Новый порыв ветра бьёт по носу удушливым запахом чёрной твири. Твири, впитавшей соки тоски и страха людских сердец Города-на-Горхоне.
Спичка вздыхает и впивается руками в сырой поручень моста. Заноза вонзается в ноготь большого пальца, но Спичка не чувствует боли, не замечает – удушливый запах твири слишком горек и невыносим.
Невесты не справляются, понимает Спичка.
Как бы денно и нощно ни танцевали, как бы не сбивали пятки в кровь и не чувствовали в своих жилах наследственную силу прабабок – не справляются. Негасимый чумной страх пробрался под кожу и слишком быстро распространился по организму. И их страх впитывает болотная твирь. Впитывает и чернеет.
Ветер вокруг Жилки яростно свищет, хлещет Спичку по щекам, хлещет твирью по носу, пытается разорвать поношенную одежду, но Спичка и ухом не ведёт – всё смотрит на заросль в мутной воде.
Перед глазами видится сегодняшний сон. Кристально чистое озеро, душистый и благодатный запах кровавого твирина, который он, Спичка, медленно, растягивая удовольствие, потягивает из деревянной кружки. Ни в коем не металлической, ибо Земля сердиться будет. Потягивает, лёжа на смятом одеяле в старом отцовском фургончике, на котором тот часто поставлял кожу, и чувствует, как тело наполняется жизнью и божественными силами. С ними он мог бы очистить Болота и Город от любой нечисти и злых духов. И тогда всё снова бы стало пахнуть твирином из деревянной кружки.
За последнюю неделю Спичке слишком часто снилось озеро. То ли от того, что он зачастил к мосту смотреть на Жилку, чтобы чуять настроение Города, то ли от постоянного желания вновь отведать кровавого твирина. Его и раньше было тяжело достать (чуткие взрослые, чтоб их!), а теперь можно только в грёзах.
И Невест он не винит. С песочной язвой даже таглуром было бы не спастись.
Потому что злой дух за неделю окреп и прочно обосновался в сердцевине Города.
Кожа под ногтем наконец начинает ныть, и Спичка выдёргивает занозу. Подносит палец ко рту, чтобы высосать кровь… после чего хмурится и суёт руку в карман клетчатой рубашки, доставая оттуда А-таблетки, которые ему буквально всучил Бакалавр Данковский за помощь в составлении карты заражённых районов.
Проглотив и поморщившись от кислого привкуса, Спичка суёт таблетки обратно, после чего кончиками пальцев случайно натыкается на что-то холодное и круглое.
А ведь почти вылетело из головы.
Спичка выгребает на свет червонную монету, которая обжигает ладонь чувством ответственности и возможным предательством его, Спички, принципов.
В кармане она оказалась вчера. Спичка был голоден и любопытен, чтобы после трёхдневного затишья не совершить длительной вылазки в Утробу. По пути наткнулся на вымерший от язвы Дом и, несмотря на заклятое правило не беспокоить мертвецов в течение нескольких суток, сгрёб у хозяев большой фонарь с батарейками и пару рабочих инструментов (отцу бы пригодилось). В тумбе даже оказалось немного мелочи, поэтому настроение возросло до того, что при последующей встрече с парочкой двоедушников, которые по обычаю плюнули ему под ноги и обозвали «предателем», Спичка лишь рассмеялся и бойко протопал к Утробе.
В какой момент и кто из них подложил чёртову монету, Спичка без понятия, и осознание того, что он прозевал такую мелочь, грызёт изнутри.
На секунду он вскидывает руку, намереваясь выбросить монету в Жилку… потом безвольно обмякает и начинает вертеть, считая количество зазубренок на ребре.
Сама монета грязная, в некоторых местах чересчур расплавленная, да и выгравирована хреново – у скелета, держащего в руках алое сердце, как будто сломана рука, а пустые глазницы вылетели на несколько сантиметров за пределы черепа.
Гриф постарался, не иначе. Но задуманная в монете аналогия с чумой, которая при бездействии может погубить его, Спички, душу, понята даже с таким корявым изображением.
