***
Мы сидели в поезде и мимо нас плыли леса и поля, горы и реки. Мне казалось, будто над нашими головами сгустились ливневые тучи, ведь в купе было настолько тихо, что было слышно любой шорох и вздох. Я сидела, вжавшись в кресло, Джордж тихо скулил от неопределённости, а Дора нетерпеливо ёрзала на стуле. Было видно, как ей хочется выскочить наконец из нашего купе и отправиться на поиски остальных вожатых. Спустя очень долгое время она вышла, и мы с Джорджем остались вдвоём. Тут к нам постучали и спросили, что подать на ужин. Поездка была длительная, целых трое суток, так что в нашем поезде была еда. А разносили нам её потому, что многие дети были слишком маленькими или усталыми, чтобы самостоятельно искать вагон-ресторан. - А какие варианты есть? - Есть щи, есть куриный бульон. Есть картофельное пюре с рыбной котлетой или макароны с сосиской. Из напитков сок, вода, чай. - Мне куриный бульон, картофельное пюре и чай, - сглатывая слюну, сказал Джордж. Его пугало всё, что происходило, ведь он впервые уезжал так далеко от дома, и к тому же без родителей. - А мне щи, картофельное пюре и сок. Джордж, не бойся, всё хорошо, - вторую фразу я сказала уже своему брату, который ещё сильнее задрожал, когда разносчик еды вышел, захлопнув за собой дверь. Мы поужинали, и меня начало клонить в сон. В поезде всегда так хочется спать! Мы начали готовится ко сну. Когда я уже лежала на своей верхней полке, а Джордж пытался смириться со своим положением, сидя внизу, появилась Дора. Мы некоторое время болтали, а потом уснули беспробудным сном. Мне снилось, как я бегаю по пляжу и собираю ракушки, а они исчезают, стоит мне положить их в ведёрко. И так я всю ночь бегала и искала ракушки, которые всё равно потом исчезали в голубом пластмассовом ведре.***
В тот день, когда мы прибывали, нам не подали ужин, и мы сидели голодные. В девять вечера поезд наконец-то остановился на вокзале, и мы, схватив свои чемоданы, высыпали на улицу. На небе светили звёзды, и они будто встречали нас своими подмигиваниями и мерцаниями, а мы на них смотрели. Луна освещала нам дорогу, и было незаметно, что уже сумерки. Впереди и сзади нас подгоняли вожатые, но все озирались вокруг и пытались найти хоть что-то завораживающее. А как по мне, так завораживающим здесь было всё, начиная от зелёной и пушистой травы и заканчивая шумом моря, наверняка лазурного и очень тёплого. Мы жили в больших коттеджах, стоящи на первой линии – прямо рядом с песчаным берегом. Каждый коттедж имел номер. Коттедж отряда номер 3, нашего с Джорджем отряда, имел номер 13, как бы странно это ни было. Внутри деревянного коттеджа было всего три этажа. На первом была большая гостиная, кухня со столом на 14 персон – то есть на весь отряд – и спальня вожатого и его помощника. Им оказался Джон Портнер, только теперь он был без трости, и его помощником была не нужная Матильда Веллингтон, а мужчина тридцати-пяти лет по имени Ральф Робертс, который казался милым человеком. На втором этаже были спальни – слева спальни мальчиков, а справа спальни девочек. У каждого была отдельная спальня. На третьем этаже было четыре большие ванные комнаты. Вот таким было наше скромное обиталище на три недели. Я была полностью довольна. Утром, когда я спустилась вниз и начала рыться в холодильнике, девочка, который сидел за столом и читал книгу, спросил: - Что ты ищешь? Всё равно же в девять часов пойдём на завтрак в кафе. - Ты кто? – я захлопнула холодильник и уставилась на девочку. - Я Анжелика МакРиарти, шотландка. Мне в сентябре исполнится четырнадцать. Анжелика вся была какая-то мерзкая. Нет, она было очень красиво