***
Мишель резко вскинулась на своем неудобном ложе среди ночи, закричала, перебудив подруг. Андреа кинулась к ней, пытаясь обнять. Мишель отбивалась от нее, тихо, но невероятно горько и обреченно твердя: -Нет, нет, нет, не надо, нет… Мишонн побежала на кухню за водой, вернулась, заставила выпить. Мишель к этому времени окончательно проснулась и сидела, вздрагивая всем телом, сухо, без слез, всхлипывая, стуча зубами о край стакана. Андреа обнимала ее, прижимала к себе, словно хотела поделиться хотя бы частичкой своего тепла, отдать хоть немного своей энергии. Мишонн со вздохом присела с другой стороны. -Ты… поплачь, будет легче. -Легче? Мне никогда не будет легче! После всего, что … Никогда! Поплакать и будет легче…- Мишель сухо и остро взглянула на нее, с ненавистью выговаривая грубые злые слова, — что ты знаешь об этом? Что ТЫ можешь об этом знать? Что Вы можете? Мишонн отшатнулась, как от удара, какое-то время молча смотрела на подругу. -Да, — наконец тихо сказала она, -о том, что пережила ты, я ничего не знаю. Она помолчала, потом неожиданно уткнула лицо в руки, чуть слышно застонав. -Я потеряла ребенка, — вдруг глухо раздалось из-под пальцев, судорожно сжимающихся, как будто их хозяйка пытается зажать себе рот руками, не дать прорваться словам, не впустить эту реальность. Андреа, тихо ахнув, прижала ладони к щекам. Мишель отвернулась, глядя в стену перед собой пустым, ничего не выражающим взглядом. -Он… его звали… Он остался в саду, когда это началось. Я была на другом конце города, с клиентом. Я не сразу поняла, что случилось, была такая паника… — голос Мишонн звучал тихо и безжизненно, — не смогла добраться, везде пробки, я шла пешком, пряталась… Дошла только на следующий день. Когда начали расстреливать военные… Он вышел ко мне… Мой ангел, мой маленький мальчик… Он смотрел на меня этими белыми мутными глазами, тянул ручки… Знаете, я хотела, чтоб он… Я бы не сопротивлялась… Но тут опять начали стрелять… Его задело, пуля, прямо в лоб. Я видела, как он упал. Как подкосились ножки… Он так любил запрыгнуть на меня с разбега, смеясь, обхватить ножками за талию, повиснуть. Он меня часто так встречал, когда его из детского сада забирала. Я так и несла его к машине, на руках… Я даже не смогла его обнять в последний раз. Мой мальчик… Мой малыш… Он умер совсем один. Он и сейчас, наверно, лежит там… Андреа, всхлипнув, порывисто обняла подругу, горько заплакала. Она никогда не слышала такого от Мишонн, не знала ее историю. И теперь переживала за нее, до боли в сердце. Мишель выдохнула, нерешительно дотронулась до руки подруги. -Прости меня, прости… Я… я не знаю, что сказать… Просто мне очень больно, я не знаю, как жить с этим, не знаю. -Как все мы…- тихо ответила Мишонн, — как все. Ты знаешь, ты все еще можешь сказать, что мы тебя не понимаем, не знаем, через что тебе пришлось пройти, но ты не права. Мы знаем. Я знаю. И знаю, что нельзя закрываться. Я уже через это проходила. Когда я выбралась из Атланты, то мне, вобщем-то было все равно, куда идти, что делать… Я умерла там, возле детского сада. Я присоединилась к одной группе, мы пытались дойти до Форта Беннинг. Группа была не очень большая, постепенно мы теряли людей. Не знаю, как я осталась в живых, я совершенно не береглась, не думала ни о чем. Как-то раз двое мужчин из группы пришли ко мне ночью… Я сопротивлялась, кричала. Слышал весь лагерь. И никто, никто не помог. У всех были свои истории. Никто не хотел вмешиваться. Мишонн взяла из рук Мишель стакан с водой, выпила. -С тех пор я избегаю групп… людей. Нет никакого преимущества в количестве, потому что в итоге ты все равно остаешься один на один со своими проблемами. Никто никогда не поможет, никому нет до тебя дела… Они развлекались со мной всю ночь. Я уже даже не кричала, смысла не было. Ближе к утру они выдохлись, легли спать. Я достала нож и зарезала их, как свиней.