Большие и маленькие люди

3.1 Ноги опять приводят его к порогу чиминовой квартиры. Гук нашёл новый повод прийти, и он у него в руках. Коробка пончиков из Криспи Крим, что превращает старшего во влюблённого эмоджи. — Ты совсем исхудал, — сетует Чон. — Надеюсь, так ты хоть вернёшь свои щёки. — Спасибо, — глаза Пака вновь превращаются в две крошечные улыбки, и младшему не терпится войти внутрь, чтобы исцеловать каждый сантиметр красивого лица. — Чимин, где у тебя сахар? — из кухни слышится незнакомый голос. Чон теряется, ведь этого никак не мог допустить. Они же ещё буквально вчера… — В шкафу над раковиной, — отвечает Чимин и переходит к бывшему: — Заходи. — Так, у тебя же… гости. — Ну и что? — вопрошает старший. И вправду, что тут такого? Просто какой-то новый мужик тусуется у Пака с раннего утра, и судя по внешнему виду, он оставался тут и на ночь. — Вот это? — спрашивает невысокий хиленький блондин. Такого одолеть — раз плюнуть. Но этого Чон делать не станет. Не имеет права. — Нет, это крупная соль, хён, — хихикает Чимин, взглянув на миску в чужих руках. В это время Гук продолжает оглядывать незнакомца с ног до головы, и тот его, наконец, замечает: — Чонгук? — уточняет он. — Да, — вмешивается Пак. — Знакомься, это Юнги-хён. Чонгук кивает, пытаясь быть учтивым, но враждебность на его лице портит абсолютно всё. — Я, наверное, пойду, — объявляет он, разворачиваясь на полградуса. — Не хотел вам помешать. — Ты нам и не мешаешь, — хмурится непонятливо Чимин. — Да, — поддерживает его белобрысый дрыщ. — Я всё равно скоро поеду, так что не беспокойся. Он вновь собирается на кухню, но по пути что-то вспоминает и, остановившись, бросает Чимину: — Твой бывший, кажется, подумал, что я твой любовник. Он, видимо, хотел сказать это по секрету, но не стал слишком заморачиваться. Поэтому, данная реплика не обошла слух и самого Чонгука. Похоже, этот Юнги не из тех, кого волнуют установки социума. Чимин, ошеломлённый, поворачивается к младшему с возгласом: — Это не так! Чонгук строит из себя само равнодушие, уверяя: — Ты не обязан мне ничего объяснять. — Но он мне не любовник. Это муж Тэхёна. Они поссорились, и он попросился ко мне на ночь. То есть просто переночевать. Вон, он спал на диване! — Чимин настойчиво тычет на разложенный диван в гостиной с кучей постельного белья поверх. — Всё в порядке, хён, это твоё дело. — Так ты зайдёшь? — с надеждой в грустных глазах спрашивает старший. — Ты правда этого хочешь? Пак отвечает не думая: — Да. — Хорошо. Несмотря на весомое объяснение, Чон этому блондину не доверяет, и садиться с ним за один стол не очень-то хочет. Чимин, не замечая явного напряжения, открывает коробку с дюжиной пончиков и восторженно ставит её перед гостями. — Съешь вот этот, — дабы отвлечься, младший указывает на пончик с розовой глазурью. — Он с клубничным джемом. Ты же любишь клубнику? — Да, — у Чимина во взгляде столько тепла, что в эту летнюю жару её вытерпеть невозможно. Поэтому Чон тает так же, как и глазурь, что остаётся в уголках хёновых губ. Гук таращится на них, думая, что охотно бы облизал, но есть несколько факторов, препятствующих этому: во-первых, определенно лишний муж Тэхёна, что сидит напротив, а во-вторых, сообщение, вдруг пришедшее от чонгуковой матери. Он открывает чат и видит от назойливой женщины очередную фотографию какой-то девчонки. «Как она тебе?» — добавляет мама. «Кто это?». «Это двоюродная сестра жены твоего брата». «Нас сегодня пригласили на её день рождения». «И зачем мне её фотография?» — устало печатает Чон, заранее зная, что ему ответят. «Затем, что тебе уже нужна приличная жена, мальчик мой». «Или ты до конца жизни хочешь заниматься ерундой?». «С какими-то непонятными мужчинами». «Я занят, мам» — отправляет