Stories of Marvel

Они решили, что так будет лучше, что Баки нужно спрятать в Ваканде, что разум его — страшнее ядерной бомбы, и случится беда, если кто-то опять подберет верный ключ и заставит Зимнего солдата очнуться. Стив Роджерс в третий раз за один только месяц прилетает в страну, затерявшуюся в африканских горах и будто бы сошедшую со страниц фантастических книг, которые он читал в далеком детстве почти столетие назад. Т'Чалла встречает его у ворот с какой-то донельзя понимающей, в чем-то грустной усмешкой. — Он в криосне, и так часто будить его вредно. Думаю, Шури снова будет ругаться. Это не идет на пользу разуму твоего лучшего друга. — Знаю. Я просто... пойми, столько лет. Я просто хочу убедиться, что Баки в порядке. Король кивает на каждое слово и даже не пытается спрятать ухмылку, что ярким цветком распускается на губах, как будто он посвящен в какую-то тайну. Как будто тайна эта ужасно его веселит. Стив отводит глаза и торопится прочь по уже знакомой дороге. Той самой, в конце которой его наверняка уже ждут и будут ругать, и пенять, и твердить мудреные фразы, вся суть которых сведется к тому, что Капитан Америка — легенда и герой всех мальчишек этого мира, не кто иной, как эгоист, что думает лишь о себе, а надо-то всего подождать пару лет или пару столетий, пока она отыщет решение и избавит мозг Баки от проклятого кода. Пустяк же вопрос. Стив твердит про себя эти слова, и даже почти получилось поверить, и совесть грызет, вонзая ядовитые зубы в затылок, и он уже готов повернуть... вот только помещение гулко и пусто, и капсула, где Баки должен смотреть свои холодные сны — нараспашку. И тут же ужас пронзает грудь, как копьем, что отравлено ядом. И страх впускает острые когти под кожу, сжимает сердце и легкие, держит. Не выдохнуть, ни вдохнуть, ничего. Что́, если ГИДРА и здесь отыскала? ГИДРА, что хуже заразы, отрубишь голову, вырастут десять. Что́, если Баки прямо сейчас слушает тайный шифр, который опять сотрет его память и превратит в машину-убийцу? — Стив? Это ты? Так и знал... — веселый, чуть хрипловатый голос. Треплет уже по плечу, и уже обнимает, хохочет, взахлеб твердит что-то про Шури, что наотрез отказалась его усыплять. — ... так и сказала — явится Стив, не пройдет и недели, и она, мол, не может так рисковать, потому что криосон — не какие-то шутки. Зачем-то пугала острым психозом. Представляешь, меня? Я хотел рассказать ей, что Зимний солдат... да не стал нагонять на девочку ужас. Меня тут знаешь, и без того сторонятся. Он лохматый и немного помятый. Как будто с кровати вылез едва. У него от уголков глаз — морщинки, такие бывают, если все время щуриться на ярком солнце или много смеяться. У него вдруг меняется что-то во взгляде, и лицо застывает вдруг неподвижною маской... — Стив? Случилось чего? Ты так побледнел. И как рассказать, что все эти минуты, что он стоял здесь, как дурак или столб и пялился в пустое пространство, что вспомнил все-все-все, что уже было и почти поверил, что опять началось все с начала? Как ветер свистел в лицо в том ущелье, когда сержант Джеймс Бьюкенен Барнс на полном ходу сорвался с поезда вниз на глазах у лучшего друга, что решил тогда — умер, расшибся, потерян и уже не вернется. Поверил, чтобы позже, через семь десятков не-прожитых лет узнать его в бездушном убийце, том самом, чьи пальцы смертельной хваткой сомкнулись на шее, пока вокруг рушились стены, и он лишь шептал в пустое лицо: "Я не буду драться с тобой, потому что ты — мой лучший друг. Я не буду, потому что я с тобой до конца". Как рассказать, что столько раз умирал и опять возрождался, не смея надеяться даже, что однажды его Баки вернется к нему, что однажды он вспомнит. — Я... я не знаю... Потому что КАК тебе рассказать, то о чем вспоминать невозможно? Не нужно. Всю ту кровь, что не у тебя на руках. Весь тот липкий ужас, в который тебя погружали. — Они тебе не сказали? Решили вот так подшутить? Идиоты... Все сам понимает без слов. Три шага, и крепкие руки, одна из которых чуть жестче и тверже, обхватят за плечи. Обжигает выдохом щеку. — Я здесь, все в порядке, не думай. Я здесь, Стив, слышишь? Все хорошо. — Я... я подумал... — Я понял. Слышишь? Я здесь. Я _ с _ т о б о й _ д о _ к о н ц а . У него под ребрами все еще ноет, но Баки шепчет и шепчет. Баки прижимает ладони к лопаткам, ведет по спине, приподнимая край трикотажной футболки. Сердце сбоит, как давно-давно, еще до войны после обычной пробежки по парку. Сердце сбоит, как каждый раз, когда Баки случайно или нарочно касался, прижимая пальцы к щеке. Сердце сбоит... оно сейчас просто к черту взорвется гранатой и закончит его мучения уже навсегда. Потому что Стив никогда не сможет, не скажет. Потому что он никогда не рискнет этой дружбой, что для него дороже целого мира и чести. — Хватит бегать уже от меня. Семьдесят лет — это все-таки долго. Баки пахнет мускусом и какой-то травой. Его сердце колотится очень громко, попадая Стиву прямо по ребрам. Что́, если он неправильно понял? Что́, если Баки имел ввиду вовсе не?.. — А ты все тот же мелкий трусишка, даром, что шире в плечах стал и выше. Его пальцы скользнут под резинку штанов — ледяные. Выдохнет шумно, опуская ресницы. Кажется, и его руки трясутся. Кажется, и он до безумия боится. Ведь здесь у двоих все это впервые. — Стив? Ты все это время не... Что ж, я просто не понял... И даже отступит назад и прикусит до крови губу. Стив поймает, и ближе, и дальше — ни шагу. Невозможно, слышишь? Уже никак от тебя. Поцелуй со вкусом металла и каких-то диковинных ягод. Ловить губами выдохи, шепот. Тянуть на себя, потому что так далеко и до нелепого мало. Обещать, что уже никогда, что вместе до смерти. Обещать, обещать, обещать, чтобы никогда уже не отпустить, не нарушить. * — Что же, братец, а я тебе говорила. Готовь вторые покои. Думаю, Капитан не поспешит покинуть Ваканду. Король хмыкнет, склоняясь над мудреным прибором, приподнимет очки-микроскопы, чтоб подмигнуть. — Уверена, что нужда в этом будет? Кажется, тот домик, что понравился Барнсу, вполне их устроит. — Хорошо, что он далеко от дворца. Ну, ты меня понимаешь... — Кажется, надо набрать Тони Старка. В ближайшие месяца Америка не увидит своего Капитана.