Они не ожидали. Представляете, им в голову не приходило, что я могу быть опасна. Я жалею только, что быстро их убила. Не поигралась. Как они со мной. Она помолчала, посмотрела на ошарашенных ее историей подруг, усмехнулась. -Потом я дождалась, когда они встали. И знаете, что сделала после? — интригующим шепотом, с полуулыбкой, от которой бросало в дрожь, продолжила она, — я связала их, топором отрубила руки по локти, обухом повыбивала челюсти. Ну и члены отрезала.Хотя члены надо было резать, когда они еще могли чувствовать боль, но я не могла рисковать… Мне пришло в голову тогда, что если их лишить возможности оцарапать тебя и укусить, то они будут практически безобидны. А знаете, что делали другие члены группы? Ничего! Ничего они не делали! Смотрели! Смотрели, как я рублю руки, как режу члены. Смешно, правда? Ты удивлялась, Андреа, почему я не хочу идти к людям… Да потому что не осталось людей! Их нет! Одни мертвецы кругом. Я связала этих тварей цепями и повела за собой, как собак. Я только потом поняла, что, сама не зная, нашла рецепт выживания. Они отпугивали других тварей. Меня просто не замечали. Катану я нашла в одном оружейном магазине. Увлечение восточными единоборствами пригодилось. Когда я увидела тебя, Андреа, я не хотела подходить. Не знаю, зачем подошла. Но не жалею. Потому что вы, девочки, это теперь все, что у меня есть. Только благодаря вам я осознала, что в этом гребаном мертвом мире остались живые люди. Она замолчала. Потом повернулась к Мишель. -Не закрывайся. Я была совсем одна. Я думала, что сошла с ума. У тебя есть мы. Тебе повезло, малышка. Мишель какое-то время просто сидела молча, потом порывисто выдохнула, обняла Мишонн, притянула другой рукой Андреа. На ее глазах впервые за последние дни блестели слезы. -Девочки, спасибо вам! Спасибо вам! Если бы не вы… Простите меня. Простите! Я… я все равно не смогу заснуть, пойдемте поедим что-нибудь? На кухне, за чаем с консервами подруги, стараясь отвлечься от пережитого, планировали, что делать дальше. Мишель, почувствовав зверский голод, накинулась на еду. -Не ешь сразу много, может быть плохо, — озабоченно сказала Андреа, поглядывая на подругу. -Пусть ест, — Мишонн посмотрела на Мишель, она уже пришла в себя после внезапной ужасающей исповеди, — ее ветром носит. Одни глаза остались. -Как вы думаете, нас … ищут? — внезапно дрогнув голосом на последнем слове, спросила Мишель. -Пожалуй, это единственное, что можно утверждать со стопроцентной вероятностью, — задумчиво ответила Андреа. — Филипп- очень мстительная тварь. А уж после того, что Мишонн… Что МЫ, — поправилась она, — сделали… Мишель поежилась, отпивая чай. Вспоминать о событиях трехдневной давности было невыносимо. Она отгораживалась от этого, как могла. Она не хотела думать об этом. Но, как ни странно, после разговора с Мишонн, и правда стало легче. Возможно, потому, что ее потери были несоизмеримы с потерями подруги. Хотя, кто может сравнивать? Как тут сравнить? Но принять то, что произошло, зная, что ее в самом деле понимают, становилось уже не такой нереальной вещью, как ранее. Мишель, даже чуть улыбнувшись уже, поблагодарила за чай и легла обратно на диванчик. Покоя не было, мысль о том, что во сне она вновь будет переживать произошедшее, пугала до истерики. И Мишель, понимая, что когда-то это придется сделать, постаралась расслабиться. Расслабиться и вспомнить все. Вспомнить, чтоб отпустить, и оставить это в прошлом. Все это уже прошло. Это уже не вернется никогда. Проступающий из темноты оскал маленькой девочки, кровь на красивом розовом платьице, низкий рык, отдающийся холодом в животе. Приятный бархатный голос над ухом: -Зачем же ты пришла сюда, девочка? И не пожила совсем… Может, чуть-чуть поживешь, если расскажешь, где подружка твоя черная? И где моя любимая женщина? И свой, взволнованный, задушенный: -Я не знаю… Я правда не знаю… Пожалуйста… -Что? О чем ты просишь? — он обошел ее, уселся напротив в кресло, покосился на медицинский столик, влажно поблескивающий инструментами. Мишель туда не смотрела. -Ты ведь понимаешь, что я тебя не смогу отпустить? — он участливо посмотрел на нее, — и твоих подружек тоже. Их как раз скоро приведут, сможем все вместе пообщаться. Мишель молчала. Она сидела, отвернувшись, стараясь от всего отрешиться, не