Спичка хмыкает и подкидывает монету вверх, мысленно желая той упасть в воду и избавить его от возможности выбирать.
Но монета падает обратно в его цепкие воровские руки, и Спичка в силу своей сорочьей породы качает головой и думает, что до прихода злого духа всё было проще.
Неожиданно он чувствует, как его ногу обвивает что-то тёплое и тяжёлое. Спичка опускает взгляд.
Толстый серый котяра с облезлой шерстью нагло трётся о ткань потёртых джинсов и обнюхивает обшарпанные ботинки.
Артист. Кот Ноткина.
– С каких это пор вам нужна помощь предателя? – Спичка осторожно отодвигает кота подальше от себя и разворачивается.
– С тех, когда ты ещё спёр маску у Хана. Прямо из-под носа, – отвечает Ноткин и хрипло смеётся. – Я всё ещё готов отсыпать за это с десяток орехов. И я не шучу.
Спичка давно не видел этого двоедушного атамана, но, как оказалось, он совсем не изменился. То же веснушчатое лицо с прямым заострённым, словно орлиный клюв, носом. Та же сутулая фигура с непомерно широкими плечами, на которых повисла расстёгнутая грязно-коричневая куртка, размера на два больше нужного.
И те же бездонные карие глаза, которые смотрят на тебя так, словно знают все твои грязные тайны и потаённые мысли.
К счастью, у Спички нет ни того, ни другого. Он прост, как копейка, сворованная из вчерашнего дома.
Поэтому он искренне и саркастично улыбается:
– Думаешь, за горстку орехов я перейду на твою сторону? Или помогу, раз ты пришёл сам?
– Думаю, мы договоримся, – Ноткин, не спеша, подходит к нему и прикладывается спиной к поручню справой стороны.
Повисает тишина.
Спичка осознаёт, что пялится на ноги Ноткина лишь спустя пару секунд.
Он тут же переводит взгляд на Артиста, прижавшегося пузом к полу и лениво играющего с его шнурком.
Ноткин не заметит. Счёт ведь шёл на секунды.
Спичка вновь слышит простуженный смех:
–Хочешь узнать, как доковылял до тебя? Как узнал, где искать?
О небо.
Спичка закатывает глаза и качает головой:
– Неа. Не колышет.
Ноткин хмыкает, и Спичка чувствует, как кровь приливает к кончикам его ушей.
Когда-нибудь любопытство его погубит.
– Раз ты меня терпишь уже пять минут, могу перейти к просьбе? – спрашивает Ноткин, и в эту секунду Спичка чувствует к нему немую благодарность, потому что надвигающаяся с каждой секундой дымка неловкости и стыда его ужасно злит.
– Валяй. Всё равно не соглашусь, – он пожимает плечами и ловит взглядом коварную улыбку Ноткина.
– Хотя… зная тебя, я лучше начну с того, что ты за неё получишь.
А вот это уже другое дело.
Спичка показывает большой палец, после чего прикладывает ладонь к уху и наклоняется к Ноткину:
– Весь во внимании.
Пару секунд Ноткин молчит, словно сейчас озвучит какую-то важную-важную тайну, которая перевернёт весь внутренний мирок Спички. И когда спичкина рука начинает ныть, как и его терпение, Ноткин выпаливает:
– Я помогу поймать Альбиноса.
Внутренний мир Спички не перевернулся.
Он встал на дыбы.
– Откуда ты узнал?!
Рукой, которая до этого миролюбиво прижималась к уху, Спичка хватает Ноткина за грудки и вжимает того в поручень моста. Кожа чешется от опилок и грязи, налипшей на свитер этого двоедушника, но Спичка не отпустит, нет.
– Откуда? – более спокойно и зло повторяет он.
– Ещё источник сказал, что сегодня в полнолуние Земля выплюнет очередную шабнак-адыр. Ты должен помочь, – увиливает Ноткин.
Спичка стискивает зубы и отпускает Ноткина, который педантично поправляет на себе одежду и впивается в него честными карими глазами.
Наверняка Гаруспик сказал. Больше некому.