в ответ парень, тем самым ставя точку в сегодняшнем обсуждении его судьбы. «Только не говори, что ты опять с этим Чимином!» — не унимается мать. «Вы только помирились с отцом». «Хочешь опять всё испортить?». «Когда ж ты уже возьмёшься за ум?». Чонгук ставит телефон на авиарежим, чтобы спастись от сыпящихся на него градом сообщений. — Поклонники написывают? — игриво осведомляется Пак. Его сочные губы тянутся в сладкой улыбке, и младшему снова требуется колоссальная сила воли, чтобы противостоять ей. — Если бы, — вздыхает он. — Мама. — Ты живешь с родителями сейчас? — интересуется Юнги. Вот ему о своей жизни рассказывать совсем не хочется. — Пока да. Как только поднакоплю достаточно денег, возьму квартиру в ипотеку. — Тяжело тебе, наверное, будет одному, — рассуждает тот. — Хотя, ипотека — не ребёнок. Не на всю жизнь, правда? Чонгуку кажется, что мимика у парня атрофировалась и не даёт понять, с какой целью он выдал подобное. Что это? Издёвка? Светская беседа? Звонок в дверь отвлекает Чона от сложных мысленных процессов, что он в себе запустил. Чимин тревожно поднимается со стула и идёт к двери. Через мгновенье из прихожей слышится чей-то рёв: — Его не было всю ночь! Он не отвечал на звонки! Я чуть с ума не сошёл! Я потерял его, Чимин, я навсегда его потерял! Чонгук узнает голос Тэхёна и обращается к его супругу: — Это он о тебе? Юнги явно теряет желание говорить и откладывает чашку с кофе. Видимо, он собрался потихонечку свалить, что точно не получится, ведь по пути в гостиную он все же сталкивается с бьющимся в истерике парнем. — Почему ты здесь? — Тэхён немного усмиряется, когда видит мужа. Словно плачущий младенец оказался на руках отца. — Здесь бы тебе точно не пришло в голову меня искать, — объясняет хладнокровно Юнги. — Давай поговорим. — Не могу, мне пора на репетицию. Чимин медленно отходит от них, пока не добирается до кухни. Там его ждёт упорно недоумевающий Чонгук: — Что происходит? — Тшш! — парень приставляет палец к блестящим от сахара губам и садится рядом, прислушиваясь к доносящимся из прихожей восклицаниям. — Ты можешь не бросать меня хотя бы сейчас? — У меня, блять, три выступления сегодня в разных точках города! — Знаешь что? Да! Я изменил тебе с другим мужчиной! Но ты тоже изменяешь мне со своей гребанной работой! — А ты мастер переводить стрелки. — Потому что так нечестно! Если бы ты не избегал меня и нормальных человеческих разговоров между нами, этого бы всего не произошло! — Окей. Можешь считать меня виноватым. Мне нужно ехать. — Стой! Пожалуйста, Юнги, стой! — А у нас не было такой драмы, — шепчет, хмыкнув, Чонгук. Чимин шикает на него ещё раз, намеренно приблизив лицо. Донсен пользуется моментом и чмокает его в губы, отчего тот весь краснеет, с легкой улыбкой толкая младшего в плечо. Миленько. — Я не хочу терять тебя, слышишь? — заявляет Ким на фоне. — Пожалуйста, скажи, что сможешь простить меня! Хочешь, трахни кого-нибудь тоже! Эту твою Суран. — Ты хочешь, чтобы я переспал с женщиной? — усмехается Юнги. — Ладно, трахни какого-нибудь парня… — Как жаль, что ты ещё не понял. — Что? — Что мне не нравятся ни мужчины, ни женщины. Мне априори никто не может нравиться, кроме тебя. Секундное, но такое блаженное для слушателей молчание воцаряется в доме. Вскоре Тэхён его, правда, нарушает: — Ты… ты прикалываешься так? — Нет, придурок, не прикалываюсь. Думаешь, мне было легко тебя оставлять? Но я должен был это делать, чтобы подняться, чтобы ты мной гордился, чтоб надменно обзывал других бедными и говорил, что твой муж — Агуст Ди. — Но я же любым тебя люблю. — Не похоже на то. Ты предал меня при первой же трудности. А как же «и в болезни, и в здравии»? Они опять молчат, и чувствуется, что кульминация завершилась, уступая место финальной развязке. — И что мы теперь будем делать? — спрашивает обреченно Тэхён. — Не знаю, но мне надо на репетицию. — Можно мне с тобой? — Зачем? — Просто так. Я хочу. — Ты будешь мешать… — Не буду! Клянусь! Буду молчать и наблюдать за тобой. — Как хочешь, — спустя время сдаётся Юнги, что неописуемо радует Тэхёна: — Спасибо! Сейчас только попрощаюсь с Чимином, и поедем! 