думать о том, что будет дальше. Девушка уже поняла, что попала по полной программе, и только надеялась, что Мишонн и Андреа удалось уйти. Как же здесь оказалась? Последним воспоминанием было то, как она, попрощавшись с Мишонн у ворот, бежала к дому. Она была взбудоражена разговором с Мартинезом, и ситуацией с Губернатором. Вечером она заступала на смену у ворот, с Мишонн, и надеялась обсудить с ней дальнейшие действия. Тем более, что подруга уже должна была рассказать все Андреа. Потом шорох за спиной и темнота. Очнулась она уже здесь, в подвале, рядом с девочкой-ходячей. И Губернатором. Откуда он узнал про нее и Мишонн, оставалось загадкой. Которая, впрочем, очень скоро разрешилась, когда в подвал зашел тот самый охранник, что стоял на воротах сегодня (вчера?), пропуская их с Мишонн за пределы города. Не показалось, значит, был кто-то в кустах. Он был. Мужчина, имени которого девушка так и не вспомнила (да и не важно это, тем более теперь), оглядел ее, сидящую на кресле, похожем на гинекологическое, усмехнулся. Потом что-то пробормотал на ухо Губернатору. Тот нахмурился, кивнул на дверь. Мужчина еще раз оглядел пленницу и ушел. -Твоя подружка где-то прячется, — Губернатор повернулся к Мишель. — ты, наверняка знаешь, где. Будет лучше, если скажешь. Не хотелось бы применять к тебе… другие меры. Он опять, вполне красноречиво посмотрел на столик. Мишель сглотнула: -Я не знаю, правда не знаю… -Пожалуй, я тебе верю. — Подумав немного, согласился Губернатор, — ты слишком напугана. Ты вообще боязливая девочка, как я заметил. Как же тебя угораздило- то? Ночью, в чужой дом… Любопытство убивает, малышка. Мишель ничего не отвечала, смысла не было. Она понимала, что живой он ее отсюда не выпустит, и раздумывала только о том, каким образом можно было бы освободиться и добраться до столика с инструментами. А там уже она найдет им применение. Для него. Или для себя. Надо потянуть время. Похоже, он любит поговорить. -Кто она? — Мишель перевела взгляд на девочку-ходячую в клетке. -Дочь, — коротко ответил Губернатор. — Считаешь, должен был убить? -Не знаю… -Вот и я не знаю. Мишель внимательно смотрела на мужчину. Он сейчас не производил впечатления сумасшедшего. Вполне спокойная, разумная речь… Может, удастся с ним договориться? Ну не маньяк же он в самом деле! -Послушайте, — облизнув губы, начала она, — я ничего никому не скажу. Мы с Мишонн просто уйдем. Позвольте нам уйти. Ну мы же ничего вам не сделали. И не собирались делать… Он, казалось, внимательно и даже благожелательно слушал ее, и Мишель, воодушевленно заговорила быстрее и убедительнее: — Мы ничего не замышляли, поверьте. Ну посмотрите на меня, ну что я могу замышлять? Нам здесь очень нравится, здесь спокойно, безопасно… — тут на ум пришла картина окровавленной Мегги, лежащей у ног ходячей, и Мишель резко замолчала. -Ну что же ты, продолжай, — Губернатор все так же молча благожелательно сверлил девушку взглядом.- Ты остановилась на том, что тебе здесь очень нравится… Почему же ты хочешь уйти? Оставайся здесь. Мишель не отвечала, внезапно испугавшись выражения его глаз, спокойных, равнодушных, каких-то неживых, как… как у маньяка. Она поняла, что очень сильно ошиблась в оценке его поведения и не знала, как себя вести теперь, чтоб не сделать хуже. -Ну? — Губернатор резко поднялся с кресла, подошел совсем близко, наклонился к лицу девушки. — Что же ты не отвечаешь? Тебе же здесь нравится? Он окинул внимательным взглядом ее лицо, внезапно провел большим пальцем по нижней губе, погладил по скуле. Мишель замерла в ужасе. -Ты красивая девочка, — задумчиво пробормотал он, — я сразу обратил внимание. Люблю, знаешь ли, красивых женщин. Но у них практически у всех есть один большой недостаток — любопытство. Мегги умерла именно поэтому. Не стоило приходить ко мне ночью. Я не забрал у нее ключ, недосмотрел… И тебе не стоило… Но ты не такая же, как Мегги? Не болтливая… Хотя подружке разболтала, но это вопрос решаемый… Он говорил и говорил, своим глубоким бархатистым голосом, поглаживая аккуратно и даже нежно Мишель по лицу, шее, забираясь