Но зачем?
Предатель. Все они предатели.
Спичка сплёвывает на землю и суёт поганую монету в раскрытую руку Ноткина:
– Бери. И улепётывай. При следующей встрече я тебе врежу. И даже мешок орехов не спасёт.
Не дожидаясь ответа, Спичка отпинывает Артиста, который возмущённо орёт, и размашисто отходит от моста.
– Шабнак заберёт Седую. Сегодня же, – слова Ноткина против воли пригвождают к месту.
Седая. Старая бабка, живущая через два дома напротив.
Старая бабка, у которой Спичка особливо часто подворовывал мелочь и древние украшения из тонн шкатулок, хранящихся в запретном допотопном сейфе.
Если шабнак-адыр её убьёт, у него не останется подарка на день рождения матери.
И денег на сладости.
– Почему ты не отправишь своих приспешников? – Спичка нехотя разворачивается, но до Ноткина доходить не собирается.
Тот щурится:
– Потому что уверен – ты поможешь. Нам. Городу и мне. И справишься лучше, чем любой из двоедушников.
Сердце ёкнуло. Против воли.
Уши горят от похвалы. Тоже против воли.
Спичка делает вид, что зевает. Иначе скрыть смущение просто никак.
Одновременно с этим он отчаянно пытается включить мозги.
Ноткин мог обмануть, что целью шабнак является Седая. Мог, ему выгодно. И он, Спичка, бы даже не заметил обмана.
Ибо ключ к любой двери города он может подобрать запросто.
Но ключ к людскому сердцу – никогда.
Спичка вглядывается в карие глаза, в которых отражаются солнечные блики, невольно смотрит, как хлопают ноткиновы редкие выгоревшие ресницы…
Хочется.
Ему хочется помочь.
День рождения мамы через неделю.
Спичка уже открывает рот, чтобы дать добро, как… вспоминает о том, что он делает это не за просто так.
Раз уж этот мерзавец всё знает, нужно воспользоваться им по полной.
– Альбинос же выскакивает только по полнолуниям, – он подходит ближе, чтобы разглядеть лицо Ноткина. – Когда мы собираемся его ловить?
Ноткин должен был озадачиться. Сейчас Спичка хотел увидеть растерянность на ноткиновом лице даже больше, чем пойманного Альбиноса.
– А шабнак-адыр не интересует лунный календарь. И за двумя зайцами гоняться бессмысленно, – рушит ожидание решительный Ноткин. – За Альбиносом сходим в любое время после шабнак. Даю слово.
– Как ты собираешься их ловить? – спрашивает Спичка, пытаясь скрыть своё разочарование в поглаживании жирного Артиста, который, видно, позабыл минутную обиду, и снова начал мурчать.
– Гриф одолжил ружьё. А против шальной пули ни Альбинос, ни шабнак не устоят, – невозмутимый ответ.
Спичка перестаёт поглаживать Артиста и крутит пальцем у виска:
– Это ты на ногах не устоишь, Ноткин. У тебя ступня вывернута, забыл?
– А ты почаще напоминай, – укоризненно хрипит Ноткин, отслоняясь от поручня и демонстративно разминая затёкшие ноги.
Еле уловимый момент, когда Ноткина перекашивает от боли, Спичка ловит.
Но вместо ожидаемой радости приходит неожиданное беспокойство.
– Болит?
Слова вылетают прежде, чем осмысляются.
Уши пылают, как разожжённый большой факел, ярко выделяющийся в ночном сумраке. Спичка утыкается взглядом в единственное спасение, именуемое животом Артиста.
Неловкая пауза тянется дольше, чем хотелось.
– Нам нужен твой фургон, – наконец меняет тему Ноткин.
Спичка рад. Рад, что они вновь перешли к делу. Рад, что на смену стыду пришло удивление. Удивительно, но он даже несколько рад нотникову «нам»…
Но шабнак Ноткина подери…
– Ты шутишь? Ладно с отцом, он ночью спит крепко, не заметит, но мне и в лепёшку превращаться неохота. Водить я не умею, а у тебя нога.
