Игры на выживание

Коннор в свои тридцать пять лет работает рыбаком. Он считает, что ему повезло — четвертый дистрикт очень красивый: дышащий свободой океан и белоснежный, мягкий на ощупь песок, безоблачное небо или же наоборот — с темными тучами, предвещающами шторм. Этот дистрикт… Очень спокойный. Возможно, из-за тесной связи с Капитолием, возможно, из-за самой природы. Коннор часто сравнивает себя со спокойным океаном. Он любит воду, любит плавать после смены под водой, набирать ракушек и красивых камушков с самого дна. А потом он идёт к Хэнку. Победителю восемьдесят четвёртых Голодных Игр. Это единственный человек, о котором он заботится. Когда Коннору было десять лет, он, также как и все, пришёл на жатву. В плане жатвы всегда все было по одному плану: на бойню вызывались добровольно. Профи, которые обучались в академии для подготовки убийц. Коннор хотел бы обучаться там, чтобы стать таким смелым, как все добровольцы. Особенно как этот человек. Коннор услышал низкий, хриплый голос, — я доброволец, — и увидел его впервые: высокий, нет, даже огромный, как скала, о которую разбивается не один прилив, с длинными, завязанными в хвост, волосами. — Назови своё имя, детка, — пролепетала удивленная ведущая, завороженно смотря на добровольца. — Хэнк Андерсон, мэм. И тогда стало понятно, что он вернётся. Он профи, а значит у него больше шансов. Коннор на это надеялся, потому что Хэнк чем-то зацепил его. Он хотел быть похожим на него. Он завороженно смотрел на битву, не отлипая от экрана: локация попалась трудная — подводный мир, так напоминающий родной океан. Трибуты, которые даже не видели речки в своем родном дистрикте, просто-напросто утонули, как щенки. Он сильно волновался за Хэнка, но тот просто превосходно плавал и сразу нашёл пещеру, где есть спасительный кислород. Коннор смотрел, как Хэнк убивает одного за другим, восхищаясь им. Разумеется, Хэнк Андерсон победил. Его целый год крутили телеканалы, Хэнк Андерсон в новом костюме, Хэнк Андерсон рекомендует именно эту марку обуви. А потом Коннор увидел его своими глазами: потухший взгляд, синяки под глазами и скорбный вид. Только спустя много лет, Коннор узнал, что Хэнк не думал, что убивать других — это просто мучительно для самого себя. Коннор запомнил это на всю жизнь. Но восхищаться Хэнком не переставал. Позже Коннор все-таки понял, что это не просто восхищение: Коннору двадцать лет, он не обучался в академии, потому что у него не было на это денег. Он решился на то, чтобы попросить Андерсона научить его. Сперва Хэнк просто хлопнул дверью перед его носом: «Какого хуя, парень, попроси кого-нибудь другого, а меня оставь в покое». Коннор всю ночь сидел под его окнами, слушая бубнеж телевизора в доме. — Ты всё ещё там, парень? — крикнул Хэнк. — Да, — ответил Коннор. Он не заметил, как сильно замёрз. Ночью от океана всегда дует холодный ветер, а в деревне победителей было ещё холоднее. — Черти тебя дери, зачем ты такой упрямый, — бормотал Хэнк, открывая дверь. — Ещё и замерз, придурок. Заходи, нечего холод в дом пускать. Коннор принял это за хороший знак. Он действительно продрог, а у Хэнка было… У него был беспорядок. Уютный, холостяцкий беспорядок: разбросанные по разным углам вещи, пыль на полках, скопление бутылок на столе. Но у него был камин, поэтому Коннор сразу подошел к нему, выставляя ладони перед огнём. Хэнк сел на диван позади него. — И зачем тебе я, малыш? Неужели больше нет учителей, а? Коннор не мог сказать, что он ещё в детстве запал на него, тогда Хэнк просто выгонит его. Он поворачивается к Андерсону, тот поднимает бутылку с оставшимся виски и допивает его одним глотком. — Я хочу уметь защищать себя, а вы — всё ещё самый лучший. — Это я знаю, парень, но денег у тебя, я смотрю, нет. Чем же ты мне, профессионалу, платить будешь? Коннор стушевался. Его надежда таяла с каждой секундой. Ему действительно мало платили, а еду он добывал самостоятельно. — Я могу приносить Вам рыбу, что угодно, мне просто нужны ваши знания, сэр, я… — Стоп, стоп, стоп, прекрати бубнить, и без тебя тошно. Рыбу, говоришь? Звучит аппетитно. Я бы и так тебя взял, ты хотя бы не такой тупой, как все здесь. Наивный правда, но тебя надо обучить. Плюс, будешь мне за продуктами гонять — я ненавижу выходить в город. Усёк? — Усёк, — облегченно говорит Коннор. Это было легко, но он действительно счастлив. Хэнк хлопает ладонью на место рядом с собой, и Коннор расценивает это, как приглашение. — Как тебя зовут хоть? — Коннор, сэр. — Никаких «сэр» — передразнивает Хэнк. — Я слишком молод для этого дерьма. — Хорошо, Хэнк. А потом, на следующее утро, он заставляет его пробежать около пяти километров. «Если ты не сможешь пробежать их, значит, ты уже труп» Он учил Коннора рукопашному бою. Коннор сильный и ловкий, но бывали и такие случаи, когда Хэнк ломал ему нос или ударял слишком сильно. «Тебе, конечно, навряд ли пригодится, но вот так нужно разводить костер, чтобы не было дыма». За долгие годы они стали близкими друзьями. Каждый год Андерсон уезжал на несколько месяцев в Капитолий вместе с трибутами, а возвращался мрачнее тучи. Редкими вечерами он рассказал Коннору, какого это — быть убийцей, видеть призраков убитых людей, затыкать уши от голосов у себя в голове, отмывать руки от давно пролитой крови, просыпаться в холодном поту от кошмаров. Коннор не совсем понимал, но он старался утешить, и, возможно, Хэнку действительно на самую малость было легче. Это было так давно… — Хэнк, даже не думай притрагиваться к бутылке, — Коннор закрывает за собой дверь, держа в руке сетку с крупной форелью. Коннор уже давно занимается самостоятельно, но продолжает бегать к Хэнку, помогая с мелочью. Хэнк ему больше, чем просто друг. — Смотри, что я принёс, — Коннор выложил рыбу на стол, разделывая ее ножом. Подошедший Хэнк удивлённо уставился на него. — Форель? Черт подери, чем я заслужил тебя? — он садится напротив Коннора и смотрит на его быстрые и отточенные движения опытного рыбака. — Не знаю, может быть, всем? — он складывает кости и внутренности в пакет. Отдаст потом уличным кошкам. — Да врешь. — Не умею врать, знаешь же, — пожимает плечами Коннор и достает из шкафа масло. Хэнк любит запеченную рыбу, и, хоть он не любит его баловать, но у Хэнка завтра тяжелый день. Они расстанутся на несколько месяцев. Хэнку не обязательно знать, что Коннор не врёт только ему. — Тогда ты дурак, если так считаешь, — Хэнк подпирает кулаком подбородок и грустно смотрит на спину Коннора. Он не хочет… — Ты готов? — спрашивает Коннор. Хэнк вздыхает, он ждал этого вопроса. — Нет… — ему тяжело говорить. — Я не хочу туда. Эти глупцы сами вызываются добровольцами, думая, что их будет ждать победа и роскошь. А в итоге половина из них погибает. Они же все дети! А я, дурак, переживаю за каждого из них. Заставляю слушать мои советы, тренирую, чтобы потом смотреть, как они умирают от инфекции, или как им перережут глотку… Хэнк поднимается, чтобы сесть на диван. Он не хочет показывать Коннору свой страх. Но Коннор, черт его дери, всё равно всё видит, идёт за ним, чтобы положить свои теплые руки на его плечи. И Хэнк успокаивается. Он рад, что он не один. Коннор молчит, но он все равно чувствует, как в груди щемит сердце от благодарности. — Как хорошо, что ты у меня везунчик, малыш, — Хэнк перехватывает его ладони. — Останешься? — Тебе надо поспать, — но он всё равно садится рядом. — Я не смогу заснуть, ночь перед Жатвой всегда была тяжелой. — Ладно, — Коннор переплетает их пальцы и опускает голову на его плечо. Хэнк не знает, сколько сейчас времени, он вслушивается в треск огня, вспоминая, как разводил его в пещерах с союзниками. Которых он потом убил. Отвращение к себе так и не прошло — он вспоминает их пылающие гневом глаза. Кто-то плакал, умоляя не убивать. Пути назад не было. Хэнк вздрагивает и смотрит на спящего Коннора. Ему становится спокойнее от его теплого дыхания на своей шее. Андерсон убирает непослушную прядь волос. Коннор пахнет морем. Морской солью, заливом, теплым закатом. Так пахнет свобода, которой у них нет. Он уже не тот парень, который сидел у него под дверью, как щенок. Взрослый мужчина. Какой же он все-таки красивый… Коннор просыпается на чужом