вкусом, — по-доброму усмехнулась она. — Дофольно фкуфно, — поделилась впечатлениями полукровка, переставшая чувствовать ошпаренный кончик языка. До этой их встречи Ринозуки считала бывшую подругу своим воплощённым кошмаром. Она смогла убедить себя в том, что действительно ненавидит её. Презирает всем своим сердцем, как некогда поделилась с Миори. Однако сейчас полукровка не ощущала ничего из этого. Перед ней была Ки-чан. Её Ки-чан. Ки-чан, вместе с которой они лепили рисовые колобки и дурачились на улице. Ки-чан, которая всегда приносила гостинцы из закусочной отца. Ки-чан, с которой они делились секретами, лёжа под одеялом… Она вспоминала, как ещё ребёнком с криками и смехом носилась по двору, гоняя неповоротливых тучных куриц. — Кыш! Ишь, отъели себе брюхо! А как вы будете спасаться от хищников? Не будь вы такими ленивыми, уже научились бы летать! — Курицы не летают, — сидя поодаль, с покровительственной улыбкой заметила наблюдающая за этим Киша. Кишагири была тем человеком, что привык держаться в стороне. Всегда сохранялось нечто, что она утаивала от своей подруги, так и оставаясь для неё неразгаданной загадкой. Возможно, именно это в ней по-своему и притягивало. — Я как-то встретила твоего младшего брата. Он про тебя рассказывал, — вернулась к первоначальной теме Ойва, — С его слов, ты теперь работаешь под началом некого господина, расправляясь со всякими негодяями, и всегда носишь с собой холодное оружие. Это правда? — отпивая чай, она возвела взгляд на собеседницу. Наёмница не была готова к таким вопросам, тем более, в лоб. Ей пришлось сократить свой рассказ, чтобы прояснить ситуацию. — …я шла по лесу около недели и была ужасно истощена, — отставившая ароматный напиток наследница закусочной впечатлённо подняла брови, — Он буквально подобрал меня с улицы в крайне плачевном состоянии и помог прийти в себя. Поскольку я была благодарна ему за заботу, заключила обоюдовыгодный контракт, чтобы хоть как-то выжить в неизвестном городе. Больше я с ним не связана, но привычка носить оружие осталась: в здешних местах всякое случается… — без утайки ответила Ринозуки. — Да уж… — дослушав девушку, вздохнула Ойва. Сидящей прямо Киёре стоило отдать должное. Она несла себя с достоинством, хоть её периодически и прошибал холодный пот, несмотря на исходящее от яноми тепло. — Знаешь… твоя история поразит даже самого искушённого слушателя. На её основе можно написать целую книгу, — Киша поддерживала кулаком лоб; уголок её рта пополз вверх, показывая немного выделяющиеся клыки, — То есть, ты до сих пор ходишь по Коти вооружённой до зубов? — вскинув бровь, усмехнулась она. — Не совсем так, но… — замялась не умеющая врать Киёра. — Сейчас при тебе есть оружие? Сердце зашлось быстрее, к вискам прилила тяжесть. — Да, — честно призналась наёмница под твёрдым взглядом чёрных глаз. — По здешним правилам, его нужно сдать на хранение работницами минсюку. Хотя сейчас оно вне закона, те достаточно лояльны, — довод Киши звучал вполне убедительно, — Да и мне так будет спокойнее. — Хорошо, как скажешь, — без лишних раздумий согласилась Ринозуки, вставая с циновок, — Подожди меня, я недолго. — У меня пока больше нет дел, так что я никуда не тороплюсь, — Ойва взяла со стола вазочку, крутя её в пальцах и рассматривая крохотные цветы. — Ки-чан, ты говорила, что остановилась здесь с отцом, но что-то не похоже, чтобы в этой комнате ночевал кто-то ещё, — вошла к подруге возвратившаяся Киёра. — Мы поселились