Мисс Блэк

Когда я очнулась, мне было больно. Мне просто было очень больно. Я не могла пошевелиться, а в моей голове гудело. Когда я глубоко вздохнула, мой правый бок отозвался жуткой, почти смертельной болью. Правая рука дрожала и не слушалась, а по щеке тянулся уродливый шрам. Я взяла с тумбочки зеркало и посмотрелась в него. Мои карие глаза потухли и посветлели, лицо побледнело и осунулось, а по всей левой щеке через нос к правому виску была линия, вспарывающая половину лица. Мои светлые волосы напоминали сосульки, свисавшие с головы. С огромным усилием я села. Мои кости ныли, но я не могла говорить — во рту была пустыня. Я попыталась кого-нибудь позвать, но изо рта послышался лишь безумный хрип. Из-за двери показалось встревоженное лицо медсестры. — Да-да? — Воды. Мой голос был слабым и тихим, слипшиеся губы дрожали, а мышцы лица словно затекли, но я с усилием сказала это слово. Медсестра взмахнула палочкой и в моей руке тут де появился стакан воды. Руку потянуло вниз и я схватила стакан обеими руками. Выпив стакан, мне захотелось ещё, и я выпила несколько бутылок воды. Напившись, я посмотрела на медсестру, и та улыбнулась мне, сев на соседнюю кровать. — Ты пережила очень много тяжёлых моментов. Ты обязана остаться здесь как минимум до Пасхальных Каникул. Твои нервы на пределе, да и внешность оставляет желать лучшего. Мы вытащили тебя с того света. Медсестра, которую звали Эклива, была очень красивой и милой. Она была добра ко мне, всегда говорила мягким и нежным голосом. С её помощью я смогла успокоиться и трезво оценить себя и свою внешность. В данный момент мне казалось, что я просто ужасно выгляжу. Мои впалые бледные щёки со шрамом от ножа Крауча; мои тёмные глаза с лёгким безумием и страхом внутри; мои светлые волосы, спутавшиеся и свалявшиеся — всё это бесило меня и не давала представить на своём месте красивую девочку по имени Кассиопея. По моей щеке прокатилась слеза. Мне было больно глотать, больно плакать, больно есть, больно шевелиться, больно сидеть, больно лежать… Моя жизнь теперь была наполнена болью. И пустота вокруг только усиливала эту боль, как будто помогая ей выйти наружу. Каждую ночь я рыдала от кошмаров и стонала от тяжёлой боли в груди которая казалась невыносимой. Я задыхалась каждый раз, когда пыталась встать в туалет и боль не утихала спустя дни. Моё тело так дрожало при ходьбе, что грозилось упасть на пол и осесть, как обычный скелет. Я была непохожа на человека и это меня пугало. — Почему ко мне не приходят? — спросила я у Экливы 13 марта, когда моему заточению здесь стукнуло десять дней. — Мы запретили людям сюда ходить, чтобы ты была изолирована от них. Так будет лучше. Пятнадцатого числа ко мне пришли Гарри, Рон, Гермиона, Драко, Белла и Сьюзен. Я была им настольо рада, что смогла долго и спокойно сидеть, улыбаясь, тем более на меня наложили заклятья, которые скрывали шрамы. Ребята сели вокруг меня и начали охать, увидев мой вид. Даже без шрама на всё лицо я выглядела просто жутко. — Господи, что с тобой случилось? — вопрошала Гермиона с ужасом в тёмных карих глазах. — Мы так беспокоились, когда ты не вернулась с Бала! — Мы спрашивали у всех, но никто ничего не знал! — голос Рона дрожал, а сам он был белее мела, но не выказывал ни грамма боли и ужаса. Не удивлюсь, если он даже все четыре пары просидел, не шелохнувшись и не расплакавшись, как Гермиона, Сью и Белла. — Как вы тут оказались? — мой голос уже почти пришёл в норму, хотя я всё ещё сипела и похрипывала из-за раны в лёгком. — Прошли через камин. Нам всё рассказали в выходные и сегодня разрешили прийти к тебе. Почему не объявили сразу? И почему не пустили на следующий день? Гермиона была очень удивлена. Она не понимала, почему ей не доверяют настолько важные вещи. — Я выглядела в несколько раз хуже. — Невозможно хуже. Это послышался голос Драко. — Ты и так выглядишь просто отвратительно. — Его голос звучал с издёвкой и презрением. — Спутанные волосы, бледное сухое лицо, костлявые руки и ноги, левый глаз немного дрожит, правая бровь рассечена… Что с тобой такое? Как можно выглядеть хуже? Я