***
То, что Диксоны уехали, она поняла сразу же. За все время своего нахождения в тюрьме, Мишель постоянно и очень остро чувствовала на себе их взгляды. Где бы она ни была, что бы ни делала, с кем бы ни разговаривала, всегда кто-то из братьев ошивался в пределах видимости. Этот постоянный молчаливый контроль не досаждал, как ни странно, наоборот, придавал спокойствия, уверенности в том, что с ней больше ничего плохого не произойдет, ведь они рядом. Мишель по -прежнему не могла терпеть чьи-либо прикосновения, плохо спала ночами, кричала, заставляя живущую с ней Мишонн просыпаться и утешать ее. Но почему-то стало легче. И спокойнее. Мишель не знала, когда она впервые испытала это ощущение. Возможно, в тот самый момент, когда, находясь в мучительном бредовом забытье, в убежище еще, она почувствовала их рядом. Их теплую силу, энергию, уверенность. То, чего она не ощущала с того самого ужасного происшествия с Мерлом. Абсолютно на инстинктах, абсолютно наощупь, совершенно слепо, она, не осознавая этого, потянулась к ним всем своим существом, желая воссоединения, желая стать целой. Тем не менее, она боялась быть с ними рядом, и боялась, что они узнают, что с ней произошло. Она не хотела этого. Ничего уже не будет, как прежде, ничего не вернется. Не будет того единения душ, которое почему-то сложилось у них с самого начала. Мишель, как никогда, чувствовала себя куском чего-то целого, что разъединили насильно, что уже не соберешь. И, наблюдая Диксонами, неустанно нарезающими круги вокруг нее, она ощущала лишь боль потери. Она их потеряла. Навсегда. Несмотря на то, что она чувствовала их теплое оберегающее присутствие даже на расстоянии, девушка понимала, что так не может продолжаться вечно. Они должны разорвать эту мучительную для всех связь. Она больше уже не та наивная, открытая девушка, что так привлекла их. Она даже не знает, сможет ли когда-либо позволить себе прикоснуться к кому-либо, быть с кем-либо рядом. Однако, судя по их поведению, Диксоны все же всерьез решили не отпускать ее. Но это уже не им решать. Она теперь сама все решит. Так, как будет лучше для всех. Несмотря на то, что сейчас она, как никогда, чувствовала холод одиночества, беспокоилась за них, исчезнувших так внезапно, да еще и Мишонн с собой прихвативших, девушка была настроена решительно. В конце концов, надо собраться с силами и поговорить, объяснить, что нет у них будущего, ничего нет. Они должны понять. Они должны попробовать жить, смотря вперед, а не назад. Безусловно, их прошлое было невероятным. Мишель часто вспоминала их домик в лесу, безмятежные, наполненные страстью, нежностью, доверием, любовью, дни и ночи. Зачем они уехали? Решили бы они что-нибудь с отоплением, с Диксонами ей точно не пришлось бы мерзнуть и голодать. И не было бы никогда в ее жизни Мерла в наркотическом трансе, диких, безумных глаз Дерила… Не было бы Вудберри. Они совершили ошибку, уехав. Они разорвали этот круг, этот уже сложившийся счастливый пазл. И теперь осколками блуждают по орбите друг друга, и никакой возможности воссоединиться нет. Надо разбивать эту безнадежность. Мишель твердо решила, что подлечится и уйдет. С Мишонн. Андреа, похоже, окончательно застряла здесь, вцепившись в Шейна, как в единственную свою отдушину. Если Мишонн не захочет, Мишель уйдет одна. Надо, наконец, избавляться от этой детской зависимости быть рядом с кем-то. Она ни с кем не сможет больше быть.***
-Слушай, Диксон, а ты ведь совершенно loco idiota, si? -Че? — Мерл оторвался от чистки лезвия в протезе, основательно уделанного кровью, и недобро взглянул на Мартинеза. -Он говорит, что ты ебанутый придурок, — Дерил в последний раз проверил уровень всех необходимых жидкостей в байке и теперь, присев на него, закурил. -Аааа… Совсем ты страх потерял, Брауни, как я погляжу… — Мерл, однако же, совершенно не разозлился, услышав о себе такое, а продолжил свое занятие. Мартинез глянул на невозмутимую Мишонн, стоявшую поодаль и пристально вглядывающуюся в столб густого черного дыма, в глубине леса, покачал головой: -Иди к нам, belleza, нечего там смотреть. Никто уже оттуда не приедет. Furioso Диксон постарался. -Так, я не понял, — Мерл наконец-то решил возмутиться, — ты недоволен чем-то, блядь? Все получилось очень даже круто. Нам даже делать ничего не пришлось, этот дегенерат сам все сделал. -Да, конечно, — хмыкнул Мартинез, — сам… Вы, Диксоны, сalamidad, рядом с вами выживают только совершенно отмороженные… -Че? -Он говорит, что мы — как это…- Дерил пощелкал пальцами, — стихийное бедствие, блин, ураган. -Аааа, ну че, так и есть…- с этим Мерл был согласен, — это Брауни прав, нехер становиться у нас на