накрашена с красивой брендовой одеждой и сандалиями на танкетке, а её волосы и ногти были очень ухоженными, но вела себя она отталкивающе – будто она королева всея Великобритании. - А я Кассиопея Блэк, из Лондона. Мне в январе будет пятнадцать. Тут спустились все остальные, и было уже не до личных разговоров. Я не успела всех рассмотреть, но мне приглянулись невысокая девочка в канареечной футболке и парень, который был полу-британцем полу-турком (мне так показалось, но я могу и ошибаться). Мы пошли на завтрак в кафе. Идти до него было недалеко. Мы дошли до входа за шесть минут, а может и быстрее. Внутри уже всё было накрыто - овсянка, зелёное яблоко, стакан какао, бутерброд с маслом. Я, честно говоря, давно не ела яблоки и даже отвыкла от них. Усевшись за стол с Анжеликой МакРиарти, Мелани Стэплтон и Анной Скотт я осмотрелась. Неподалёку сидело ещё три девочки и Джон Портнер. Мальчики сдвинули столы и сели всемером. Внезапно на меня посмотрел тот парень, который был не совсем британцем, и я увидела его глаза. Тёмно-карие, бездонные, почти чёрные глаза, которых я не видела ни у кого и никогда. Меня он очень заинтересовал. - Вы довольны нашим домиком? – спросила Анна Скотт, ирландка пятнадцати лет с длинными светлыми волосами и голубыми глазами. – Лично я всем довольна. Прекрасные спальни. - А мне не очень нравится, - сказала Мелани. – Они слишком маленькие и скучные, от них тоска берёт. Мы начали обсуждать спальни, ванные, местоположение лагеря и поездку на поезде, как вдруг переключились на мальчиков. - Джордж Дюплесси-Блэк, по-моему, ничего так, милый, - сказала Анжелика и вперилась взглядом в моего брата. – Даль только, он рыжий, а так вполне сносный характер и даже личико вполне смазливое. А его глаза!... - У него уже есть девушка, Анжелика. - О-о-о! наверное, это ты, Кассиопея? – спросила она. - Он мой брат. Глаза Анжелики потускнели, а голос стал сухим и тихим. - Извини меня за такое поведение, Кассиопея. Я, вероятно, переборщила. Видно было, что МакРиарти воспитывают дома, но она не дотягивает до должного уровня – характером не вышла. Всё таки видно, что ей приходится сдерживаться от всяких глупостей. Мы закончили завтракать и пошли на линейку – основное мероприятие этого лагеря. Линейка проходила в центре лагеря на достаточно большой площади. Все вожатые стояли около своих отрядов. Если честно, этот год меня не впечатлил. В прошлые разы в этом лагере тут были толпы маленьких семилетних и девятилетних девочек и мальчиков, а также семнадцатилетних выпускников, но сейчас тут было всего семь отрядов по четырнадцать человек. Было два отряда с детьми меньше десяти лет, два отряда с детьми от одиннадцати до тринадцати, два отряда нашего возраста (ещё был первый отряд, но там все были какие-то слишком занудные, по крайней мере внешне), а также один отряд старше шестнадцати лет (до восемнадцати). В общем, обычно детей в три раза больше. - Здравствуйте, дети! Мы рады приветствовать вас всех в нашем лагере! Эта смена у нас посвящена театру, и именно поэтому мы будем ставить пьесы, которые будут показаны нашим родителям в самом конце нашего путешествия в мир театра и культуры. Самой лучшей театральной труппе мы подарим подарки. Директриса всё говорила и говорила, а я думала, что это будут за подарки. Я знала, что они очень крутые, я получила подарок один раз – у нас была спортивная смена и мы играли в регби. Я тогда считала, что круто играю в регби, но на самом деле мне не хватало элементарных навыков. Мы выигрывали благодаря более сильным игрокам – в том году в нашем отряде было десять регбистов, и у семи из них уже были медали. Я, если честно, не слушала вступительную речь, мне очень хотелось убежать в рощу или к морю, чтобы вспомнить все те шикарные ощущения. Мои волосы развевались на лёгком ветру, а солнце радостно мне подмигивало.***
