Stories of Marvel

Его манят льды Йотунхейма, и все чаще Хеймдалль, вздохнув тяжело, открывает Радужный мост для последнего из сыновей Всеотца. "Как он?" — спросит Фригга у леди Сиф. "Скорбит по брату и скучает по смертной", — ответит та, что не знает совсем ничего о принце Асгарда. Смертная, Джейн. Когда-то такая была. Исчезла, стерлась из памяти в тот же миг, когда брат, повисший над бездной, разжал ледяные пальцы и падал. Так долго падал в ничто, даже не пытаясь ухватиться за пустоту. У Тора горло и сейчас саднит от того рвущего перепонки звенящего крика. А Локи не издал и звука. Локи просто смотрел на него. До конца. — Ты видишь его? Ты искал? — бессмысленный, неизбежный вопрос, на который Хеймдалль никогда не найдет правильного ответа, бесполезно сжимая свой сверкающий меч. — Я не мог видеть Локи, ты знаешь, те, кто уходят в Вальгаллу... — Молчи. Просто молчи и отправь меня в царство холода, чтобы тот иней и лед, что изнутри сковал мое тело, имел возможность закончить дело снаружи. Хранитель не смеет перечить, он только уныло качнет головой, поворачивая рукоять, открывая Бифрест, простирая радужное полотно сквозь пространство и космос в неизбежную зиму. В Йотунхейме лед и ветра. Тор каждый раз отправляется к трону, на который никогда больше не сядет Лафей, чтобы плести заговор против Асгарда, чтобы снова и снова пытаться восстать. — Зачем ты опять здесь, принц златого Асгарда? Почему возвращаешься, точно тебя что-то гонит сюда, точно что-то безутешно грызет. Мне ведомо, ты лишился любимого брата, что братом был больше мне, и все же... почему Йотунхейм? Тор никогда не умел различать ледяных великанов, но этого уже узнает по скрипучему голосу и скорбно склоненной макушке. Гигант находит его каждый раз и опускается рядом, чтобы слушать или просто молчать до тех пор, пока Тор не уйдет. — Ты знал, что на самом деле он был твоей расы? — Знал каждый в этой земле и верил, что однажды именно принц приведет нас к лучшей доле. А ты все эти годы считал его братом, делил с ним жизнь и секреты. Что же, мы оба ошиблись. Не просто так Локи был повелителем магии и тем, кого прозвали Богом обмана. — Он честнее каждого из всех, кого я когда-либо знал. Его хитрости и проказы, его попытки узурпировать власть — все это совсем не серьезно. Ему даже не нужен был трон, а я, слепец, так долго не видел. — Сейчас ты знаешь, что это? — Знаю. Он открыл мне перед... концом. Он открыл, и я понял, что все эти годы смотрел совсем не туда. — И ты приходишь сюда, потому что скорбишь. — Неверно. Я прихожу, потому что где-то здесь есть правильный путь и тот самый выход. Единственный шанс вернуть все назад и попробовать снова. Ветер свистит и закручивает горы синего снега в гигантские смерчи. Отвешивает ледяных оплеух и пытается содрать с лица кожу. Волосы повисли сосульками, и пар изо рта превращается в лед в тот же миг, как проникает наружу. Даже Бог замерзнет тут насмерть в ближайший час или два. Только это его как будто совсем не волнует. А ледяной великан молчит, точно, смутившись. Возможно, он даже не слышит ни слова. Уставился куда-то за завесу бурана и смотрит стеклянным, непроницаемым взглядом. Думает свои неспешные думы. — Передашь ему, что брат очень сильно скучает? Качнет в ответ головой, не отказывая, но и не соглашаясь. Не отрицает, и это уже кое-что. — Думаешь, этого хватит? — Остальное он услышит, как только вернется домой. Асгард потух без его проказ и веселого смеха. Снег под ногами кажется