Stories of Marvel

Все закончилось лет тридцать назад, может, сорок. Последний бой, в котором мстители низвергли Таноса и отмотали время назад. Чуть дальше, чем проклятый щелчок, когда исчезла половина живых существ во вселенной. Они вернулись к тому самому мигу, когда перед украденным у Грандмастера космическим челноком, приютившем остатки асгардцев, из пустоты показался исполинский корабль. Как гора пред песчинкой. И время с места тогда сорвалось, завертелось. И бог хитрости и обмана пал навсегда, не сумев обвести вокруг пальца титана. "Даю тебе слово, брат, солнце вновь воссияет над нами!" — бог озорства обещал. Обманул. Бог озорства не собирался возвращаться обратно. У Тора были другие планы, конечно. Тор никогда бы не смог допустить, чтобы все закончилось так. Тор... зачем ему бессмертие, вечность без Локи, который будет юлить и язвить, отравлять его жизнь и непрерывно вносить в нее смысл? В первый раз Локи пал. Во вторую попытку Тор и шанса не дал ему попытаться. "Прости, я не могу рисковать. Не тобой", — и Хеймдалль, повинуясь приказу своего короля, открыл Радужный мост, протянувшийся сквозь пространство к Земле. Открыл путь для отступления, бегства. И Тор швырнул брата в воронку, не слушая проклятий, срывающихся с тонких, кривящихся презрением губ. Тридцать лет назад. Может, сорок. Они победили в итоге и поставили точку. Они победили, и Локи вернулся домой. На планету Земля, которая стала им прибежищем после падения Асгарда. Тридцать лет или сорок, а они не стареют. Они же асгардские боги, хотя породивший их мир лежит в руинах и пепле. Теперь у них пентхаус в Нью-Йорке и уютный, прячущийся в густом подлеске коттедж часах в четырех езды от окраин. Локи сюда выбирается редко, предпочитая шум и огни города, который не спит никогда. Локи любит сутолоку и роскошь Нью-Йорка. Локи не помнит, не видел, Локи был мертв в те ужасные дни, когда планета опустела, затихла. Когда каждый выдох разносился над землей, точно стон, прокатывался по лабиринтам заброшенных улиц, разбивался пригоршней боли о стены, которые уже начинали крошиться. Всего спустя семь-восемь лет после... после всего. Сейчас уже прошло Рождество, которое ни один из них не считает за праздник. Минул Новый год, и февраль скатился к второй половине. Тор каждый день добросовестно расчищает от снега дорожки (снегопады этой зимой зачастили) и долго бродит по окрестностям с псом. Это золотистый ретривер, которого Локи как-то привез еще мелким мохнатым комочком, что помещался у брата в ладонях, и очень быстро вымахал почти до размеров теленка. Им не то чтобы плохо вдвоем. Вот только Тор очень сильно скучает. Но все же счастлив просто знать, что Локи где-то там — живет яркой жизнью и дышит. Просто дышит всему вопреки, Всеотец. Вопреки всем тем нелепым смертям и потерям. — Ничего, еще месяц-другой, и Локи непременно вернется. Дружище, ты не должен скучать... Потреплет пса по загривку, вот только тому все равно. Он стрелой срывается с места, наверное, за зайцем. Его радостный лай оглашает окрестности и, наверное, скрывает поскрипывающий под модными туфлями снег. Или Локи счел неплохой шуткой появиться за спиной совершенно беззвучно. Он все тот же бог озорства. До сих пор. — Кажется, брат, ты стареешь. Каких-то пять тысяч лет придавили тебя? Не говори, что все это Земля. И та девица... как ее? Джейн... Мои соболезнования твоей безмерной потере. Тор вскинется, не в силах с собой совладать. Всего два больших шага по засыпанной снегом поляне, и вот уже комкает в широких ладонях его воротник, ведет по спине, к себе прижимая. — Локи. Ты здесь. Он, должно быть, смешон, нелеп и до тошнотворного жалок. Но это же Локи. Это Локи приехал. Локи вернулся к брату, домой. В почти прозрачной белой рубахе под тонким пальто. В вырезе виднеется ворох каких-то амулетов на серебристых цепочках и тонких черных шнурках. А еще ключицы, к которым прямо сейчас тянет прижаться губами. — А ты и правда стареешь. Не слышишь, что я говорю? — чуть отстранится. Почти что брезгливо. Что там было? О Джейн? Та немного безумная дева, что встретилась ему на пути во время изгнания. Вот только что за потеря, о которой брат твердит так упорно и точно с упреком поджимает тонкие губы? И словно сердится снова, будто его что-то гнетет и рвет изнутри, вот только он не пускает наружу. Прячет под самой прочной во вселенной броней. Так, что даже стука сердца не слышно. — О какой потере толкуешь? — Леди Джейн оставила этот мир... — и замолкает, выжидая чего-то. А Тор пожимает плечами, не понимая, что он должен в ответ говорить и зачем: — Это... прискорбно? — Всеотец! Ты так и будешь тупить?! Локи срывается и швыряет оземь перчатки. Локи толкает его, вот только Тор всегда был сильнее. Цепляет руками за плечи и смотрит в лицо. Самое нужное в этом мире. Все эти тысячи лет... — Я не пойму, что ты хочешь услышать? Джейн была смертной... — Она была твоей первой любовью, зазнобой! Ради нее ты от меня... ты бросил все и умчался тогда. А сейчас всего лишь пожимаешь плечами? Локи так редко злится, кричит и психует. Тор... ему не под силу разобраться в этой смене настроений, стремлений, желаний. Это же Локи — он всегда остается загадкой. Локи, что вечно себе на уме. — Но она не была. Ни первой, ни зазнобой, ни, конечно, любовью. Как объяснить, что Тор пытался исправить ту поломку в себе, которой было быть не должно? Изгнать преступные чувства пусть к неродному, но брату, вытравить из мыслей всю похоть и постыдную нежность. Но и сегодня у него слабеют колени, и так пересыхает во рту... — А что? Что тогда это было? — глухим шепотом, в самые губы, что непонятно как и когда над ним наклонились, и расстояние меньше дюйма, и вспышки фейерверков в глазах. — Попытка уйти от тебя. Бесполезная, как и все остальные. Локи целует первым, врываясь языком в его рот. Локи — уже не ледяной и далекий. Локи, который утром, может быть, снова уйдет, чтобы пуститься в путешествие по миру или провернуть какую-то пакость. Локи, который непременно вернется. Локи, который все эти годы неизменно приходит. К Тору. Домой. Локи целует. Сдается. Признает поражение. Локи, наконец, признает.