Хранившие Молчание

Бражничек возненавидел эту кошку всей душою, что у него была. Черный котёнок с её прибытия невзлюбил Хвоинку. Она была ему тётей, но он плевать хотел на родственные связи с этой мерзавкой. И хоть он был котёнком, до перерождения малыш был самым величайшим воином Сумрачного племени и был верен племени и Звездам. Но, о, Звезды, зачем вы так поступили с бывшим воином Теней, даже глашатаем Кроликом?.. Но звезды молчали, сколько бы он не просил их всех, даже своих умерших бывших соплеменников, они хранили молчание. Это бесило Бражничка. Поджарый уже раз сто успел проклясть это ужасное Звездное племя за появление Хвойнушки в племени. Она пришла, когда он наблюдал за жуком, задумавшись, может, это его бывший соплеменник, обрекший себя на жизнь в теле жука... Звезды помалкивали. Дурацкое Звездное племя, оно просто молчало, не давая ничего знать ему. Конечно. Теперь он не глашатай, а лишь маленький миленький котёнок, с которым, как и с ней, Хвоинкой, сюсюкаются. Он был готов выть от бессилия. Звезды не дали даже знак, что он станет грозовым жабоголовым воином. Его в ней бесило всё, от милой улыбки до кончика хвоста. Бражничек ненавидел её и себя потому, что она просто существовала. С ней все сюсюкались. Она была словно котёнком в племени, а не взрослой кошкой, которая скоро должна была родить котят. Хм, интересно. А как его дети в Сумрачном Племени, наверное, уже внуки пошли. Он хмыкнул. Она точно была наивной, жабоголовой дурочкой. Как и он был таким же, но не наивным. Он видел смерти соплеменников, и сам погиб в битве, как и хотел. Но не такой битве, в которой желал погибнуть. Битва с огнем. Огонь был страшен, языки пламени плясали, словно манили прыгнуть в него и умереть. Двое котов умерло, а третьим был он. Кролик. Кот прыгнул в огонь и обгорел, но спас своего соню сына. Он любил спать, и невесть, почему не проснулся, когда множество котов кричало, топало и бежало из лагеря. Обгорел, спас сына, но умер. Трагично, не правда ли? Он боялся утонуть, а умер в противоположной стихии, огне. Двое других надышались от дыма, спасая родных и тоже, как и он, глупец, спас своего сына. Не спаси бы он сына, его бы мучала совесть, потому, что он лежал бы в своей могилке, покоился там, но Кролик бы остался жив. Вообще, это так странно. Бояться воды, а умереть в огне, он никогда не боялся огня. Наоборот, любил его, и смотреть на эти язычки, манящие кинуться в пламя. Так сильно кинуться в пламя и обгореть. Он знал и даже слышал про то, что его лучший друг подбадривал его, чтобы держать в сознании. Он видел испуг в его глазах, и он, правда, после пожара выглядел страшно. Соплеменники пытались подбодрить его, когда он бежал за сыном, а потом и лежал в коме, из которой так и не выбрался. А Звездное племя, обещавшее, оберегать его, так и не пришло. Он был Звездным посланником, но умер и предки назначили другого кота. Странные предки. Грозовое племя даже не пришло на помощь его племени, хотя он видел в Звездном племени, наблюдая за ними о том, что они шептались о пожаре. Некоторые хотели помочь, но боялись обгореть, трусы! Когда же Бражничек через одну луну после появления Хвоинки, стал оруженосцем, Бабочколапом, он с интересом смотрел на Хвою Леса. Теперь её звали так, она стала воительницей, и родила котят. «Искусственные» котята, сделанные из таблеток, которыми пичкали двуногие кошку, были ничуть не хуже других. Она родила двоих здоровых малышек, которые отлично ладили с собой. Он неосознанно завидовал им. Котишкам, которые были уже воинами и заигрывали с Хвоей Леса. Но кошка была непреклонна ни к кому. Ей ни один не нравился, и она была одинока, как дерево, стоящее одно, без других, отказывающаяся от ветвей помощи остальных, которые тянулись к ней, но были слишком далеки. Бабочколап влюбился в неё, как Огнегрив и Пестролистая. Но слишком по-своему. Он хотел видеть её кровь на своих лапах, улыбаясь и слизывая её с раненого горла кошки. Смотря на эти глаза, которые смотрели через легкую пелену сна, но таким сном... Вечным сном. Тогда он впервые нашел цветок с именем ноготок у себя в области сердца, который вырвал зубами. Каждый день цветов становилось больше, и царапин так же. Но чтобы отвлечь себя от убийства и влюбленности, он начал лишь усерднее тренироваться с наставницей, Кровавым Дождем. Бабочколап уважал эту кошку, с карими глазами. Она не допускала пропусков её тренировок и охот, а когда он хотел пропустить или пропускал, то заставляла усерднее тренироваться. Он даже засмеялся, представив смешной разговор с наставницей. Например, её карие глаза впиваются в его черную шерсть, а