диване, укрытый пледом. Хэнк, наверное, уже в цитадели. Он умывается, надевает рубашку и брюки, которые уже давно лежат у Хэнка. Потому что он всегда остается перед Жатвой у него. Деревня победителей находится близко к центру, он добирается до него за пять минут и встает в очередь. Коннор не волнуется, когда у него берут кровь и говорят, чтобы он проходил. Всегда полно глупцов, которые вызовутся сами. Делали они это исключительно после того, как ведущий назовёт чье-то имя, мол, смотрите, я — герой! Его подобное раздражало, но он понимает, что так лучше. Нет в толпе паники, потому что есть те, кто защитят их от бойни. Пока крутят фильм о тринадцатом дистрикте, он думает о Хэнке. Он надеется, что Андерсон не напьётся в поезде. Он нужен ребятам трезвым. — Четвертый дистрикт, всем привет! — раздается глубокий мужской голос и толпа приветствует криками, они любят, когда к ним приезжают из Капитолия. Год назад Коннор выпал от контраста мужского голоса и кислотного розового платья ведущей, а сейчас ему как-то всё равно. — Давайте начнем с девочек, — она подходит к ящику с бумажками и достает одну. — Алиса… Не успевает она договорить, как раздаётся крик «я доброволец». Коннор наблюдает за поднимающийся на сцену Норт. Она точно сможет выжить. Коннор не успевает очнуться, как ведущая говорит следующее имя: — Брендон Уилсон, детка, поднимайся сюда. Брендон молодой парень, что ловит рыбу недалеко от него. Он считается изгоем, но Коннор знает, что тот работает на всю семью: отец — инвалид, мать сликшом стара, чтобы работать, а сестренке нужно ходить в школу. Он не учился в академии, поэтому его никто не принимает. Неужели никто не вызывается? Коннор смотрит на ухмыляющихся профи. Вот уроды. Отец Коннора разбился во время шторма, а мать не смогла пережить утрату. Он понимает, что без Брендона его семья погибнет. Но он обещал Хэнку дождаться его. Он не может, он обещал… — Я доброволец! — кричит Коннор, расталкивая толпу и миротворцев. — Слышите, я доброволец! Брендона отпускают и он бежит к плачущей сестренке и обнимет ее. Коннор чувствует себя как жертва, загнанная в угол. Он не помнит, как поднимался по лестнице, как назвал своё имя. Понимание накатывает на него в комнате для провожающих. Он не выживет, он просто не сможет убить так много людей. Коннор смотрит на свои трясущиеся руки. Хэнк… Внезапно открывается дверь, к нему пришёл Уилсон. — Коннор, я не знаю, что сказать, я тебе обязан всем… Он не хочет слушать его, какая к черту благодарность? Ему не до этого. — Можешь рыбачить на моем месте, там всегда хороший улов. — Он игнорирует тихое «спасибо» и коротко обнимает парня. Он не рассчитывает вернуться. *** Коннор садится в поезд вместе с Норт, ему страшно появляться перед Хэнком. Что он ему скажет? А что, главное, скажет ему Хэнк? Вдруг он перестанет с ним разговаривать? Коннор сжимает кулаки, чтобы унять дрожь в пальцах. Надо отвлечься. — Как тебя зовут? — спрашивает он ведущую. Им ехать не больше суток, но, судя по всему, жить придётся рядом. — Называй меня Джон, детка, — подмигивает он Коннору. Норт, не сдерживаясь прыскает. Теперь всё понятно. Коннор улыбается хохучущей Норт, пока в вагон не входит Хэнк. И самые худшие опасения сбываются: он его игнорирует. Андерсон кратко вводит в курс дела, выдавая, очевидно, стандартную речь, а потом уходит, не обращая внимания на настойчивый взгляд Коннора. Он знает, что Хэнк в ярости. Он бежит за Хэнком через вагоны, тот специально закрывает двери перед его носом. Чёрт, послушал бы хотя бы. — Да подожди ты, — кричит Коннор, и Хэнк останавливается. — Подождать? Чтобы что, Коннор? — Хэнк оборачивается и смотрит на Коннора таким взглядом, будто бы он уже мёртв для него. Он никогда не видел его таким. — Послушать речь о том, что ты просто не мог сидеть на жопе ровно? Или это героизм? Я знаю, что ты не такой, как все профи, но от этого даже хуже: настоящий героизм губит, Коннор, я знаю об этом из личного опыта. Хэнку просто нужно было это сказать, вылить этот поток, Коннор понимает это. — Если бы у меня ещё один шанс, я бы сделал точно так же, и мне не стыдно за это. — Я знаю, бестолочь, иди сюда, — Хэнк подходит и порывисто прижимает его к себе. Коннор прикрывает глаза, и прижимается в ответ. Он держится только благодаря Хэнку, потому что он знает своё дело, Коннор не пропадет. Хэнк просто не даст ему пропасть. В итоге они сидят у Коннора, обсуждая потенциальные возможности трибутов и возможные локации во время бойни. — У тебя будет три дня на тренировки, ты отлично кидаешь ножи и владеешь боем, я тебя учил, чёрт подери, но старайся не показывать это. Ни за что не пропускай уроки выживания, слушай советы тренеров, даже если это намёки. Это всё пригодится. После главных тренировок попробуй другое оружие: лук, копьё, мачете — что понравится, то и изучай. Будет полезно, если ты сможешь прилично пользоваться всем этим. — Хэнк устало протёр лицо ладонями. — Завтра утром, когда мы приедем, тебя будет встречать почти весь Капитолий, а это чертовски много. Постарайся быть милым, улыбайся, приветливо маши руками — это всё ты можешь, тебе, знаешь ли, повезло на красивое личико. Будет легче собрать спонсоров, а это ещё важнее. Все подарки на арене стоят чертовски дорого, а за тебя можно отдать всё. Это я от себя, разумеется… — Понятно, — лаконично ответил Коннор. Он выдержал паузу, чтобы подумать. — Ты действительно считаешь, что я смогу выжить? Если Хэнк в него верит, то почему бы не верить ему? — Я очень хочу, чтобы ты выжил. Я беспокоюсь за тебя, черт подери, но знаешь, да. Я верю, что ты вернешься. Я надеюсь на это. Коннор пытается усмирить своё быстро бьющееся сердце, но не может, он справится. Хэнк в него верит, он за него переживает, значит, он просто обязан вернуться. Без вариантов. — Я лучше пойду, мы прибываем рано утром, а я не хочу тебе мешать, поэтому… — Ты никогда мне не мешаешь, оставайся, — перебивает его Коннор. Хэнк слишком очевидно выдыхает, и Коннор улыбается уголками губ. Очевиднее и быть не может. Они вместе ложатся, но уснуть трудно, одноместная кровать слишком мала для них, но это не главное — важно то, что они вместе. Хэнк тяжело дышит ему в шею, но это не мешает, Коннор старается не ерзать, но Хэнк, видимо, не собирается спать. — Почему не спишь? — спрашивает Коннор. — Не могу уснуть здесь, кошмары потом замучают, — переходит на шепот Хэнк, атмосфера становится почти интимной. — А ты? — Тоже не могу. Волнуюсь, беспокоюсь, переживаю, слишком много всего, — шепчет он. — Тебе надо поспать, малыш, как хочешь, но надо. «Не мне скоро уходить биться за жизнь» — чуть не сорвалось с языка. Коннор и так волнуется, ему нужно засунуть чертов эгоизм куда подальше и сделать так, чтобы он научился всему. — Попробуй считать цифры или выровняй дыхание, чтобы оно совпадало с моим, например. Коннор закрывает глаза и сползает ниже, чтобы прижаться головой к его груди. Тук-тук, тук-тук — Коннор старается дышать в одном с ним ритме, но сердце стучит как ненормальное. Хэнк забирается пальцами под его футболку, считая позвонки, и оставляет ладонь на пояснице. Веки наливаются тяжестью, а рука приятно греет спину. Собственная уверенность помогает уснуть. Он просыпается от того, что Хэнк толкает его в бок. — Мы почти приехали, встретимся в вагоне-ресторане. *** Коннор подбежал к окну, рассматривая приближающийся город. Он потрясенно вздыхает: Капитолий просто огромный. Высотки, башни и огромное море или океан, он не знает, но выглядит это потрясающе. Он быстро умывается, одевается во вчерашнюю одежду и выходит в столовую, где Хэнк что-то пытается объяснить Норт. — Я профи, я знаю, что нужно делать. Советы можешь раздавать вот ему, — Норт кивает на вошедшего Коннора. — Доброе утро, — Хэнк кивает ему, а Норт что-то довольно бурчит. — Жрачка тут что надо, — одобрительно кивнула она, пробуя странный на вид кекс. — Если не пожрешь, Коннор, я съем тут всё в одну харю, я не шучу. — Ешь, я пока не хочу, — отвечает Коннор, игнорируя укоризненный взгляд Хэнка. Он не привык питаться таким, их хлеб всегда был привычно соленым, щедро приправленным морской солью, а здесь он был… Сладким? Это не укладывалось в голове, единственное