толченым стеклом. Он идет вперед — до моста путь не близкий — не чувствуя тела. От холода и безумной надежды, что в бессмертном зажег великан, который просто ничего не спросил. Который не сказал, что Тор лишился рассудка. Который зародил в нем семя безумной надежды. Вот и Радужный мост. — Я слышал каждое слово. Тор, ты не должен... — Хеймдалль всегда наблюдает, пора бы привыкнуть. И может быть, прямо сейчас он даже прав, но кровь вскипает в божественных жилах, бурлит яростью, приправленной горькой, безудержной злостью. — Я не просил совета, Хранитель. Не советую испытывать терпение Тора. Мой Мьёльнир... — Не злись на того, кто желает добра. А прямо сейчас Всеотец желает видеть тебя. — Хорошо. * "Как он?" — вновь спрашивает Фригга у леди, когда сын покидает пир, едва прикоснувшись к яствам и кубку с крепленым вином. Горю не согнуть его плечи, но взгляд Бога грома не мечет молнии, не ослепляет, он просто потух. В коридорах привычно гулко и тихо, а в спальне темно — ни огонька. Обнаружит кровать по привычке на ощупь, скинет прямо на пол плащ и тяжелые латы. — Ты задержался. Впрочем, хорошо, что один. Было б неловко, завались ты с девицей, — вкрадчивый голос из темноты, и Мьёльнир с грохотом рухнет к ногам. — Тебе передали, что я скучал по тебе? Что это? Он — Бог грома дрожит, как мальчишка? — Я пришел, чтобы услышать все остальное, — гибкий, неуловимый, как тень, он сразу повсюду, он внутри и снаружи, он опаляет жаром дыхания кожу и взрывается шепотом в голове. Что, если он — всего лишь видение? Морок? — Я был уверен, ты умер. Я тебя оплакивал, брат. — Будь ты уверен, не таскался бы в Йотунхейм постоянно. Тени мечутся по стенам опочивальни, сдирают с них гобелены и вгоняют ужас под кожу. И самая темная шагнет из угла, сверкнув зелеными, как у дикой кошки, глазами. И не подумает дернуться, когда руки брата обхватят запястья и словно защелкнут замок. Рывком к груди, кусая и сразу целуя, так, чтобы смешались кровь, слезы, слюна. Так, чтобы только рыки из груди и из горла. Так, чтобы рвать с себя и с него остатки одежды. Так, чтобы даже не вздрогнуть когда швырнет на кровать и тут же опустится следом, накрывая собою. — Не смей. Слышишь? Больше не смей исчезать. Целует и лижет, и стонет, распяв под собой на кровати. — Не смей. Локи. Обещай... никогда. Никогда? Я даже не знаю... Возможно, уже этим утром ты решишь, что вся ночь тебе просто приснилась. И снова будешь выть и стонать, кататься по полу, сбивая о стены свои кулаки. Возможно... — Брат, не молчи, я хочу слышать твой голос. — Хочешь поверить, что не сходишь с ума? — Хочу запомнить, что и ты меня любишь. Локи не хватает сил рассмеяться. Слишком напорист Тор, слишком горяч. Кожа плавится от губ, что оставляют метки на теле. Кожа почти рвется от пальцев, что одновременно везде. И сам он уже... почти перенесся в Вальгаллу. — Я люблю только власть и хочу этот трон. — Значит, точно ты. Локи... я рад тебя видеть. И больше этой ночью разговоров не будет. Будут всхлипы и те самые тени, будут стоны, пьянящие быстрее вина. Будут искры по коже и выгибающаяся дугою спина, и капельки пота, и пальцы в замок, и так до рассвета. — Локи... Локи... Локи, ты здесь. Тор, если б я мог, если бы просто умел ненавидеть тебя, уйти, отказаться. Если бы достало сил вырвать тебя из груди вместе с сердцем и кровью, мой брат. Вот только никогда не умел, а потому проигрывал тебе снова и снова. Сдавался, выпуская постыдную слабость на волю. Каждый раз сдавался тебе.