взяла палочку и, направив на себя, сказала: — Фините. Через моё лицо протянулся шрам, на носу появились следы перелома, правое лёгкое снова открылось и начало слегка кровоточить. Правая рука безвольно упала. Пальцы левой руки всё ещё сжимали волшебную палочку, но уже дрожали. — Нет! — это воскликнул Драко. — Это неправда! Ты не можешь так выглядеть! — Я именно так и выгляжу, — мой голос стал больше похож на хрип смешанный со свистом из-за раны в боку. Я взяла бинт и начала залатывать себя, молча смотря на троюродного брата. В его глазах плескалась ненависть и ужас. — Ты мне не сестра! Ты не можешь быть такой! Он выбежал за дверь. В коридоре послышались шаги. Сьюзен встала и сказала: — Нельзя было этого делать. Ты потеряла его навеки. Как и меня. Сьюзен вышла. Я не понимала, зачем она это делает. Она хочет, чтобы мне стало ещё больнее? Или она не понимает, что я не виновата в том, кто я и какая я? Гермиона, медленно качая головой и отступая назад схватила Гарри за руку и утащила его за дверь. Гарри даже не обернулся посмотреть, не оглянулась ли я, чтоб посмотреть не оглянулся ли он. Это было подло. — Мне очень жаль. — Объявила Белла и взяв Рона за руку вышла из комнаты. Рон обернулся, смотря на меня молящими о пощаде глазами, а Белла встала у двери и колебалась несколько секунд, для Блэка значащих несколько часов. Я осталась одна. А всё потому, что показала то, как я выгляжу в реальности. Но утешало одно — тайное всегда становится явным, и как ни крути они бы всё равно узнали о том, кто я такая. Но это не меняло сущности этого всего — я была наедине со своей болью и ужасом, с кошмарами и грустью, с ненавистью и одиночеством. Я взяла медальон, который мне принёс Кикимер. На нём была написана изящная буква S. Я погладила её и сказала с лёгким свистом в горле: — Как бы я хотела, чтобы мне было не так одиноко. Тут медальон раскрылся и оттуда выскочил тринадцатилетний мальчик. Он был очень высоким для своих лет, с тёмно-серыми глазами. Он мне сразу понравился, хотя я знала, что всему, что есть в нашем доме верить нельзя. — Привет. Меня зовут Том. А тебя? Мальчик явно был мной заинтересован. Он слегка улыбался и смотрел мне прямо в глаза. — Я Кассиопея. Мне тринадцать лет. Кто ты такой? — Я просто мальчик. Он слегка помедлил с ответом и мне сразу стало ясно — он лжёт. Он совершенно точно знал, кто он. Внезапно я признала в нём наследника Слизерина — Тома Реддла. Я взяла кинжал гоблинской работы, пропитанный кровью Василиска из Тайной Комнаты (он дал мне Непреложный Обет защищать школу, а чтобы осуществить его со змеёй нужна кровь обеих сторон) и вонзила его прямо в середину медальона. Волан-Де-Морт закричал, но его никто не услышал. Он исчез и я спрятала медальон. Когда я снова окажусь в Хогавртсе, то стразу спрячу его там, где никто не сможет найти эту дрянь. Мне опять стало грустно от мыслей о Хогвартсе, где были все, кто был мне дорог. Но самым ужасным было то, что они не признавали во мне друга. Они возненавидели меня и мою сущность. Я была им отвратительна. Из моих глаза беззвучно полились слёзы. Я рыдала, не издавая ни звука, и менялась на глазах. Лицо слегка вытянулось, глаза посветлели на несколько тонов, а кости стали выпирать ещё больше. Я была частичным метаморфом. Это встречается настолько редко, что во всём мире было зафиксировано не более тринадцати случаев за всю историю с пятитысячного года до нашей эры. В данный момент я была единственной, кто мог менять внешность от страданий и желания умереть. Я правда хотела умереть. Зачем мне эта жизнь, полная гнева и боли? Зачем мне эти жалкие обрывки любви и памяти, исчезнувшие с Роном и Беллой? Зачем мне вся эта ненависть и грусть, щемящая сердце каждую секунду? Мне правда хотелось прервать свои жуткие страдания. Это была жизнь, полная боли, полная несчастья и смерти. Я просто хотела уйти и не возвращаться. Рядом со мной поблёскивал кинжал, но я не могла взять его в руки. Мои пальцы дрожали от конвульсий, я не видела ничего от рыданий, а сердце сжимало в судорогах. По крайней мере мне так казалось. Моя жизнь была полна боли.