в разных. Мне уже не пять лет, и он это понимает, — отозвалась пригубившая яноми наследница Ойва, — Сейчас его тут нет. — Выглядит аппетитно, — глаза наёмница указали на миниатюрные произведения кондитерского искусства, — Что это? Это же съедобно? — Это сезонные сладости, — пояснила Кишагири, — Бери, если хочешь. Я не любитель сладкого. Киёра взяла одну и отправила в рот целиком, надеясь реанимировать вкусовые рецепторы. — М! Фкуфнятина!.. — сказала она с набитым ртом. — Рада, что понравилось, — улыбка Киши сразила бы наповал любую. Гостья мысленно взвизгнула от её красоты. — Но не сравнится с вашими блюдами! — беззастенчиво польстила темнокудрая полукровка, потянувшись за следующим десертом. Издав короткий смешок, Ойва глотнула остывающий чай. — Ки-чан, ты упоминала, что виделась с моим братом. Он ничего не говорил о папе? О нашей семье, — деревянная подставка опустела; перекусившая Ринозуки не теряла надежды узнать побольше о своих домашних. — Мы недолго общались. Вроде как, у них всё в порядке, — не особо конкретно обозначила Киша, — Кстати, он сказал, что ты приезжала в Ино с какой-то девушкой… Полукровка медлила с ответом, не понимая, к чему этот вопрос. Она старалась как можно осмотрительнее обходить все провокационные и сеющие подозрения темы. — Её имя Миори. Мы вместе работали на того господина… — Киёра боязливо опустила взгляд. — Миори, значит?.. — медленно повторила за ней Киша. — С нами было ещё несколько юношей, — излишняя задумчивость подруги настораживала младшую девушку. — Не жалеешь, что ушла оттуда? — Ни капли, — уверенно произнесла Киёра, — Наконец-то я почувствовала себя по-настоящему свободной. Ощутила, что моя жизнь в моих руках. Она принадлежит только мне и никому больше. Пусть иногда бывает тяжело, пусть порой опускаются руки… Я знаю, что всегда могу пойти, куда захочу, — края её губ сами потянулись вверх, — Да, иногда приходится чем-то жертвовать, но я приобретаю куда больше. Я познакомилась со множеством прекрасных людей. Сколько ещё новых знакомств меня ждёт? Или, может… — она взглянула в чёрные глаза напротив, — возобновлённых старых?.. Кишагири опустила взгляд на свои сложенные руки. — Сказать честно… Я очень испугалась, когда ты пропала, и переживала за твою дальнейшую судьбу. Я думала, что, даже если тебе повезёт и твоя жизнь сложится… вдруг ты больше никогда не сможешь доверять людям, — не ожидавшая услышать от неё такое дочь землепашца изумлённо смотрела на девушку, — Всё это время я живу с ужасным чувством вины. Я на самом деле жутко виновата перед тобой… Ты верила мне, а я злоупотребляла твоим доверием. Делала с тобой всё это… Клянусь, я не хотела причинить тебе боль. Я лишь хотела стать к тебе ближе. Ближе, чем кто бы то ни было… Глаза Ринозуки защипали слёзы. — Всё время, пока тебя не было, я не переставала о тебе думать. Я всё ещё скучаю по дням, что мы проводили вместе. Когда мы были только вдвоём… Помнишь, как ты приходила ко мне, и мы лежали обнявшись и болтали? О глупых деревенских слухах, о планах на будущее, о нас… Внутри жгло горечью. Киёра поджала дрожащие губы. Всё перед ней растекалось бесформенными кляксами цвета. — Я тоже скучала, Ки-чан… — едва слышно прошептала она. — Я ценила каждое мгновение, когда ты была рядом. Ведь ты была для меня дороже всех. Но ты… — Ойва выдержала паузу, — Тебя никогда не заботили мои чувства. Тебя всегда волновала только ты сама. Осушившая рукавом слёзы гостья не знала, как реагировать, и