Наш отряд решил ставить какую-то русскую пьесу, вроде бы Фонвизина. Наверное, «Недоросля». Я не люблю пьесы, и не читаю их, так что плохо представляю себе, что надо делать. Главное, чтобы мне не дали какую-то важную роль. Хотя это мне грозит – я ведь весь первый вечер шикарно читала наизусть сонеты Шекспира – аж пятнадцать штук прочитала! Так и оказалось. В послеобеденное время мне выдали текст и сказали, что я госпожа Простакова. Пришлось читать, причём три раза, чтобы понять, что там вообще происходит. Мне не понравилось. Я должна была говорить кучу гадостей слугам и вообще была какой-то жадиной. Было очень обидно, ведь МакРиарти, которая не сильно блистала умом, должна была играть Софью – у которой было много слов. Лучше уж играть «прекрасную принцессу», у которой длинные монологи, чем гадкую старушенцию, от которой всех тошнит. Хорошо, что в пьесе был Скотинин – ещё один плохой персонаж, которого играл тот самый парень полу-турок (блин, я до сих пор не знаю, как его зовут, а ведь по пьесе он мне брат!). - Как тебя зовут? – прошептала я ему, косясь в сторону МакРиарти, которой объясняли, как нужно громко и правильно говорить. У неё не очень-то получалось. - Исмаил Осман. Исмаил был в какой-то степени на меня похож – тоже тёмные кудрявые волосы, тоже способность кого-нибудь прибивать (которой ни он, ни я не пользуемся). Только мы не были родственниками. Исма, так он попросил меня его называть, оказался милым и добрым человеком, с которым легко было разговаривать. Правда, временами он казался немного глупым и рассеянным – то листы с пьесой на диване забывал, то фамилию мою путал… в общем маленькие глупые оплошности слегка мешали его общению, и он жутко краснел. Странно, но сначала у него краснела кожа вокруг бровей и лоб, потом уши и шея, а потом всё лицо. Он смущался каждый раз, когда я задавала ему какой-то вопрос. Никогда не встречала людей, которые сначала путаются, потом стесняются, а потом извиняются за то что стесняются. И потом снова краснеют оттого, что я вовсе не обижаюсь. Странно, конечно. - Знаешь, Кассиопея, - он отказался называть меня Касси, так как считал, что из-за такого сокращения красота и магия моего имени теряется. – Я поэт. - А прочитай что-нибудь, что сочинил! Исма встал, закрыл глаза и начал читать.Весенние грозы очнулись от снега И бросились в бой, вскинув бури свои. Все зимние бесы им сдались покорно И скоро в лесах залились соловьи. Девчушка, которой на вид было десять, Скакала по лесу совсем без сандалей. Цветы и деревья, увидев девчушку, Всю силу волшебную ей показали. Девчушка, смеясь, побежала на гору, И вниз, и к ручью, чтоб напиться воды, И вновь через лес, чтоб домой возвратиться, Где встанет послушать как кличут дрозды. Интересно, кого же они потеряли? Наверное, тоже какое-то чувство, Которое скрыто в весенней надежде В весенней любви, красках, свете и буйстве.
Я была поражена тем, что он серьёзно пишет стихотворения. Это было так необычно! Я никогда не слышала, чтобы мой ровесник читал наизусть то, что некогда было написано им самим, причём даже не постеснялся это рассказать. - Ну как? - Это просто чудесно! – внутри меня сидел комок восторга, который готов был слушать ещё и ещё. - Я написал это прошлой весной, когда увидел в лесу неподалёку от нашей дачной усадьбы девочку, которая играла с собакой прямо на поляне. Это было чудесно. - Я представляю.