знакомое блюдо на столе — запеченная рыба, а когда он узнал, чем её приправляют… Нет, он определенно не сможет питаться этим. Его, на самом деле, тошнит от волнения. Коннор подходит к окну, они приближаются, вероятно, к вокзалу, наполненному людьми. Они пестрят своей одеждой, Коннор знал по рассказам Хэнка, что у всех тут другие вкусы. Это красиво, это завораживает. — Помашите им, — Хэнк тоже подходит к окну. — Им понравится. Коннор согласно кивнул и на пробу помахал ладонью, толпа, очевидно, взревела, но они уже отъехали от них. — Ха, ну и цирк, — Норт почти вплотную прижалась к стеклу, не забывая активно трясти запястьем. — Вот клоуны, скажи! Коннор ласково улыбается Хэнку, и Хэнк думает, что Коннор заслуживает и толпу, и славу, но не такой жестокой ценой. Только не так. Поезд качнулся и сбавил ход, они выходят из вагона, дожидаясь, когда откроется дверь. Вот и величественный и жестокий Капитолий. Их встречают миротворцы, отгоняя особо любопытных от линии их пути. Коннор жмурится от яркого, но холодного света солнца, прижимаясь плечом к плечу Хэнка. Они идут молча: Коннор и Норт осматривают людей, люди осматривают их, а Хэнк смотрит на Коннора. Он, кажется, в порядке. Пока в порядке. Уже ближе к тренировочному центру Хэнк начинает рассказывать о предстоящем: встреча с командой подготовки, заключительная встреча со стилистом, потом их проводят на четвертый этаж, там они и договариваются встретиться. С Норт они расстаются при входе в процедурную, её уводит её команда, а Коннора встречает его собственная. Они говорят ему снять это «тряпьё», переодевают его в больничный халат. Из их разговора он узнает, что он «не так плох», их имена: лидер команды — Пёрл, она следит за процессом. Нарцисс — отвечает за эпиляцию, а Афродита возится с его ногтями. Коннор поморщился, когда с него содрали воск вместе с волосами. — А обязательно это делать там? Чёрт, — зашипел Коннор, плотно сжимая кулаки. Он думал, что это будет как минимум не так больно. — А ну-ка убрали это, убрали, я сказала! — где-то закричала Норт. Коннор усмехнулся, вот кому сейчас тяжелее всего. Коннора ещё раз помыли, и он ощутил себя слишком чистым, отполированным. Его отвели в комнату и сказали ждать. Он ожидает увидеть кого-нибудь безумного, с пестрой, режущей глаза одеждой, что он сделает из Коннора клоуна. Он ощущает неприятное волнение, скорее бы всё закончилось. В комнату зашла женщина, темнокожая, с гордой осанкой, одетая в белоснежную одежду, и даже ярко-красная помада не портила её величественный вид. Она оценивающее осмотрела Коннора, и, видимо, соглашаясь с собственными мыслями, кивнула. — Я Аманда, — представилась она. Коннор совсем не ожидал увидеть подобное, причудливая мода Капитолия, похоже, совсем не коснулась её, а строгая одежда добавляла холодность. «С такой не пропадешь» — думал Коннор. — Нам теперь запрещено отходить от главных тем дистрикта, но тебя наряжать в какой-нибудь синий костюм — кощунство. Тебе нужно что-нибудь дерзкое, свободное, сексуальное, что сразу понравится зрителям — вот тебе и спонсоры. Он слушал её в пол уха, многие вещи он слышал в первый раз. Какая разница, в чем он будет одет? Он доверит это профессионалу. Они сняли мерки, пока Аманда рассказывала о предстоящем интервью, о том, что нужно больше шутить и улыбаться, взорвать чем-нибудь особенным, тем, что будут вспоминать годами. Коннор слишком серьезно принял это, он не умеет притворятся кем-то другим, да и не сильно хочет. Дом. Место, где он сейчас хочет быть — это дом. Не своя хижина на берегу моря, а дом в деревне победителей. Он хочет быть вместе с Хэнком. Если он выиграет, то всё сможет вернуться на свои места. Он запоздало вспоминает, что Хэнк сейчас здесь, а он бесконечно устал. Коннор надевает свой костюм через несколько часов. Удивительно, Аманда действительно мастер своего дела, раз смогла вжаться в такие сроки! Когда он надевает рубашку, она просит застегнуть только несколько пуговиц, а верх оставить расстегнутым, это кажется ему странным, но он доверяет Аманде. Она накидывает на него темно синий, почти черный галстук, и слабо завязывает его, в итоге он просто мотается, он накидывает сверху лазурный пиджак, отмечая, что из-за искусственного освещения он слабо переливается другими оттенками синего. — Я вшила в него специальные нити, пока будете ехать по солнечным улицам, он будет переливаться, как океан на твоей родине. Его волосы она почти не трогает, только слегка треплет, чтобы выглядело так, что их потрепал сам ветер. — Спасибо, Аманда, — говорит он. — Это моя работа, — отмахивается она. — А нам пора выходить. Они спускаются по лифту и выходят на первый уровень, ведущий на улицы Капитолия. Другие трибуты уже собрались возле своих колесниц, Хэнк тоже там. Коннор подходит к ним, Норт ругается со своим стилистом насчёт своего платья: оно специально сделано под тон к его костюму и оно, очевидно, самое красивое. Шлейф напоминает морскую пену, приятно ласкающую чужие ступни. Норт очень красивая в нём, напоминающая морской бриз. Кони с белоснежной шерсткой привлекают его внимание, он редко видел лошадей, а гладить их ему не удавалось. Жесткая шерсть приятно ощущается в пальцах. Он проводит рукой от загривка до крупа несколько раз. Когда к нему приходит Хэнк и присоединяется, Коннор всё ещё молчит. — Неплохо выглядишь, — нарушает тишину он. — Им понравится. — А тебе нравится? — Нравится. Коннор нарочно касается его пальцев, накрывая его ладонь своей. Хэнк вздрагивает, но руку не убирает. «Трибуты, по коням» — Удачи, — бросает Коннор, забираясь в колесницу. — Тебе тоже, малыш, тебе тоже. К нему с ругательствами присоединяется Норт, крепко сжимая кулаки на поручне. Лошади сами трогаются, вперед за конями, предназначенными третьему дистрикту. Звучат имена трибутов и они двигаются по главным улицам Капитолия. Впервые он видит их так близко, несмотря на то, что их заполнили улицы. Коннор смотрит на экран — камеры нацелены на них. Он поднимает руку в приветливом жесте и широко улыбается. Люди скандируют «Коннор, Коннор, Коннор!». Он толкает локтем Норт и шепотом говорит, чтобы она тоже улыбалась. Она сжимает губы, но тут же разжимает, выдавая самую обольстительную улыбку. Уроки не прошли даром. На следующей улице люди, похоже, ждали только их, слыша, как другие выкрикивают их имена. Им тоже хочется посмотреть. Они не замечают, как выезжают в огромный двор тренировочного центра. Колесница замедляется и они выстраиваются в определенном порядке. Президент выдаёт стандартную речь, а щеки просто болят от усталости. Коннор никогда так долго не улыбался. Норт, кажется, чувствует себя точно так же. На улице смеркается, Коннор видит себя на экране и замечает, что костюм тоже изменился теперь он напоминает вечерний прилив. Самый красивый момент дня, думает он. Звучит национальный гимн, а потом они совершают объезд тренировочной площади и исчезают в воротах. Когда они закрываются, к ним подбегают все: Аманда, стилист Норт, команда поддержки, Хэнк, даже Джон. Они поздравляют с триумфом, потому что выглядели они словно аристократы, а не оборванцы из дистрикта. Ну, по словам Аманды. Для Коннора это как комплимент. Колени немного трясутся, но он спрыгивает с колесницы как ни в чем не бывало. Норт сразу же сбрасывает туфли, прыгая на асфальт босыми ногами. Они ужинают все вместе, дружной компанией, громко смеясь и рассказывая забавные истории. Как будто бы им не осталось всего четыре дня. — Будьте уверены, все спонсоры — ваши, — пьяно хихикает Джон. — Ты отлично засветился, красавчик, издалека вообще казалось, что ты какой-нибудь Посейдон. — Спасибо, — отвечает Коннор. Его не смущает такая настойчивость, он слишком хочет спать. Он смывает с себя в душе легкий грим, не особо интересуясь расширенным функционалом. Ему не нужно пахнуть цветами, чтобы чувствовать себя свежим. Уснуть не получается. Кровать слишком огромная для него. Он привык поджимать ноги от тесноты, класть руку под голову, вместо мягкой перовой подушки. В конце концов, он волнуется. Это действительно страшно, отсчитывать свои дни до возможной смерти. Коннор подхватывает плед и украдкой идёт к Хэнку. Он бы смог уснуть под конец утра, но какой в этом