длинными пальцами в волосы на затылке. Девушка закрыла глаза, напряглась, ужас просто сводил скулы, кожа, казалось, каменела под его пальцами. -Что-то ты напряженная… Тебе не нравится? — с наигранной заботой спросил он. -Не нравится, — с губ сорвалось прежде, чем Мишель успела обдумать ответ. -Почему? Тебе твоя подружка рассказывала же, какой я в постели? Вы, женщины, обычно откровенничаете об этом. -Нет. -Не рассказывала? Странно. Хотя, может, причина в другом… Сколько тебе лет, девочка? Шестнадцать, семнадцать? У тебя был мужчина? Мишель, не в силах выдавить из себя хоть слово, кивнула. -Да? Ну надо же…-Слегка разочарованно протянул он, — а выглядишь совсем ребенком… Такая нежная, невинная… Твоему мужчине повезло с тобой. Кто это? Этот мальчик? Твой жених? Он приходил ко мне сегодня. Мишель резко раскрыла глаза, уставилась на мужчину с недоверием. -Да, чего ты испугалась? Он приходил, просил помочь в твоих поисках… ты знаешь, сколько ты уже здесь? Он тебя потерял… Я сказал, что ты ушла из города. Решила отправиться в свободное плавание. Смешно, но он поверил, представляешь? Чуть не расплакался у меня в кабинете. Но искать тебя не отправился, я проверил. Ты любишь его, девочка? Мишель кивнула. -Да? Ты знаешь, мне показалось, что он любит тебя, как бы это сказать… Недостаточно. Когда любят по-настоящему, не отпускают. И не перестают искать, никогда. Мишель отвернулась, некстати вспомнив Диксонов. Мартинез говорил, что они ищут ее… Все еще ищут… С трудом поборов дикое желание внезапно заплакать, девушка лишь закусила губу. -Ты сексуально кусаешь губы… — мерзкий бархатный голос раздался прямо над ухом. Тяжелое дыхание, внезапно грубые руки на груди. Господи, да что же делать? Как выбраться? -Нет, нет, нет… не надо, пожалуйста, пожалуйста, — Мишель все-таки не выдержала и заплакала. Она понимала, что спасения не будет, надежда, что удастся с ним договориться, истаяла, когда девушка ощутила, что ее раздевают, жестко зажимают грудь, больно кусают в шею, вцепляясь в волосы, оттягивая голову назад. Внезапно Мишель поняла, что ее руки и ноги свободны. Наверно, насильнику мешали веревки, а, может, хотелось более острых ощущений, борьбы. Девушка затихла, позволяя стащить себя с кресла на пол. Губернатор рвал на ней одежду, не церемонясь, стараясь добраться до трусиков. Мишель мимолетно порадовалась, что надела плотные, узкие штаны, которые не так -то легко разорвать и стащить. Девушка упиралась руками в грудь мужчины, понимая, что сопротивление смешно, но он, судя по всему, наслаждался ее бессмысленными попытками спастись, такая нелепая борьба за себя добавляла дополнительной остринки в ситуацию. Мишель же косила взглядом на столик с инструментами, мечтая добраться до него, опрокинуть, хоть ногой задеть. Отбиваясь, она спиной продвигалась к намеченной цели, и наконец, сильно пнула железную тележку, уронив ее на бок. Инструменты разлетелись по комнате, из угла еще громче донесся возбужденный хрип девочки-ходячей. Она грызла прутья решетки, тянула руки, пытаясь добраться до вожделенной пищи. Губернатор чуть отвлекся от заламывания рук Мишель, мазнул взглядом по рассыпавшимся инструментам. К сожалению, тележка упала далеко, и девушка не могла ничего схватить оттуда. -Я оценил, девочка… Ты пожалеешь. — И только сейчас Мишель поняла, что до этого момента с ней мило игрались. Теперь игры кончились. Она не кричала, зная, что это бессмысленно. Единственное, что она могла противопоставить жестокому насилию, это свое равнодушие. Как мантру, твердила она про себя: «Это не я, это просто мое тело, это не я, меня он взять не может, это просто тело…». Она закрыла глаза и отвернулась, стараясь отключиться, не реагировать на болезненные укусы, на дикое рычание, на вторящий ему голодный рык из клетки. Скорее всего, после одного монстра она попадет к другому. А потом сама станет монстром. И, может быть, если получится, доберется до этой твари. Губернатор внезапно остановился, пару раз чувствительно шлепнул ее по щеке. — Чего замерла, сучка? Отключилась что ли? Давай, просыпайся. Меня мертвые не