– Да хватит говорить про мою ногу, она почти в порядке, – неожиданно Ноткин перестаёт благодушничать и напыживается, засовывая руки в карманы.
Ух ты. Какая грозная поза.
Спичка невольно прыскает в кулак.
– Ну да, ну да.
– Именно поэтому ты мне и нужен. Так бы сделал всё сам…, – ворчит Ноткин, присаживаясь рядом со Спичкой и забирая у него Артиста.
– Так моя помощь уже не нужна? Раз нога «почти в порядке»? – Спичка поднимается вслед на Ноткином и щёлкает Артиста по носу. – Тебе просто фургон одолжить?
– Подъезжай на склад в половину двенадцатого.
Ноткин и Артист смотрят на него во все глаза. Смотрят в ожидании. В полной уверенности и решительности.
Спичка сдаётся.
***
Нет, Спичка конечно думал, что его сон когда-нибудь сбудется. Но не так он себе это представлял.
Не так.
Он не должен сейчас лежать под тёплым отцовским одеялом студёной поздней ночью вместо солнечного утра и глядеть на мутную болотную жижу вместо кристального озера. Не должен впитывать плотный запах овечьей шерсти и удушающей чёрной твири вместо приятного кровавого твирина из деревянной кружки.
И, тем более, не должен чувствовать, как его оголённые ступни щекочут холодные пятки Ноткина.
– Серьёзно, отвянь, – Спичка в который раз дёргает ногой и пытается повернуть голову, чтобы посмотреть в глаза этому мерзавцу, разрушившему его мечтательное сновидение, но на 180 не вывернешься.
К сожалению.
– Холодно же, – бурчит Ноткин, и Спичка чувствует, как тот ворочается под одеялом и тычется локтями ему в рёбра, в живот.
Очень больно тычется, между прочим.
И не только локтями.
– Если ты не вытащишь эту чёртову пушку, я её заберу и снесу тебе башку, – от холода и затёкших конечностей Спичка ощущает, как в нём буквально просыпается злой дух.
Ноткин двигает пяткой ему в голень и высовывает из-под одеяла двустволку:
– Доволен?
– Наконец-то, – выдыхает Спичка.
Наконец-то можно не опасаться, что этот придурок отстрелит что-нибудь ему или себе.
Хотя, за последнее Спичка не особо беспокоится.
Теперь на место тревоги приходит нетерпение. Спичка в который раз подносит фонарь и вглядывается в кромешную тьму, но в ночи раздаётся только редкий стрёкот кузнечиков.
Скукота.
– Тебя не надули случаем? – от нечего делать, Спичка решает завести разговор.
– Источник доверенный, – вновь бурчит голос.
Обиделся. Надо же.
Спичку определённо радует, что Ноткин не всегда нацепляет эту маску ответственного благодетеля и торговца обещаниями. Вот как сейчас.
– Твой доверенный источник не мог сам поймать эту шабнак? Зачем ты согласился?
– Гаруспик занят. И он попросил меня, – выпаливает Ноткин, после чего резко вырывает у Спички факел и срывается с места.
Спичке хочется крикнуть про ногу. Хочется спросить, чем занят этот Гаруспик и какого чёрта сам Ноткин выполняет чьи-либо просьбы.
Но особенно ему хочется не стоять лишнюю пару секунд с отрытым ртом, пока Ноткин спрыгивает с фургона в болотную жижу, а факел не высвечивает высовывающуюся из-под землибледную ногу, у которой вместо ступни проглядывает острый обломок белой кости.
Шабнак-адыр. Костяная ведьма.
Чёрт возьми! Почему рядом с этим придурком-атаманом он теряет всякую бдительность?
Спичка почти тут же шмякает в грязную землю рядом с Ноткином.
– Как ты узнал? – спрашивает, глядя, как за ступней из земли с противным громким хлюпом начинает высовываться остальное худощавое тело женщины.
Ноткин кивает головой вправо, откуда почти тут же раздаётся послушное мурчание.
– Я даже захотел стать двоедушником, – говорит Спичка, и Ноткин хрипло смеётся. – Что теперь?