толк, если можно вот так прийти к нему? Он слишком взрослый, чтобы стесняться попросить помощи. Он стучит, прежде чем открыть дверь. — Можно? — Заходи. Коннор устраивается рядом, прижимаясь к его плечу. Хэнк молча прижимает его ближе. — Я не хочу умирать. — Ты не умрешь, Коннор. — Откуда ты знаешь, Хэнк? — Коннор не знает, чего ждать от тренировок завтра. — Просто знаю, малыш, — тихо ответил он. — Завтра постарайся не показывать то, чем ты владеешь. Он доверяет ему. Не может не доверять. Как жаль, что это мгновение не может длиться вечно. Вот так вот рядом, без бойни, без дурацкой жатвы, просто побыть вместе. Коннор вздохнул и закрыл глаза, пока он здесь, он не будет расстраивать Хэнка. Он не рассчитывает вернуться. В десять утра он уже в зале и слушает инструкции. — Следуйте советам своих менторов, не деритесь друг с другом, если хотите парные тренировки — обратитесь ко мне. Старайтесь не пропускать дополнительные занятия, всё пригодится. Коннор огляделся, теперь у него есть возможность рассмотреть трибутов: в основном, это были молодые ребята и пара человек его возраста, пугало то, насколько уже кровожадными взглядами они пожирали друг друга, наверное, представляли, каким способом можно убить. Хэнк советовал ему войти в союз, но он не хочет быть такими, как они. Лучше быть одному, чем с ними. В обязательных тренировках не было ничего сложного для него: пробежка, группа упражнений на ноги и на руки — ему приятно ощущать себя разогретым. Он с удивлением замечает, что у половины из них тяжёлая отдышка. Да, возможно, всё не так уж и плохо. Они проходили лестницу, ползали по сетке, забирались по канату. По ощущениям прошёл час. Все разбрелись к арсеналу оружия, а он решил научиться ставить силки. Пока он возился с ловушкой, остальные трибуты неплохо прижились к оружию. Коннор крепко сжал зубы и завязал узел — руки просто чесались за что-нибудь взяться. Но в итоге он научился ставить отличные ловушки, а другие трибуты валились от усталости. Ему вспомнились уроки Хэнка, как тот учил его выживать, и он пошёл к секции выживания. Воспоминания, как они вместе разжигали огонь, спали на под открытым воздухом, всё это будто бы было вчера. Он быстро вспомнил, как разводить костры, как строить укрытия из веток. Он прошёл тест на знания съедобных растений, на внимательность, вспомнил правила оказания медицинской помощи. Коннор проходит все дополнительные секции за один день и часть за второй тренировочный день. У него осталось немного времени на оружие. Несмотря на то, что Хэнк сказал ему не трогать ножи, он всё равно, на пробу, решил их пометать. Привыкнуть к весу, найти правильный баланс, попробовать остроту ножа. Как он и ожидал, ножи здесь точно сбалансированы, они плотно входят в голову манекена — если бы это был человек, то его череп давно превратился бы в кровавое месиво. Убедившись, что за ним не наблюдают, он взялся за меч и снёс другому манекену голову, Он видел, как другие пользовались им и запомнил некоторые приёмы. Коннор сразу занёс его в свой воображаемый список. Булавы оказались слишком неудобными, он схватился за лук. Натянуть тетиву, локоть повыше, прицелиться, отпустить. Неплохое оружие, но чтобы быстро выпускать стрелы одну за другой, нужно много заниматься. У него нет для этого времени. Он замечает на себе любопытные, ненавистные и заинтересованные взгляды. Ему наверняка предложат союз. Поэтому он ни с кем не обедает в общей столовой. Как и многие другие, кроме профи. Они, казалось, никого не боялись. Коннор тоже не боится, он испытывает отвращение. *** Коннор с паникой ожидает, когда назовут его имя. Это означает, что сейчас его оценят, а завтра всё будет зависеть от того, умрет ли он на играх от инфекции или от голода. Он не хочет получить низкий балл. Механический женский голос зовёт его. Коннор открывает тяжелую дверь, смотрит на лоджию с наблюдателями, они пристально наблюдают за ним. Он подходит к стенду, выбирает меч и в терминале отмечает его, ставит высокий уровень сложности и заходит в специализированную комнату. В комнате меняется освещение, чтобы были видны голограммы. Он готов показать себя. Оранжевый отсвет фигуры он замечает где-то на периферии, уворачивается от ненастоящего копья и пронзает голограмму, она рассыпается на части, но он атакует следующую: с таким же мечом. Бьёт в колено, зная, что фигура не примет удар. Чтобы выглядеть серьезнее, сильнее. Достаточно коснуться и она исчезает. Такого не будет на играх, люди будут кричать, истекать кровью, убивать, атаковать, убегать. Всё, что происходит здесь — не реальное. Но он дерется так, словно уже на играх. Злость на себя, на Капитолий, даже на Хэнка — это бесполезно, но ему не хватало её. Ему надоело быть вечно спокойным, сдерживать себя, когда его жизнь, как разменная пешка, небрежно ставится на стол. Коннор глубоко дышит, в комнате резко светлеет. — Достаточно. Сколько прошло времени? Полчаса, час? Он ставит меч на место. Коннор чувствует себя неприятно опустошенным. Это выматывает нервы. *** Коннор садится на пустой диван. В такое безбашенное время полезно остаться одному. Он сделал всё возможное, и если у него низкий балл, значит, так и будет. Коннор не заметил, как рядом с ним сел Хэнк. — Коннор? Коннор! — Хэнк аккуратно трясет его за плечо. —… да? — он посмотрел на Андерсона. У него огромные синяки под глазами и наполненный болью взгляд. Коннору стало горько от этого. Он отвел взгляд, чтобы не смотреть на Хэнка. Хэнк хочет спросить ещё что-нибудь, но к ним вваливается шумная команда. Потом спросит. — Я рассчитываю на самый высокий балл! — говорит Норт, забираясь с ногами на диван. Становится как-то тесно, и Коннор прижимается к Хэнку, закрывая глаза, пока Джон включает телевизор. Как и ожидалось, первые дистрикты получили балы не ниже семи. «Дистрикт четыре, Коннор…» Коннор замер, практически не дыша. «Десять баллов» Десять баллов? Это нормально? — Я бы поздравила тебя, но с таким не поздравляют, — заметила Аманда. — Я приготовила тебе костюм на сегодняшний вечер, через час нужно быть готовым. — Ты отлично постарался, с этим можно работать. Теперь дело за мной. Хэнк хлопнул его плечу, он благодарно улыбнулся. *** — Постарайся не волноваться, заигрывай с публикой, заигрывай с ведущей, заставь всех визжать от восторга. Справишься? — спросил Джон, поправляя воротник его пиджака. — Нет, — честно ответил Коннор. Он никогда не считал себя особо дружелюбным или обаятельным, но и совсем бревном он себя не считал. Но как можно понравиться такой аудитории? — Да, — ответил Хэнк. — Он всё сможет, не переживайте. Коннор поджал губы — легко Хэнку верить в него, когда он совсем не верит в себя. — Тебе даже не нужно притворяться, просто будь собой. Будь собой, будь собой, будь собой — повторяет он словно мантру, пока трибуты один за другим выходят на сцену. Его ведут следующим. Свет софит на мгновение ослепляет его, его встречает очаровательная Хлоя, обворожительно улыбаясь сначала публике, потом ему. Он улыбается в ответ и садится в кресло. — Итак, Коннор, ты показал высокий результат на тренировке. Раскроешь секрет нам? — Я ослепил их своей улыбкой, разве не похоже, а? — подмигнул он приближающейся камере. Толпа дружно ахнула. — Конечно, она очаровала всех нас, будь уверен, — специально томно прошептала Хлоя. — Я могу задать личный вопрос? — Смотря насколько он ли, — пожал плечами Коннор. — У кого-нибудь из нас есть шанс покорить твоё сердце? Солгать или сказать правду? — Все жители Капитолия прекрасны, я очень рад встречи с ними, рад встрече с тобой, — серьезно ответил он. — Но моё сердце, увы, занято. Разочарованные вздохи были слишком слышны, кто-то даже заплакал. — Я понимаю тебя, но скажи, Коннор, ты действительно любишь этого человека? Стало настолько тихо, что Коннор мог услышать собственное дыхание. — Больше всех на свете, — он говорит правду. — Я очень хочу победить, чтобы вернуться домой. Вернуться к нему и забыть всё. — Это… было очень грустно, Коннор, — всхлипнула Хлоя. — Давайте пожелаем Коннору удачи, поддержим его аплодисментами! Это действительно удивительно: ему хлопают, кто-то рыдает, кто-то кричит от радости. И это всё ему. *** Нужно сказать всё Хэнку. Чёрт