заводят. Мишель не отреагировала, находясь в каком-то коматозном состоянии, только голова мотнулась безвольно. Ее еще несколько раз тряхнули, приложили затылком о пол. — Сука! А затем… Оставили в покое! И пришла тишина. Мишель решила, что она просто отключилась от шока. Мозг отказался воспринимать действительность, сознание улетело. И, может, это хорошо. Потому что она не хотела помнить, не хотела знать, что с ней делал Губернатор. Сквозь гул в голове она слышала, ощущала, что он приходил еще. Может, даже не один раз. Вот только сознание каждый раз благословенно оставляло ее, лишь стоило почувствовать грубые руки на себе. А Губернатору, судя по всему, совсем не нравилось возиться с бесчувственной куклой. Он тряс ее, пытаясь привести в сознание, бил по лицу, обливал водой, но ничего не получалось, и мучитель уходил. А Мишель уплывала прочь из страшного подвала, уже осознавая, с некоторым облегчением, что совсем скоро умрет, и тогда освободится окончательно. Только бы не ощущать ничего больше. Очнулась она в очередной раз от того, что ее опять куда-то тащили. Мишель приоткрыла глаза, увидела, что совсем близко клетка с Губернаторской дочкой, и вяло понадеялась, что ее наконец-то убьют. Грязные ругательства над головой. Другой голос, не тошнотворно бархатистый, а грубый, злобный. Шершавые руки на теле. Другие, не Губернатора. Мишель без интереса открыла глаза. Лицо мужчины было знакомым. А имени его так и не вспомнила, вяло подумала она, пока грубые руки переворачивали на живот. Навалился, что-то шепчет. Что-то о том, что она сразу ему понравилась, что ей тоже сейчас понравится… Никаких эмоций это не вызвало. Она уже мертвая. А мертвым плевать, что делают с их телом. Внезапно тяжесть чужого, отвратительно пахнущего тела исчезла. Грязно выругавшись, насильник поправил одежду и исчез. Мишель даже не заинтересовалась тем, почему он не взял ее, так было плевать. И только подтянув колени к животу, обняв их, девушка поняла, что руки у нее свободны. Она неловко села, огляделась. Вот оно. То, что ей так необходимо, чтоб освободиться, наконец. Тележка с рассыпавшимися инструментами по-прежнему валялась на боку. Мишель добралась туда ползком. Скальпель удачно и ловко лег в руку. Очень острый, и резать совсем не больно. Девушка смотрела, как течет, не сворачиваясь, кровь по полу и впервые за долгое время счастливо широко улыбалась.***
Андреа знала, что никогда не забудет эту картину. Подвал, наполненный диким, ужасным смешением запахов: тлен и кровь. Она застыла, увидев клетку с ходячей. Мишель была права. А она до последнего не верила, никак не могла поверить, что мужчина, с которым она делила постель, на самом деле сумасшедший… Потом она обратила внимание на кровь. Крови было много, очень много, и женщина решила, что они опоздали. Она рванула внутрь, страшась увидеть в клетке тело Мишель, когда услышала тихий смех. Мишель сидела возле опрокинутой тележки с инструментами, абсолютно голая, избитая, с всклокоченными волосами, покрывающими ее густой спутанной мантией до поясницы. И с перерезанными запястьями. Именно на них она смотрела и смеялась. Позже Андреа признавалась, что именно в тот момент она начала седеть. Эта дикая картина всегда будет перед глазами. Из ступора женщину вывела подруга. Мишонн ввалилась в подвал, мгновенно оценила ситуацию: -Что встала, вяжи ей руки, вон бинты валяются, одень свою рубашку и веди наверх, пока никто нас не застукал. А я здесь разберусь. И, заметив, что подруга как-то вяло реагирует на ее слова, не в силах оторвать взгляд от находящейся в прострации Мишель, прикрикнула: -Живо, блядь! Андреа, никогда ранее не слышавшая, чтоб Мишонн даже голос повышала, не говоря уж о том, чтоб выругаться, подскочила на месте, бросилась к Мишель, тихо приговаривая, начала перевязывать ей запястья. Потом содрала с себя рубашку, оставшись в майке, накинула на никак не реагирующую на внешние раздражители подругу, и силой повела ее наверх, продолжая бормотать какую-то утешительную успокаивающую чушь. Мишонн проводила их взглядом, потом повернулась к клетке и вытащила катану.