непонимающе глядела на спутницу. — В конце концов ты просто взяла и сбежала, как последняя трусливая шавка, как самая законченная эгоистка! — резко сменившийся тон ни на шутку напугал Ринозуки, — Ты наплевала на наше обещание и бросила меня одну гнить в Ино!.. — Но я… — Вот только не вздумай говорить, что у тебя не было выбора, — зло усмехнулась наследница закусочной, — Ты ведь сама прекрасно знаешь, что это всё чушь собачья! Киёра тихо всхлипывала, её всю мелко трясло. Она не знала, куда спрятаться — ей хотелось просто исчезнуть. — Говоришь, что скучала? Ты издеваешься?! — чёрные глаза напротив полыхали самым искренним презрением, — Ты дважды возвращалась в Ино, но ни разу ко мне не зашла! С тех пор, как обустроилась в Коти, ты даже не вспомнила о моём существовании!.. Отвратительная, лживая тварь! — выплюнула она в сторону спрятавшей лицо в ладонях Ринозуки, — Не смей говорить мне, что тебе жаль! К чёрту твои лживые слёзы — ты же ни капли не раскаиваешься! — Нет!.. Я не… — с усилием выдавила из себя темноволосая полукровка. Кишагири истерически расхохоталась. — Так когда же, по-твоему, ты думала обо мне? Может, когда нежилась в горячей ванне? Или объедалась заморскими яствами? Или когда трахалась со своей Миори?! Низкий столик с грохотом перевернулся, пролив остатки чая на закрывшуюся руками Киёру. На циновках остались осколки глиняной посуды и треснувшая маленькая вазочка с выпавшими из неё, облетевшими от удара цветами. Кишагири схватила запястья гостьи, с силой разводя ей руки, но та продолжала скрывать своё заплаканное лицо. — На меня смотри!.. Ты, чёртова лгунья! Ринозуки чувствовала себя пойманным птицей насекомым. Наёмница не могла вырваться. Даже простое шевеление давалось ей с трудом. Почему она раньше не замечала в теле эту странную усталость? Голова казалась неподъёмной, а в конечностях собралась чудовищная вялость. — Слышишь меня? Ты обесценила все мои чувства к тебе! Мерзкая сладострастная дрянь! — Хватит, Ки-чан!.. — взмолилась Ринозуки. Наконец та отпустила её, безвольно осевшую на пол. — Чёртова шлюха… Ты заслуживаешь самого страшного наказания, — ухмыляющаяся наследница клана Ойва выпрямилась перед ней в полный рост, скрестив на груди руки, — И я здесь, чтобы об этом позаботиться… Стук створки осиирэ. Ошарашено глядящая Киёра решила, что спятила: из-за отошедшей в сторону дверцы показались фигуры в чёрных одеждах, размывающих очертания их тел. Они без единого звука, пугающе медленно двигались к парализованной ужасом Ринозуки, подходили всё ближе и ближе. Лица закрывали мелово-белые округлые маски — точно однотонная и равномерная, густая масса белил с отметившими глаза прорезями. Оглохнувшей на эти мгновения наёмнице мерещилось то, чего она никогда не знала: свистящие завывания ветра, гуляющего по бескрайним пустошам, и одинокие, тревожно-гулкие птичьи крики. С трудом отойдя от паралича, она в панике кинулась к ведущим на улицу сёдзи. Частый пульс стучал в висках, бился в костях черепа. «Ну же!.. Быстрее! Быстрее!..» Она была готова выть от досады. Беспомощно трепещущие пальцы отнялись от края перегородки — та была намертво прибита к полу. «Кто-то сделал это заранее…» Полукровка судорожно соображала. Должен же быть ещё способ! Увернуться от рук, проскользнуть между бесформенных тел и звать на помощь, продирая криком пересохшее горло. В доме точно есть персонал и другие жильцы! Развернуться, собрав последние силы, досчитать до трёх и… Напряжённо думавшая девушка вздрогнула всем телом — отсекая последние надежды на спасение, на её предплечьях сомкнулась мёртвая хватка. Прозвучал голос возвышающейся над ней Кишагири: — Доставьте её к Ураши-сама.***