его знает, что может случиться, но он не хочет умереть, не рассказав самое главное. Как он ему дорог, чтобы Хэнк знал. Знал… Какой же Коннор эгоист. А если он не выживет, что будет с Хэнком? Это просто неправильно. В итоге, он засовывает свои признания куда подальше. Скажет после игр, когда вернется домой живым. Обязательно должен. — Если не уснешь, я уйду, Коннор, — Хэнк снова с ним. В последнюю их ночь. — Если уйдешь, то я точно не усну, — Коннор прижал его к себе крепче. Он ни за что его не отпустит. — Коннор… — Не надо, я просто хочу, чтобы ты побыл со мной. Он крепко цепляется пальцами за футболку Хэнка, вдыхает, ощупывает — на память. Слова так и остались несказанными. Да и нужно ли это ему? Ночь проходит в беспокойном сне: он устало бежит от кого-то, а потом падает и разбивается на маленькие частички, он не чувствует боли, но он мёртв. Внезапно появляется Хэнк и падает на колени перед прахом, Коннор хочет крикнуть: «я здесь, я жив», но он умер. Он просыпается и первая мысль о том, что он идёт на казнь. Все они идут на казнь. Без преступлений, без вины, их выбрала беспощадная судьба. Он не замечает, как завтракает чем-то, вкуса нет, да он и не слышит никого. Также одевается во что-то, что принесла Аманда, по её словам этот костюм очень удобен, неплохо удерживает тепло и пропускает влагу. Сердце бьётся где-то в животе, когда его провожает Хэнк. Они вместе ждут миротворцев. Время идет на секунды. Хэнк всё так же молчит. Что, никаких напутствий? Он ждёт от него чего-то, что помогло бы найти силы в себе. Коннор чувствует, что время ускользает от них: вот была вечность, были три дня, а теперь… Им остались считанные секунды? Сердце пропускает удар, когда он смотрит на Хэнка. Увидит ли он его? Коннор отсчитывает жалкие мгновения и кидается к нему. Да, он эгоист, но, а вдруг он его не увидит? У Хэнка сухие, но тёплые губы, он пытается вложить в поцелуй всё отчаяние, какое у него есть. Слова пустой ветер, но он не успеет сказать их. Хэнк отмирает и даже с какой-то яростью начинает ему отвечать. Коннор заново изучает Хэнка, проводит своими ладонями по его телу, оглаживает его старые шрамы, которые он только видел. Андерсон крепко сжимает его в своих объятьях, задохнуться можно. — Коннор, — говорит он таким надломленным голосом, что Коннор ругает себя за эту глупость. Не стучась, открывают двери миротворцы. Это самый настоящий конец. Сопротивляющегося Коннора уводят под локти, а Хэнк ничего не может сделать. Он сидит словно в ступоре, пока Коннор что-то кричит. Что он может сделать? Напасть на них? А потом что, сбежать? Он бессилен. *** Его пихают в планолёт, не дав попрощаться даже с Амандой, насильно толкают в кресло и скрепляют ремнями. Коннора трясёт от всего: от страха, от паники, все эмоции накатывают по новой, он не хочет идти на верную смерть. Он вспоминает стеклянный взгляд Хэнка, Коннор не злится на него, он ничего не смог бы сделать. Их либо бы убили, либо сделали рабами. Он или выживет, или погибнет в бою. В руку вводят поисковой маячок, он на мгновение горит красным. Коннор морщится от боли, сжимая и разжимая кулаки, деваться некуда. Что до других, Коннор на них не смотрит, не хочется видеть их хищные взгляды, они ищут жертву, а Коннор точно не она. Только он и не зверь. Планолёт плавно рассекает воздушное пространство и высаживается возле арены, каждого трибута выводят по двое приставленных миротворцев, Коннора, помня о его сопротивлении, выводят под локти. Он отдергивает их руки. — Сам пойду. И действительно, они отпустили его руки, но оружие перехватили покрепче — мало ли, чёрт их знает, этих оборванцев. Его толкают в капсулу, дверь автоматически закрывается, Коннор на пробу пытается выбить её — не поддается. Он не знает, что будет дальше, и эта неизвестность пугала до чёртиков. Его трясло, он уже видел, как погибали другие трибуты, но он не знал, что они чувствовали в такие моменты. Животный, всепоглощающий страх за свою жизнь. Внезапно, капсула начала подниматься вверх, совсем как лифт в тренировочном центре. Верхняя панель открылась, пропуская свежий, словно после дождя, воздух. Коннор поморщился от света, когда оказался на арене. Старый, обрушенный город, он видел такой, но только на фотографии, такие были в начале двухтысячных. Перед, вероятно, ратушей, оказался Рог Изобилия. Система отсчёта времени переметнулась на восьмерку. Коннор ищет взглядом меч, он борется с желанием тут же сорваться, не дожидаясь конца отсчёта, но это равносильно смерти, он подорвется на минах. Меч лежит на рюкзаке внутри рога. Рвануть к нему или побежать в город? «пять» Если он не задержится на начале, то сможет быстрее остальных добежать до оружия, а там как-нибудь отобьётся, идти без оружия кажется самоубийством. «четыре» Он принимает позу для быстрого старта. Сердце бьется как сумасшедшее. «три» Начинается мелкий дождь, где-то гремит раскат грома, заставляющий вздрогнуть от неожиданности. «два» Всего две секунды до кровавой бойни, до начала конца его жизни. Их жизней. «один» Коннор резко срывается, прыгая с платформы, перепрыгивает ямы на старом асфальте. Никто не отстает так, как он ожидал. Он вбегает в рог, задевая остальное оружие, оно с металлическим звоном рассыпается позади него. Коннор хватает меч — вовремя, кто-то бежит на него с копьем, он отскакивает, ставя блок мечом, но он не успевает нанести ответный удар — точная стрела пробивает голову трибута. Коннор подхватывает рюкзак и бежит прочь, застывшая ярость в глазах убитого застряла в голове. Пушечный выстрел, ещё один, ещё два, от каждого из них сердце пропускало удары. В голове пульсировало бежать, бежать, бежать. Он поспешно оглядывается, кто-то так же бежит в сторону города, а остальные пытаются перерезать глотки друг друга. Он сворачивает в переулок и петляет между домами, лёгкие горят от бега, но он не может остановиться, пока не найдет безопасное место. Здесь нет безопасного места. Коннор замедляется, кажется, кто-то только что пробежал. Он прячется за столбом, украдкой наблюдая за девушкой. Она перепугано металась по улице, пока не решилась открыть дверь, ведущую в дом. Коннора накрывает взрывная волна, его отбрасывает к стене, он ударяется головой об кирпичную кладку, наблюдая, как от той самой двери не осталось ничего. В домах прятаться нельзя. Он понимает, что на взрыв кто-нибудь прибежит. Нужно снова бежать. Он поднимает отброшенный меч и бежит в противоположную сторону, пока не находит одно из развалившихся помещений, второй этаж, очевидно, скоро может обрушиться, но у него нет выбора — сумерки накрыли ненастоящий город, нужно найти место для ночлега. Он аккуратно обходит обрушенные бетонные блоки, забираясь в самый угол. Это комната была чьей-то детской. Он понимает, что это всё — искусственно созданное распорядителями, но когда он находит разодранного игрушечного зайца, внутри что-то щелкает. У него был похожий в детстве. Игрушек в четвертом дистрикте почти не было, только у богатых детей, но его мама сшила ему зайца сама. Коннор грустно улыбнулся и отложил его, нужно найти что-нибудь полезное. Другие игрушки совсем неузнаваемые, но он находит мягкий, пускай и порванный, детский плед. Зато не придется спать на голом полу. Он складывает его в несколько слоев и садится на него. Нужно осмотреть портфель. Пустая фляга, хлебцы, зажигалка, Коннор сразу же зажег её — рабочая -, небольшой перочинный нож, веревка (Коннор размотал её, примерно на два метра), угольный фильтр. Нож он сразу прячет за пояс штанов, всё остальное кладет обратно в том же порядке, в каком и доставал. По ощущениям, сейчас где-то восемь вечера, но темнота сгущалась быстрее. Коннор слышит гимн Капитолия и вылезает наружу, чтобы посмотреть на погибших. Двое из двенадцатого дистрикта, ещё двое из седьмого, по одному из одиннадцатого, десятого, девятого и пятого. Все профи, как и ожидалось, выжили. Он ложится обратно, не обращая внимания на легкую прохладу от всё ещё идущего дождя. Коннор невольно думает о том, что же делает сейчас Хэнк. Спи, или, так же как и он, думает о том, как уснуть? Шесть лет назад они вечером выбрались к океану. Хэнк рассчитывал выяснить, насколько хорошо плавал Коннор. В итоге они