3.2 — Как тебе спалось? — беспокоится Чон. О недавно появившемся страхе хёна он узнал только вчера, когда тот, в момент их максимальной близости, сообщил, что спокойно спит только в объятиях мужа. — Так себе. Телефон хёна не замолкал всю ночь. Я постоянно просыпался. — Выспись сегодня, — строго рекомендует младший. — Тебе никуда не надо? — Не-а, — лукавая улыбка Пака освещает загорелое лицо. Он крутит бёдрами верхом на Чонгуке и томно выгибает спину, говоря: — Сегодня же выходной. Чон смотрит на эту порнографию снизу вверх и мычит невольно: — Так сегодня мы… — Трахаемся весь день, — продолжает старший, нагнувшись к его губам. — Что? — смеётся Чонгук, сжимая в ладонях упругий зад. — Ты сказал «трахаемся»? — Нет. — Твой миленький ротик умеет говорить такие грязные слова? — Иди в задницу, — рявкает обиженно Чимин, на что бывший лишь смачно его целует, шлёпая слегка по ягодице: — Хорошо. Доставай смазку. Пак слушается беспрекословно. Переваливается чуть-чуть через донсеново тело и достаёт из прикроватной тумбочки небольшой флакон лубриканта. — Секундочку, — останавливает его Гук. — А ну-ка открой ещё раз! — Зачем? — Чимин настораживается, явно понимая, что младший всё увидел. — Открывай-открывай! — приказывает тот задорно. Воспротивиться Пак не может, так как бессмысленно. Он снова открывает нижний ящик, представляя чонгукиному вниманию розовый фаллоимитатор. Чонгук улыбается во все тридцать два и берет в руку внушительных размеров игрушку: — Вот он, твой скелет в шкафу! Чимин стесняется, смеётся и обижается одновременно. Такая реакция стоит небольшой издёвки. — И как это помещается в такое маленькое тело, м? — Ну, перестань, пожалуйста, — просит старший, закрывая толстыми ладонями лицо: — Мне стыдно. — Что стыдного в том, что ты любишь члены? — Чонгук подползает к упавшему на простынь хёну. — Я не люблю члены, — протестует Чимин. Чон убирает с его лица руки и смотрит прямо в глаза: — Ты любишь, когда член в тебе. Чимин обвивает его шею, требуя поцелуй. Но он его не получит, пока не признается. — Скажи это, — дышит Гук ему в губы. — Люблю, — произносит Пак, и былая стыдливость пропадает, будто её никогда и не было. — Я люблю чувствовать член в себе. Поразительно, как этот парень умеет манипулировать телом Чонгука одной лишь фразой. — Ты такой сладкий, — сокрушается младший, огибая обеими ладонями чиминово лицо. В следующую секунду он буквально набрасывается на хёна с дикой жаждой поцелуя. Целуя глубоко и мокро, Пак кладёт руки младшему на ягодицы, дабы теснее прижать к себе. А Чон теряет голову только от того, что чувствует тело хёна настолько близко. — Повернись на живот, — велит младший, внезапно прервав поцелуй. Чимин, немного этим расстроенный, всё же выполняет приказ и ложится максимально удобно. — Согни одну ногу, — требует Чон ещё. Брюнет делает и это, понятия не имея, какие у донсена планы. По ложбинке меж его ягодиц вдруг льётся густая смазка, и Чимин, чуть вздрогнув, сообщает: — Холодная. — Сейчас согреешься. Чонгук мнёт пальцами мягкие как зефир ягодицы и бережно гладит чувствительный вход, размазывая лубрикант. Пропустить внутрь один палец, к его удивлению, получается очень просто. — У тебя точно ничего не было с этим Юнги? — замирает Чон. Второй палец входит тоже гладко, а подозрения тем временем растут. — Точно, — Чимин поворачивает