Ноткин тут же серьёзнеет и переводит всё внимание на шабнак-адыр, которая почти полностью выползла, оставляя в земле лишь голову.
Но даже так её присутствие ощущается очень ярко. К запаху чёрной твири примешивается гнилостный и зловонный. Запах протухшего мяса.
Очень хочется выпотрошить сегодняшний ужин. Спичка едва сдерживается, бьёт себя кулаком в грудь и переводит взгляд на побледневшего Ноткина.
Тому, похоже, не лучше.
Ноткин ловит его взгляд, передаёт факел и шепчет:
– Посвети.
Спичка повинуется. Смотрит, как дикие глаза шабнак появляются из-под земли и, не мигая, впиваются в их с Ноткином силуэты.
Молится, чтобы Ноткин поторопился. Сильно поторопился.
Щелчок, знаменующий перезарядку ружья, немного облегчает волнение.
Которое тут же превращается в дикий страх, едва шабнак делает к ним шаг навстречу.
– Н-ноткин? – Спичка хочет повернуться, хочет удостовериться, что не один. Что шабнак не идёт к нему навстречу на своих костях, не протягивает длинные руки с острыми когтями в его сторону.
Только что тело его слушалось. Только что он был готов лезть вперёд и сунуть горящий факел прямо в её лицо.
Но шабнак оказалась жутче. И выше его на две головы.
Страх пригвождает к месту. Пригвождает и буквально заставляет повторять из раза в раз лишь одно имя:
– Ноткин…
Шабнак, в отличие от них, долго не раздумывает.
В следующие несколько секунд своей жизни Спичка просто не помнит.
Потому что всё происходит в секунды.
Шабнак смотрит на Ноткина. Шабнак напружинивается.
Спичка тоже смотрит на Ноткина, который всё ещё мучается с ружьём.
Похоже, то заклинило.
А шабнак ждать не будет. Она просто прыгает.
Но вместо Ноткина валит на землю Спичку. Вместо Ноткина затягивает в топкое болото.
Спичка не успевает удивиться мощи прыжка, не успевает задержать дыхание. Он против воли открывает рот, – и горло тут же залепляет грязь. Грязь забивается в ноздри, и голова начинает зудеть от недостатка воздуха.
– Н-н-н, – хрипит Спичка, пытаясь согнать с себя клацающую челюстями шабнак.
Силы стремительно уходят, а перед глазами вспыхивают чёрные точки.
Когда Спичка слышит выстрел, он почти отключается. Единственное, что успевает – направить немеющую руку с факелом куда-то в сторону шабнак.
Яркая огненная вспышка заставляет костяную ведьму завыть и отпрыгнуть от него.
Почти тут же раздаётся второй выстрел. Ещё один дикий вопль, гораздо громче и злее предыдущего.
В помутнённом сознании ещё пытаются пульсировать отголоски разума.
Ноткин попал? Ранил или убил?
Сам-то хоть жив?
Спичка пытается грести руками, выплыть, но топь затягивает. Дышать становится невыносимо.
Последнее, что Спичка чувствует, – горькое разочарование от своей бесполезности.
***
Темнота обволакивает. Обволакивает сознание, как купол, как тёплая и приятная оболочка, отодвигающая поток мыслей куда-то в сторону.
И после этого всё становится таким лёгким, таким простым…
Внезапно что-то больно ударяет с правой стороны. Оболочка подрагивает, подрагивает и грозит раствориться.
Нет. Не надо.
Второй удар больнее. Ощутимей.
Из горла вырывается крик. Крик, который вливается в оболочку и всколыхивает её ещё больше.
Голову уже начинают наполнять мысли. Голова снова становится тяжёлой.
Сознание будто начинает гореть.
Не надо!
Третий удар сносит оболочку к шабнаковой матери, и Спичка резко выдыхает.
А затем втягивает носом часто, без устали, словно пытаясь вобрать в себя весь воздух вернувшегося к нему мира. Пусть даже наполненного жутким запахом чёрного твирина.
Но это не помогает.