оба были насквозь промокшие, потому что Коннор плавал чертовски хорошо и всё время утягивал Хэнка под воду, а он ругался, откашливался, а потом совершенно по-детски окатил смеющегося Коннора водой. Они до ночи пытались утопить друг друга, но, когда стало слишком холодно, Коннор и Хэнк побежали домой — согреваться возле камина под одним пледом. *** Коннор просыпается от сильной жажды. Сколько он проспал, часа четыре? Но почему на улице уже было светло? Он запихнул плед в рюкзак, подобрал меч и тихо вылез из своего укрытия. Нужно найти воду. Он идёт по улице, рассматривая витрины магазинов. Навряд ли здесь можно найти источник, город хоть и старый, но это всё маловероятно. Но не могли же они совсем не оставить им шанса на выживание? Взглядом он цепляется за витрину продуктового магазина. Он хочет сразу же войти, но вспоминает опыт той девушки. А если и здесь мины? Он подбирает кирпич, отходит на безопасное, вероятно, расстояние и кидает в его окно, ожидая оглушительного взрыва. Но когда даже через минуту ничего не взрывается, он аккуратной поступью крадется к окну. Выбивает оставшееся стекло и перешагивает. Полки с продуктами пусты, кроме неработающих холодильников. Бутылки с водой. Он открывает холодильник и берет небольшую бутылку в руки, открывает её и пробует воду. Без примесей, без вкуса. Обычная, черт её, вода. Неужели так просто? Он складывает несколько бутылок в рюкзак и принимается искать что-нибудь съестное. На одних хлебцах сыт не будешь. Осмотр, казалось, пустых с первого взгляда полок всё же дал результат: пакетик мятных просроченных леденцов, пару пачек тех же хлебцов и упаковка горького шоколада. Коннор редко ел шоколад, но полноценной едой это назвать нельзя. В неработающем морозильнике он нашел, на удивление, вполне замерзшие котлеты. Он принюхался — вроде бы не испорченные. В рюкзаке уже не было места, но он как-то умудрился засунуть туда нашедшееся продовольствие. Он медленно шёл от дома к дому, прислушиваясь — не пропадало ощущение, что за ним кто-то следит. Как бы глупо это ни прозвучало, здесь ведь везде натыканы камеры, но за ним следили, и следили явно опытно — он так и не обнаружил никого. «Если бы и правда следили — давно бы убили», — подумал он. В тишине разрушенного города, своего рода гротескного и мрачного, раздался пушечный запал — кого-то убили. Коннор быстро побежал, подгоняемый паникой, пока не выбился из сил. Он дико измотался: не ел, толком не спал. Придется привыкать, если он хочет выжить. Коннор завернул в узкий переулок, он еле его заметил, значит, и другие навряд ли заметят. Ему нужен костёр: с бумагами проблем точно не будет — по всей улице разбросаны старые газеты, а с дровами… Где-то он видел деревянную дверь. Коннор нашел её неподалеку, снял с петель и сразу же разрубил на дощечки мечом. Их должно хватить на вечер и, возможно, ночь. Коннор чувствует себя здесь тревожно, угнетает сам вид разрушенного города, где не было ни души, кроме него и остальных трибутов. Абсолютно пустой город с кровожадными хищниками, к которым он отчаянно не хочет себя приписывать. Слишком свежо воспоминание об убитом парне, об убитой девушке, с которыми он недавно тренировался. Он не хочет считать себя монстром. Но убивать придется. Коннор понимает, что без этого ему не обойтись. Обострившаяся за короткое время интуиция кричит «беги», он крепко сжимает рукоятку меча и оборачивается — и еле успевает отскочить, нож сталкивается со стеной всего в паре сантиметров от него и отскакивает от стены. Он перекатывается, уворачиваясь от другого ножа и бьет трибута — мужчину — по колену, Коннор подскакивает и ударяет его в живот, мужчина сгинается, но отчаянно кидается на Коннора с ножом. — Хватит, — он еле успевает отскочить от него. — Лучше объединиться. Коннор не ожидал от себя такого, но это казалось правильным. Он узнает мужчину, это профи второго дистрикта, но что-то в нем напоминает себя же, то ли отчаяние в глазах, то ли явное сожаление. — Хер тебе, — мужчина хочет ударить его в челюсть, но Коннор решает не блокировать удар, а подпустить к себе. Он выдерживает удар и выбивает мечом его нож, толкает мужчину к стене и прижимает острое лезвие к чужому горлу. Соперник зажмуривается, ожидая, что Коннор надавит — и польется горячая красная кровь. — Я не хочу убивать, — говорит Коннор. — Я всё ещё предлагаю союз. — Да чёрта с два я доверюсь тебе, не хочу не проснуться, знаешь ли, — шипит мужчина. — Я мог бы убить тебя сейчас, но я не хочу. Это мне стоит бояться, но как видишь, я предлагаю сделку. Могу и убить, если хочешь. Трибут размышляет с минуту и согласно кивает, Коннор убирает меч, но всё же держит его наготове, ожидая новой атаки. — Гэвин, — представляется он, отряхивая с себя грязь. — Коннор. Я хочу развести костёр, даже дрова есть, как видишь. Возьми их, я покажу, куда нести. Гэвин подбирает свои ножи, прячет их и молча собирает доски. Коннор ищет бумагу для розжига и находит довольно много. Они идут молча, пока он не показывает своё импровизированное укрытие. — Чёрт, я бы даже не заметил, — присвистывает Гэвин, складывая доски в дальний угол. — Я бы тоже, но мне повезло, — Коннор опускается на колени, складывая дощечки в «колодец», просовывает под них бумагу и поджигает зажигалкой. Костёр удалось разжечь не сразу, плотное дерево не желало разгораться, но Коннор разжигал и не такое. — А пожрать у тебя случайно ничего не найдется? — спросил Гэвин, согревая руки у огня. — Точно! Спасибо, что напомнил, — он достает найденные котлеты, они уже успели растаять, отдает пару Гэвину, а свою цепляет на перочинный нож и подносит к огню. — Откуда у тебя это всё? В Роге Изобилия такого нет, я сколько там рылся, ничего не нашёл. — Это не просто город, тут так же есть и заброшенные магазины, в моем я их и нашёл. Если хочешь, завтра с утра сходим туда, я запомнил дорогу. Они молча съели свою порцию, когда уже совсем стемнело. Гэвин подбросил пару дощечек в костёр. Коннор решил не лезть, Гэвин, очевидно, задумался о чем-то важном. Его же тоже кто-то ждёт. — Почему ты меня не убил? — внезапно спрашивает он. — Я же говорил: я не хочу убивать, — пожал плечами Коннор, доставая бутылку воды, кидая её Гэвину. — Но так не бывает, отсюда невозможно уйти, не убив кого-то, — тоскливо говорит Гэвин. — Ты прав, но от нас будет больше пользы, если мы будем работать вместе, а когда нас останется мало — разойдемся и будем сами по себе. — Тогда… Спасибо, что не убил меня раньше времени, — искренне поблагодарил Гэвин. — У меня теперь есть шанс вернуться. Коннор кивнул, прижимаясь спиной к холодной стене. Он тоже хочет вернуться. Вернуться в свой родной дистрикт, вернуться к Хэнку и зажить, наконец, спокойно. — У тебя кто-нибудь есть в родном дистрикте? — спрашивает Коннор без причины. Спать он почему-то не хочет, а сидеть просто так — скучно. — Есть, — нехотя отвечает Гэвин, но, немного подумав, всё продолжает. — Я работал в шахтах, добывал золото, камни для всех этих зажравшихся придурков из Капитолия, и однажды к нам пришёл какой-то ювелир, ему нужно было кое-что особенное для жутко дорогого заказа. Приставили его ко мне, а он давай командовать: «это не подходит», «это слишком тусклое» или «этого мало», и вёл себя так холодно. Я бы мог бы послать его куда подальше, если бы не заметил его дрожащие руки и напуганный взгляд — видимо, он не просто так придирался. Мы провозились почти целый день, пока не нашли то, что ему было нужно, он тогда улыбнулся так тепло, понимаешь, я понял, что не зря провозился. Попросил его оставить свой адрес, а потом нашёл его. Украшение он сделал действительно красивое. Я перед играми хотел предложить ему поменять свою глупую фамилию на свою, но сделать предложение зассал. А потом у нас прошла жатва, угадаешь, чье имя вытащили? Его. Я когда увидел его напуганные глаза, не смог ничего с собой поделать — вызвался добровольцем. Мы тогда и поссорились, он не хотел, чтобы я жертвовал собой ради него. Вот выиграю — обязательно с ним помирюсь и сделаю всё, что не сделал раньше. Я ведь не признался, что люблю его. Коннор смотрел на его теплую улыбку и полные надежды глаза и не мог ничего поделать — как жаль, что они оба оказались