голову, пытаясь увидеть устроившегося у его ног мужчину. Насупленные брови Чонгука немного пугают: — Что такое? — Ты слишком хорошо растянут. — Мы же делали это вчера, — оправдывается Пак. — Да, но столько часов прошло. Чимин не отвечает, что младшему ой как не нравится. Он определенно что-то скрывает. Кого-то, скорее. Чонгуку следует снова вспомнить, что не его это дело, но ладонь его не слушается, со всей силы шлёпая мужчину по заднице. Чувственный вздох, дошедший до чонгуковых ушей, лишь сильнее злит парня. Вместо того, чтобы трепетать от страха, старший наслаждается. — Ты спал с ним? — спрашивает Чон, совсем не шутя. Пак возмущается: — Нет, Чонгук, я же сказал! — А почему тогда?.. — Я надеялся, что ты придёшь! — перебивает его хён. — И подготовился, пока был в душе! Господи… — Чимин прячет пунцовое лицо в простыне и мычит оттуда: — Не говори ничего! Чонгук тотчас успокаивается, любуясь смутившимся хёном. — Это правда? — уточняет он и слышит приглушенное: — Да! — Извини, — Чон выцеловывает прощение, накрывая губами покрасневшую от удара кожу. — Прости, — целует расслабленную дырочку, переходит ко второй половинке. — Ты так зациклен на моей заднице, — отмечает робко Пак. — Видел бы ты то, что вижу я, ты бы меня понял. Старший опять улыбается, крайне довольный. Чонгуку за этим нравится следить, нравится заставлять его краснеть и смеяться. Пак Чимин — лучшее, что могло случиться в его жизни. Единственное и неповторимое чудо. Едва оторвав себя от поцелуев, Чонгук берет в руку силиконовый вибратор. Щёлкает кнопкой и ахает от неожиданности: — Воу! Он ещё и извивается. — О Боже, Чонгук! — у Пака краснеют даже уши. Этакая развратная девственница и невинная шлюха. Образ, который ему чертовски идёт. Чонгуку уже не терпится, и пути обратного нет. Он приставляет игрушку к готовому анусу и входит внутрь мягко, под протяжное чиминово всхлипывание. — Восхитительно, — присвистывает Чонгук, начиная медленно двигать фаллосом внутри. Розовая дырочка, пережившая многое за эти две недели, растягивается покорно, так что Чону удаётся и ускорить темп. — М, Чонгукки, — тянет старший. — Я хочу твой. — Мой ещё нужно заслужить, — хмыкает Чон. Чимин подаётся навстречу, требуя больше и смотрит на бывшего через плечо такими блядскими глазами: — Позволь мне заслужить. Чонгука окончательно кроет. Он просовывает вибратор до самого основания и напоследок шлепает хёна по округлой ягодице. Чимин кусает пухлую губу от боли и наслаждения — зрелище невыносимое. — Смотри, не урони, — предупреждает Чонгук перед тем, как подняться с места. Пак продолжает крутить бёдрами как шлюха, на этот раз поставив перед собой цель как можно дольше удержать в себе вибратор. Член севшего перед ним мужчины он принимает с такой же покладистостью — сразу хватает его сочными губами и пропускает внутрь. Горло у старшего натренировано, Чонгук полностью оказывается в жарком рту и позволяет себе двигаться внутри в довольно быстром темпе. Одновременно он дотягивается рукой до хёновых ягодиц и заталкивает дилдо глубже. Чон сходит с ума от вида красных губ, окаймивших основание его члена. Хватается за чёрные волосы и трахает нещадно. Чимин сладко постанывает, только непонятно, от чего: от ощущения твёрдого члена у себя во рту или от неугомонной вибрации, стимулирующей простату. Чонгук чувствует приближение разрядки и тут же выходит из широко раскрытого рта. — Ты невозможный, — задыхается он, поднимая пальцами чиминов подбородок. Из губ почти вылетает «я люблю тебя», но целуются они прежде, чем это происходит. Сзади Чимин растянут донельзя и крайне измождён. Чонгук играется с ним ещё немного, прежде чем резко вынуть жужжащий вибратор. Дырка Чимина сокращается несколько раз, вновь искушая обессилевшего