– Воздуха… воздуха…, – голос сиплый, незнакомый. Спичка вначале даже не понимает, что это его.
Его бьют по щекам в четвёртый раз,в пятый, а затем что-то тёплое не даёт ему выругаться и накрывает его губы.
Что-то тёплое и мягкое. И, судя по ощущениям…
На секунду Спичка забывает, как дышать. Да и, кажется, воздух ему больше и не нужен.
Ибо его даёт Ноткин. Осторожно выдыхает ледяную струю в его разгорячённую агонией глотку, и Спичка невольно содрогается.
Казалось бы, такой контраст должен быть неприятен. Должен быть неприятен тот факт, что к его губам прикасается парень.
Но воздух нужен позарез, поэтому Спичка лишь вяло мычит.
– Дыши, – шипит Ноткин и, сложив руки у него на груди, начинает надавливать. – Дыши, чокнутый!
Да дышу я уже, хочется ответить Спичке, но сил хватает только на то, чтобы вдыхать жгучий для лёгких воздух.
Ноткин повторяет процедуру ещё раз. Ещё раз дышит ему в рот, и на секунду, на долю секунды Спичка чувствует, что поддаётся ему навстречу.
Когда их взгляды встречаются, краснеет не Ноткин.
Спичка вздрагивает и, закашлявшись, отворачивается. Слышит, как Ноткин подсаживается к нему ближе и пытается перевернуть обратно.
– Я бесполезен, – произносит то, что вновь начинает грызть душу. – Бесполезен для Города. Бесполезен для поимки какой-то дурацкой шабнак. Бесполезен для тебя.
На слёз просто нет сил, поэтому Спичка сжимает кулаки до немоты в пальцах и утыкается носом в холодную землю. Потом чувствует, как ко лбу прижимается что-то горячее и колючее. И слабо мурчащее.
Это что – утешение?
– Ты отличный вор и знаешь Город, как свои пять пальцев. Да и Капелла сказала, ты – один из трёх будущих правителей города.
– Как видишь, из меня отличный правитель, – Спичка закатывает глаза и резко садится.
Немного мутит, но потерпеть можно. Чтобы с вызовом посмотреть на Ноткина.
– Боец из тебя хреновый, я понял.
Спичка ошарашенно смотрит на его невозмутимое лицо.
Напарник называется. Нет, чтобы поддержать!
– Но то, что ты – умелец в воровских делах, да и проникнуть в любую дыру Города можешь очень ценно. И за такой талант я даже готов пасть к вашим ногам, о великий Спичка!
У Ноткина мокрые волосы и хищная чеширская улыбка, как у Артиста. Тёмные пронзительные глаза и мягкие тёплые руки, которые помогают Спичке встать.
Крепкие широкие и мокрые после знакомства с болотом плечи, на которые Спичке позволяют опереться, чтобы доковылять до фургона.
И обжигающе горячее дыхание, которое шепчет ему на ухо, не хочет ли он стать двоедушником.
Спичка не предаст своих принципов, нет, не предаст.
Но вот предастся незнакомому чувству, неожиданно вырвавшемуся из груди и оплётшему его бедное бьющееся сердечко, он может.
***
Домой они не едут – мало ли кто страшнее шабнак может ходить по болотам. А патроны и огонь из уже благополучно потрачены.
Радует, что Седая может спокойно храпеть на весь квартал, а шабнак не будет ходить на косточках вокруг их домов и стучаться в окна, намереваясь вытащить и сожрать в отместку.
Ноткин и Спичка заползают под одеяло, прижимаясь друг другу, потому что теперь даже плотные сантиметры овечьей шерсти не спасают от мокроты и холода.
Артист втискивается между ними, как маленькая грелка, и Спичка чувствует себя чуть счастливей.
Ведь всё могло быть и хуже.
Ноткин дышит ему в шею, и Спичке щекотно.
– Ноткин?
Тот уже почти спит, но тут же открывает глаза:
– Что? Ты готов стать двоедушником?
Спичка ехидно улыбается:
– Когда пойдём ловить Альбиноса?