здесь. Кому-то из них точно придется победить и Коннор, как бы грустно ему не было, не собирается умирать. Они ещё немного посидели у костра, рассказывая истории о своей жизни, делясь некоторыми секретами, которые можно рассказать только незнакомому человеку. Коннор резко захотел спать. Они сразу обозначили ночное дежурство — Гэвин вызвался первым, а Коннор договорился сменить его через три часа. Доверять Гэвину — трудно, но он мог представить, что ему тоже нелегко. Гэвин разбудил его ровно через три часа толчком в плечо, Коннору всё же пришлось разлепить веки — три часа чертовски мало для него. Гэвин улегся на то же место и, кажется, сразу заснул. Коннор прекрасно умел отсчитывать время, возле моря не было часов, поэтому три часа он смог с легкостью отсчитать. За эти три часа пушки прогремели два раза, и Коннору резко расхотелось спать, он был наготове. Он разбудил Гэвина через четыре часа, потому что ему хотелось побыть одному. Гэвин, к счастью, ничего не заметил, они собрали вещи и пошли в сторону магазина, о котором он рассказывал. У Коннора плохое предчувствие. Они забрались в тот же магазин, Гэвин жадно кинулся на воду, а Коннор принялся доставать из морозильника запасы. Они разделили найденное поровну — по две упаковки на каждого. Коннор захватил ещё немного воды. Гэвин от чего-то пнул пустую полку. — Пока мы прячемся здесь, — со злостью говорит он. — Можно было давно покончить со всеми и вернуться домой. — Знаешь, Гэвин, — холодно отвечает Коннор, подходя близко к нему. — Мы можем разойтись хоть сейчас, ты — убивать других, а я — ждать подходящего момента. Ничего не хочу говорить, но у меня, очевидно, больше шансов выжить. Они яростно уставились друг на друга. Гэвин крепко сжал челюсти, но всё же вынужден был отступить. — Логично, чёрт возьми, — хмыкнул он. — Подождем, пока они передохнут. — Ну хоть в чем-то мы согласны, — вздохнул Коннор. Ему, почему-то, трудно было отпустить Гэвина на все четыре стороны, если бы они ещё немного пообщались — точно бы стали друзьями. Пушечный залп. Они насторожились и, кивнув друг другу, отошли на противоположные стороны улицы — просматривать открытые позиции. Коннор ощутил панический страх, внутри него все кричало об опасности. Гэвин достал свои ножи, а Коннор до боли сжал рукоятку меча. Узкая улица переходила в большую и открытую. Они договорились не ходить по таким, там слишком легко потеряться или подставиться. Но назад идти нельзя. Это будет фатальной ошибкой. Не успели они оказаться на широкой улице, на них напали. Их было много, пять или шесть, Гэвин метким ударом метнул в одного ножом — попал ровно между глаз — и напал на другого. Коннор сделал выпад в сторону, замечая, что на него должны наброситься сзади и наугад пинает кого-то в живот, это дает несколько секунд передышки, чтобы определить самого опасного, и кидается на него. У этого парня неплохой навык владения мачете — для лесных кустов, но Коннор в несколько ударов выбивает его из рук. Он медлит, решая: убить его или серьезно ранить. Зря. Парень тут же подскакивает, вытаскивая откуда-то нож. Левый бок обжигает болью, рана неглубокая, но кровь слишком неожиданно яркая для серого города. Он злится и пинает парня в грудь, больше он не будет думать над смертью. Коннор одним движением сносит ему голову. Горячая кровь обжигает лицо, он бьёт кого-то в челюсть, а потом пронзает чужую грудь мечом. Парень захлебывается собственной кровью, а Коннор с дикой улыбкой насаживает его глубже. Как же он задолбался. Он с трудном вытаскивает меч, готовясь к следующей атаке, пока Гэвин пытается перезать глотку девушки, та пытается отбиться от него, но он всё же исход очевиден — чужое перерезанное горло и один целый Гэвин. — Чёрт, ты был прав, мы просто взяли и смогли. У меня есть шанс, я смогу вернуться к… Коннор всё ещё радостно улыбается, ничего не понимая. Гэвин резко затыкается, смотря на собственную грудь. Он замечает слишком поздно, когда Гэвин задыхается от боли. Стрела пронзила его где-то в районе сердца, Коннор замечает лучника на крыше многоэтажки. Он хочет побежать за ним, но Гэвин отчаянно хватается за его рукав и Коннор подхватывает его и тащит туда, где их не достанут. Он просто в ужасе. Коннор ломает торчащий наконечник и вытаскивает стрелу. Гэвин тяжело хрипит от боли. Коннор пытается зажать рану руками, но он не может ничем помочь. Коннору страшно. — Только попробуй, блять, не выиграть эти игры, — шепчет Гэвин. — Иначе я набью тебе морду в раю или аду. Передай Ричи, что я люблю его. Гэвин бледнел на глазах, а Коннор просто ничего не может сделать, только судорожно кивнуть. С закрытыми глазами он выглядит как обычный спящий человек. Звучит ненавистный залп, и Коннор впадает в ярость. Он срывается, словно гончая собака, и бежит в сторону того снайпера. Коннор лезет по шатающейся пожарной лестнице на ту самую крышу и видит того самого человека. Он перепрыгивает через крыши, неумолимо приближаясь. Мужчина пытается отстреляться, но Коннор просто не даст ему уйти живым. — Нет, пожалуйста, я не хотел, я просто хочу выжить, я, — он почти плакал от страха. О, Коннор понимает это. Но у него только что на руках умер друг. Он убивает быстро, наслаждаясь страхом в остекленевших глазах и горячей кровью на лице. Коннор ощущает, как от тела под ним остается лишь бесполезная оболочка. Коннор смотрит вниз, туда, куда он спрятал Гэвина. Планолет, прилетевший за трупом, не смог достать его тело оттуда, поэтому группа солдат высадилась и затащила его прям так, без носилок, под мышки. Трибут будет почитаемым только до его смерти, потом его схватят, как обычный мусорный мешок, отдадут с омерзением родному дистрикту, а память о нем будет только на бумагах. Он с омерзением смотрит на свои руки: он стал тем, кого ненавидел и презирал всей душой — убийцей. И, самое главное, он не нашел в своей душе ни капли жалости к убитым. Внизу он открывает бутылку, щедро льет воду на ладони, чтобы умыть лицо, окропленное кровью. На какую-то долю секунды он облегченно подумал, что хорошо, что Гэвин умер не от его руки. Он бы не смог простить себя за это. Да, это эгоистично, Коннор понимает это, но сейчас немного не до этого. Он нутром чуял, что финал уже совсем скоро. Сколько их осталось, восемь? Теперь можно идти прямо к рогу изобилия, спрятаться теперь не выйдет — ему просто не дадут. По двум выстрелам он понял — центр сражения совсем близко. Он почти заметил Рог, как перед ним выскочила Норт: грязная, в темных брызгах крови и с уставшими глазами. Она собирается убить его. — Ну вот и всё, Коннор, — Норт приготовилась, но кидаться на него не поспешила — оценивала обстановку. Коннор тоже оценивает: Норт ослабла и была ранена, ровно на столько же, как и он. Он выставляет меч вперед, прикрывая свои слабые места. Они медленно кружат, выискивая слабости. — Я ведь не собираюсь погибать, ты знаешь, — шипит она. — Как и я, — холодно отвечает Коннор. Он не знает, что хочет донести до него Норт. Чтобы он ей уступил? О таком она просить не станет, слишком глупо и самонадеянно. Наверное, она просто хочет высказаться. — Думаешь, раз я профи, то мне не за что бороться? — Норт делает резкий выпад, но Коннор просто уходит в сторону. — Мне есть к кому возвращаться! — Мне тоже. — Знаю я к кому, это же просто смешно! — срывается она на яростный крик. — Это не твоё дело, — ей не понять. Совершенно неожиданно она кидает свой единственный нож в него, он даже не стал уворачиваться — он в него не попадёт. Сзади кто-то падает, уже мертвый. Их окружают. — Надеюсь, тебя кто-нибудь убьёт, — говорит она, прежде чем броситься за своим ножом и напасть на другого мужчину. — Взаимно, — и он тоже ввязывается в драку. Коннор словно угадывает все движения, уворачивается, толкает, убивает, проливая алую кровь. Металлический запах крови забирается в самые легкие, его мутит, но он терпит. Он убивает одного за другим, даже не замечая кого. Очнуться получается только тогда, когда от боли кричит Норт, он оборачивает, наблюдая, как её убивают. Секунда на то, чтобы добежать, другая, чтобы напасть и другие на то, чтобы убить. он никогда не считал её подругой, но они же всё-таки из родного дистрикта. Это попросту неизбежно. Он