донсена. Тот входит нетерпеливо, срывая с растраханных губ оглушительные стоны. — Чонгукки, ах, ты такой, ах… боже, я так тебя, — рука шатена закрывает его рот, не позволяя лишним словам выскочить оттуда. Чимин мычит в его ладонь, качается от резких толчков, с которыми Чон в него входит. Последний от похоти слетает с катушек, тискает нещадно мягкую задницу, лижет изящную шею, оставляя на ней бесчисленные засосы. — Я хочу. Вставить. Вибратор. Выдержишь? — дышит прерывисто Гук. Чимин кивает, думая, что самые его грязные фантазии осуществятся в этот день, и вскрикивает от боли, когда освободившая его рот рука просовывает внутрь резиновый член наравне с настоящим. Чонгук останавливается, действует предельно осторожно, плавно вставляя включённый дилдо в любовника. Вибрация распространяется и на его член тоже, что провоцирует совсем скорый оргазм. Чон держится, представляет дохлых крыс и всё такое, но стоящая перед его глазами картинка в разы сильнее всего отвратительного, что может прийти ему в голову. Чимин растягивается послушно, находя в себе место и для двух членов. Ему льстит, когда младший говорит ему: — Хороший мальчик, — ласково поглаживая по ягодице. Потихоньку Чонгук снова начинает двигаться внутри, любуясь тем, как красиво парень подвиливает задницей навстречу. Он обвивает рукой чиминов член, умиляется тому, как мило он умещается на его ладони, и двигает ей в такт толчкам. Паршивое «люблю тебя» снова висит на языке, но Чон предпочитает сжимать губы. Член трётся о вибрирующую игрушку, пульсирует внутри, и Гук понимает, что сконцентрировавшийся внизу живота оргазм неизбежен. Чонгук снова кончает первым, но и Чимин недолго заставляет себя ждать, излившись на простынь спустя пару рывков. Оба падают без сил, но целуются самоотверженно, будто это был последний секс в их жизни. 3.3 Чонгук не спит всё то время, пока старший дрыхнет на его груди. Ему хорошо лишь от того, что он в хоть чём-то полезен. Поэтому гладит чиминовы плечи, целует подрагивающие время от времени веки и улаживает по телефону отцовские дела. Работать на папу он начал через некоторое время после разрыва с Чимином. Бизнес хоть и капризный, но зато отвлекает от депрессивных мыслей и приносит хороший доход, в отличие от нестабильной профессии фотографа. Стройматериалы — это тебе не пейзажи и портреты. Они нужны всем. Ближе к четырём часам, когда Чон уже совсем не чувствует руку под Чимином, раздаётся звонок. Чонгук оглядывает комнату и, увидев вибрирующий на полу телефон Чимина, пытается до него дотянуться. — Что такое? — мямлет в полусне Пак. Он приподнимается, и, благо, Чон теперь может вытащить из-под него свою онемевшую руку. — Тебе звонят, — схватив телефон, он передаёт его Чимину, а тот вздыхает устало, увидев на экране имя Тэхёна. — Да, Тэ, — Пак в разговоре абсолютно не заинтересован до тех пор, пока не слышит что-то судьбоносное: — Да ладно! Ты серьёзно? Старший усаживается на кровати, резко проснувшись. Его отёкшие веки все ещё не позволяют выразить удивление, но будем считать, что он максимально округлил глаза. — И что теперь? Боже, ну и сюрпризы. Не ожидал я такого от твоего мужика! Сейчас-то всё в порядке? Ну, хоть это хорошо. Ты всё ещё у него? Ладно, удачи тогда ему сегодня… Я? Я… эм, с Чонгуком сейчас. Да, он рядом, — Чимин смеётся над какой-то шуткой, касательно бывшего, наверняка, и отвечает: — Да, потом обсудим. Давай, держи в курсе, если что. Пока! Когда хён кладет трубку, Чонгук выпытывает у него: — Что это вы обсуждать собрались? — Да так, — отмахивается Чимин, наскоро печатая кому-то сообщение. — Юнги избил любовника Тэхёна. Оказалось, он был у него в группе подтанцовки. — А… — Чонгук опускает взгляд, будто задумался, и замечает на фоновых обоях