пути. Тебя это тоже, кстати, касается, Цезарито… Еще раз тебя возле нашей девочки пронаблюдаю, то, че мы с этим говнюком сделали, покажется легкой разминкой тебе… Мартинез, осторожно и опасливо покосившись на все так же стоявшую поодаль Мишонн, недовольно пробормотал, скривив губы: -Это все уже давно в прошлом, чего вспоминать… Да и не было ничего… -Нихера себе, давно, да месяц прошел только с тех пор, как ты к конфетке яйца подкатывал, — громко возмутился Мерл, но потом, перехватив тревожный взгляд Мартинеза, озадаченно замолчал. Задумался. Сопоставил факты. И выдал. -Так вон ты чего за нами увязался -то? К шоколадке в теплую постельку метишь? Это ты молодец, — продолжил он громко разглагольствовать, с удовольствием делая вид, что не замечает страшных глаз Мартинеза, — Мишонн — девка смачная, одна жопа чего стоит. Только, Марти, слышь? Она ведь так просто не даст. Не боишься, что отрежет тебе все к херам своим ножиком? Мартинез только открывал рот, как рыба, страшно смутившись изучающего взгляда все прекрасно слышавшей Мишонн. Он проклинал про себя гадского Диксона, так не вовремя раскрывшего свой рот, и свою, внезапно непонятно откуда взявшуюся робость. Он всегда гордился тем, что с женщинами умеет обращаться виртуозно. Ни одна не устояла. И ни одна потом не пожаловалась. А тут как отморозило все. Он едва мог говорить в присутствии такой шикарной женщины. И никак не решался перейти к следующей фазе ухаживаний, предполагающей какой-никакой, а все же физический контакт. Справедливо опасался быстроты реакции женщины и остроты ее катаны. И заводился тут же от этой опасности неимоверно. Уложить эту кошку в постель стало практически навязчивой идеей. Жаль только, что Мишонн вообще никак не реагировала на него. Скорее всего, была даже не в курсе его намерений. Ну вот, теперь благодаря неимоверно длинному и грязному языку придурка- Диксона, узнала. Не так он хотел ей признаться, не так… Во всей этой ситуации обрадовало только то, что Мишонн, с как всегда, невозмутимым видом, сделала вид, что ничего не услышала, продолжая смотреть на последствия их пребывания в Вудберри. Да уж, тут он прав, где Диксоны- там разруха, ужас и боль. Дерил с усмешкой наблюдал за перепалкой брата и Марти, потом с удовольствием за вытянувшимся лицом латиноса. Так и надо придурку. Увязался за ними, надо же. Не его это война, нехер было лезть. Пусть обтекает теперь. Хотя, надо сказать, он помог. Когда они, наконец, добрались до этой твари, что было, кстати, на удивление просто, ведь тайный ход, разведанный Мишонн, эти идиоты так и не нашли, Мерл собирался залить весь дом кровью. Дерил и сам с трудом сдержался, когда говнюк сначала проявил гонор, предлагая работу даже. Вот кретин. Потом, когда ему сказали, кто они, Губернатор сник, но все равно храбрился, все отрицая. Потом он увидел Мишонн. Дерил охренел тогда от превращения вполне себе вменяемого подонка в совершенно отбитого скота, с налитыми кровью глазами и пеной изо рта. Он так рванулся к ней с кресла, что Дерил даже засомневался в крепости своих фирменных узлов. Он, оказывается, все это время искал именно ее, она его кровница. Прикольно, че. Тут —то он и заговорил. Так заговорил, что не остановить было. Мерл, чуть послушав, превратился в неуправляемого маньяка, готового рвать тварь голыми руками, Дерил недалеко от него ушел, Мишонн при всем желании удержать бы их не смогла. И быть тогда охренительной кровавой бане, после которой существовать-то можно, но вот жить по-прежнему (хотя, где она, эта прежняя жизнь? да и зачем она нужна, если сейчас с ними нет их девочки?) не получилось бы, это точно. Братья Диксоны и раньше не отличались ангельским поведением, всякое бывало, но такого, что они собирались утворить… Грань была тонка, очень тонка. И Марти, любопытный, как хорек, уже успевший облазить весь дом, комнату с аквариумами нашел прямо очень вовремя. Братья отвлеклись немного, осмотрелись, охренели от запущенности ситуации и болезни Губернатора. И выход был найден. Оригинальный. О прекрасном увлечении аквариумами и головами неугодных Губернатору персонажей (среди которых, кстати, были и женщины) узнали не только его ближайшие, запуганные или отмороженные соратники, но и весь гребанный Вудберри. Диксоны с удовлетворением понаблюдали за грандиозными разборками и последовавшим за этим судом Линча (хорошо все-таки, что они на юге штата, живы традиции, живы!), оценили уровень децибелов в бешеных криках бывшего главы города, которого буквально рвали на части, и свалили. Пожар в доме Губернатора, который занялся, уже когда они выезжали из города, стал приятной вишенкой на торте. Можно было возвращаться.