оглядывается, но никого нет. Только тогда он кидается к Норт, слушая, как она хрипит свои последние слова: — Остался последний. Коннор прикрывает её веки, поднимается и идёт прямо к Рогу. Теперь финал точно должен быть здесь. Это немного символично, ведь это место, где они начали. Он не собирается никого искать, ему даже не нужно оружие из Рога, у него есть меч, а другим он рисковать не будет. Вечереет очень быстро, становится совсем холодно. Где-то далеко раздается волчий вой. И только через пару минут он понимает, что здесь не должно быть никаких волков. Переродки. Они наверняка гонят последнего к нему. Он забирается на Рог, смотря в сторону, где звериный рык и человеческий вопль слышнее всего. Он замечает человеческую фигуру и зверей, напоминающих собак. Они вот-вот должны отступить, чтобы дать шанс устроить бойню, но совершенно неожиданно один из волков делает рывок и вгрызается в ногу мужчины, отрывая её. Он падает, и на него кидаются остальные, раздирая его в клочья. Слышится залп, но где же победная музыка? Он точно остался один. Он понимает, когда волки садятся и смотрят на него своими горящими красным глазами. Им не нужен победитель. Коннора бросает в ужас — он думал, что всё кончено! Что он может вернутся домой, к Хэнку. Он горько думает о том, что больше никогда его не увидит. В конце концов, трусом он никогда не был. Коннор прыгает на землю, и когда его ноги касаются земли, пять волком срываются и бешено бегут к нему. Если бы у него была булава, он бы смог отбиваться от их металлических зубов. Черт, он же у гребанного рога изобилия! Он быстро забегает внутрь, молясь, чтобы она была там. Он берёт её так быстро, насколько может — и выбегает наружу, выскакивая прямо перед волками. Замахнутся булавой, ударить по голове, проткнуть механическое тело насквозь, и их осталось четверо. Теперь кидаться на него они не спешат, молча кружат вокруг него, тихо и яростно рыча. Он так же не показывает страха, хотя рана чертовски болит. Он не успевает отследить, но волк вгрызается в его ногу сзади, Коннор кричит от боли, но выдергивает ногу и протыкает пасть монстра мечом. От всплеска адреналина он даже почти не чувствует ногу, яростно кидаясь на следующих. Они ненастоящие, но визжат так же, как и собаки. Последний кидается прямо на него, целясь в глотку, Коннор не успевает проткнуть его, меч и булава улетают в сторону. Зверь рычит, пытается вцепится в шею, но Коннор сдерживает его, понимая, что удушить все равно не сможет. Оружие далеко, а продержаться долго он не сможет. Нож. У него есть спрятанный нож. Быстрым движением он убирает одну руку, другой ищет его, а когда находит — несколько раз протыкает голову волка. Чтоб наверняка. Коннор валится на землю, не в силах подняться. Боль накатывает волнами, обжигающая и нестерпимая. Он выжил. Он жив. — Я жив, чёрт возьми! — кричит он куда-то в небо, прекрасно зная, что сейчас его слышат все. Шум планолета заглушает все остальные звуки, и он позволяет себе отключиться. *** Коннор не сразу понимает, что он очнулся. В голове тяжелая пустота и сонливость, но спать не хочется. Он мутным взглядом осматривает комнату — он в больничной палате. Боли нет, значит его накачали анальгетиками. Коннор пытается привстать, но понимает, что находится не в состоянии; на его ускоренный пульс прибегает медбрат и с усилием пытается удержать его на месте. Можно было и сказать, всё равно сил ни на что не хватает. Перед тем как вырубиться, он всё-таки вспоминает о Хэнке. Когда он просыпается снова, в голове ясно. Он тянется к стакану воды, стоящей на тумбе, и в несколько глотков опустошает его. У него должны быть две раны: ножевая и рваная. Первую он нашел по аккуратному шраму, а чтобы посмотреть, что на ноге… Она, на удивление, без шрамов. Как новая, черт возьми. Почему-то в голову пришла мысль о Гэвине - у него появляется воображаемый список дел, и первая заметка в нём — найти Ричарда. Просьба умирающего — закон. Коннор смотрит на свои руки и вспоминает, как ими он убивал. Он слишком отчетливо помнил, как наслаждался, как упивался яростью, убивая таких же, как он, людей. Игры сделали из него монстра. Коннору противно, ему попросту тошно от самого себя. Он может сколько угодно оправдываться, что такого требовала ситуация, но наслаждение? А достоин ли он теперь счастья? Нет. Он не может предстать перед Хэнком в таком свете. В голове сразу возник образ: Хэнк с отвращением смотрит на него, а потом разворачивается и уходит. От тупой боли в груди хочется кричать. Вырезать бы сердце и не мучиться. Коннор любит Хэнка, но он просто не может показаться перед ним. Нельзя. Он быстро встал на ноги; ему сказали, что раны, нанесенные переродками, оказались слишком тяжелыми, поэтому ему удалили ногу до колена, а потом заменили на кибернетику. И Коннор действительно не ощутил разницы от обычной ноги и ненастоящей. Даже на ощупь. Хэнк пытался с ним увидеться, но Коннор попросил, чтобы его не пускали. Ему настолько было больно от этого, что он не мог нормально высыпаться. Но потом стало легче. Коннора начали рекламировать везде: в роликах, в шоу, за его появления отдавались крупные суммы, а за вымученные улыбки — еще большее. Коннору стало всё равно. Все равно на народ Панема, все равно на толпу, на глупых капитолийцев, только имя Хэнк отдавалось где-то тупой болью. Он боязливо ждал того момента, когда его пошлют обратно в дистрикт, там он точно не сможет избегать Хэнка дальше. К сожалению, для Коннора все прошло слишком быстро. И его слава утихла спустя долгие месяцы. До четвертого дистрикта оставалось всего ничего, Коннор молился, чтобы Хэнк не пришел. Но если бы он всё-таки пришел, то навряд ли смог бы протиснуться сквозь толпу. Так Коннор и сделал — убежал, как только вышел из поезда. Он долго метался перед выбором: пойти в свою маленькую лачугу или в свой новый дом в деревне победителей. Он выбрал второе. Воспоминания, связанные с ней причиняли боль, потому что все они связаны с Хэнком, будто бы у Коннора и не было до него жизни. Он горестно отмечает, что да, не было. Он открыл дверь и быстро юркнул в дом. Он в точности такой же, как у Хэнка. Только без бардака и личных вещей. У Коннора нет личных вещей. У него много денег, но теперь он для себя никто. Даже не человек. Голоса в голове твердят то же самое, голоса тех, кого он безжалостно убил. И он сильнее убеждался в том, что счастья у него не будет. Не заслужил. От обиды защипало в глазах, гребанный Капитолий со своими играми. Как же он их всех ненавидит. Уверенный стук дверь прерывает его мысли. Только один человек может прийти к нему. Первой мыслью было не открывать. Сидеть и не высовываться. Но Коннор не трус, поэтому он твердо шагает и распахивает дверь. Он ожидает, что Хэнк будет кричать, ругаться или даже ударит его, но Хэнк просто обнимает его. Коннор не понимает, но отчаянно тянется к Хэнку, вдыхая знакомый аромат шампуня. Рыдания застряли где-то в горле, он так хочет рассказать, что с ним было, но не может вымолвить ни слова. К его счастью, Хэнк всё понял. Он не стал допрашивать его, не спросил, почему Коннор избегал его, просто сидел и слушал. Он всё видел. Всё до мельчайшей детали. Азарт и ненависть в глазах Коннора на играх. Видел и понимал. Он сам прошёл через такое, и даже больше: томился в ненависти к себе. Он не хочет, чтобы Коннор прошёл этот путь. Хэнк оглядел Коннора ещё раз: острые скулы, худощавый вид. Игры истощили его. Хэнк прижал его к себе крепче и Коннор замолчал. — Я знаю, что такое ненависть к себе, Коннор, я знаю, что ты винишь себя, потому что я тоже через это прошёл, — сказал Хэнк. — И нет, такое не забывается. Никогда. Ты будешь помнить об этом до конца своих дней, но только ты можешь выбрать: погрузиться тебе в это дерьмо или попытаться жить дальше. В свое время я не смог самостоятельно выбраться, мне повезло с тобой. Позволишь и мне помочь тебе? Он знает, что игры сломали Коннора. Они всех ломают, но когда Коннор кивает ему, Хэнк понимает, что не всё потеряно. Он соберет Коннора по частям, если это потребуется. А Коннор думает о том, что выполнить просьбу Гэвина он не сможет. Как-нибудь потом, когда ему снова захочется жить. К счастью, у него есть Хэнк.