смартфона фотографию ребёнка. — Кто это? — Это? — брюнет смотрит на портрет с какой-то незнакомой Чонгуку нежностью, а после говорит: — Это Сонджун. Разум расписывает диаграмму связей, начиная от услышанного имени. Чонгук вспоминает, как впервые увидел это имя в спрятанных Паком документах. Об этом ребёнке он мало знал: лишь его имя и диагноз. Большим он и не интересовался. — Милый, — заключает Чон без доли лукавства. Пак продолжает улыбаться словно мать: — Да. И он очень умный. Люди ошибаются, когда говорят, что аутисты ничего не понимают. Они понимают даже больше, чем взрослые. Просто не умеют делиться своими мыслями. Лицо старшего переливается блаженным сиянием, когда он рассуждает об этих детях. Чон не впервые слышит от хёна высказывания по поводу аутизма, но каждый раз чувствует благую зависть: — Видимо, ты действительно нашёл профессию под стать себе. Этому ребёнку повезло иметь такого воспитателя, как ты. Чимин поднимает на него печальные глаза, которые выглядят абсурдно на фоне счастливой улыбки: — Вообще-то, это мне повезло быть его воспитателем. Жаль, что это ненадолго. — Почему? — У детей в нашем центре постоянно меняются воспитатели. Это должно способствовать их социализации. Хён любит свою работу, поэтому и говорит о ней так, будто благословляет каждого, кому передаёт ценную информацию. Чонгуку грустно, что он считает иначе. Грустно, что он не может Пака поддержать. — Слушай… — начинает он, предвещая очень серьёзный разговор с едва ли благоприятным исходом. — Я знаю, что сорвал все твои планы, но… — он понятия не имеет, что говорить, поэтому лепечет что попало: — Ты не должен отказываться от него лишь потому, что я не хочу детей. Как и предполагалось, данная реплика старшего совсем не воодушевила, хоть на лице его и осталась тень улыбки: — Что ты хочешь этим сказать? Чонгук вздыхает, потому что именно в данный момент ему приходится очень тяжело. Да ещё и нужно перефразировать уже сказанное: — Я хочу сказать, что… чувствую себя виноватым за все, что случилось. Но я не вправе препятствовать тебе в твоём выборе. — Хочешь сказать, что готов свалить, чтобы я мог растить его один? — упрощает Чимин и, кажется, попадает в точку. — Чимин, я…. — Ты хоть понимаешь, что это нифига не героический поступок, Чонгук? Чон нутром чувствует агрессию. Пак Чимин — крайне мирный зверёк. Он терпит долго, прощает многое, не держит зло, и любви в нём гораздо больше, чем ненависти. Но есть в его терпении определенная черта, при достижении которой, все взрывается к чёртовой матери. Видимо, Чон только что пересёк эту черту. — Это все, что я могу сделать. Поэтому мы не можем быть вместе, Чимин. Мы хотим совершенно разное, наши цели не совпадают. Я хочу ещё найти себя в жизни, а потом заводить детей… — Нет, Чонгук, — перебивает его Пак, вскакивая с кровати. Началось, — Знаешь, почему мы не можем быть вместе? — спрашивает он, натягивая на себя валявшуюся на полу одежду. — Потому что ты боишься! Ты боишься всего: ты боишься ответственности, ведь, как только у нас появится ребёнок, наши отношения больше не будут похожи на беззаботные потрахушки, — он также подбирает одежду Чонгука и грубо бросает в его сторону с призывом одеться и свалить. — Ты боишься пойти против своих родителей и жить не так, как они тебе навязывают. Твои страхи сильнее нашей любви. Вот, почему мы не можем быть вместе! — уже одетый, он направляется к выходу из спальни и открывает дверь. — И не беспокойся, я усыновлю этого ребёнка. И лучше я буду воспитывать его один, чем с человеком, который ничего не сможет ему дать! — Пак подытоживает сказанное громким хлопком двери, что раздаётся после его ухода. Пожалуй, Чонгуку необходимо исчезнуть до того, как старший выйдет из ванной комнаты.