после в зеленые глаза. – Мне плохо, Кровавый Дождь... – Захныкал, словно котёнок Бабочколап, то есть он. Кровавый Дождь смотрит на него словно на мышеголового дурачка, и произносит, оскалив зубы. – Хорошо, только не забудь потренироваться. – Хрипло смеется она, клацнув зубами. Или, например, еще один. – Кровавый Дождь, мне плохо. Живот крутит, голова кружится, а лапы не держат меня. Кровавый Дождь, я возьму пропуск по тренировкам. Возможно, навсегда. Я, наверное, умру. – Запищал оруженосец, и Дождь наклоняет голову набок, смотря равнодушно на кота. – Хорошо, но я не разрешаю взять пропуск. Иди, тренируйся, болван! Кто не охотится и тренируется, тот не ест! – Прошипела серая, её шерсть светилась на свете или в отражении воды серебром, как капелька дождя. А карие глаза, из-за них и её едкого характера назвали кошку Кровавым Дождем. Бабочколап знал, что нежные слова сказанные Кедровником в сторону Хвои Леса и слова Хвои, произнесенные ему были лишь показухой. Когда они охотились вдвоем, он невольно следил за ними, и слышал их едкие слова в сторону друг друга, хотя он знал лишь добрую и миленькую Хвою Леса. Видимо, кошка не всегда была такой добренькой, как он думал. Ненависть медленно, но верно, поглощала его, он влюбился в эту глупышку, но одновременно горел желанием проехать когтями по её смазливой мордашке. Иногда про мысли о ненависти настолько поглощали кота, что он подходил к ней, и был готов подраться. Но всегда останавливал себя. Он должен быть верным своему новому племени, и это бесило. Звездные предки были милы к нему, и не хотели мешать своими советами, но он толковал это по-своему. Звезды не хотели мешать ему, но пытались оградить Кедровника, то есть бывшего Кедролапа от кошки. Ему была предназначена судьбой другая кошка, а Бабочколапу именно она. Хвоя Леса. Но он вещал это по-другому. Когда Бабочколап стал Шелкопрядом он начал заигрывать с Хвоей Леса. Но кошка смотрела на него как на мышеголового котёнка, ибо у неё была некая пара, Кедровник. Но она его не любила, а просто для племени. Не могла она оставаться одна столько лун. Она была вдвое его больше. Когда он вновь заигрывал с Хвоей Леса, она смущенно улыбнулась, потупившись. Кончики ушей заметно покраснели, и он радостно улыбнулся. Искренне, впервые в своей жизни так искренне, как он мог. Но вскоре узнал, что предки послали ей сон, что она должна быть с ним, а не с Кедровником. Он был взбешен. Только после сна она начала на него обращать внимания, а на все подарки и пойманные белки, её любимую дичь, и даже заигрывания. Да любая кошка уже упала под вниманием Шелкопряда. Он вырос, а не тот котенок, который следил за жучком. Она не замечала этого до дурного сновидения. Он стал мускулист, его зеленые глаза светились странным, звездным светом. И злобой. Судьба предназначила их друг другу, а она плюнула на это до сна. Она не знала. Хвоя видела в нем лишь котёнка, своего брата, коим считала его. Но теперь, когда заметила его изменения, старалась держаться, чтобы не сказать, как он красив. Его черная шерсть была как у ежа, торчала в разные стороны и была всегда взъерошена, как бы он её не вылизывал. Шелкопряд, в который раз находил цветок ноготки, и срывал его тычинку зубами или когтями. Если её убирать по другому, это доставляло коту боль. На теле вновь осталась царапина, на этот раз более глубокая. Он вновь чувствовал маленькую смерть. Невыносимую боль, данную от неразделимой любви. В который раз он утвердился, что любовь зла. Он пообещал себе, что не будет быть с Хвоей Леса из-за её сна. С тех пор цветок ноготки перестали появляться на его теле. Он еще более сконцентрировался на приемах, которые создавал сам, и бывало, тренировался с бывшей наставницей. Ей нравились успехи бывшего ученика. А через месяц Хвоя нашла на своем теле нарцисс, она изрядно помучалась, вырывая его, ибо она не знала, что лучше вырывать тычинку, и каждый раз мучилась. Боль становилась всё больше и больше не только когда она вырывала нарцисс, но и боль в сердце. Легкая, но постоянная. Порезы оставались на её теле, и один раз показался глубокий, и она понимала, что скоро будет еще глубже. Большую боль будет причинять, пока один цветок не принесет боль. Хвоя любила нарциссы. Легкие и красивые. Но теперь она чувствовала к этому цветку лишь ненависть. А Шелкопряд обожал ноготки, но не питал к ним ненависть. Они не виноваты, виноват лишь он и его глупая любовь. Цветов становилось больше и больше, но Шелкопряд не замечал что её многочисленные порезы из-за него. Раны были ужасны, словно она каждый день воевала. Она воевала с цветами, так глупо, да?..