Ринозуки должна была вернуться, в худшем случае, пару часов назад. На ходу проклиная «несносную девчонку», женщины-прислужницы выполнили работу Киёры за неё. Пришедшая от господина Миори тут же забила тревогу. Она опросила всех в поместье: от повара до садовника — ни единой зацепки. Не находящая себе места Идогава приняла решение отправиться в город. Лидер исходила добрую половину Коти, однако не узнала практически ничего полезного. Кто-то видел полукровку, но никто не знал, куда она пошла. Измотанная многочасовыми поисками старшая наёмница бесцельно брела по городским улицам, уже начиная отчаиваться. —И… Идогава-сан! Идогава-сан!.. — слабенький голосок тонул в толпе. Из гущи горожан выбралась низкорослая девушка с ровным каре на тёмные волосы — неуклюжая и сконфуженная из-за близости такого количества людей. Миори помнила её: это была Саяко Цудзаки — младшая помощница жизнерадостной балаболки Косуги. — И-идогава-сан! Пожалуйста, идёмте со мной! С-случилась беда!.. — промямлила встревоженная гончар. Она была бледнее снега. Лидер только сейчас заметила, как колотит бедняжку. Идогава не стала расспрашивать Саяко о случившемся, без лишних слов последовав за ней. Жалобно пропевший колокольчик у входа смолк. В лавке, где всегда звучал мелодичный голос хозяйки, теперь стояла гробовая тишина. Простенький, но довольно симпатичный магазинчик, за которым так трепетно ухаживала оружейница, было не узнать: грязь, щепки, черепки обрушившейся с полок кухонной утвари. То, что ещё вчера уходило в руки счастливых посетителей магазина, теперь скопилось под ногами грудой битого, ненужного мусора. На этот бесчеловечный разгром было больно смотреть. Обе девушки выбирали, куда ступить. Кое-как пробравшись за прилавок вслед за миниатюрной Саяко, поражённая Миори в неверии качала головой. Хоть бы это был дурной сон… Ведущая в склад-каморку дверь была отворена. Обёрнутые грубой холщовой тканью катаны, повешенные на крепления и свалившиеся наземь, дерево стен и доски пола — всё впитало потемневшие кровяные брызги. Внизу, под рядами собственных творений, лежала мастерица оружейного дела. Под её ртом и носом застывали густые кровавые подтёки. Её грудная клетка и живот были вспороты глубокими, продолговатыми порезами. — П-пока я хожу за врачом, остановите кровь т-тканевыми компрессами!.. Не успела старшая полукровка окликнуть Цудзаки, как та убежала. Как приказала Саяко, она крепко прижимала к кровоточащим бороздам стремительно намокающие матерчатые свёртки, меняя их, когда те набухали слишком сильно. Глядящая на пропитывающую ткань алую влагу Идогава никак не могла понять, кому пришло в голову сотворить такое с миролюбивой и неконфликтной лавочницей. Веки Косуги вдруг зашевелились: девушка пришла в сознание, начав откашливаться. Ртом пошла розовая пена. — Не дёргайся, лежи смирно! Врач скоро будет. Приоткрывшиеся карие глаза — заплывающие безжизненно-мутной поволокой — смотрели на Миори. — Оставь это дело, — тихо прохрипела Дзагура; она попробовала усмехнуться, но на лице отразилась болевая судорога, — Не трать время, я всё равно уже не жилец… Взволнованная полукровка не отводила от неё понимающе-сочувственного взгляда. Косуги сделала над собой усилие, приподняв голову: — Киёра в опасности.